– Что сделал? – непонимающе смотрел на него Антон.
– Гранату зачем во двор ко мне бросил?
– Гранату?!. Какую гранату?
– А ты ничего не слышал?
– Да, взорвалось что-то. Но я думал, что это гром...
– Гром от взрыва отличить не можешь?
– Так я спал... А стрелял кто?
– Ты мне ваньку здесь не валяй! Гранату из твоего окна бросили!
Панфилов силой втащил его в комнату, показал на подозрительное, с его точки зрения, окно.
Шторы аккуратно задвинуты, само окно закрыто. Но глупо было надеяться, что окно будет распахнуто настежь, а предохранительная чека лежать на подоконнике.
– Кольцо от гранаты где?
– Какое кольцо? Что ты несешь?
Грецкий смотрел на него широко выпученными от страха глазами. Кажется, он уже понимал, что произошло. Но, похоже, никак не мог соотнести себя с чрезвычайным происшествием.
Панфилов осмотрел комнату. Диван разобран, смятое белье, одна подушка.
Немного подумав, Марк Илларионович сунул руку в карман его халата. Но предохранительной чеки там не нашел. Кроме оберток от шоколадных конфет, там ничего не было. Сладкоежка чертов...
– Я спрашиваю, куда ты колечко дел?
– Какое колечко?
– Обручальное колечко. Которое с тюрьмой тебя обручит... Ты гранату мне во двор бросил. Все успокоиться не можешь, да?
– Не было у меня гранаты. И быть не могло! Сам ее бросил! Чтобы на меня свалить! – разошелся Грецкий.
– Не кидал я гранату. Свидетели у меня есть. Много свидетелей. А у тебя свидетелей нет...
– Есть свидетели, – сказала стоявшая в дверях Настя. – Я с ним была, когда граната взорвалась...
– Ты спала, когда это случилось, – недовольно глянул на нее Панфилов.
– Спала. С ним и спала...
– Разве здесь ваша спальня?
– Нет, но в нашей спальне комары...
– Умней ничего придумать не могла? Пошли!
Настя позволила увлечь себя в собственную спальню. Кровать широкая. Постель разобрана, но подушка в единственном числе.
– И здесь одна подушка, и там. А говоришь, вместе спали.
– Я здесь легла, а потом к нему перешла, – пряча глаза, сказала Настя. – Нам и одной подушки хватило...
– Тогда почему здесь сразу не легли?
– Поссорились... Потом помирились...
– Поссорились... Врешь ты все. Этого выгораживаешь...
– Он не этот, он мой муж...
– Извини, но на этот раз я вряд ли чем-то смогу ему помочь. И тебе тоже.
Панфилов вышел во двор и увидел Агату. Он сидела прямо на земле, обняв за шею труп убитой собаки. Плакала навзрыд. Рядом стоял Захарский с опущенной головой и что-то виновато ей говорил...
Для полного «счастья» Панфилову не хватало только того, чтобы Агата набросилась на него с обвинениями, а может, и с кулаками. Ведь он перепрыгнул через забор – из-за него погиб сторожевой пес. Стараясь не привлекать к себе внимания, он вышел из освещенной зоны и скрылся в темноте.
Глава шестнадцатая
Оперативно-следственная бригада работала всю ночь. К утру на садовом участке Грецких была найдена предохранительная чека от гранаты «РГД-5». Именно такая граната и взорвалась во дворе Панфилова.
– Я же говорил, что это «эргэдэшка», – возбужденно сказал Костромской.
Как и Марк Илларионович, он не спал всю ночь. Но, в отличие от него, все это время работал, не покладая рук. Панфилов и сам был не прочь заняться делом, но ему не хотелось ловить на себе осуждающие взгляды Насти, выслушивать упреки со стороны Агаты. Поэтому всю ночь он провел в своем доме, за бутылкой рома. Пил понемногу, для бодрости духа. Пьяным себя не ощущал, но и бодрости тоже не было. Он чувствовал себя разбитым и подавленным. И даже новость, которую принес Костромской, ничуть не обрадовала его.
– Грецкому теперь не отвертеться. Предохранительная чека привязывает его к взрыву... Спасибо!..
Костромской поблагодарил Левшина, который подал ему на тарелке яичницу с ветчиной. Холодное пиво уже на столе. На дворе воскресенье. Обстановка могла показаться расслабляющей, если бы дело о взрыве не держало за горло.
– Одно непонятно, – продолжал Юра. – Почему вы, Марк Илларионович, решили, что это Грецкий гранату к вам во двор бросил?
– Ты меня в чем-то подозреваешь? – нахмурился Панфилов.
– Нет, просто спрашиваю... Да и в чем я могу вас подозревать? Вы же с нами были, когда граната взорвалась...
– Был. А если бы не был?
– Все равно не стал бы на вас думать. Какой вам резон гранату на своем участке взрывать?
– А чтобы Грецкого подставить. Ты же знаешь, что я его жену люблю, – Панфилов в упор смотрел на Костромского.
Тот не выдержал его взгляд, отвел глаза в сторону.
– Знаю.
– И он знает... Еще он думает, что я его дочь совращаю...
– Это правда?
– А ты веришь? Думаешь, если при деньгах, то и тормозов никаких нет...
– Нет, я думаю, что Агата на мать в молодости очень похожа. Очень красивая девушка...
– Если ей верить, мужики стаями вокруг нее вьются.
– А вы верите?
– Скажем так, в это нетрудно поверить...
– Значит, Грецкий думает, что вы дочь его совращаете.
– Не только думает. Он и меры предпринимает.
– Какие?
– С кулаками на меня вчера набросился... Я потому и подумал, что это он с гранатой мне удружил.
– Ясно... Мы проверяли, от окна, откуда он мог бросить гранату, до места падения – двадцать четыре метра. Не так уж много. И до места, куда предохранительная чека упала, всего шестнадцать метров... Окно большое, высокое, распахивается настежь, места, чтобы размахнуться, в комнате хватает. Теоретически Грецкий мог метнуть гранату на двадцать четыре метра, а потом и чеку выбросить...
– Теоретически. А практически? Есть какие-то сомнения?
– Да нет, – пожал плечами Костромской. – Грецкий говорит, что не открывал он окно и шторы не раздвигал. Мы смотрели. Окно недавно открывалось, и шторы раздвигались. Он сказал, что это утром было, чтобы комнату проветрить...
– Еще что он говорит?
– Что не могло у него гранаты быть.
– Ну, это не аргумент.
– Не аргумент... На обыск он кивает. Дескать, обыск у него недавно был, а гранату не обнаружили...
– Он в Москву после обыска ездил, мог сто гранат привезти...
– Логично... Еще жена говорит, что она с ним была, когда граната взорвалась. Дескать, не бросал...
– Я же тебе говорил, что у них у каждого своя постель была, по одной подушке...
– Говорили. Поэтому мы жене его не поверили. Да и какая жена не создаст мужу алиби... В райотдел Грецкого увезли. Сначала гильза, теперь вот предохранительная чека. Не выкрутиться ему в этот раз...
– Не выкрутиться, – кивнул Панфилов.
И он сам в этот раз не станет помогать Антону. Даже если Настя очень-очень его об этом попросит...
Захарский вошел в комнату бесшумной тенью, приблизился к Панфилову.
– Марк Илларионович, к вам Лосев просится.
– Лосев? Ему что надо?
– Из Москвы, говорит, приехал. Спрашивает, что случилось у вас...
– Из Москвы, говоришь... Ну, пусть зайдет...
Лосев вошел в дом с таким видом, будто не было у Панфилова друзей ближе, чем он.
– Я слышал, у тебя гранату в доме взорвали, – с тревогой о его судьбе сказал он.
– От кого слышал?
– Охранник на въезде сказал.
– Испорченный телефон у него. Не в доме взорвали, а возле...
– Кто?
– Ты, – невозмутимо сказал Панфилов, вперив в него немигающий взгляд.
– Я?! – ошалел от возмущения Лосев. – Как я мог? Я в Москве был...
– В Москве? У тебя же выходной вчера был.
– Был. Дела срочные... Скажи, что ты пошутил, – натужно улыбнулся банкир.
– Пошутил, – не стал противиться Панфилов. – А что за дела срочные?
– Ну, как бы тебе сказать... – кокетливо замялся Лосев. – Есть такие дела, о которых жена не должна знать...
– Я тебе не жена.
– Да, но у меня есть жена...
– Я ей ничего не скажу...
– Подруга позвонила, я приехал... Один раз ведь живем.
– Один раз живем, рано или поздно помрем... Кто-то хотел, чтобы я рано помер...
– Кто?
– Грецкий.
– Да, вчера он был очень зол на тебя... Из-за Агаты, да?
– Из-за нее. И не только. Ты откуда знаешь, что он был зол на меня?
– Заходил к ним...
– Зачем?
– По-соседски... Кстати, как сосед соседу скажу, что у нас не принято спрашивать, кто к кому и зачем приходил.
– У вас не принято, а у нас принято. Не забывай, я участковый...
– Ну да, простой участковый миллиардер...
– Не будем об этом.
– Не будем так не будем, – соглашаясь, махнул рукой Лосев. – Ладно, пойду я. А то жена заждалась...
– А что Грецкому грозит, не спросишь? – с некоторым удивлением посмотрел на него Панфилов.
– Да, кстати, что?
– Много-много лет заключения.
– Ясно...
Банкир снова собрался уходить, и снова Панфилов его остановил.
– К жене так торопишься?
– Само собой.
– И не спросишь, за что Грецкого задержали?
– Ты же сам сказал, что он гранату в тебя бросил...
– Ты же сам сказал, что он гранату в тебя бросил...
– Но как мы узнали, что он?
– Ну, ясно как... Наверное, ты видел, как он в тебя ее бросил.
– Если бы я его видел, тогда и он бы меня видел. Тогда бы я не стоял сейчас перед тобой. В лучше случае в больнице бы лежал. А в худшем – в морге...
– Типун тебе на язык...
– Спасибо за пожелание... Кажется, жена тебя заждалась...
– Заждалась. Как бы истерику не закатила.
Лосев ушел, а Панфилов в раздумье обошел комнату по кругу.
– Мне кажется, недолюбливаешь ты своего соседа, – заметил Костромской.
– Не нравится он мне. Скользкий какой-то... Да и вообще...
– Что вообще?
– Пока я простым участковым для него был, нос задирал. А как узнал, что у меня за душой, так в друзья набиваться стал...
– Нормальное для нашего времени явление.
– Но ведь я перед тобой нос не задирал...
– А перед другими?
– Честно сказать? Было время, когда задирал. Кичился тем, что денег много. Даже противно об этом вспоминать...
– Может, и ему когда-то противно будет.
– Может быть, может быть... Жена ему истерику закатит... Вид у него такой, будто жены он боится.
– Что здесь такого? – пожал плечами Юра.
– Ничего... Нонна говорила, что он жену в кулаке держит. Я так понял, она даже пикнуть боится, не то что истерику закатить...
– Так кому верить, Нонне или ему?
– Не знаю... Зачем он ко мне приходил, а?
– Узнать, что случилось.
– Охранник на въезде мог бы ему сказать.
– Охранник охранником, а из первых уст всегда интересней...
– Логично. И все равно, какая-то заноза после него... Знаешь что, сходи-ка ты сейчас к охраннику на въезде. Спроси, говорил ли он Лосеву про ночной взрыв.
Костромской выполнил распоряжение. Сходил к охраннику, вернулся назад.
– Да, был разговор. Говорил ему охранник, что у вас в доме граната взорвалась...
– В доме?
– Да, он думал, что в доме. Так Лосеву и сказал...
– Тогда ясно...
К Панфилову снова подошел Захарский. Сообщил, что к нему пожаловала Анастасия Грецкая. Разумеется, он принял ее. Но с таким видом, будто не рад ее видеть. Примерно такой же вид был и у нее.
– Я хочу знать, что будет с моим мужем, – не глядя на него, спросила она.
Марк Илларионович ответил не сразу. Сел в кресло, утопая в нем, небрежно закинул ногу за ногу.
– Мне все равно, что с ним будет.
– Как это тебе все равно? – возмутилась она.
– Давай без истерик, – поморщился он. – Твой муж обвиняется в убийстве Аллы Максютовой. Твой муж покушался на мою жизнь. Что не так?
– Все не так.
– Хочешь сказать, что я сам гранату во двор себе бросил?
– Нет, не хочу...
– Тогда что?
– Антон не мог бросить гранату.
– Потому что в момент взрыва он находился с тобой?
– Нет, мы спали в разных комнатах...
– Я это знаю.
– А я подтверждаю... Но Антон не покушался на тебя...
– Не покушался так не покушался. Суд разберется. Если его признают невиновным, буду рад. Если нет – плакать не стану... По факту покушения будет возбуждено уголовное дело. Но я в расследовании участвовать не хочу. Я умываю руки. Что будет, то будет...
– Ты должен помочь Антону! – заклинающе глядя на него, потребовала Настя.
– Один раз я уже вытащил его из тюрьмы. И что? Ты обещала прийти ко мне, но так и не пришла. Я ждал...
– Я приду. Хочешь, сегодня... Только если ты пообещаешь...
– Я могу только одно пообещать, – перебил ее Панфилов. – Обещаю, что не буду ставить ему палки в колеса. Если выкрутится – хорошо, если нет, я здесь ни при чем... А приходить ко мне не надо. Нонна ко мне сегодня придет, – нарочно соврал он.
– Нонна? – вскинулась Настя.
– А почему нет?.. Ты же знаешь, что она ко мне приходила. И еще придет...
– У вас роман? – дрогнувшим голосом сказала она.
– Тебе не все равно? У тебя есть муж, о котором ты так горячо печешься. Пусть у меня будет Нонна.
– Ты нарочно меня злишь? – догадалась Настя.
– А ты злишься? – колко усмехнулся Панфилов.
– Нет, но... Однажды Нонна уже стояла между нами...
– А сейчас между нами стоишь ты. Между нами – между мной и тобой. Ты – между мной и тобой... Ты же не любишь Антона.
– Нет. Но он – мой муж. И он в беде...
– Я не виноват, что Антон бросил гранату в мой огород...
– Не было этого.
– Но ведь он злился на меня.
– Да. Но не до такой же степени, чтобы убивать... Да и откуда у него могла взяться граната?
– Могла. И теоретически могла, и практически... Но не о том разговор. За что он злился на меня?
– За то... Агата влюбилась в тебя...
– Она сама тебе это сказала?
– Да.
– Но я здесь ни при чем. Я не влюблял ее в себя.
– Она – моя дочь. Поэтому сама влюбилась... Когда Антон увидел вас вместе, он просто озверел...
– Когда человек звереет, он теряет рассудок...
– Может быть. Но гранату он не бросал. Не мог он этого сделать...
– Ну, не мог так не мог. Значит, скоро выпустят...
– Ты хочешь отвязаться от меня?
– Нет, я хотел бы привязать тебя к себе. Но ты артачишься...
– Я не артачусь... Я не знаю, что делать. Я запуталась, – сказала Настя и, чтобы не выдать своих слез, прикрыла глаза ладонью.
– Может, я помогу тебе распутаться? – помимо своей воли смягчился Панфилов.
– Нет. Ты только больше все запутываешь...
Он встал со своего места, подсел к ней, нежно обнял ее за плечи. Она даже не шелохнулась.
– Ты хочешь быть со мной?
– Да.
– И что тебе мешает?
– Все мешает. В том числе ты сам...
– Не верь никому, ни Антону, ни себе. Я не подставлял твоего мужа, я не пытался сжить его со свету.
– Может быть. Но тем не менее он снова в тюрьме. И я не могу быть с тобой, пока он там...
– Хорошо, я постараюсь вытащить его оттуда.
– Как?
– Что-нибудь придумаю... У меня есть адвокаты, которые могут даже Иуду оправдать...
– Думаешь, у Антона нет таких адвокатов.
– Я не думаю, я знаю. Твой муж не так богат, как бы он этого ни хотел. Да, у него есть бизнес, но у него есть и компаньоны, с которыми он делит прибыль.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю. Разведка работает...
– Какая разведка?
– Моя разведка... Кто владеет информацией, тот владеет миром. Может, я и не владею всем миром, но мир бизнеса для меня открытая книга...
– Да, Юра говорил, что ты не бедный человек. Он сказал, что ты дом этот купил...
– Дом?.. Да, это уже мой дом. И купил я его для того, чтобы поближе к тебе быть... Юра тебе говорил?
– Да, Костромской.
– Понятно, что не Лосев... Хотя он в курсе. И у вас был вчера. Или не был?
– Лосев?.. Кажется, был...
– Так был или кажется?
– Да, был. За деньгами приходил.
– За деньгами?
– Да, ему двадцать тысяч срочно понадобилось, наличными. Сказал, что у него только десять и карточка... Деньги мы ему, конечно, дали...
– Про меня он ничего не говорил?
– Нет, ничего... А что?
– Да так... Я слышал, он глаз на Агату положил.
– Он?! На Агату? – нахмурилась Настя. – С чего ты взял?
– Да слухи ходят.
– Нет, не может быть... Хотя...
Настя задумалась. После непродолжительной паузы сказала:
– Обычно он смотрит на Агату нейтрально. А иногда – как мужчина на желанную женщину... Я думала, мне показалось. А сейчас думаю, что нет...
– Агата очень красивая. Неудивительно, что мужчины на нее засматриваются.
– Ты тоже засматриваешься?
– Нет, просто смотрю. Нейтрально, как ты сказала. С нейтральным восхищением. А засматриваться я могу только на тебя.
– Но я уже не молодая.
– Думаешь, буду тебя утешать? Утешают, если есть повод. А здесь повода нет. Может, ты и не молодая, но самая лучшая. И если нужно кого-то утешать, то это меня. Потому что ты воротишь от меня нос...
– Но это не так... Я хочу быть с тобой, но дело в том, что я замужем...
Панфилов молчал. Ему нечего было говорить. Сто раз он уже слышал, что Настя замужем, что не может оставить в беде своего Антона. И Агата как тот камень у нее на шее... Надоело слушать, надоело уговаривать. Пусть поступает как знает... А он будет ждать. Жить здесь и ждать, когда она сама созреет для того, чтобы бросить мужа. А насчет Агаты – была у него одна задумка. Правда, не было уверенности, что дело выгорит...
– Я что-то не так сказала? – забеспокоилась Настя.
Он молча пожал плечами. У нее своя голова на плечах, пусть сама думает, что правильно, а что нет.
– Почему ты молчишь?
– Думаю.
– О чем?
– О том, что нам встряхнуться надо. В Москву можно съездить.
– Зачем?
– Собаку твою убили. Виноват, хочу исправиться...
– Да, жаль Барона, хороший был пес, – скорбно вздохнула Настя.
– Можно заказать такого же. Но лучше на «Птичку» съездить, самим выбрать. Ты и я...
– Нет, я в город поеду. К мужу... Уже знаю, с кем договориться, чтобы свидание дали...
– Счастливого пути! – невозмутимо пожелал ей Панфилов.