Управляющий ИнК комплекса прошелестел: «Прибыла делегация священников. Хотят говорить с правителями».
– Прими их, Тадрак. Нужно считаться с выразителями общественного мнения. Каждый молодой готов раз за разом кричать о властителях-гадах, требующих пройти дурацкое тестирование, фактически запрещающее свободную чипизацию. Священники хоть понимают. Все-таки старшие из юных. Хорошие такие дедки.
– Как всегда, молодые стандартны в жажде свободы… А помнишь, как чуть ли не за уши приходилось тащить устанавливать чипы? Потом как все рванули…
– Да. И цивилизация едва не… – Мальва вздрогнула. Положила руки на круглый живот. – Похоже, время пришло. Не беспокойся. Я достаточно владею телом. Необходимый инструментарий приготовлен. – Правительница величественно направилась в залу. Тадрак посмотрел вслед и переместил большую часть внимания в андроид – манипулятор, встречающий делегацию. Теперь он смотрит стандартным бинокулярным зрением привратника. Впереди столпились суровые мужчины. Бороды, рясы, пояса. У всех, по новой моде, разнообразные жезлы, словно все священнослужители разом охромели. Понять их трудно. Труднее даже, чем свихнувшегося ученого, начавшего превращать Луну в хордовое космическое существо. Здоровые особи. Умные. Достаточно волевые. Однако подвержены древнему предрассудку – религии. Человек сейчас сам, если постарается, может заткнуть за пояс десяток богов древности. Но народ упорно цепляется за мифы недостижимые и непостижимые. Замечательное оправдание собственным слабостям!
– Значит, желаете зреть… даже узреть младенца? – ехидно поинтересовался андроид. С виду совершенно обычный, рядовой человек. Одежда – архаичный черный костюм, ничем не примечательный ни сейчас, ни четыреста лет назад.
– Да, киборг! Желаем узреть, что народится! – вперед шагнул рослый священник в черной сутане. Нашитый золотой крест на высоком клобуке качнулся, словно соглашаясь. Он барьером утвердил черный посох с золотым распятием перед собой. Толстые волосатые пальцы стиснули и побелели, словно удерживая рукоять двухпудовой кувалды. Вперед шагнул, засияв широкой бородатой улыбкой, православный священник. В митре, словно уголь костра инквизиции, загорелся алый огонек работающей камеры. Белая, расшитая золотом риза колоколом повисла на дородном теле. Длинные светлые волосы волной выливаются из-под священного головного убора.
«Как нерационально они используют череп, – промелькнуло у правителя, – как болванку для волос и шапки. По образу и подобию Господа, значит. Умудряются игнорировать логику даже собственных фраз. По-прежнему считают самодостаточной древнюю байку о грехопадении. Яблоки… змеи… бред!»
– Уже прошло три поколения, как у зачеловеков не рождались дети, поэтому люди взбудоражены…
– Не рождались за ненадобностью, а не по техническим причинам. – Правитель автоматически досылал 95 % информации через интернет-канал. Но священники слепы в этом диапазоне… – Правительница Мальва решила родить, и никто не вправе препятствовать, – резкие слова дополнились рубанувшей сверху вниз ладонью. «Надеюсь, реальный жест сойдет за категоричное утверждение».
– Да-да, конечно, мы знаем о вашей легендарной силе воли. Вы можете по своему желанию отрекаться от соблазнов полного подключения, что не снились и святому Антонию. Мы прекрасно осведомлены, что вы – правители именно благодаря этому. Просто, во избежание кривотолков, нас отрядили присутствовать при рождении ребенка.
Тадрак слушал священников и одновременно принимал массу отфильтрованной интернет-информации. Действительно человечник серьезно и иррационально взбудоражил простой факт – рождение младенца. Похоже, всего за пару поколений людям понравилось считать залюдей-правителей киборгами. Нелюдями, которых вынужденно терпят, поскольку лучших управляющих не бывает. К тому же только они могут контролировать киборгов-ученых, на которых, так или иначе, работает все человечество. Поднялись и раздулись древние страхи. Всплыла потертая Бредсказателями цифра 666. Седые пророки на множестве личных каналов вещают о конце света и пришествии зверя…
А голос священника журчит успокаивающе-мягко:
– Нам нет нужды присутствовать при таинстве рождения. Но категорически настаиваем быть рядом в первые минуты при младенце и роженице.
– Не сейчас. Вопрос закрыт. – Андроид выпрямился и скрестил руки на груди. Священники, похоже, ждали чего-то подобного. Брови столкнулись на переносицах. Глаза загорелись праведным гневом. Все разом задрали и укоротили одеяния узлами. Говорливый священник крутанул посох и вдруг резким выпадом пронзил глаз андроида. Острие выскочило из затылка, выбив фонтанчик осколков микросхем. Коротко полыхнули зеленоватые искры. Воздух разом наполнился чадом горящего пластика. Тело сломанным манекеном рухнуло, нога нелепо вывернулась и часто-часто задергалась, шкрябая сползающим ботинком каменный пол. Теперь только черная входная дверь преграждает путь. Монах в черном усмехнулся, хищно оскалив клык. Взял посох пониже распятия, с сухим щелчком передернул, как затвор древнего помпового ружья. Бубух! Соратники на пару секунд оглохли – плазма удивительно громко грохочет. Вместо автоматического замка появилась дымящаяся дыра. Удар кованого каблука, и разлетевшиеся в стороны двери пропустили коммандос в нарочито варварски разукрашенный приемный холл. Позолота, виньетки, финтифлюшки, причудливо зачесанные растения… Два андроида-манипулятора, искря и кувыркаясь, отлетели от пропеллеров-посохов идущих клином священников. Не мешкая, католический падре выхватил из посоха коротко свистнувшую полосу стали. Лезвие рубануло руку пытающегося подняться андроида. Падре лихо поймал и приложил отрезанную кисть к сенсорам. Бронированная дверь послушно посторонилась. Тяжелые ботинки бухают в плиты пола. Камеры в клобуках и митрах снимают шествие. Грозные жезлы бдительно отслеживают входы и выходы. Милейшие священники разом превратились в стремительную колонну спецназа. Короткие лестницы, переходы, броски. Похоже, башню правителей изучили лучше своих квартир. «Вот, вот ступени к последнему бастиону зла! Еще немного, и достигнем!»
Вдруг со стальным лязганьем захлопывающегося капкана навстречу друг другу с потолка и из пола выскочили толстые металлические переборки, не учтенные планом штурма. И правитель, громадный, как мачта, спрыгнул из открывшегося в потолке люка. Ни одного лишнего движения. Спружинил чуть подогнувшимися ногами, по оранжевому одеянию пробежались багровые адские сполохи. Священники разом отшатнулись.
– Как вы посмели в мой дом ворваться?! – властно и свирепо вопросил правитель. Выпрямился. Властный, могучий, один против всех. Демон!
– Укрепимся, братия! С нами Бог! – выкрикнул простоволосый иезуит. А правитель медленно поднял длинные руки со скрюченными пальцами.
Все священники сплоченной командой, плечом к плечу шагнули навстречу. Все же пришли самые верные слуги Господа. Перекрестились, забормотали молитвы.
Тут переборка вдруг приоткрылась, и вышла женщина. Длинное платье, длинные волосы… все как положено андроиду-манипулятору для связи с общественностью. Она спокойным, обыденным тоном сказала:
– Пусть войдут. Я родила. И прошу, не ломайте мебель! – Толстые плиты переборок словно нехотя раздвинулись, прячась в пазах.
– Правительница Мальва не против, – зачеловек указал подбородком на освободившийся путь, – хотя совершенно не вижу смысла в уступке.
Правительница привстала на широком ложе. Подняла молчащего младенца вверх. И победно сказала:
– Приветствую вас! Посмотрите, кроха уже может стоять!
Она опустила малыша на пол, тот покачнулся на пухлых кривых ножках и действительно устоял. На розовом младенческом лице новорожденного горят совсем не детские синие глаза. Священники хором ахнули. Вперед выступил монах-чернец.
– Во имя Отца, Сына и Святаго Духа! Изыди сатана! – Он поднял над головой древнюю книгу, словно намереваясь прихлопнуть муху.
«Вот оно! Вот оно! Ради чего я пришел на свет! – стучалась в голове судорожная мысль. – Дьявольское создание! Господь дарует мне силы, и ничто не посмеет меня остановить! Соратники помогут отправить адское отродье в ад!»
– Изыди! – Лицо экзорциста налилось кровью, он выхватил из распятия кинжал, воздел и двинулся вперед. В одной руке Книга, в другой кинжал.
Правитель отрешенно шагнул вперед, контролируя сектор. Но монах смотрел на младенца… а тот улыбался.
«Почему у него нет зубов? Зубов нет? Должны быть зубы! Ибо сказано…» – растерянно заметались мысли, кинжал-распятие задрожал. Он прищурился, присмотрелся. – Да, на голове родимое пятно! Три шестерки?!! Нет? Две точки, черточка и скобка? Что это?» Он шагнул ближе. Вдруг словно молния сверкнула перед лицом. Правитель неуловимо быстро ударил в грудь. Раздался звук, словно лопнул футбольный мяч. Священник выронил кинжал, острие вонзилось в сверхпрочный пол. На спине от рясы оторвался клок ткани, бабочкой порхая, упал на пол и расправился растопыренной ладонью. Ноги монаха подогнулись, и лицо мертво шмякнулось о плиты пола. Из-под головы быстро поползла темная лужа.
– С-с-стоять, ничтожные… – низкий, до инфразвукового, голос правителя вязкой волной заполнил зал. Но священники разом посветлели лицами, шагнули плечом к плечу. Взяли на изготовку жезлы и, слаженно разрушая инфразвуковую атаку, затянули: «Во имя Отца, Сына и Святаго Духа…»
Вдруг новорожденный сделал шажок вперед. Вытянул пухлую ручку над поверженным священником, тонкий высокий голосок странно четко прозвучал в шуме вокруг:
– Встань и иди!
Упавший шумно вдохнул. Зашевелился, кашлянул и вытер окровавленные губы. Оперся на руки, приподнялся на коленях, да так и замер. По лицу потоком полились слезы. Священники разом замолчали, забыв закрыть рты. Лихорадочно переводя взгляд с воскресшего на младенца, простоволосый иезуит прошептал: «Господи ты, боже мой… Неужто дождались?»
Правитель непонимающе посмотрел на ожившего, оглянулся, вопросительно уставился на Мальву. Вдруг в его личном интернет-канале заплясали смайлики незнакомого адресата.
– Папа, подбери челюсть и срочно помоги! У меня опорно-двигательный аппарат едва работает, мозжечок не синхронизирован, того гляди шлепнусь! – Виртуальный словесный ряд сопроводился зрительным – коленопреклоненными перед разнообразными священниками королями. Все священнослужители возлагают на королевские головы руки. Касание каждой головы выделено красным кругом и вытянуто в цепочку с восклицательными знаками.
Правитель величественно опустился на колено. Младенец милостивым жестом коснулся лба и чуть задержал ладошку. Священников как подкосило, все разом пали на колени.
– Зачем же… встаньте. Вам все ясно, но отец пока еще не понял.
– Я догадываюсь… – Зачеловек перевел тяжелый взгляд на сидящую на ложе правительницу. Она улыбнулась, отрицательно покачав головой. – Но все-таки не могу понять, как удалось? Ведь даже взрослые с трудом могут контролировать чипы связи. А уж младенец, тем паче эмбрион, и вовсе существо бессмысленное…
– Никаких чипов в эмбрион не вставлялось, это невозможно. Посмотри поближе в рентгеновском диапазоне и убедись. – Мальва сделала останавливающий жест рукой, сопроводив улыбку рядом виртуальных, отчетливо закрывающихся, а то и вовсе заклеенных пластырями и прихваченных скобками ртов…
– Так как же тогда?! – Правитель удивленно всплеснул руками. Тадрак, пожалуй, впервые за сотни лет не смог контролировать эмоции.
Младенец сделал пару неуверенных шажков и быстро, чуть ли не упав, присел на ступеньку. Сконцентрировал взгляд стремящихся разойтись глаз. Улыбнулся подкупающе-беззубой улыбкой, сказал:
– Похоже, Творец принял поправки людей и сделал серьезный апгрейд.
Над розовой безволосой макушкой повис, постепенно наливаясь светом, нимб.
Евгений Крылов Двое в одном
Я осторожно слез с кровати, тихонько скрипнув матрасом.
У стены спит моя женщина – жена и друг. В старину девушки спрашивали у бабушек: «Как узнать суженого, он ли это? Тот, с кем захочешь провести всю жизнь?» Мудрые старушки не говорили чепухи вроде «сердце подскажет», а отвечали: «Посмотри, как он спит. Если на него смотришь и на сердце тепло, тогда он. А если просто тело, с которым недавно была близка, или того хуже: то губы не так сложил, да и вообще уши большие, – тогда каким бы хорошим ни был – не суженый». Давно я так проверял своих девушек. Только Екатерина прошла тест – часами могу смотреть, как она спит.
Утро. Как же оно по-разному воспринимается. Одно, когда встаешь на работу, и совсем другое, когда в отпуске и впереди еще месяц «свободного времени». Впереди напряженный день, но утро по-настоящему свободное.
На цыпочках двинулся к двери, стараясь не разбудить, но на пороге услышал: «Мне, пожалуйста, чашечку кофе». Длинные волосы раскиданы по подушке, голова утопает среди русых волн. Ее тоненькие, по сравнению с моими бревнами, руки откинули воздушное одеяло и так сладко потянулись, что я просто не смог выйти – в два прыжка оказался рядом. Чувственный долгий поцелуй, и маленькие ладошки уперлись мне в грудь.
– А как же кофе? – весело запротестовала она и быстро нырнула с головой под одеяло. – Хочу кофе!
– Понял, сейчас будет, – вздохнул я и побежал на кухню. Быстро просмотрел сообщения на экране холодильника, архаика, конечно, но жене разноцветные надписи о сохранности и времени поступления продуктов нравятся. Она всегда говорит: «Я так хозяйкой себя чувствую. Докладывает помощник». Ну что тут скажешь? Пусть будет.
Поставил кофе вариться, быстро набрал программу кухонного комбайна на двоих – легкий завтрак с витаминами.
– Как вкусно пахнет, – промурлыкала Катя, шелестя алым атласным халатом. На миг она прижалась ко мне.
– Проходи, сейчас все будет готово.
Я аккуратно расставил тарелки с горками дымящегося картофеля фри, украшенного аккуратными дольками помидоров, налил кофе. Моя красавица довольно улыбнулась. Повинуясь ее небрежному жесту, включился телевизор.
– …Очередной акт насилия против врагов человечества произошел сегодня ночью, – с профессиональным огорчением сообщил нам диктор. И, подпустив в голос еще больше драматизма, начал выкладывать подробности: – Около 23 часов «Борцы за чистоту человека» совершили нападение на Институт нейропсихологии. По данным очевидцев, там проводились ужасные опыты на людях…
– Не дадут нормально поесть, – пробурчал я и выключил звук.
– Ты это видел? – нервно спросила Катя. – Ты знал об этом?
– Нет, в вечерней сводке не было, это ведь ночью произошло.
– Но как же так? За что они? Разве так можно? – поникла Катя. От ее надломленного голоса чуть сердце не разорвалось. Маленькая, хотя рост выше среднего, для меня все равно маленькая, хрупкая – не понимает, как одни люди могут быть так жестоки к другим. Сидит напротив такая беспомощная, как котенок, а я не знаю, как ей помочь. Хочется все изменить, переделать, только бы ей было хорошо.
– Ты не передумала? – спросил я.
– Нет, – сказала она. Во взгляде – уверенность в правильности выбора.
Да, утро было свободное, но впереди ждал тяжелый день… Который должен стать утром новой жизни. Мысль возникла, окрепла, заставила развернуть плечи:
– Мы сделаем это. Пойдем, любимая.
– Здравствуйте, проходите, – сказал медик.
Мы медленно прошли в мрачноватый кабинет. Тяжелый письменный стол и два кресла, казалось, перенесены из Средних веков. Вдоль стен массивные шкафы, битком набитые книгами, – корешки поблескивают, явно старательно вытирают пыль. На полу ровный паркет, с потолка свисает огромная кованая люстра… С люстрой, пожалуй, переборщили. Еще керосиновые лампы бы подвесили – слишком явная демонстрация лояльности биоконсерваторам.
Катя села, собранная, напряженная. Я пытался успокоить, пока добирались, но, похоже, не смог. Чувствуется, что медик тоже не в своей тарелке.
– Еще раз здравствуйте. Чем могу быть полезен?
– Здравствуйте, Михаил Семенович. Мы пришли по рекомендации семьи Черкановых, – начал я тяжелым голосом. Всегда, когда пытаюсь говорить медленно, в голосе проявляются басы.
Доктор поерзал на стуле и нервно погладил лысину.
– Какие именно услуги вас заинтересовали?
– Мы с женой давно хотели пройти программу «Два в одном», только не знали где. Спасибо, подсказали.
– Простите, боюсь, у вас ошибочная информация, такими процедурами в нашем НИИ не занимаются, – отчеканил врач. На его лбу выступили крупные капли.
– Доктор…
– Поймите, нам больше некуда пойти, – перебила Катя, – я хочу быть с ним одним целым, а не просто печатью в паспорте. Он – моя жизнь. Никого другого мне не надо.
Медик открыл рот, но не нашелся что сказать.
– Мы понимаем, сколько это стоит. Мы достали деньги. Даже больше, чем надо, – продолжил я, пытаясь перейти к делу.
– Да, это, конечно, хорошо, и молодцы, конечно… Но… – неуверенно забормотал врач.
– Мы осознаем весь риск и готовы на него пойти, – быстро сказал я, прервав вероятную лекцию о гуманности и индивидуализме.
Катя продолжала сидеть как на иголках, но смотрела твердо, прямо сверлила взглядом доктора. Тот вздохнул, похоже, начав верить в нашу решительность.
– Вы понимаете, что это незаконно? – осторожно спросил врач.
– Да! – одновременно ответили мы.
– Хорошо, – вздохнул он, немного успокоившись, – тогда перейдем к деталям. Необходимую сумму вы переведете до операции на наш счет. Для периода реабилитации потребуется около трех недель.
– Черкановы говорили, поэтому мы со вчерашнего дня в отпуске, – сказал я.
– Замечательно, это сильно упрощает дело, – сказал медик уверенно. – Операция не отнимет много времени. Никаких шрамов и порезов не будет – датчик введем через нос, непосредственно в мозг. Не буду сыпать терминами, установим надежно, никакие сотрясения не повредят. Самое важное – точно настроить оба датчика, грубо говоря, на одну волну. Карты ваших биоволн поместим в память передатчиков, а они сами активируют прием-отправку мыслей и чувств. По некоторым, пока не проверенным данным, ваши разумы впоследствии смогут привыкнуть «общаться» на определенной частоте и смогут это делать без техники. Труднее всего вам будет синхронизировать и дозировать поступающую информацию. Поэтому необходим долгий послеоперационный период. Он проходит следующим образом. Сначала ваш жизненный график смещается в противоположные стороны, то есть когда один спит, другой бодрствует. Таким образом активные мыслительные процессы поначалу не будут пересекаться. Спящему выдадут препараты для яркости и обязательности сновидений, а второй будет стараться ощущать и понимать, где сон, а где явь, и учиться регулировать сознание. Когда оба научитесь отсоединяться, время совместного бодрствования можно будет увеличить. Сначала на полчаса, час, два – все больше и больше, пока не наработаете навык полного совмещения. Обычно тренинг составляет две-три недели.