– Не знаю.
– Ну как же не знаешь, если с женой его шашни водишь?.. С чужой женой любовничаешь, а мужа ее ненавидишь. А живете вы недалеко, на одной линии, через двор. И у Максютовых двор на озеро выходит, и у тебя. Что тебе стоило выйти по темноте на озеро, пройтись по льду? И столкнуть Максютова в воду не проблема. Или трудно было?
– Не знаю, не пробовал.
– А Максютову пробовал?
– Это мое личное дело.
– Если по-твоему, то личное, а если по-моему, то уголовное... Есть факты, уличающие тебя в любовной связи с Максютовой... Знаешь, чем страшен грех прелюбодейства? Тем, что от него до смертоубийства – один шаг. Боюсь, что ты этот шаг сделал.
– Не убивал я Максютова! – вскипел Грецкий.
– А докажи!
– Алиби у меня! Дома я в тот момент был. С женой.
– Если бы Максютова в Москве убили, алиби бы сработало. А так он в двух шагах от твоего дома погиб. Боюсь, что алиби тебе не поможет...
– Что ты от меня хочешь? Чтобы я от Насти отступился? И не надейся!.. И не надо меня шантажировать!
– Это не шантаж. Это горькая для тебя действительность... И для тебя, и для твоей любовницы... Ты ведь только ей сказал, что я тебя в камере держал...
– Ну, сказал, и что?..
– Зря ты ее против меня настроил. Не люблю, когда мне грубят... Может, я сгоряча это сделал, но дело из архива уже поднято, не сегодня-завтра материалы о гибели Максютова будут у меня. Будем работать...
– Много на себя берешь, капитан, – злорадно усмехнулся Грецкий. – Я Максютова не трогал. Не знаю, самоубийство там было или несчастный случай, но я тебе точно скажу, не трогал я его. А то, что с женой его, так это так, по случаю. Мне от него избавляться проку не было... А если кто-то избавился, то я здесь ни при чем. А если кто-то и при чем, то не тебе, капитан, лезть в это дело... Даже Сагальцев не захотел в это дело лезть...
– Не захотел. Потому что Максютова не только с тобой путалась. С ним тоже...
– Думаешь, удивил? – презрительно фыркнул Грецкий. – Да она с любым ляжет... Хотя нет, не с любым. С таким, как ты, не ляжет. Ты же ничего собой не представляешь, капитан. Ничего!.. И Настя знает, что ты – никто! Перебесится, успокоится и ко мне вернется...
– Чего ж ты ко мне сегодня в дом ворвался?
– А не хочу, чтобы ты поганил мою жену!
– Громил откуда-то взял. Из Москвы вызвонил?
– Да! Из Москвы! У меня еще есть. Смотри, как бы в темном углу не прижали!
– Это угроза?
– Нет, это предупреждение. Каждый сверчок должен знать свой шесток...
– Как бы твой шесток на нижней шконке возле параши не оказался...
– Ничего не выйдет, капитан. Я тебе не по зубам. Один раз пожалел, больше жалеть не буду. До министра МВД дойду, понял!
– МВД, аббревиатура из трех букв. Иди, Грецкий, на три буквы иди... Жене своей бывшей «спасибо» можешь сказать. Если случай представится...
Панфилов отпускал своего соперника. Но только затем, чтобы сегодня же увезти Настю в Москву. И убийством гражданина Максютова он заниматься не будет. Хотя дело действительно уже подняли из архива. Устал он от Серебровки со всей ее необустроенностью...
– Представится. Обязательно представится... Не захочет Настя с тобой жить, вот увидишь, – криво усмехнулся Грецкий. – Не в том она возрасте, чтобы в шалаше жить...
– Ну, ну... Да, еще один вопрос. Из далекого прошлого. На злобу дня настоящего. Скажи, ты Нонну подговорил, чтобы она со мной легла?
– Это ты о чем? – изобразил недоумение Грецкий.
– Не зря же Настя тогда ко мне пришла. Кто сказал ей, что Нонна со мной?
– Что-то ты не то говоришь, начальник, – ехидно усмехнулся Антон. – Я не при делах... А ты на меня грешишь, да? Потому и с Аллой меня спалил, да? Хитро ты все придумал, мент...
– Левшин! – крикнул Панфилов.
Прапорщик не заставил себя долго ждать.
– Сними с него наручники, пусть проваливает...
– Думаешь, капитан, доброе дело сделал? – на прощание озлобленно глянул на него Грецкий. – Зря думаешь. Мы еще встретимся с тобой на узкой дорожке...
Панфилов пренебрежительно махнул рукой ему вслед. Не боялся он его и бояться никогда не будет.
На «Ниве» он отправился домой. Настя ждет его, сейчас он посадит ее в машину и увезет далеко-далеко. А вопрос насчет Агаты он решит чуть погодя. Дочь обязательно будет жить вместе с матерью...
Но дома его вместо Насти ждала короткая записка. «Прости! Дочь мой развод с Антоном не переживет, поэтому возвращаюсь к мужу. Забудь, что было. Настя».
Панфилов в отчаянии сжал кулаки. Рано он распрощался с Серебровкой. Судя по всему, ему придется здесь задержаться еще на какое-то время. Без Насти он отсюда не уедет.
Глава восьмая
Максютова держалась вызывающе высокомерно, но Панфилов пер на нее, как бульдозер на кучу гравия. Разрешение на осмотр места происшествия смело ее спесь в сторону получше всякого грейдера.
– А что, собственно, произошло? – спросила она, и без того осознавая, что дело запахло керосином.
– Произошло убийство вашего мужа. Назначено расследование.
– И кто... Кто будет заниматься расследованием?
– Следователь прокуратуры. Если будет возбуждено уголовное дело.
– И от кого это зависит, будет оно возбуждено или нет?
– Мне поручено провести предварительное расследование. Значит, от меня...
– И зачем вам это нужно? – не на шутку разволновалась Максютова.
– Скажите, в каких отношениях вы состояли с гражданином Грецким? – в упор спросил у нее Панфилов.
– На каком основании я должна вам отвечать? – неуверенно возмутилась она.
– На вашем месте я бы поберег нервы, – усмехнулся он. – Поверьте, они вам еще пригодятся... Есть видеозапись, доказывающая близость ваших отношений.
– Это вы о чем, капитан?
Максютова была расстроена, но продолжала задирать нос.
– Где эта запись?
– Не важно.
– Нет ее у вас.
Она была права. Видеозаписи у него не было. Можно было бы скачать ее с Настиного почтового ящика, но у него не было к нему доступа. Как и к самой Насте. Закрылась она дома, не подпускает его к себе. И муж ее носа не кажет... Но ничего, он доберется до Грецкого.
Да, Максютова знала, что говорила. А откуда она могла это знать? Не иначе как от самого Грецкого. Судя по всему, они поддерживали между собой не только половую связь...
– Мне не нужна запись. Мне достаточно знать, что вы с гражданином Грецким состоите в интимных отношениях.
– И не только с ним! – дерзко посмотрела на него Алла.
– Не надо намекать на связь с полковником Сагальцевым, – ответил ей колкой насмешкой Марк Илларионович. – Во-первых, я вам не поверю. А во-вторых, он вам ничем не поможет, и не надейтесь.
Он тоже знал, что говорил.
– Это мы еще посмотрим!
– Неужели ты всерьез рассчитывала на Сагальцева? – переходя на «ты», ехидно спросил Панфилов. – Глупо с твоей стороны, очень глупо...
– Много на себя берешь, капитан!
– Это я уже слышал. От Грецкого. Ты говоришь его словами.
– Бред!.. И не надо со мной на «ты». Я вам не девочка!
– А кто ты? – Он глянул на нее резко и с нажимом. – Девочка ты. Для утех... Хочешь, я расскажу, чем ты занималась в Москве, когда училась там в колледже?
– В каком колледже? – по инерции огрызнулась Максютова.
– Архитектурно-строительный колледж. На дизайнера ты там училась...
– Ну, на дизайнера, и что?
– Училась на дизайнера, а подрабатывала в ночном клубе, официанткой.
– Ну и что?
– Ночной клуб не самый дорогой, но шумный. Коктейли с подзарядкой, наркота, стриптизерши, официантки в коротких юбочках... Спецменю со спецценой – хочешь официантку за попу схватить, плати пятьсот рублей. Хочешь на ночь увезти, плати больше... А чаще всего платили за быстрый секс. Баба ты красивая, а стоила меньше, чем стриптизерша. У вас в клубе даже кабинки для быстрого секса были, рядом с туалетом. Две тысячи за пятнадцать минут. Половина боссу, половина себе. За ночь до десяти тысяч набегало...
– Хватит! – краснея, запротестовала Максютова.
– А что тут такого? По молодости чего не бывает!
– Вы... Ты не можешь этого знать...
– Но ведь знаю. И как ты дизайном после колледжа занималась... И с женатыми клиентами спала, и с холостыми. У Сагальцева дома ночевала... Только замуж никто не брал. Пока Павла Ивановича не нашла. И где, в родной деревне... Но это Грецкий тебе помог. Через твою любимую старшую сестру. Антон Вадимович и с Нонной твоей развлекался, а потом и за тебя взялся. Когда ты уже с Павлом Ивановичем жила...
– Ты ничего не докажешь!
– Но ведь было.
– Это все догадки.
– Нет, это оперативная информация. Есть люди, с которыми ты спала, когда дизайнером работала, если понадобится, они дадут официальные показания. И люди, с которыми ты в клубе работала, также официально подтвердят твой блудский статус.
– Хватит!
– Не хватит... Блудь ты, Алла, обыкновенная блудь. И не надо тут передо мной благородную матрону изображать... Я и про мужа твоего много знаю. Умный мужик, на приватизации хорошо поднялся. Я бы сказал, очень хорошо. И правильно сделал, что свой бизнес продал. Хвостов он после себя много оставил, могли бы за незаконные махинации привлечь, если бы вовремя от дел не отошел... Деньги в акции грамотно вложил, дивиденды хорошие получал. Шикарный дом, молодая красивая жена, живи да радуйся. Одно плохо, возраст уже не тот, пятьдесят шесть лет – уже, считай, старость. Порох у него в пороховницах еще был, но не любила его молодая жена. Ей мужиков помоложе подавай... К тому же она самая что ни на есть законная жена. Правда, не было брачного контракта. Зато завещание было... Что ты от мужа получила? Дом и две трети акций – на сумму двадцать восемь миллионов долларов.
– Хватит!
– Не хватит... Блудь ты, Алла, обыкновенная блудь. И не надо тут передо мной благородную матрону изображать... Я и про мужа твоего много знаю. Умный мужик, на приватизации хорошо поднялся. Я бы сказал, очень хорошо. И правильно сделал, что свой бизнес продал. Хвостов он после себя много оставил, могли бы за незаконные махинации привлечь, если бы вовремя от дел не отошел... Деньги в акции грамотно вложил, дивиденды хорошие получал. Шикарный дом, молодая красивая жена, живи да радуйся. Одно плохо, возраст уже не тот, пятьдесят шесть лет – уже, считай, старость. Порох у него в пороховницах еще был, но не любила его молодая жена. Ей мужиков помоложе подавай... К тому же она самая что ни на есть законная жена. Правда, не было брачного контракта. Зато завещание было... Что ты от мужа получила? Дом и две трети акций – на сумму двадцать восемь миллионов долларов.
– Откуда ты про эту сумму знаешь? – потрясенно спросила Максютова.
– Знаю. Я все про тебя знаю... И как ты мужа своего убила, тоже знаю...
Марк Илларионович действительно обладал исчерпывающей информацией по ней и по ее мужу, но насчет убийства он лукавил. Не было у него доказательств, одни только предположения.
– Но я не убивала... – мотнул головой Алла.
Она была обескуражена, подавлена. И спесь сбросила с себя, как змея кожу.
– А кто убивал?
– Я не знаю.
– Но ведь кто-то же убил.
– Говорю же, не знаю...
– Не знаешь. Но и не отрицаешь, что муж твой погиб, а не покончил с собой...
– Не знаю... Ничего не знаю...
– Пошли.
Панфилов кивнул головой в сторону озера и увлек Максютову за собой.
От дома вела извилистая дорожка из дикого камня, метров пятьдесят длиной, упиралась в кирпичный двухметровый забор. Калитка открывалась легко, достаточно было отодвинуть засов.
За забором, петляя вдоль соседских участков, тянулась общая для всех дорожка. Дальше ничейная, казалось бы, территория, до самой воды. Но Максютовы всерьез считали этот участок своей собственностью, потому не постеснялись огородить его забором из сетки рабицы. За оградой небольшой частный пляж из привозного морского песка, пристань, гараж для небольшого катера. Чтобы попасть туда, нужно было открыть еще одну калитку, но на ней замок.
– Открывай, – потребовал Панфилов.
Ему надо было спуститься к воде, до которой оставалось метров семь-восемь.
– Мне за ключом нужно сходить, – сказала Максютова. – Я сейчас...
Но Марк Илларионович не мог оставить ее без присмотра. Вместе с ней вернулся в дом, захронометрировав потраченное на обратный путь время. Алла взяла ключ от калитки, взглядом показала, что готова идти к озеру. Но Панфилов увлек ее на второй этаж, в спальню, откуда хорошо просматривалось озеро и подступы к нему со двора дома.
Он встал у окна, а Максютова подошла к нему, нежно положила руку ему на плечо.
– А ты совсем не простой, – сказала она. – Я думала, что так себе, а ты не простой...
– Не простой, – кивнул он.
Забор у озера был высокий, но обзор он закрывал не совсем. Видна была часть пляжа и пристань. И место, где находилась роковая для Максютова прорубь, отсюда должно было просматриваться хорошо. Судя по материалам дела, прорубь находилась в пятнадцати метрах от берега.
– Заинтриговал ты меня.
Второй рукой она ласково провела по его волосам.
– Не надо.
– А что здесь такого? Ты мужчина, я женщина. Ты нравишься мне, я нравлюсь тебе...
– Кто тебе сказал, что ты мне нравишься? – спросил он, резким движением стряхивая с себя ее руки.
– Я же вижу...
– Видит она, – надменно усмехнулся Панфилов. – То, что Грецкий тебе скажет, то ты и видишь...
– Плевать я на него хотела.
– Как бы вам вместе расплевываться не пришлось... Пошли.
Он снова направился к озеру, продолжая хронометрировать время, затраченное на дорогу. Вышел к воде. Осмотрелся. Пляж, шезлонг из лакированного дерева, гараж, пристань с двумя фонарными столбами по краям.
– Когда муж рыбу ходил удить, фонари горели?
– Да.
– Ты была с ним?
– Нет.
– Смотрела за ним из окна?
– Он что, маленький мальчик, чтобы за ним смотреть?
– Нет, не мальчик. Но у него депрессия была.
– Кто такое сказал?
– Ты. Следователю Тараскину. Или нет?
– А-а, депрессия... – в смятении протянула Алла. – Ну да, было. Зима закончилась, лето не началось, самое депрессивное время. Кстати, депрессия и у меня была...
– Но руки на себя ты накладывать не стала.
– Еще чего.
– Ладно, к депрессии мы еще вернемся... Согласно заключению судмедэкспертизы, смерть наступила в районе двадцати часов вечера. А труп обнаружили только на следующий день... Когда ты мужа хватилась?
– Поздно хватилась, часов в одиннадцать...
– Он к этому времени уже давно мертвый был... Ты что, после восьми ни разу в окно не выглянула?
– Выглядывала.
– И что?
– Ну, не было его возле проруби.
– А тревогу почему сразу не подняла?
– Так у него еще таких прорубей по всему озеру знаешь сколько было?
– Не знаю. В материалах дела нет ничего. А лед уже давно сошел...
– А ты кого угодно спроси, все скажут, что Паша на подледной рыбалке был помешан.
– У кого спросить? У Грецкого?
– Ну почему сразу Грецкий? Хотя и у него можешь спросить.
– А еще у кого?
– Ну, Виктор еще есть, Лосев его фамилия. Он рядом живет. С Пашей иногда рыбачил...
– Кто он такой?
– Банкир он. Банк у него в Москве. Не самый большой, но свой. Приличный человек, прилично живет. Дом у него светло-кремовый, в «шубе», с темно-коричневой крышей...
– Дом в германском стиле...
Панфилов видел этот большой дом, украшенный по фасаду геометрическим узором из деревянных декоративных фахверков. Ему понравился архитектурный замысел, исполнение тоже ничего.
– Да, да...
– Деревянные окна под цвет крыши, – продолжил он.
– Ты наблюдательный... Окна правда деревянные и стоят в два раза дороже, чем самый дорогой пластик...
– Я в курсе.
– Ты так говоришь, как будто у тебя тоже такие...
– Да, такие же деревянные. Только дешевые... Дом Лосева совсем рядом с вашим...
Дом с фахверками стоял через улицу напротив особняка, разделяющего два владения – Максютовых и Грецких.
– Да, рядом. Только Лосеву не повезло. Поздно хватился. Участки у воды были уже раскуплены. У него даже с Пашей конфликт был. Паша только-только участок купил, чуть раньше, чем Лосев. Тот ему сумму вдвое большую предлагал. А Паша ни в какую. И с Грецким примерно та же история. Они с Лосевым первое время даже не разговаривали. Сначала нахамили друг другу, а потом дулись, пока дома строили...
– И давно это было?
– Не очень. Лет семь назад... Но меня тогда еще не было. То есть я была, но не с Пашей... Он еще с женой участок покупал. Только строиться начали, а она умерла. Коробка три года без крыши стояла. Потом он очнулся, дом достроил. А тут и я в его жизни появилась. Два года с ним жила...
– Жена, говоришь, умерла. А от чего?
– Ну, от чего... Сердечная недостаточность. Раз, два, и нет человека... Паша говорил, что не было у нее проблем с сердцем...
– А лет ей сколько было?
– В сорок девять лет умерла... Фитнесом занималась, по утрам бегала, водой холодной обливалась... Да я всегда говорила, что все это ерунда. Сколько на роду написано, столько и проживешь... А заниматься собой, конечно, надо. Чтобы раньше времени не постареть...
– Есть для кого стараться? – хлестко спросил Панфилов.
– Чем не нравятся мне менты, так это тем, что в каждом слове подвох ищут.
– Но полковник Сагальцев же тебе нравится?
– Все-то ты знаешь... Ну, было пару раз. По чистой случайности. Еще до замужества...
– Но тем не менее он помог тебе списать дело на самоубийство...
– Может, и помог. Но я его ни о чем не просила. Мне вообще все равно было...
– Ну как же все равно. Основное подозрение на тебя падает. Ты прежде всего заинтересована в смерти своего мужа. Завещание на тебя было оформлено...
– Не только на меня. Детям его тоже обломилось... Кстати, Ярослав тогда в Москве был. В Сорбонне учился, потом в Москву приехал... Отец ему квартиру отписал, в которой с матерью его жил. Я не возражала... Может, это он убил Пашу.
– Ты его видела в тот день?
– Кого, Ярослава? Нет.
– А накануне?
– Ну за три дня до того он приезжал к нам... С отцом, кстати, поругался. Деньги ему нужны были...
– Зачем?
– Затем. В казино много проиграл.
– Азартными играми увлекается?
– Ну, не то чтобы, но иногда находит. Он тогда сорок пять тысяч у отца просил, в европейской валюте.
– А что отец?
– Деньги он, конечно, дал. Но Ярослава отругал.
– Сколько ему лет?
– Двадцать четыре года. Еще тот шалтай-болтай...
– Ты его подозреваешь?
– Ну нет. Но если меня подозреваете, то и его проверить надо...
– Проверим.