– И сколько ждать?
– Два, ну, три года...
– Знаешь, я готов ждать тебя и три, и тридцать лет. Но знать, что ты спишь с Грецким...
– Я с ним не сплю... – резко сказала Настя. Но, спохватившись, раздосадованно добавила: – То есть стараюсь не спать...
– Но не всегда получается.
– Я не люблю его... Я хочу быть с тобой, но... Я не знаю, я должна подумать... Я должна решиться...
– Может, все-таки тебя смущает, что я простой милиционер... Так у меня квартира в Москве есть. Я там служил, жилье по очереди получил...
– Да, хотела спросить у тебя, как ты жил все это время.
– Ничего. Оклемался после аварии, дальше служил. До капитана дослужился. Как в анекдоте, еще только сорок три года, а уже капитан. Бешеный карьерист капитан милиции Панфилов...
– Мне все равно, капитан ты или генерал...
– Генералом быть не каждому дано. Каждому свое...
– Мне все равно... Лишь бы...
– Что лишь бы?
– Лишь бы у тебя в паспорте шестой штамп не появился, о разводе...
– Так ты этого боишься?.. С тобой бы я никогда не развелся... И не разведусь... Что бы ты ни думала, ты все равно будешь моей...
– Не знаю. Меня смущает Нонна...
– Я ее и знать не знаю.
– Но ты с ней был... И у тебя было пять жен... При такой любвеобильности всякое может случиться...
– Не случится. Клянусь.
– Антон тоже клялся, когда... – начала было Настя, но сама же себя и осадила.
– Что, когда?
– Ничего.
– Он тебе изменял?
– Да... С Нонной... Через год после свадьбы. И я их в сарае застукала... На коленях ползал...
– Простила?
– А куда деваться? Агата тогда совсем кроха была. Куда я с ребенком на руках?..
– Логично. И где сейчас это яблоко раздора?
– Это ты про Нонну?
– Про нее.
– В Москве живет. Замуж удачно вышла... А тебе что?
– Да так... Боюсь, вдруг случайно увижу. Я, конечно, не кровожадный, но пару ласковых ей бы сказал... Никогда не бил женщин, а на эту рука чешется... Да ты не думай, не ударю...
– Я и не думаю... А увидеть ты ее можешь. Она иногда к сестре своей приезжает. Ты ее знаешь...
– Кого?
– Сестру младшую.
– Знаешь, никогда не был с ней знаком.
– Был. Ты с ней сегодня разговаривал, я видела...
– Да нет, ты что-то путаешь.
– В девичестве она Рощиной была, а сейчас – Максютова. Теперь ясно?
– Ясно, – озадаченно потер пальцами щеку Панфилов. – А я еще думаю, на кого она похожа... Кстати сказать, сходство так себе. Чего про тебя с Агатой не скажешь. Твоя дочь – твоя точная копия в юности...
– А чему ты радуешься? – подозрительно глянула на него Настя.
– Тому, что твоя дочь на Антона ни капли не похожа.
– Но это его дочь...
– А Максютова – сестра Нонны, – медленно, с расстановкой проговорил он.
– Что, покоя не дает? – колко усмехнулась она. – Алла очень красивая... Муж на руках ее носил...
– Мне все равно, какая она. А то, что муж на руках носил... Если на руках носил, значит, любил...
– Конечно, любил. Стал бы он со старой женой разводиться из-за нее...
– А он развелся... И сколько лет в новом браке жил?
– Два или три года. Что-то около того...
– Не так уж много, чтобы разлюбить... Красивая жена, дом, достаток... Скажи мне, чего он в петлю полез? То есть в прорубь...
– Не знаю... Я сама была удивлена, когда узнала, что он покончил жизнь самоубийством. Павел Иванович собирался жить долго.
– Ты с ним разговаривала на эту тему?
– Да. Они у нас в гостях иногда бывали. Антон приглашал...
– Значит, не собирался он умирать.
– Нет... А ты что, хочешь до истины докопаться?
– Не знаю. Надо бы заняться. Но мне сейчас не до того. Я сейчас только о тебе могу думать. А все остальное из головы позорно бежит...
– Так же позорно я должна бежать от собственного мужа, – то ли спрашивая, то ли утверждая, сказала она.
– Это тебе решать.
– Кстати, он не знает, что ты здесь.
– Он?! Не знает?! – изумленно вскинулся Панфилов. – Он что, не говорил тебе про меня?
– Нет. А вы что, уже виделись?
– Да, позавчера... Он сам ко мне подъехал. Утром. Кстати сказать, с глубоко похмелья...
– Позавчера?.. Да, было. Из Москвы поздно вернулся, хорошо подшофе. Презентация нового салона. Он бытовой и компьютерной техникой торгует... А утром снова в Москву поехал, один, за рулем. Я его пускать не хотела, да разве ж его удержишь?..
– А я, представь себе, удержал. Прав его лишили, он у меня в камере почти весь день провел...
– Странно. Я не знала.
– Действительно, странно... Максютова знает, а ты нет...
– Кто знает? – встрепенулась Настя.
– Алла Максютова... Она сказала, что весь поселок знает, как я с твоим мужем обошелся. Скандал мне устроила...
– Весь поселок знает?.. У меня подруги в поселке есть. Если бы все знали, я бы тоже узнала...
– Вот я и говорю, что странно... Значит, ты с Нонной его застукала, через год после свадьбы... А она в Москве живет, да?
– Это ты о чем?
– Ну, и у него офис в Москве.
– Да. Но это же не значит, что у них... А может, и значит... Ты меня не обманываешь? – с подозрением спросила она.
– Нет. И в заблуждение ввести не пытаюсь... Да ты и сама знаешь, что муж твой не ангел...
– Знаю... Но это мои личные проблемы...
– Теперь это наши с тобой проблемы... Что бы ты ни думала, а тебе от меня никуда не деться...
– А я все равно подумаю, ладно?.. Мне уже пора...
– Когда ты дашь мне ответ?
– Завтра. В семь вечера. Здесь, на этом месте...
Она не побоялась подвезти его к опорному пункту. По пути он показал ей дом, который снимал.
Вечером он пришел домой, прямо в одежде завалился на кровать, положил руку на лоб. Раздражающее тиканье часов на фоне угнетающей тишины, отнюдь не вдохновляющая ветхость вокруг. Бросить бы все да уехать поскорей, вместе с Настей... Если завтра она скажет «да», он тут же увезет ее далеко-далеко. А скажет «нет», все равно увезет – похитит, украдет, но она будет с ним. Вопрос, как дождаться завтра, когда секунды тянутся как минуты, а часы как целая вечность... На озеро сходить, у воды посидеть, но без Насти там тоска смертная...
Он пытался заснуть, чтобы сном убить вечер, но тщетно. Так и пролежал на койке поверх одеяла до самой полуночи. Потом все-таки встал, вышел во двор.
Ночь, звенящая тишина, небо затянуто тучами, прохладный ветерок с озера. И еще едва уловимый шум мотора, как будто катер по воде идет.
Он спустился к озеру, встал на шаткие мостки над водой, присмотрелся.
По воде с шумом двигалось темное увеличивающееся в размерах пятно. В конце концов он различил силуэт моторной лодки. Да, он не ошибся в своих предположениях.
Чем ближе была лодка, тем больше Панфилов убеждался в том, что плывет она к нему. Она уже совсем близко, сбавляет ход. Отчетливо виден контур плексигласового ветрового стекла. За рулем женщина... Глиссерная лодка вплотную подошла к мосткам, остановилась, качнувшись на волне. За рулем Настя.
Панфилов почувствовал, как за спиной раскрываются крылья. Заунывная ночь вдруг стала лирично-романтичной. Небо вдруг просветлело, хотя луна и не думала выныривать из-за туч.
Настя бросила ему веревку, он поймал ее, прикрепил к опорному бревну импровизированной пристани. Подал руку любимой женщине, помог ей взойти на мостки.
– Ты меня ждал? – спросила она.
– Да.
Не думал он, что Настя может приплыть к нему на лодке. Но при этом он не врал. Ведь он действительно ждал ее. Пусть не сегодня и не здесь...
– Оказывается, все просто. Мой дом на берегу и твой, а озеро одно...
Настя улыбалась, но чувствовалось, что она очень взволнована, и, похоже, не только встречей в ночи.
– И ее тоже, – добавила она, изменившись в лице.
– Чей ее? – не понял Марк Илларионович.
– Рощиной... То есть Максютовой... Это наша лодка... – кивнув головой в сторону катера, сказала она. – И Антон мог ходить на ней к этой... По ночам... У них был секс...
– Ты в этом уверена? – пристально посмотрел на нее Панфилов.
– Да.
– И когда ты об этом узнала?
– Сегодня... Письмо вечером пришло, на электронку, в мой ящик. Открыла, а там видеофайл... Алла и мой Антон... – в расстроенных чувствах Настя прикрыла ладонью глаза, чтобы он не видел, как она морщится. – Ты как в воду смотрел...
– Я?! Как в воду смотрел? – удивился он. – Разве я говорил, что Антон твой с Максютовой грешит?..
– Нет, но намекал...
– Я говорил, что Нонна в Москве живет, а не ее сестра...
– Какая разница, что с той, что с этой?
– Это верно, разницы нет... Пошли в дом, холодно здесь.
– Холодно. Ты бы меня чаем напоил.
– И чаем напою. И коньяк у меня для согрева есть.
Он повел ее в дом, который вдруг вновь стал таким притягательно уютным. Посадил Настю на диван, накинул ей плед на плечи. Налил воды в электрический самовар. Немного подумал и затопил печь.
– Ты такой заботливый, – нежно улыбнулась ему Настя.
– Для тебя – любой каприз.
– Я ушла от Антона.
– Я этому только рад. В Москву тебя увезу...
– Я не против... Но как быть с Агатой?
– Она твоя дочь, она с тобой после развода должна остаться.
– Должна. Но не останется. Она привыкла жить в комфорте... Это мне все равно, лишь бы с тобой, а ей сыр в масле подавай...
– Где она учится?
– Здесь, в поселке.
– В обычной школе?
– Нет, в частной... Вернее, экстернат частной школы. Подруга у нее в поселке, а у той мать раньше учителем работала. У них в доме что-то вроде экстерната, несколько девочек, в школу раз в неделю ездят. Очень удобно...
– В Москве учиться будет.
– Она не хочет в Москве. Антон мог бы ее возить, а она не хочет. Ей здесь нравится. Подруги у нее здесь, теннисный корт, профессиональный тренер... Ей здесь очень нравится... Да и отца она любит. А ты, извини, чужой для нее дядя...
– Чужой, – не стал спорить Панфилов. – Но я постараюсь стать для нее своим. В отцы набиваться не буду, поздно уже. А подружиться с ней, думаю, сможем...
– Если она с нами жить будет.
– Поверь, все будет хорошо...
– Лишь бы ты меня не обманул.
– Никогда. И ни за что.
Он напоил Настю сначала чаем, затем коньяком. Разогрел, уложил в постель. Сам забрался к ней под одеяло... Счастье на земле есть, никогда он не был уверен в этом так, как сейчас...
А утром дверь содрогнулась от сильных ударов. Панфилов сорвался с кровати, глянул в окно. У крыльца стоял взбешенный Антон Грецкий, а с ним еще два типа устрашающей внешности.
– Кажется, твой муженек пожаловал, – сказал он, спешно натягивая брюки.
Настя испуганно натянула на себя одеяло, накрылась с головой.
– Не бойся, все будет в порядке...
Марк Илларионович только успел надеть рубашку, когда дверь слетела с петель и в дом ворвался красный от бычьей ярости Грецкий.
Панфилов встретил его огнеметным взглядом хищно сощуренных глаз. Усилием воли он загнал страх в глубь себя, сам превратился в грозовую тучу. Грецкий остановился как вкопанный, словно напоролся на невидимую стену. Но как был, так и остался на пике неистовства.
– Где Настя? – взревел он.
– Пошел вон! – негромко сказал Панфилов.
Но слова его прозвучали резко и объемно.
– Ты кого послал, мент?
– Будущего зэка.
– Да ты хоть понимаешь, что я тебя сейчас урою! – брызгая слюной, заорал Антон.
– Я сказал, пошел отсюда!
Грецкий махнул рукой, и на первый план выступила его силовая и моральная поддержка в виде двух мордоворотов. Он ничего не говорил им, но они и без того знали, что делать. Судя по всему, Антон был настроен очень решительно.
Но Панфилову даже не пришлось защищаться. В дом вслед за возмутителями порядка ворвались неутомимые прапорщики.
Грецкий даже понять ничего не успел, как оказался на полу. Левшин не стал его скручивать, на это у него просто не было времени. Он ударил его кулаком в затылок с такой силой, что выбил все три фазы сознания. Следующим на очереди был мордоворот. Прапорщик стремительно обхватил его, оторвал от пола и с такой силой швырнул его через бедро, что дом зашатался, как при землетрясении. Захарский также показал класс. Он взял громилу на болевой прием, завалил его, заломил за спину обе руки, защелкнул на них наручники.
Панфилов сухо поблагодарил своих подчиненных, пожал им руки.
– В долгу не останусь.
Парни молча посмотрели на лежащие тела.
– В участок их всех.
Нарушителей загрузили в «Ниву», отвезли в опорный пункт. Марк Илларионович остался дома. Ему нужно было успокоить до икоты напуганную Настю.
– Он... Он не оставит нас в покое, – дрожащим голосом сказала она.
– Оставит, – спокойно сказал Панфилов. – В обмен на твое молчание.
– Мое молчание?
– Незаконное проникновение в жилище, нападение на сотрудника милиции. Если ты дашь показания, он сядет. Если нет, спустим все на тормозах...
– Лучше на тормозах.
– Вот и я думаю, зачем нам воду мутить. Она и без того мутная... Увезу тебя в Москву, на этом все и закончится...
– Когда увезешь?
– Сегодня.
– А ты?
– Тоже уеду.
– Но тебе же нельзя. Ты на службе.
– Мне все можно...
– А как же Антон?
– Отпущу. Поговорю с ним и отпущу. Сделаю пару звонков, заберу тебя, и мы уедем. Все очень просто...
– Все очень сложно. А упрощаешь ты, чтобы меня успокоить...
– Вот и успокаивайся.
– Не могу... Он знает, где я...
– Поверь, за мной, как за каменной стеной. Тебе только немного нужно побыть одной, здесь. Я сейчас в участок, разберусь с твоим мужем, а потом за тобой. Не бойся, ничего не случится...
Панфилов посадил дверь на петли, закрыл ее снаружи и отправился в участок. Там вызвал к себе в кабинет Грецкого.
Левшин привел его в наручниках. Марк Илларионович взглядом показал, что браслеты надо бы снять, но прапорщик его не послушался. Сделал вид, что не понял намека. Так и ушел, оставив задержанного со скованными руками.
– Как же ты, Антон, до такого додумался? В дом к сотруднику милиции, да еще с громилами. Откуда они вообще взялись?
– Оттуда же, откуда к тебе писец придет, мент! – дерзко ответил Грецкий.
– Ты так ничего и не понял, – сочувствующе посмотрел на него Панфилов. – Придется объяснить. Не пляшет твоя карта против моей. И никогда плясать не будет. Рылом ты для меня не вышел...
– Думаешь, если мент, то все можно?
– Это здесь ни при чем, мент я или нет... Может, и не мент я вовсе... Но закон ты в любом случае нарушил.
– Ты точно за идиота меня держишь, – глумливо хмыкнул Грецкий. – Какой закон? Что я сделал?
– Нападение на сотрудника милиции.
– Это еще доказать надо!.. Зарвался ты, мент! Конкретно зарвался!.. Я дурак, пожалел тебя, не стал поднимать свои связи. А надо было бы в прокуратуру заявить за тот беспредел, что устроил...
– Какой беспредел, о чем это вы, гражданин Грецкий?
– Незаконный арест, раз. Похищение жены, два!.. Ты у меня парашу жрать будешь, мент!
– Жену я у тебя не похищал. Это раз. А насчет параши, так это теперь твоя еда, гражданин-товарищ-барин... Хотел я с тобой разойтись по-хорошему. Но раз ты у нас такой буйный... Вы задержаны, гражданин Грецкий. Пока что на двое суток, а там видно будет...
– Ну, ты шутник, Панфилов! Я за своей женой к тебе приходил, понял! Кто меня за это осудит?.. А за то, что меня жестоко избили, ты ответишь по всей строгости...
– Заткнись! – презрительно скривившись, оборвал Марк Илларионович. – Не будь истеричной бабой. А то привыкнешь, не успеешь выйти из образа, когда в общей камере окажешься...
– Где Настя?
– Вот с этого и надо было начинать разговор. А то развел, понимаешь, антимонию... У меня твоя жена. На развод она подает. С тобой разведется, а за меня выйдет... Поверь, я ей изменять не буду.
– А кто ей изменял?
– Ты. Настя рассказала.
– Не было ничего. Это фальсификация!
– Не знаю, не видел. Но мне все равно, что там было. Лишь бы она со мной была, а не с тобой...
– Тебе все равно? – истерично вскричал Грецкий. – Да это ты все сделал!
– Что все?
– Спокойно все было, пока ты здесь не появился. А потом началось... Ты же был у Алки, ты видеокамеру в ее доме установил. Ты!.. Ну ты и козел!
Панфилов подошел к нему, вдумчиво заглянул в глаза и резко, без размаха влепил ему пощечину.
– Успокоился?
– Ты во всем виноват, – все еще зло, но уже с признаками смирения сказал Грецкий.
– Откуда я мог знать, что ты с Максютовой спишь?
– Я не спал...
– Ой ли?
– Ну, было пару раз...
– Не ври.
– Ну, может, чуть больше...
– И все у нее дома?
– Нет.
– Но засветился ты у нее дома. Ты обвиняешь меня в том, что я камеру там поставил. Значит, там ты спалился...
– Да, обвиняю тебя в том, что спалился...
– А ничего, если я обвиню тебя в убийстве гражданина Максютова?
– Что? – недоуменно и в то же время испуганно встрепенулся Грецкий.
– Официально считается, что Максютов покончил жизнь самоубийством. Но я в партии полных кретинов не состою, я понимаю, что это бездарная подмена действительности таким же бездарным бредом. Вопрос: кому это нужно? Алле Максютовой или тебе, ее любовнику? Но, скорее всего, вам обоим...
– Не понимаю, о чем разговор.
– Все ты понимаешь. И знаешь. Не было у Максютова повода кончать жизнь самоубийством. А если бы и был, вряд ли бы он выбрал такой способ. Тонуть в ледяной воде, умирать в жутких муках... Лучше застрелиться, ты не находишь? Нажал на спуск, и все...
– Не дождешься.
– Я и не жду. Может, мне и приходилось шагать по трупам, но в случае с Настей это не вариант... А насчет Максютова ты сам подумай, какой идиот захочет умирать в ледяной воде?
– Кому нужно, тот пусть и думает. А я к этим делам отношения не имею...
– Зато само это дело имеет к тебе отношение. Максютов утонул двенадцатого апреля, в будний день. Вечер, темно, но погода хорошая. Лед еще прочный, почему бы рыбку из проруби не поудить? А он любил это дело, так?