Выходило так, что кара его настигла за излишнюю жестокость, хотя словечко «переусердствовал» можно было истолковать при желании и совершенно иначе.
И, по словам Старого Хрофта, так оно и выходило.)
V
Что сталось с Ястиром, Отец Дружин в тот раз так и не узнал. Он просто… просто очутился в самом оке бури, вокруг бушевал настоящий хаос, дороги Восточного Хьёрварда вскипели кровью. Люди бежали кто куда, сильный отнимал у слабого, слабые сбивались в ватаги и в свою очередь лишали всего достояния одиночку-силача; раскрылись врата небес, оттуда выходили невиданные в пределах Митгарда существа, чьи пасти становились красны от крови.
Нет, Молодые Боги не убивали всех без разбора. Оставались места, где никаких бедствий не случилось, кроме лишь неурожаев. Храмы Ямерта и его сородичей там были заполнены молящимися. Уже шли разговоры, что здешние края — на закатном побережье Хьёрварда — особо угодны пресветлому Ямерту и хранимы им.
(Комментарий Хедина: надо же! Оказывается, Хранимое Королевство возникло куда раньше, чем мы привыкли думать, во всяком случае, у формально основавшей его Сигрлинн имелись предшественники.)
Молодые Боги всё видели сами. Их исполинские фигуры почти всё время висели над горизонтом, но дойти до них, достигнуть их оказывалось невозможно. Даже когда Старый Хрофт дозвался до Слейпнира и взмыл на его спине в воздух.
Нет, конечно, он не остался в стороне. Спасал, кого мог. Рубил тупые чудовищные морды, пытавшиеся лезть к селениям. Выводил людей из сомкнувшихся ловушек. Делал то, что и должен был делать Древний Бог, бог тех, кто привык сражаться до последнего.
(Комментарий Хедина: красивые слова, достойные скальда. Но… что стал бы я делать сам, окажись в тех временах? Как поступил бы я сегодняшний и как — тот Хедин Познавший Тьму, что в оный день встретился со Старым Хрофтом? Кстати, несмотря на название, «молодого мага Хедина» я на страницах рукописи пока что не встретил. И не совсем понял, зачем Отец Дружин описывает так подробно День Гнева? Что он изменил, в конце-то концов, в большом мире Упорядоченного?
Молодые Боги показали своё истинное лицо? Но Древние Боги тоже отличались жестокостью — в немалом числе мест они благополучно дожили до наших с Ракотом времён, я повидал их, повидали их и мои подмастерья, а иных Древних им же, подмастерьям, пришлось и останавливать. Старый Хрофт никогда так не поступал? — насколько я знаю, нет. Но кто может поручиться, что я знаю всё?..
Погибшие на Боргильдовом поле, быть может, предпочли бы совсем иную участь.
Равновесие, твердил я себе, читая о Дне Гнева. Ты — Бог Равновесия, уже далеко не молодой маг Хедин. Это твоя участь, твоя судьба — взвешивать на весах разума, но не холодного и отстранённого, как у Великого Орлангура.
Да, слишком подозрительно выглядит сейчас самое начало Дня. Но всегда ли, задаваясь вопросом «кому выгодно?», ты двигаешься к истине? Кому выгоден ураган, потопивший рыбачьи лодчонки, или землетрясение, похоронившее под обвалами уютный городок? Зачем Молодым Богам потребовалось это? Ведь даже Старый Хрофт, не испытывая к ним никаких тёплых чувств, не показывал своих врагов законченными злодеями и негодяями.
Что-то крылось здесь, что-то неуловимое, но я уже знал, что под толстым слоем ушедших веков, в забытой, казалось бы, эпохе, кроется нечто донельзя важное, что я обязан разгадать, чего я не имею права упустить.)
Безумные дни сменялись столь же безумными ночами. Странник в тёмно-синем поношенном плаще и потёртой широкополой шляпе, верхом на дивном восьминогом жеребце, точно молния, носился по всем четырём континентам Большого Хьёрварда. Золотой Меч не знал ни отдыха, ни промаха. Порой Отцу Дружин казалось, что пресловутый День Гнева — обернувшийся неделями ужаса — вот-вот кончится, иссякнет, потеряет силу, как теряет её свирепый поначалу шторм; но нет, вновь раскрывались небеса, вновь летели, бежали, ползли крылатые, когтистые или безногие, но все без исключения — зубастые чудовища. Маячили над горизонтом фигуры Молодых Богов, всегда шестеро, без сгинувшего Ястира. Равнодушные, молчаливые, они не потрясали мечами, они никому не угрожали, они просто наблюдали.
И за это вы тоже поплатитесь, молча сулил им про себя Старый Хрофт.
Нет, за чудовищами не оставалось выжженной земли, выстланной трупами, признавался он себе. Но это потому что им встретился я! — убеждал он себя. И в самом деле — Золотой Меч не задерживался в ножнах. Магия Гулльвейг не подвела.
(Комментарий Хедина: Какая?! И почему Хрофт, в таких подробностях расписывая другие свои приключения, ни словом не обмолвился о том, что же случилось, когда они столкнулись с загадочной прародительницей ведьм?! Что-то крылось тут, и это «что-то» мне до крайности не нравилось.)
Наверное, именно в эти дни Старый Хрофт был почти счастлив, впервые со дня своей последней атаки на Боргильдовом поле. Он сражался и побеждал. Пусть не самого Ямерта, пусть насланных им тварей, но побеждал! И никто не мог встать у него на пути.
И именно в эти дни родилась мысль, что раньше не пришла бы ему даже в горячечном бреду — если б, конечно, он его испытывал.
Громадная скала поднималась ввысь, пронзая острой вершиной мятущиеся облака. Здесь царила словно бы вечная осень. Пожухлые листья сплошным ковром устилают землю, тоскливые птичьи крики в вышине. Дует пронзающий ветер, упирается в грудь, словно приказывая повернуть назад.
И у подножия скалы лежит огромный, поистине исполинский волк. Когда-то его спина вздымалась выше крыш Асгарда; когда-то он внушал ужас всем без исключения асам.
Серо-седая шкура, ало-красная пасть и горящие вечной злобой глаза.
Волк Фенрир, сын Локи и великанши Ангрбоды, брат Хель и Ёрмунганда. Связанный в своё время испуганными асами и оставленный здесь без пищи и воды — Отец Дружин знал, что этому существу не писана смерть ни от голода, ни от жажды.
Волк лежал, уронив тяжёлую лобастую голову на передние лапы. Он не спал, нет, жёлтые глаза в упор глядели на Старого Хрофта, что бестрепетно шёл прямо к чудовищу, крошечная фигурка против подпирающего небеса исполина.
Против ожиданий, волк не взвился в ярости, не защёлкал челюстями, не попытался броситься и даже не обнажил клыков.
— Бог Один, — только и рыкнул он глухо. — Давненько не заглядывал.
— Давненько, Фенрир, — согласился Старый Хрофт.
— Ты боялся.
Отец Дружин кивнул.
— Да.
Волк презрительно фыркнул — Старого Хрофта едва не снёс порыв его горячего, смрадного дыхания.
— И потому ты, обманув меня, посадил здесь на цепь? А теперь явился сам?
— Конечно, — кивнул Один. — Ты ждал Рагнаради, дня своей неотвратимой мести — но ведомо ли тебе, что она уже почти свершилась?
Волк медленно и совсем по-человечески кивнул.
— Я почуял. Их больше нет… никого. Нет нигде, где я бы смог дотянуться до них зубами. Кроме тебя, клятвопреступник.
— За это мне уже воздалось, — твёрдо сказал Один, глядя прямо в глаза зверю. — Твоя месть свершилась, сын Локи.
— Не до конца, — проворчал волк, вновь поудобнее устраивая морду на лапах.
— Не до конца, — согласился Отец Дружин. — Но это уже не по моей вине. Победители, лишившие жизни всех тех, кому ты желал бы мести, оставили меня топтать эту землю. Хотя я был в их власти.
— Проклятая цепь, — фыркнул волк. — Если б не она…
— Я пришёл снять её с тебя.
— Чт… — Фенрир поперхнулся. Вскочил, насколько позволяла привязь, мотнул головой, зарычал. — Ты понимаешь, бог Один, что я немедля кинусь на тебя? Месть моя…
— Уже не свершится, волк! — повысил голос Отец Богов. — Разве ты забыл пророчество? Только в день битвы при Рагнаради твоя сила сравняется с моей! Рагнаради не наступило, значит…
— Я всё равно попытаюсь! — взревел Фенрир. — Проклятая магия! Она не даёт мне умереть, она питает меня, но она же держит меня в плену. Иначе я бы уже давно разнёс эту скалу по камешкам!
— Не пытайся, — холодно сказал Старый Хрофт. — Новым владыкам мира не нужна твоя свобода. Они так же боятся тебя, как боялся в своё время я.
Волк мрачно помолчал. Из пасти с хрипом вырывалось дурнопахнущее дыхание.
— Они ненавидят меня, — наконец взрыкнул он. — Боятся, да. Как и сестру Хель. Она всегда была добра ко мне. Играла… гладила…
— Хель пала в бою, пала доблестно, — сурово сказал Отец Дружин. — Несмотря на все обиды, она встала на нашу сторону. Привела на Боргильдово поле свою рать.
Но не позвала меня, — показалось ли это Старому Хрофту, или в нечеловеческом, пронизанном яростью рыке волка прорезалось нечто, похожее на скорбь?
— Хель пала в бою, пала доблестно, — сурово сказал Отец Дружин. — Несмотря на все обиды, она встала на нашу сторону. Привела на Боргильдово поле свою рать.
Но не позвала меня, — показалось ли это Старому Хрофту, или в нечеловеческом, пронизанном яростью рыке волка прорезалось нечто, похожее на скорбь?
— Не позвала, — эхом откликнулся владыка Асгарда. — А знаешь, почему, Фенрир? Потому что она всё равно любила тебя. Для неё ты оставался младшим братишкой, маленьким волчонком, с которым она возилась и играла девочкой.
Волк глухо завыл, вскинув голову.
— Нет ничего вечного, уж это-то правительница царства мёртвых знала точно. Рано или поздно, ведала она, кончится и твоё заточение, тем более, что предсказанное Рагнаради не случилось.
— Так зачем ты пришёл? — мрачно спросил наконец Фенрир. — Ты по-прежнему мой враг. Ты лишил меня свободы, ты посадил на эту проклятую колдовскую цепь…
— Я посадил — я могу и снять, — сказал Старый Хрофт. Сказал буднично, словно о чём-то само собой разумеющемся. — Наверное, мне стоило это сделать намного раньше, быть может, даже перед Боргильдовой битвой.
— Нет, — вдруг не согласился волк. — Тогда я был безумен. Я бросился бы на тебя в тот же миг, как получил бы свободу. Но… бог Один, ты на самом деле пришёл отпустить меня?
Старый Хрофт кивнул.
— Новые хозяева сущего, Молодые Боги, Ямерт и его сородичи…
— Мне ведомы их имена, — нетерпеливо перебил волк.
— Учинили в Митгарде истребление всех, кто боролся с ними. Они прозывают это «днём гнева». Я, как могу, сражаюсь с узурпаторами. Если хочешь, будем сражаться вместе. Быть может, ты сможешь отомстить за отца и сестру с братом.
Чёрные губы волка дрогнули, обнажив желтоватые клыки.
— Никто тебя ни к чему не принуждает и не может принудить, Фенрир. Ты можешь сидеть здесь на цепи ещё целую вечность. Ты не умрёшь. Как видишь сам, Молодые Боги ничего не собираются с тобой делать. Ни отпускать на свободу, ни убивать. Так что выбирай сам.
Волк прикрыл жёлтые глаза, надолго замолчал.
— Ты проиграл на Боргильдовом поле, бог Один, — сказал он наконец. — Погибли все асы и асиньи, погибли валькирии и эйнхерии. Ты остался один. Теперь ты зовёшь меня. Зачем? Чтобы мы погибли вместе?
— Нет. Если я погибну, тебя не освободит уже никто и ничто.
— Как знать? — совсем по-человечески повёл плечами Фенрир. — Всё меняется в этом мире. Магия не даёт мне умереть. Значит, моё предназначение не исполнено. Значит, я могу ждать.
— Хорошо, — кивнул Отец Дружин. — Я никого ни к чему не понуждаю, сын Локи. Но что сделаешь ты, если я заставлю цепь исчезнуть? Бросишься на меня в тот же миг, дабы насытиться местью? У меня больше нет Гунгнира, но и этот меч тоже неплох, — он распахнул плащ, показывая волку Золотой меч.
Фенрир глухо и яростно зарычал, скребя когтями по земле.
— Золотая ведьма! — прохрипел он. — Ты убил её, бог Один?
— Нет, — покачал головой Отец Богов. — Всего лишь заполучил один из её талисманов.
— Жаль, — волк неотрывно глядел на золотистое сияние, пробивавшееся сквозь прозрачные ножны. — Она приходила сюда, приводила своих ведьм. Они… смеялись надо мной.
— Не в её силах освободить тебя, — сказал Старый Хрофт. — Только надевший на тебя эту цепь и может её снять. Поэтому да, она могла лишь насмехаться надо тобой.
— Грррр… бог Один. Если ты освободишь меня… я… нет, я не забуду тобой свершённое и не стану твоим спутником. Но я не причиню тебе вреда. Клянусь памятью моего отца.
— Если я освобожу тебя, — возразил Отец Дружин, — тебе придётся покинуть этот мир. Я не допущу, чтобы ты пожирал бы смертных, они умирают и так — во множестве.
— Мне нет дела до смертных! — рявкнул Фенрир. — Но я могу уйти из этого мира. Я чую славную добычу там, за небом. Это звери, они неразумны и потому — законная добыча!
— Да будет так, — медленно сказал Старый Хрофт, поднимая правую руку с Золотым Мечом. — Но я всё-таки возьму с тебя клятву помогать мне, пока не закончится День Гнева и пока невинные будут гибнуть по прихоти злобных богов.
— Злобных богов… — ухмыльнулся Фенрир, и глаза его вспыхнули. — Не мучай меня, бог Один! Я ведь не сделал тебе никакого зла, пока ты не решил посадить меня на цепь. Хочешь отпустить — отпусти. Нет — прошу тебя, покинь мою скалу и предоставь меня моей судьбе.
— Я отпущу тебя, — Золотой меч взлетел и рухнул. Казалось, он рубит один лишь воздух — но великий волк вдруг встряхнул головой, повёл туда-сюда… и взвыл, взвыл так, что у Старого Хрофта отнялся слух. А миг спустя Фенрир, страх и ужас Сущего, грядущий Погубитель Одина, уже катался по сухим листьям, не то визжа, не то завывая — всё вместе, — словно щенок. Вскакивал, подпрыгивал, катался по земле, так что Старому Хрофту пришлось взобраться на Слейпнира и подняться повыше.
…Наконец волк утихомирился.
Замер, сел, задрав голову и глядя на Старого Хрофта.
— Я… свободен…
— До сих пор не веришь?
— Верю. Но что ты захочешь взамен, бог Один?
— Ничего, волк.
Фенрир помолчал, то обнажая, то вновь пряча клыки.
— Ты просил помощи. Прежде чем сдержать моё слово и покинуть этот мир навсегда, я помогу тебе.
Так началась их дорога — бога Одина и его несостоявшегося Губителя. Волк играючи расправлялся с целыми ордами монстров, лишь облизываясь.
— Что ж, спасибо тебе за забаву, Пленитель, — сказал он Одину на третий день, когда в очередной раз одолел и сожрал целое полчище рогатых чешуйчатых тварей, каждая размером с доброго быка. — Вот только мелковаты, экая досада.
При виде чудовищного волка, ростом с целую гору, люди и не-люди поспешно разбегались кто куда. Потом стали разбегаться и твари Ямерта, едва завидев возвышающуюся над горизонтом серую шкуру Фенрира.
Они спасли многих и многих.
На шестой день наступила развязка.
— Это, значит, они и есть, — склонив голову, Фенрир разглядывал поднявшиеся у края неба призрачные фигуры Молодых Богов. Их оказалось семеро — к уже знакомым четверым мужам и двум жёнам присоединилась дева, на вид — совсем юная и очень кроткая.
Впрочем, сам Ямерт и его родня на поле боя не появились. Взамен из раскрывшихся небес пошли знакомые по Боргильдову полю фигуры в вылинявших блёклых плащах.
Одиннадцать призраков, одиннадцать духов. Их предводителя бог Один, помнится, сразил — но великой ценой.
— Пустотелые, — прорычал Фенрир. — Не за что ухватить! Сделай что-нибудь, бог Один!
Однако Старый Хрофт лишь покачал головой.
— С ними нам в одиночку не совладать. Но я знаю, что делать.
— Правда? — совсем по-детски спросил Фенрир, вдруг напомнив себя же — весёлым и беззаботным щенком, резвившимся подле великого ясеня. А ещё Старый Хрофт вдруг вспомнил смеющуюся Сиф, щекочущую Фенриру пузо, пока тот, повизгивая, валялся на спине, поджав лапы.
Одиннадцать духов надвигались широким кольцом, медленно и неспешно сжимая круг. На загривке у Фенрира дыбом встала шерсть, он гневно заворчал — и ворчание это способно было обратить в бегство целое полчище монстров; однако на них сейчас шли призраки, не ведающие ни страха, ни боли.
— Нет, ты мне здесь не поможешь, — Старый Хрофт остановился, Золотой Меч стремительно чертил прямо в воздухе руну за руной. Не сравнить с теми, что шли в ход на Боргильдовом поле, но, быть может, он хотя бы успеет…
Волк подался ближе, под его могучими лапами стонала земля, но сейчас вся его сила бесполезна. Нет, это не его бой. Успеть бы — и получилось бы…
Одиннадцать призраков приближалось. Их главарь навеки остался на Боргильдовом поле — если от призраков вообще что-то остаётся. Но для него, Хрофта, тех, что собрались, хватит с преизлихом.
Фенрир тоскливо взвыл, задирая громадную морду и разгоняя собравшиеся было тучи.
— Ничего, — рука Отца Дружин коснулась волчьего меха. Давно прошли те времена, когда Фенрира можно было просто погладить. — Сейчас… ещё немного.
Волк взглянул на него со странной надеждой.
— И их можно будет рвать? — спросил он, показывая клыки.
Нет, сын Локи, мой названный племянник. Рвать их будет нельзя, но, во всяком случае, ты спасёшься. Рагнаради не наступило и не наступит, тебе нечего делать в этом мире и не для чего страдать. В конце концов, мы, асы, обманули тебя, сажая на цепь…
Первая руна обрела плоть, тёмно-синий росчерк поплыл прямо навстречу приближающимся теням. Она их не остановит, только задержит, пока не вступили в дело главные, настоящие руны, начертанные Отцом Дружин.
Однако бой кончился, не успев начаться. Высоко в небесах вдруг мелькнула сверкающая доспехами фигура, восседавшая на спине крылатого дракона.