— Сюда! Уходите, оба! — прогремел над полем знакомый голос.
Небесную голубизну рассекла длинная прямая черта, за ней раскрывалась бездна иномирья, и Отец Дружин ощутил, что это и впрямь выход. Они могли бежать, скрыться, спастись, чтобы вернуться и продолжить бой.
Разумно. Он, Старый Хрофт, не имеет права погибать, во всяком случае, не сейчас. Надо лишь взмыть на Слейпнире туда, к поднебесью, поднять туда же исполинского волка — и пусть за ними гонятся.
Но окружившие их призраки думали, как видно, по-иному.
Один за другим они тоже начали подниматься, полы выцветших плащей развевались под ветром. Теперь они явно торопились, кольцо сжималось куда быстрее, чем раньше.
Волк злобно зарычал, и в этот миг его вздёрнуло в воздух, словно исполинская рука ухватила за загривок. Медленно крутя, потащило вверх — Фенрир только и мог, что отчаянно бить по воздуху лапами.
Наездник в сверкающей броне послал дракона вниз, наперерез.
— Уйдём отсюда вместе! — крикнул он. — Здесь больше нечего делать! Уходим! Спасаемся!
Семеро призрачных исполинов, семеро отражений Молодых Богов, дружно качнулись, словно под сильным ветром.
Одиннадцать духов же, напротив, замерли, словно в растерянности.
— Скорее! — вновь крикнул драконий всадник. — Спасайся, кто может, пока они не…
Хорошо, что Отец Богов приберег почти готовые ожить руны чуть-чуть недочерченными. Они уже создались, уже набирали силу, им оставалась лишь малая малость, чтобы воплотиться, но использовал их Старый Хрофт совсем не так, как намеревался.
Он уже знал, что ему не уйти. Призракам не было дела до волка, им требовался он, бог Один. И ещё — тот самый всадник, Молодой Бог Ястир, усомнившийся в правоте собственного старшего брата.
(Комментарий Хедина: очень, очень по-Хрофтски. Однако почему он решил, что «ему не уйти»? Требовалось только задержать Повелителей Духов, задержать совсем ненадолго, пока все трое — Ястир, Хрофт и Фенрир — не скрылись бы в Межреальности. Охотно поверю, что их настигли бы и там, и вся наша история пошла бы по совершенно иному руслу, но…
Старый Хрофт решил остаться.)
Бог Один решил остаться. По-иному он просто не мог. Золотой Меч стремительно чертил руну за руной, они сдержат призраков — только сдержат, ничего больше!
Он обязан выжить и остаться здесь, в Хьёрварде. Повторному бегству не бывать. Старый Хрофт знал это так же твёрдо, как и своё собственное имя.
(Комментарий Хедина: какое из «собственных имён»? Ведь даже Одином его прозвали люди.)
Бог Один уже покидал свой мир, точно так же надеясь вернуться. Вернуться не просто так, а с могучим войском магов, которое сокрушит «удачливых врагов». Он ошибся, и очень сильно. Богу нельзя покидать свои владения, нельзя надеяться на «возвращение». Его не будет. Ты сможешь отомстить, лишь убедив свой собственный мир, что мстить за тебя стоит.
(Комментарий Хедина: ни на чём не основанное утверждение!)
Исполинские призраки Молодых Богов на горизонте заколыхались, стали наползать, приближаться, словно штормовые тучи.
— Бог Один! — взвыл Фенрир. — Куда ты?!
Спасайся, волк, спасайся. Это то малое, чем я могу отплатить тебе за когда-то учинённый обман.
Бесплотные исполины, Ямерт и его присные, всё росли и росли, ещё несколько мгновений — и они будут здесь.
«Ты, великий Дух, что владеет всем знанием Сущего, — помоги!»
Крик отчаяния, но в ответ — ничего.
Молчание.
Всадник на драконе кругами вился около жалобно воющего Фенрира, кого всё тащила и тащила наверх незримая рука. И, наверное, именно поэтому Ястир не сумел себя защитить, когда их с Отцом Дружин настиг наконец давно подготавливаемый удар.
Однако небо успело закрыться за исчезнувшим в междумирье волком. Старый долг был оплачен.
Золотой Меч едва не вырвало у Старого Хрофта из рук. Крылья дракона подломились, вспыхнули, словно соломенные, кувыркаясь, он полетел вниз. Фигура в сияющих доспехах успела соскочить с его спины, несколько мгновений казалось, что Ястиру удастся скрыться в распахнутых — но уже начавших схлопываться обратно — небесах; но туго натянутая нить словно лопнула, незримый конец ожёг щёку Отца Дружин, и Ястир молча полетел вниз, вслед за своим драконом.
Это было последнее, что помнил Старый Хрофт до того, как вся сила Ямерта и его присных навалилась на него.
(Комментарий Хедина: написанное Одином вновь кончается. В рукописи — разномастные листы, пергамент, береста, грубо выделанная кожа, чёрное железо гномов, глиняная табличка из Южного Хьёрварда, деревянные дощечки, тщательно пригнанные, скреплённые кожаной вязью. Выцветшие руны, буквы, причудливые знаки, чтобы прочесть иные, даже мне пришлось постараться. Надо понимать, они отразили историю странствий Старого Хрофта, когда ему пришлось прятать даже мысли, долгое время притворяясь полубезумным.
«Диковинный странник». «Преудивительный старец, что видит прошлое, настоящее и будущее». «Явился во град одноглазый пророк, говоривший речи безумные и страшные, так что люд разбежался в ужасе». «Приступили к нему тогда жрецы пресветлого Ямерта — жизнь, здоровье, сила! — и тщились заковать его в цепи, дабы унять беснование, но лишь зря старались, ибо одной рукою раскидал их одноглазый старик и ушёл прочь из града своей дорогой».
Потом коллекция диковинных записей уступает место рунам Старого Хрофта. Писано явно в недавние времена — потому что от первого лица, когда рукопись собиралась воедино.)
Я и в самом деле мало что помню об этих своих странствиях. Мешанина картин и лиц, но безо всякого порядка, без смысла и значения. Не ведаю, куда несли меня ноги, не знаю, где пребывал Слейпнир. Похоже, Ямерт удовольствовался моим безумием, частично истинным, частично мнимым. Так ли, иначе, но при мне оставили оружие — Золотой меч.
Ястир, как я понял уже много позже, вновь обретя полноту власти над собой, поплатился куда сильнее. Лишился имени, памяти и себя самого, сделавшись мрачным Яргохором, водителем мёртвых, тем, кто собирает их и гонит, не давая уклониться ни на шаг в сторону, Чёрным трактом, прямо к разверстой пасти Нифльхеля.
Я вернулся обратно к себе самому, стоя на неведомом берегу Южного Хьёрварда. Там палило солнце, и я помню первое чувство — свет обжигает. Древним Богам ныне более пристала Тень.
Поневоле медленно, я вернулся обратно к покинутому дому. Он оставался невредим, а на пороге…
На пороге меня ждала юная Ярмина, завернувшись в розовато-алые крылья, словно в дивный плащ.
— Мы с милосердной Ялини просили за тебя, — сказала она, не тратя время на приветствие.
Дочь Ямерта не изменилась. Да ей, впрочем, и не положено меняться. Вечно быть ей «юной», вечно «следить за утренними и вечерними зорями».
Быть вечным дитём, любимицей богов.
— Что ж, благодарю, пресветлая, — сказал я; других слов в тот миг у меня просто не нашлось. — И благодарю, что присмотрели за домом.
Ярмина пожала плечами, и в тот миг я подумал, что она-таки хоть и самую малость, но повзрослела. Или просто позволила себе казаться старше.
— Это нетрудно. — Помолчала и добавила: — Я не хотела, чтобы с тобой случилось бы что-то плохое, Один.
— Спасибо, пресветлая, — снова сказал я.
— Живи… тихо, — она развернула дивные крылья. Нижние слои перьев засверкали червонным золотом. — Тогда тебя оставят в покое.
Оттолкнулась и взмыла вверх.
Я провожал её взглядом, пока последний отблеск не скрылся в облачной хмари.
Живи тихо.
Что ж, если не выйдет с Истинными магами, ничего другого мне не останется.
VI
(Комментарий Хедина: судя по дальнейшим записям, Старый Хрофт и впрямь «жил тихо» какое-то время. Короткие разрозненные страницы — как Хьёрвард медленно, но верно избавлялся от последствий Дня Гнева. Как люди и не-люди упорно, упрямо восстанавливали разрушенное и сожжённое. Судя по всему, пролитая в Митгарде кровь если и привлекла внимание предшествующих моему Поколений, то с Отцом Дружин они благоразумно не связывались. Он ждал, и ждал, и ждал — вечно, постоянно, с поистине безграничным терпением, которое мне даже не вообразить; существовать одной лишь милостью победивших врагов, решивших, что ты более не опасен, — что может быть унизительнее для бога воинов, для предводителя эйнхериев и отца валькирий?
Видно, что эту часть рукописи Старый Хрофт почти не приводил в порядок. Страницы собраны вместе, но не более того. Крепкие стены его дома в Восточном Хьёрварде обрастали мхом, дремучие леса поднимались на месте вырубок, города основывались, достигали расцвета и вновь разрушались — а он всё ждал, ждал и наблюдал.
Живи тихо, сказала ему Ярмина. Куда делась дочка Ямерта после нашей победы, я не знал, как не знал, где сейчас скрывается Ялини, отказавшаяся признать нашу с Ракотом власть. Могут ли эти двое прятаться где-то вместе?
В книге Старого Хрофта не нашлось места падению предшествующего нашему Поколения, чего я, признаться, ждал с известным интересом. Повествование вновь ожило там, где я и ожидал, — когда в нём наконец-то появился «молодой маг Хедин».
Здесь вновь пергамент, причём старый, изрядно выцветшие чернила — Старый Хрофт записывал всё «по горячим следам».)
Они появились, когда Отец Дружин почти перестал ждать. Или, вернее, так привык к своему ожиданию, что почти забыл о его цели. Тихая жизнь затягивает. Даже если ты лишился семьи, владений, дома, если у тебя остался лишь твой волшебный конь и живёшь ты более не в Асгарде, а в сумрачном доме из неохватных брёвен — но ты жив, видишь, слышишь и осязаешь, то мало-помалу начинает притупляться и боль утраты. Наверное, просто потому, что никакая мука не в силах длиться вечно.
Он ждал Истинных Магов — и он их дождался. В Митгарде протекли века, и все эти бессчётные дни он, Отец Дружин, жадно вслушивался в колебания ветров и вод, вглядывался в отблеск ночных звёзд и пути дневного светила. Он знал, когда уходят Поколения, он слышал их последние стоны и замечал потом их, уже преображённых, лишившихся былой силы, вокруг себя.
Мелкие лесные духи, погонщики муравьев, пастыри ящериц и лягушек.
От величия — до неописуемого для них падения — в один краткий миг.
Нет ничего вечного, кроме Молодых Богов и…
И его, Отца Дружин?
Ведь он жил и жил, и время никак не могло обрести над ним власть.
Хотя нельзя сказать, что и старалось.
Ушедшее Поколение жило долго, очень долго даже по меркам Истинных магов. Оно было послушным — никто из них не появился и близко от жилища Старого Хрофта, а сам он, несмотря ни на что, не искал с ними встречи.
Рождалось что-то новое. Возникало само по себе, «заполняло великую пустоту», но на сей раз Старому Хрофту чудилось нечто новое в вечной песне, доносившейся из-за грани миров.
Что-то изменилось, что-то пошло не так. Наверное, подобно тому, как нет двух одинаковых деревьев, даже вырастающих из семян одной и той же шишки. Ветры магии, дующие в междумирье, — они сильны.
Так или иначе, новое Поколение вступало в мир, и Старый Хрофт мог сразу сказать — оно будет отличаться от других.
А уж по чистой случайности или же по чьей-то осознанной воле — ему знать было не дано.
(Комментарий Хедина: тут, наверное, мне следовало бы всплеснуть руками, вскричать «ну конечно! Как же это я сам не догадался!» — и немедля объявить причиной всего Великого Орлангура.
Слишком простое решение. Слишком напрашивающееся. Так легко, так соблазнительно легко взвалить всё на предвечного дракона, якобы всё продумавшего, предугадавшего, напророчившего и так далее.
Но я знал, что это не так. Дух Познания пришёл на подмогу нам с Ракотом в решительный миг уже нашего сражения в Обетованном; но пришёл не от большой любви к нам как таковым, а потому что этого требовали интересы Упорядоченного.
Или мне просто очень хочется так думать?..)
Трудно покидать дом, даже если он долгое время казался тебе самой настоящей тюрьмой. Старый Хрофт даже удивился, насколько трудно.
«Засиделся, мохом оброс, словно лешак», — бранил он себя. Нет, пора, пора в дорогу.
Тот день, как ему казалось, он запомнит навсегда. А потом — что никогда уже не сумеет вспомнить.
Отец Дружин вывел Слейпнира, и волшебный жеребец громко заржал, радуясь вольному ветру и лежащей перед ними дороге. Осталось всего ничего — подпереть колом дверь дома как знак, что хозяина нет дома. Войти и так никто не посмеет — за века жизни здесь вся нечисть, все призраки и духи, все мелкие лесные обитатели, все люди и не-люди накрепко запомнили, что во владения Старого Хрофта лучше не соваться.
— Привет тебе, бог Один.
Ладони Отца Дружин мгновенно покрылись потом. Голос внушал ужас, настоящий, глубинный ужас, заставляя трепетать всё существо владыки Асгарда. Пальцы сжали рукоять Золотого Меча, хотя Один и знал, что с таким противником бесполезным окажется любое оружие.
Руки предательски затряслись, лоб взмок.
— Ты страшишься обернуться, бог Один? Может, ты готов признать, что не заслуживал этого имени? — продолжал ужасный голос.
— Нет, — проскрежетал Отец Богов. — Я ничего не боюсь! И не боялся!
— Неправда, — холодно сказал говоривший. — Боишься и боялся. Правда, не за себя. А теперь вот — именно за себя. Ты даже не находишь в себе сил посмотреть мне в глаза.
Пот градом катился по лицу Старого Хрофта. Мускулы болезненно сжались.
— Я… ничего… не…
Он повернулся.
Прямо перед ним стоял рослый и плечистый человек в длинном и тяжёлом тёмно-зелёном плаще. В лице причудливым образом сочеталось и мужское и женское начала; большие глаза смотрели пристально и взыскующе.
И в каждом из них помещалось по четыре зрачка.
— Прости, я не представился. Посвящённые дали мне имя Орлангур, я Дух Познания. Ты мог видеть меня в своих снах и прозрениях, постигая руны, бог Один, — в виде золотого дракона.
— Я знаю о тебе, — едва выдавил Старый Хрофт, борясь с настойчивым желанием опуститься на одно колено. — Уже в годы моего изгнания.
Дух Познания выразительно поднял одну бровь.
— Изгнания? Но формально тебя никто не изгонял из твоего мира.
— Изгнали из моего исконного дома.
— Ну, если только так, — пожал плечами Орлангур. — Впрочем, как ты, наверное, догадываешься, я здесь не для пустых словес.
— Да будет воля твоя, — услыхал Старый Хрофт свой собственный голос.
— Нет-нет, вот этого-то как раз и не надо, — поспешно отговорился Дух Познания. — У меня нет никакой «воли». Я лишь просто собиратель вестей о происходящем.
— Не… умаляй себя… великий.
— Лесть на меня тоже не действует, — невозмутимо заметил золотой дракон.
— Это лишь… признание действительности, Дух.
— Пусть так, — кивнул Орлангур. — Ты как-то просил меня о помощи, бог Один.
— И не дождался ответа, — в горло Старому Хрофту словно всыпали раскалённого песка.
— И не мог бы дождаться, — заметил Дух Познания. — И никто бы не дождался, так что не думай, что я явил тебе какую-то особенную немилость. Однако я справедлив. Ты оставил кое-что в залоге у некоего Ётуна. Твой залог я возвращаю тебе. Мимир по-прежнему страж источника, но что может там оставаться — решать уже мне. Держи.
В руках Духа Познания появилась хрустальная каскетка, заполненная клубящимся жемчужным туманом.
— Мой… глаз? — не мог поверить Старый Хрофт. — Но… зачем? Почему?
— Источник, почитаемый тобой источником мудрости, есть много, много большее, — загадочно ответил Орлангур. — Мир меняется, Упорядоченное — то есть всё наше Сущее, если ты этого не знал, — меняется тоже. И даже океаны первичного Хаоса, омывающие нашу колыбель, уже не те, что прежде.
— Боюсь, что не во всём могу угнаться за твоими словами, великий.
— Это неважно, — отмахнулся Дух Познания. — Каждый разумеет в отпущенных ему пределах.
Нельзя сказать, что Старому Хрофту понравились бы эти слова, но, в конце концов, чего ещё ожидать от мудрейшего существа в пределах сущего?
— Слушай же меня, бог Один. Настаёт миг, когда тебе предстоит вспомнить о собственном великом прошлом. Нет, нет, я не собираюсь помогать тебе мстить. Как не собираюсь и препятствовать. Мой взор станет пристально следить за твоей борьбой, но не более того. Ни за тебя, ни против тебя я не выступлю.
— Спасибо за прямые и честные слова, великий. Хотя… ты вёл речь о справедливости…
— Всё так и есть, — перебил Дух Познания. — Справедливость — моё ремесло. Тот, кто побеждает, тот и прав. Поэтому всё, случившееся с тобой, справедливо, хотя люди и назвали бы это жестоким. Но я не человек, я лишь ношу этот облик подобно одежде и могу сменить в любой миг.
— Даже если победа достигнута бесчестно? — гнев закипал, подобно лаве в жерле огненной горы.
— Что есть бесчестно? — пожал плечами Орлангур. — И что есть честно? Молодые Боги победили. Следовательно, они правы, и всё… или, вернее, почти всё справедливо. Ту же несправедливость, что оставалась, я исправляю сейчас. Возьми свой залог, бог Один. Протяни руку.
Ледяной холод каскетки. Кружится в ней жемчужный туман, словно живой.
— Приложи к лицу, — подсказал великий дракон.