– Хорошее дерево. Ты сама его нашла?
– Конечно, сама. Нравится?
– Можно сделать дракона, – задумчиво сказал Лерка. – Только придется чешую вырезать. Вот это будет шея, а это хвост…
– Подожди. – Лена села на шею дракона и поставила Лерку перед собой. – Послушай…
И она стала говорить про ночное море, про пустой берег. И про то, как хорошо, когда видишь вспыхнувший маяк. И как будет здорово, если на озерном берегу тоже загорится маячный огонек. Поставить у причала деревянного великана с фонарем в руке! Будто он вышел из лесной сказки и светит, светит, чтобы никто не заблудился вдали от земли, не проплыл мимо пристани.
Лена говорила и придерживала Лерку за большую пуговицу. Он не двигался. Смотрел ей в лицо. Не в глаза, а куда-то на подбородок. Но слушал внимательно. И, когда Лена замолчала, нетерпеливо шевельнулся.
– Ну давай…
– Что «давай»?
– Делать великана! Это будет озерный царь, да? На море – морской, а здесь – озерный?
Он не суетился, не прыгал, но Лена увидела, что он весь просветлел, и каждая жилка в нем словно звенела. И глаза Леркины, темные глазищи, сделались горячими, янтарными.
– Ну да-вай… – медленно и с нажимом повторил он.
– Давай!
Они навалились на корягу, и та ухнула, покатилась, ломая кусты. И плюхнулась на глубокое место. Следом, как снаряд, ринулся Лерка. Уже снизу он крикнул:
– Только не надо фонаря! Я сделаю голову с глазами, чтоб светились!
Они привязали корягу к корме Лениной косынкой.
– Я буду грести, – поспешно сказал Лерка.
Грести он не умел. Весла были увесистые, и Лерка вразнобой плюхал ими по воде. Упрямо сопел и не смотрел на Лену. Лена украдкой вскидывала на него глаза. Еле сдерживала тревогу: очень уж тонкорукий и маленький был гребец, а весла такие толстенные.
Правой лопастью Лерка неловко чиркнул по воде, и на Лену посыпался целый дождь брызг, желтых от вечернего солнца.
– Дай-ка мне одно весло, – сказала она. – Дело быстрее пойдет.
– Бери, – согласился Лерка и подвинулся к борту. – А ты умеешь грести?
– Немножко умею. Сюда-то я добралась.
С одним веслом Лерка управлялся лучше. Лена старалась не перегребать его. Лодка пошла заметнее. Безголовое чудище нехотя тащилось на буксире, поворачивая к небу то одну, то другую лапу.
Все-таки они едва двигались. Почти час ползли эти двести метров. Лерка совсем измотался, но Лена не решалась отобрать у него второе весло. Наконец подошли к месту, и лодка заскребла по дну.
Лерка прямо в сандалиях спрыгнул в воду и ухватился за корягу. Но та, как якорь, цеплялась лапами за дно.
– Не вытянем ведь вдвоем-то, – сказала Лена. Лерка обнял себя за плечи, постоял над корягой. Толкнул ее коленом. Она даже не шевельнулась.
– А попросим первый отряд, – предложил Лерка.
– Будут они возиться…
– Будут, – пообещал он. – Я им скажу, что это надо.
Он ушел и скоро привел четверых мальчишек, самый маленький из которых был ростом с Лену.
Они со сдержанным интересом взглянули на корягу.
Могучий Олег Пинаев, по прозвищу Пендаль, спросил:
– Зачем вам эта древесина?
Лена подняла палец:
– Тихо… Потом узнаете. Ну-ка, помогите поставить.
Пендаль и трое его приятелей засучили штаны и единым махом вынесли на берег безголового Озерного Царя.
– На лапы ставьте, – распорядился Лерка. – Да подройте лопаткой, чтоб не упал.
– Опять эта козявка чудит на весь лагерь, – суровым басом сказал Олег. Но корягу они подняли, и «Повелитель озера» прочно встал на три растопыренные ноги.
Он стоял, чуть согнувшись, подняв одну расщепленную «руку», а другой почти упираясь в песок. Непонятный, безголовый. Чего-то ждущий. Лерка похлопал деревянное чудовище. Быстро глянул на Олега и сказал непонятные слова:
– Вот и все. Ну-ка, встань, потому что пора…
Пендаль хмыкнул, провел пятерней по Леркиному ежику, а Лене сказал:
– Вы к нам сегодня приходите ужинать. Компоту будет невпроворот. А потом песни петь будем. Костерчик запалим. Нынче мы без начальства, будем петь до ночи.
Первый отряд очень любил петь песни.
Был уже совсем вечер. Солнце сползло на краешек неба, и тонкие облака на западе набухли розовым светом. Зеленовато-синий мрак залег в лесу, обступившем лагерь. Только стволы у близких к опушке сосен горели спокойным золотом среди этой тьмы. Они словно изнутри светились.
Лерка, расшибая коленки о кромку ржавого ведра, притащил сырую глину.
Он дышал часто и весело, будто после отчаянной игры в «сыщики-разбойники».
– Ты же совсем измучился, – обеспокоенно сказала Лена.
– Я?! – он изумился так искренне, что Лена не сдержала смеха:
– Ох, Лерка, Лерка…
А он разгорался задором, как уголек на сухом ветру.
Вытряхнув глину, Лерка повернул ведро и кулаком продавил две дыры в проржавевшем боку. Деловито сообщил:
– Глаза будут.
– Как глаза? Где? Ведь голову ты из глины хотел делать?
– Ну, очень просто, – сказал он нетерпеливо. – Сверху глина, а внутри ведро. Чтобы свечкам хорошо горелось… Ну, пойдем за лестницей!
Лена вспомнила тяжеленную лестницу, брошенную у сарая. Тащить ее на берег, с больной ногой… Лерка тут не помощник. Да и велика она, эта лестница…
– А долго ты будешь голову делать?
– Не… – успокоил он. – Это я быстро. – Он решил, наверно, что Лена устала и хочет спать.
– Давай тогда я тебя на плечи поставлю, – сказала Лена. – Ты не свалишься?
– А ты удержишь?
– Тоже мне, тяжесть! Я в походе рюкзаки по тридцать кило носила. Думаешь, ты тяжелее?
– Двадцать девять, – сказал он и почему-то вздохнул.
Сначала они переправили на верхний срез коряги ведро и комья глины. Потом Лена подняла Лерку.
– Держишься?
– Держусь! – весело сказал он и покрепче охватил гибкими ступнями и пальцами Ленины плечи. Лена услышала, как он шлепнул сырой глиной о ведро.
Легонький и прямой, Лерка стоял спокойно. Лена придерживала его за ноги. Ей было хуже, неудобней, чем ему. Во-первых, она не могла прочно опираться больной ступней, во-вторых, она сразу заскучала. Ей не было видно ничего, кроме темного ствола коряги с обломленным сучком и кривыми желобками древоточца. Коряга пахла грибами.
Чтобы посмотреть в сторону, Лена стала осторожно поворачивать голову. Лерка закачался и сердито сказал:
– Не крути головой.
– Я осторожненько.
– Волосами ноги щекочешь.
– Подумаешь, принц, – беззлобно сказала она.
Лерка снова зашлепал глиной о ведро.
– Я все-таки не лестница, – напомнила через минуту Лена. – Дай-ка я встану спиной к коряге. Хоть на озеро буду смотреть…
Лерка легко прыгнул с ее плеч. Лена подняла голову.
– Ой, уже все готово?
– Ничего не готово, – нетерпеливо сказал Лерка. Вместо ведра на плечах Озерного Царя сидела круглая глиняная голова с растянутым ртом и мясистым носом. Губы и нос были добродушными, только пустые провалы глаз смотрели холодно.
Лерка убежал, не ответив на окрик Лены. Через минуту он пришел, держа в каждой ладони зеленые донышки от бутылок.
– Вот глаза.
– Ты умница, – сказала Лена. Лерку не тронула похвала.
– Поднимай, – велел он.
Теперь Лена стояла лицом к озеру. Вода была светлой. Солнце ушло, оставив неяркий желтый закат. Выше его, в зеленоватом небе, дрожала яркая капля Венеры. Потом прорезался месяц, легкий и прозрачный, как стрекозиное крылышко. Незаметный и робкий, он не отражался в озере. А отражение Венеры протянулось по воде золотистой ниткой.
Далеко-далеко трещал катер. С острова Робинзонов доносились голоса и отрывистые вскрики горнов. На этом берегу, на костровой площадке, негромко и очень слаженно пели ребята из первого отряда. Они пели «Песню отплытия»:
…Вот и все.
Ну-ка, встань, потому что пора.
День дороги взошел,
И полощутся флаги отхода.
Посмотри –
Подымается ветер с утра.
Нам пора.
Посмотри,
Как на рейде дымят пароходы…
Со спокойной радостью Лена поняла, что никогда не забудет этот вечер над ясной водой: небо с прозрачным месяцем и Венерой, песню, огоньки, черные сосны, проблески костра на острове. И маленького Лерку, горящего нетерпеливым вдохновением. Этот вечер будет в ее жизни такой же яркой звездочкой, как севастопольские маяки, как Яшка…
Лена вдруг вспомнила, что все еще не ответила на Яшкино письмо. Но легкая тревога кольнула и ушла. Не было сейчас места для тревоги. «Ничего, напишу завтра… А Яшка-то на фотографии совсем не похож. Ну надо же: Яшка с бородой! Таежный бродяга…»
– Тебе не тяжело? – спросил с высоты Лерка.
Вот уж не ждала она такой заботы!
– Мне? Что ты!
– Я скоро, – сказал он.
– Я скоро, – сказал он.
И правда, очень скоро он прыгнул на песок.
Упал на четвереньки, вскочил и, подняв острый подбородок, нетерпеливо глянул на свою работу.
Озерный Царь был корявый, большой и добродушный. Настоящий. Словно и не было никогда громадной коряги и дырявого ведра, а всегда жил на свете этот неуклюжий великан с немного лягушачьим, но симпатичным лицом. Наверно, ему очень нравилось торчать на берегу и с хитроватой улыбкой осматривать свои владения. Рассеянный свет воды мелкими блестками отражался в его стеклянных зрачках.
– Самая подходящая голова, – сказала Лена. – Никакой другой головы и не придумаешь.
Лерка не ответил. Наверно, ему тоже нравилась голова Озерного Царя, но он молчал из скромности.
Они еще немного посмотрели, и Лена сказала, что надо зажечь свечки. Будет просто замечательно, когда в зеленых глазах великана загорятся живые огоньки.
Лерка сбегал в пионерскую комнату, отыскал там спички и две свечи. Потом опять забрался Лене на плечи. Он возился довольно долго. Швырял на песок сломанные спички. И на этот раз не спрыгнул, а попросил опустить его.
– Устал? – спросила Лена.
– Смотри, горят, – сказал он.
Глаза Озерного Царя горели совсем не ярко, чуть блестели зеленоватыми искрами.
– Издалека они ярче светятся. Так всегда бывает, – объяснил Лерка.
Они еще немного постояли перед Озерным Царем. Но сделанный ими великан жил теперь сам по себе. Лерка и Лена ему были не нужны.
– Пойдем, – вздохнула Лена. – Делать больше нечего.
– Нечего, – печально откликнулся Лерка.
– Поужинаем и спать, да?
Лерка не ответил.
– Ну, пойдем, – повторила Лена. – Посидим еще с первым отрядом…
Первый отряд снова пел свою «Песню отплытия» – самую любимую:
Были дни – мы не раз
Уходили сквозь штормы в походы
И огни
Среди волн
Зажигали в холодных морях…
Так пускай в этот раз
Провожает нас солнечный свет.
Как награда за то,
Что не ждали у моря погоды.
– Надо умыться, – сказала Лена. – Смотри, ты весь в глине.
Лерка молча кивнул и зашагал к причальному плотику.
– Поздно уже, – сказала ему в спину Лена. – Хочешь спать?
Сама она спать не хотела. Во всем теле ровно гудела усталость, болела нога, правда, не так сильно. А про сон и думать не хотелось.
– Не хочется спать, – откликнулся Лерка.
Он ступил на плотик. Доски прогнулись, и фонтанчики с плеском запрыгали из щелей. Лена сняла тапочки. Доски были очень теплые.
Лерка аккуратно поставил на край плотика сандалии, сел на корточки и начал смывать с локтя глину.
– Убрал бы сандалии от воды подальше, – посоветовала Лена.
– Зачем? – спросил он. Повернулся и не удержался на краю.
Лена увидела, как он светлым комочком ушел на глубину, а у самого дна стремительно распрямился, выбросив вперед руки. Она тихонько ахнула и боком плюхнулась в воду.
Глубина была небольшая – по плечи. Лерка медленно и красиво всплывал. Он плавно обходил свою спасительницу, как акула обходит коралловый риф. Лена бросилась к нему, ухватила за рубашку и выволокла на край плотика. Потом, тяжело дыша и постанывая от боли в ноге, забралась сама. Лерка торопливо вскочил на пружинистых досках.
– Ты чего? – спросил он. – Ты испугалась, да?
Лена, мокрая и растерянная, молча смотрела на Лерку. Ей хотелось не говорить, а фыркать и встряхиваться, как упавшему в воду щенку.
– «Испугалась»… – наконец сказала она. – Всыпать бы тебе за такие фокусы! Ныряльщик. Прыгай еще за ним тут…
И тогда Лерка засмеялся. Она никогда не видела, чтобы он так смеялся.
– Я же умею плавать! – говорил он сквозь смех. – Я знаешь, как плаваю? Хоть через все озеро. Я же плавучий!
– Плавучий… – откликнулась Лена. – Дрожишь вот теперь…
– Это ты дрожишь, – заметил Лерка. Перестал смеяться, но не обиделся. Он стянул облепивший его ситцевый костюмчик и начал выкручивать, усевшись у самой воды. Потом коротко глянул на Лену из-за плеча.
– Думаешь, мне жалко было ту кошку? – неловко спросил он. – Я бы тебе отдал обязательно. Только ее нет… Я ее Лодьке отдал.
– Когда? Вы же подрались! Он же ушел!
– А я догнал потом. И отдал…
– Эх ты, колючая головушка… – тихо сказала Лена,
Она перестала вздрагивать. Было тепло. Только сарафан оставался тяжелым и липучим. Лена, согнувшись, принялась выжимать подол.
– Да ты сними и выжми как следует, – посоветовал Лерка. – Я отвернулся.
Она засмеялась:
– Дурень… Ну-ка, отойди от края, а то опять сковырнешься.
Лерка не отошел. Не оборачиваясь, он сказал:
– Если бы ты упала в воду, я бы тебя обязательно спас.
Лена опять вздрогнула.
– Спасибо. Только лучше уж я не буду падать.
Серьезно и с нажимом Лерка произнес:
– Конечно. Но если бы…
– Ну… Я знаю, – сказала она и повернулась к берегу. – Ох, смотри, Лерка!
Отсюда, с плотика, глаза Озерного Царя казались яркими, как два зеленых фонарика. И сам хозяин озера, склоненный вперед, темный, длиннорукий, был сейчас загадочным и словно незнакомым. Лесное и водяное чудо.
– С озера еще лучше видать, – полушепотом сказал Лерка. – Давай отъедем на лодке?
– Такие-то мокрые? – сказала Лена. – Ну… давай.
Они пошли к лодке, и песок был уже остывший, а вода очень теплая. Они столкнули лодку. Лерка торопливо захватил весла и опять неумело зашлепал ими. Лодка нехотя, боком, поползла от берега.
Лена смотрела сначала, как Лерка воюет с веслами, а потом оглянулась и увидела, что берег уже отошел метров на сто. Зеленые глаза великана сияли, хотя сам он уже не казался великаном.
Лерка продолжал ворочать веслами. Озерный Царь сделался совсем одиноким и маленьким на пустом берегу. Глаза его слились в одну зеленую точку.
«Куда же мы?» – подумала Лена.
На острове Робинзонов отозвалась улетевшая с этого берега песня:
…Есть в покое твоем
Ожиданье тревожной дороги.
А в дорогах твоих —
Чуткий отдых больших скоростей…
– Лерка, – нерешительно заговорила Лена. – Ну чего мы тут одни… А давай поедем к робинзонам!
– Давай! – тут же отозвался Лерка и плюхнул веслами.
– Не попадет нам?
Не попадет, – снисходительно сказал он. И добавил нетерпеливо: – Ну давай поедем. Да?
– Дадут нам там одеться, а?
– Все дадут!
– Только ты пусти меня на весла. Ты вон уже сколько греб! Думаешь, мне не хочется?
Он торопливо перебрался на корму. Лена взялась за гладкие рукоятки:
– Правильно я держу направление? Ты следи.
– Я слежу. Правильно.
Она стала грести, удерживая лодку так, чтобы зеленый огонек берега висел над Леркиным плечом. Лерка сидел съеженный, остроугольный. Почти черный на фоне потемневшего неба.
– Озяб?
– Санька обрадуется… – сказал он. Потом спохватился: – Нет, не озяб… Там у костров погреемся.
Ждали их жаркие костры, и смех, и песни. И сказки, которые рассказывают в палатках веселым полушепотом… Вечер будет еще долгим и хорошим.
А Озерный Царь смотрел им вслед горячими глазами. Он видел, как черная лодка на светлой воде машет узкими крыльями и делается все меньше.
От острова Робинзонов отскочил трескучий катерок и по широкой дуге помчался к лодке. Он поднял волну. Волна разбила отражение Венеры и, крадучись, поползла к причальному плотику.
Там, у самой воды, прижавшись друг к другу, стояли забытые Леркины сандалии.
1968 г.