Зачем тратить силы на войну с врагом, который никак не хочет сдаваться, упрямо вставая грудью против танков, если надо, закрывая собой амбразуры дотов или кидаясь с голыми руками на штыки? Проще сделать так, чтобы сами себя изнутри уничтожили. Вы ведь видели, как ведут себя те самые солдаты, они же были практически неуправляемы. На одном из участков фронта, где по какой-то ошибке препарат был применен на час раньше атаки, – они пошли на своих. Естественно, что про это нам стало известно через разведку с той стороны. Но ведь пошли, понимаете, батальон солдат пошел на полк позади, по дороге разбираясь между собой. Я видел киносъемку, которую сделали уже после того, как всех обезумевших уничтожили. В некоторых местах не было белого снега, был лишь красный. Алый от крови. Забросанный человеческими останками.
Профессор покачал головой, уставившись в точку прямо перед собой. Замолчал, видимо, вспоминая то, что видел.
Куминов кашлянул, посмотрел на командира. Медведев сидел мрачный, вновь сжав кулаки, но смотрел не на него. Взгляд командира полка был направлен на лысого. Тот спокойно смотрел в ответ, ожидая того, что тот скажет.
– И давно про это известно?
– Не очень… – лысый отхлебнул чай из своего стакана. – Можно попросить сделать погорячее? Очень уж он у вас вкусный.
– Можно. – Медведев жестом остановил капитана, начавшего вставать. – Ты, Коль, сиди, пойду я схожу, сам поставлю. Ординарец у меня спит уже, нечего его трогать.
Он встал и ушел за занавеску. Было слышно, как Медведев о чем-то спросил дежурного связиста. Потом чуть лязгнуло, наверное, командир действительно сам поставил чайник на печь.
– Такие вот дела, капитан. – Лысый повернулся к Куминову. – Понимаешь теперь, какая на тебе ответственность?
– Понимаю. – Николай потер подбородок, который уже успел стать колючим. – Я вот чего не понимаю: как этот самый образец сюда тащить, после того, как мы туда дойдем и проникнем.
– Хороший настрой. – Профессор Венцлав кивнула головой. – Необязательно тащить целый экземпляр. Достаточно будет взять просто образцы тканей, причем с разных экземпляров.
– О как. – Куминов восхищенно присвистнул. – С нескольких-то ладно. Мне вот теперь еще интереснее. А если, ну, мало ли, отрежу и притащу не тот кусок ливера, что надо, мне снова с ребятами туда идти придется?
– Нет. – Девушка покачала головой. – Я пойду с вами. Именно для того, чтобы вы не отрезали не тот кусок ливера.
Глава 3
– С личным составом познакомлю чуть позже. – Куминов покосился на Сашу, как попросила называть себя девушка. – Сейчас мне с вами нужно просто пообщаться. Правда, совсем недолго, время позднее уже. Мы в армии, подъем ранний.
– Не стоит думать про это, капитан. – Лысый, возникший рядом словно из воздуха, улыбнулся. – Выход вашей, и не только вашей, группы послезавтра. С утра никто вас поднимать не будет, если считаете нужным пообщаться с нашей очаровательной ученой сотрудницей, так вперед. Тем более что лично я считаю это верным выбором. Задача перед вами стоит тяжелая, а Александру вам нужно и просто необходимо понять. В отличие от ваших собственных подчиненных, которых вы знаете как облупленных.
– Спасибо. – Куминов кивнул ему. Повернулся к девушке: – Давайте прогуляемся, если вы не будете возражать. Мороз несильный, а я, если честно, устал в блиндаже сидеть.
– Хорошо. – Александра покрутила головой. – Куда пойдем?
– Вон в ту сторону. – Капитан ткнул пальцем в сторону еле видневшейся в лунном свете открытой поляны. – Под руку меня возьмите, чтобы ноги не переломать. Я тут уже наизусть все знаю, а вот вам явно неудобно будет.
– Эх, молодежь, молодежь… – лысый улыбнулся. – Все бы вам романтику, прогулки под луной, стихи Блока там…
Куминов не стал отвечать, просто повернулся и пошел в указанную им самим сторону.
Луна была практически полной, мягко заливающей лес голубоватым светом. Высокие ели и сосны, которых вокруг было в достатке, казались в нем сказочно красивыми. Впрочем, как и все остальное, чего касалось своими прозрачными лучами легкое волшебство лунного серебра. Вон, чуть в стороне от основной тропинки, которую бойцы втихомолку именовали «проспектом Ильича», спрятались два КВ-5 из охранения штаба полка. Грозные боевые машины, повергающие в страх противника, сейчас казались странным образом перенесенными сюда военно-морскими бронированными судами. Грозными и страшными для врага, разумеется, судами. Часовые в тулупах и ушанках, которые попарно проходили мимо них, напоминали любившему в детстве читать Гофмана и братьев Гримм Куминову зимних троллей, оказавшихся здесь по ошибке.
Странные чувства вызывала эта спокойная красота у еще очень молодого разведчика-ветерана, идущего под зимним небом с совсем незнакомой девушкой-профессором. Вроде бы, что такого в скоплении военных людей и техники зимой да под луной? Так ведь нет, есть что-то особенное, неуловимое и пробирающее до глубины души. Романтиком себя Куминов никогда не считал, на красоту внимание обращал, конечно, но не часто. Но последние полгода стал ловить себя на мысли о том, что постоянно пытается поймать взглядом, уловить что-то незначительное и прекрасное, закрепить в голове, запомнить. Совсем как сейчас.
Куминов смотрел на звезды, думая о том, как бы хотелось смотреть на них чуть по-другому. Сколько угодно долго, и не думая о том, что вот так, расслабленно и наслаждаясь их красотой, он, возможно, стоит в последний раз. Эта чертова война, длившаяся уже так долго, стала привычной. Но он хотел бы закончить ее, чтобы она не досталась другим, тем, кто сейчас спокойно спит там, за Уралом, у мамки под боком. Ему очень сильно хотелось закончить ее, осознавать факт того, что все осталось позади. Очень хотелось… Написав где-нибудь в Берлине: ВНЕШНИМ ВИДОМ СТОЛИЦЫ ВРАГА ПОЛНОСТЬЮ УДОВЛЕТВОРЕН. И он знал, что так и будет, и никак больше, только так.
– Капитан? – Саша, молча идущая рядом, нарушила тишину первой. – Вы вполне обоснованно переживаете сейчас за группу, так что поделаешь? Придется вам меня тащить с собой.
– А почему вы так считаете? – Куминов чуть глянул на ее профиль, четко обрисованный лунным серебром. – Я ни слова еще не сказал, тем более что есть приказ.
– Что и зачем тут говорить? – Девушка чуть улыбнулась. Самым краешком губ, слева. – Все прекрасно понимаю. Думаете, я бы хорошо себя ощущала, если бы вдруг в мою лабораторию зашли вы с подчиненными и заявили, что прибыли помогать мне в работе с вирусными культурами, к примеру? Точно так же, понимая, что это приказ, делала бы, что умею, и злилась про себя. Постараюсь не быть совсем уж большой обузой. Я ведь нормы осоавиахима всегда сдавала легко. И пока училась, занималась атлетикой, лыжами, стрельбой. Самбо немного знаю…
Куминов хмыкнул. Подумал, хмыкнул еще раз и двинулся в сторону ближайшего «КВ». Подошел, пожал руку часовому, тут же тактично отошедшему. Махнул девушке, подзывая ее к себе.
– Вы знаете, что это такое?
– Да. – Было слышно удивление в голосе. – Тяжелый танк «Клим Ворошилов», пятой модели. Вооружение…
– Не надо мне рассказывать его ТТХ. – Капитан улыбнулся. – Рад, что вы действительно готовились ко многим вещам. Вопрос в другом, уважаемая спортсменка, комсомолка и настоящая красавица Александра, совершенно в другом. Я и близко не предполагаю, что такое вирусные культуры, из культур разбираюсь разве что в плодово-ягодных и прочих сельскохозяйственных, и то потому, что детство такое было. Но соваться в них самостоятельно точно бы не стал, даже если бы знал теорию на «отлично», но не имел бы практики. Да, вы пойдете в составе моей группы, действительно наиболее опытной и успешной из всех не только в нашем полку, но и в дивизии как минимум. Но это так, для страховки. Знаете, Александра, от чего никто нас с вами не застрахует?
– Нет… – она насупилась, глядя на абсолютно спокойного Куминова. – Подскажете?
– Ну, а чего не подсказать-то? – тот кивнул головой. – Я не зря подтащил вас к танку. Это наша боевая машина, прекрасный и незаменимый помощник пехотинца на поле боя. И очень страшная вещь, очень. Понимаете о чем я? Орудия, пулеметы, усовершенствованный дизельно-комбинированный двигатель, широкие траки, довольно высокая скорость. А броня, какова толщина брони! Немцы этих машин боятся, и всегда боялись танков этого семейства.
Но знаете, товарищ профессор, у немцев хватает и своей бронетехники, всякой разной. Есть, например, Порше-911/П, слышали? Нет? А я вам расскажу, потому как каждый разведчик должен знать своего врага. А эта машина, вернее, бронеавтомобиль, входит в состав злейших наших врагов. У нас – БРМ и БРДМ, у них – этот самый «Порше», к примеру. Высокий дорожный просвет, покрышки с самогерметизирующим составом внутри, броня в несколько миллиметров, устройство радиолокационного, шумового, теплового и еще бог его знает какого поиска. А также несколько прожекторов и, самое главное, пулемет калибра девять миллиметров у стрелка-радиста и двенадцатимиллиметровая бандура в башне. Которая, к слову, вертится на триста шестьдесят градусов. Уровень проходимости чудесной ганцевской бибики – как у наших разведывательных машин. Объяснить, к чему все это? Запросто да прямо сейчас.
– Нет… – она насупилась, глядя на абсолютно спокойного Куминова. – Подскажете?
– Ну, а чего не подсказать-то? – тот кивнул головой. – Я не зря подтащил вас к танку. Это наша боевая машина, прекрасный и незаменимый помощник пехотинца на поле боя. И очень страшная вещь, очень. Понимаете о чем я? Орудия, пулеметы, усовершенствованный дизельно-комбинированный двигатель, широкие траки, довольно высокая скорость. А броня, какова толщина брони! Немцы этих машин боятся, и всегда боялись танков этого семейства.
Но знаете, товарищ профессор, у немцев хватает и своей бронетехники, всякой разной. Есть, например, Порше-911/П, слышали? Нет? А я вам расскажу, потому как каждый разведчик должен знать своего врага. А эта машина, вернее, бронеавтомобиль, входит в состав злейших наших врагов. У нас – БРМ и БРДМ, у них – этот самый «Порше», к примеру. Высокий дорожный просвет, покрышки с самогерметизирующим составом внутри, броня в несколько миллиметров, устройство радиолокационного, шумового, теплового и еще бог его знает какого поиска. А также несколько прожекторов и, самое главное, пулемет калибра девять миллиметров у стрелка-радиста и двенадцатимиллиметровая бандура в башне. Которая, к слову, вертится на триста шестьдесят градусов. Уровень проходимости чудесной ганцевской бибики – как у наших разведывательных машин. Объяснить, к чему все это? Запросто да прямо сейчас.
Куминов подошел поближе к девушке. Посмотрел в темные глаза, блестящие в лунно-звездном свете, нахмурился.
– Там, за линией фронта, на ничейной полосе, они курсируют постоянно. Там целые охотничьи своры немцев, и не только на «поршнях». И все они там только и ждут момента, чтобы поймать нашего брата. А вы мне тут про атлетику…
Можете представить себе, как убегать от такой вот, пусть и не такой огромной, железной машины? Да вдобавок лупят по вам из крупного калибра, а? И не приведи господи в такой ситуации нам с вами оказаться, это же провал задания, сразу. Но если что… можете? Понимаете меня, говорите…
Куминов покачал головой, глядя на девушку. Приказы, приказы, задания. Ну, скажите на милость, какой такой приказ заставляет ее идти? У них что, больше не было никого в институте, что ли… или?
– Стоп, машина… – он подошел к ней ближе. – А скажите-ка мне, Александра, у вас разве мужчин в институте нету?
– Есть. – Даже при лунном свете стало заметно, как на ее лице заиграли желваки. – А что такое?
– Вы такая же, как я? – капитан внимательно посмотрел в глаза собеседницы. Та не отвела их, кажущихся такими черными ночью. И еле заметно кивнула головой. – Ясно…
Он задумчиво повертел головой и направился в ту сторону, куда и шел. Венцлав чуть пожала плечами и двинулась следом.
В молчании они шли недолго.
– Расскажите мне, пожалуйста, про этих самых фрицев. Фотографии фотографиями, но хотелось бы конкретнее немного знать про то, что нас ожидает. Расскажете?
– Конечно, только есть условие.
– Молчать? Так оно и ежу понятно…
– Нет. – Венцлав чуть улыбнулась. И снова одними кончиками губ. – Прекратите мне «выкать» и называть Александрой. Я же просила называть меня Сашей. Хорошо?
– Да. – Капитан оглянулся вокруг. – Пойдемте… э-э-э, пошли вон в ту сторону. Не замерзла?
– Нет. – Саша поправила шарф крупной вязки, крепко обмотанный поверх отложного воротника овчинного полушубка. Притопнула практически такими же, как и у Куминова, унтами и развела руки в сторону. Вроде как, а с чего бы мне мерзнуть, капитан?
– Ну да. – Куминов крякнул и пошел в сторону блиндажа собственного взвода.
У входа в небольшую траншею находилась «курилка», устроенная посередине трех лавок, оббитых войлоком. Он сел на одну и похлопал ладонью, приглашая девушку присоединиться.
– Что именно ты хочешь узнать?
– Оно вроде понятно насчет того, что эти самые фрицы не совсем обычные. Вот только и мы с тобой вроде как не совсем стандартные люди. А что в этих-то такого, что позволяет сигать через рвы, когда они железом с ног до головы обвешаны? Это к примеру.
– Хороший вопрос… – Саша сняла вязаную рукавичку и запустила руку в карман полушубка. Достала пачку «Столичных» и зажигалку, посмотрела на капитана. – Не против?
– Да нет. – Куминов повел плечами. Сам он не курил, дыма не очень любил, но на свежем воздухе он его абсолютно не раздражал. – Кури, если хочется.
– Сам не куришь? – девушка щелкнула колесиком зажигалки. Фитилек, пропитанный бензином, вспыхнул еле заметно. Саша прикрыла его ладонями, и погасила сразу же. Сигарету зажала в кулаке, на что Куминов одобрительно поставил плюс про себя. Может, она и правда будет не такой уж и обузой, как подумалось сначала. Во всяком случае, многие из пополнения новобранцев, да и многие из тех, кто служил за линией фронта, простую истину о вреде курения ночью из-за снайперов проверяли собственными продырявленными головами. А тут на-ка, посмотри, абсолютно привычным жестом это делает девчонка.
– Не курю. Это вредно при моей воинской специальности. – Куминов подумал, глядя на явно заинтересовавшуюся собеседницу, и нехотя продолжил: – Во-первых, просто вредно для здоровья. Дыхалка, кровеносная система, то, что разведке необходимо в первую очередь. Во-вторых, вредно для обоняния, что очень важно. Сильные запахи я чувствую издалека, а хороший «ловец» с той стороны – еще лучше. Меры противодиверсионной деятельности есть разные, и лучше не курить, чтобы ни себя не выдать, ни самому кого близко не подпустить. Как-то так.
– Ясно, просто и доходчиво. Попробую тоже так же объяснить насчет немцев. Так вот… – Саша посмотрела на небо. – Слушай, товарищ капитан, оно важно…
Час назад ты узнал про то, что сам являешься не совсем обычным человеком. Через полчаса будешь знать еще больше. У тебя, как и у меня, есть свои, отличающиеся от большинства наших граждан, особенности. Развитие их идет по нарастающей, сразу же после первичной активизации. Наверняка уже сам обратил внимание на то, что простые ссадины у тебя проходят за полдня, не больше. Еще, как мне кажется, приходится и отшучиваться: как на собаке заживает, ведь так? Можешь и не отвечать, знаю, сама проходила. Выносливость, восстановление да и прочие физические параметры… чудесно, да? Столько всего можно сделать, столько полезного, особенно сейчас, когда война.
Но есть одно «но», капитан Коля. Если активизировать все скрытые до времени ресурсы организма, то расплата будет. То, что было в бою под Уфой, как раз один из таких случаев. Так уж наш организм устроен, что за все приходится платить.
– То есть? – Куминов немного непонимающе уставился на нее.
– Да все просто. – Саша бросила докуренную сигарету в бак с песком. – У тех немцев агрессия была вначале. Те, кто попал в плен, скончались в течение трех дней, от полного физического истощения, да и психологического тоже. Некоторые, правда, выжили, самые сильные. Сейчас их содержат в изоляторе института, за стальными дверями, постоянно прикрепленными к собственным койкам. И только потому, что они нужны как подопытный материал. Как люди они уже не существуют. Препарат сделал из них практически зверей. Очень агрессивных, опасных и выносливых зверей, готовых к постоянному убийству. Воздействие основных активных веществ, содержащихся в составе инъекций, на определенные участки головного мозга привело к такому результату, Коля. И знаешь, что?
– Что?
– У каждого из нас в индивидуальной аптечке будет по пять одноразовых ампул с инъекционными иглами. И дублирующие у меня. А препарат, который в них находится, практически тот самый, только что улучшенный. А еще антидот, который необходимо применить сразу после прекращения его действия. Если не применить, то сам понимаешь, что будет.
– И зачем тогда нам такая радость? – Куминов поежился.
– Случай же всякий бывает, согласись со мной, капитан. Именно на такой вот всякий случай они у нас с собой и будут. Но это не самое главное, тем более что рассказывала я тебе про то, что нас ждет.
– Это точно.
– Те, настоящие «берсерки», созданы по другому принципу. Это, если уж ты говоришь, что знаком с агрокультурами, в чем-то схоже с ними. В течение полутора десятка лет немцы создавали своих юберзольдатен, экспериментировали с различными катализаторами, реагентами, операциями. У этих ребят нет никакой необходимости в постоянно вводимых внутривенно чудо-препаратах, они у них всегда с собой. В самом их организме, постоянно выделяемые и восстанавливаемые.
– Их как сорта помидоров, что ли, выводили? – Куминов мотнул головой.
– Вот-вот, именно так. Долго, вдумчиво и со знанием дела. А то, что говорил твой комполка про шарлатанство всех этих туле и аненнербей, только помогало. Сам понимаешь, что я не так уж давно этим занимаюсь. Но уже успела понять, насколько далеко они шагнули вперед… хотя и мы стараемся не отставать, хотя бы по некоторым параметрам. Так вот…