Вдруг стрельнуло в ухе, профессор вздрогнул, осторожно повернул затекшую шею. Щека припотела – противно отлепилась от полировки стола.
– Уф! Задремал! Привидится же! – встряхнулся, оперся руками на подлокотники, попытался быстро привстать, но рухнул на сиденье, взвыв от боли. Умудрился забыть о покалеченной руке! Там торопливо стреляло, отдаваясь в локте, словно в кисти засел злобный пулеметчик и жал-жал на гашетку, кроша кости… Скрипя зубами, Славутич поспешно проглотил полпачки обезболивающих, восстанавливая соображение.
Так-так, но почему забыл? Значит, на некоторое время боль прекращалась? Отступала. Да нет, просто, вероятно, внимание фокусировалось на другом.
Стоп! Что такое?! Славутич, посмотрел на экран монитора, потом метнулся к микроскопу.
Под окуляром только лимфоциты! Потолстевшие, похоже, все проглотили стволовые клетки из собственного организма! Усвоили и теперь необычно бойко перекатываются, скопились у ближнего края коробочки. Словно взбодрились! А пустые равнодушно остались безразлично взвешенными в растворе…
Ни одной стволовой клетки! Все усвоили? Так в чем дело? Славутич забегал по комнате, метнулся к компу, неуклюже тыкая одним пальцем, набил инфу по штамму. Ничего особенного, стандартный эксперимент, каких было множество. Мои стволовые и лимфоциты, но… Я заснул, может быть… Он задумчиво покачался на стуле и вновь прильнул к микроскопу. Все лимфоциты равномерно распределились по раствору! Но задвигались, засуетились и вновь потекли в одну сторону, когда начал смотреть. Создается впечатление, что они тянутся ко мне?! Удивительно. Почему? А если больную руку поближе поставить! Да-да, задвигались еще быстрее! И стволовые поглощенные четко просматриваются внутри, и не растворяются, не ассимилируются…
Тонкий лазерный лучик чиркнул одного лимфоцита, и стволовая клетка вывалилась. В целости и сохранности. Четко подсвеченная, живая, с пульсирующими органеллами. Так, а в чем же дело? Еще достаточно незаполненных лимфоцитов. Теперь положим беспалую руку на банку. Так, смотрим, смотрим. О! Один, рядом расположенный, активно устремился к освобожденной клетке и, смотрите-ка, обволок ее и тут же устремился к общей группе! Они определенно ощущают мое присутствие!
Глава III
Через неделю Славутич решился представить результат коллегам. Длинная речь в большом актовом зале, пересыпанная терминами, закончилась словами:
– Таким образом, эксперимент раз за разом подтверждается. Клетки лимфоцитов, включивших транспортную функцию, сокращенно ТР-лимфоцитов, активируются в непосредственной близости травмы. Следовательно, в идеале, максимум должен происходить внутри организма. – Он смахнул дрожащей ладонью со лба пот. Сложно держаться, когда словно напильником кость изнутри точит. Кивнул порывающемуся что-то сказать маленькому лысенькому… запамятовал фамилию.
– Но, уважаемый! Внутри организма лимфоциты не хватают стволовые клетки! Они так действуют у вас и лишь в специфических условиях раствора!
– Разумеется, но я лишь дал факты, они, конечно, нуждаются в независимой проверке. О том, как это происходит и почему, пока можно только строить гипотезы.
– Нет, коллега, ознакомившись с предварительными вашими выводами, мы попробовали повторить. И ни у кого, подчеркиваю, ни у кого не получилось повторить ваш эксперимент. Мы, конечно, не думаем о мистификации и поначалу полагали, что вы не все раскрыли. Но после доклада могу сказать однозначно: возможно, имеет место некая специфическая функция лишь вашего организма. Экзотика, которую невозможно применять во всеобщей медицине…
– Если это все-таки не мистификация! – выкрикнули из зала.
– Повторяю. Предположительно, главным фактором эксперимента являются мои покалеченные пальцы! Кто-нибудь отрезал, пытаясь повторить эксперимент, хоть одну фалангу?!
В зале зашумели, кто весело, кто зло, заблестели глазами. Послышались нервные смешки, но все утихли, как только беспалая ладонь взметнулась в воздух жестом призыва к молчанию.
– Вот главный фактор! И я думаю довести эксперимент до логического завершения! – Станислав резко повернулся и вышел из аудитории.
В кабинете Славутич присел в мягкое кресло, тихо зажужжала камера. Он перетянул бицепс жгутом и, как заядлый наркоман, посжимал пальцы. Тонкая игла шприца нащупала набухшую вену, и поршень выдавил желтоватую жидкость. Четко, уверенно прокомментировал:
– Доза видоизмененных транспортных моноцитов, капсулировавших живые стволовые клетки под воздействием травмы. Совмещены вне тела, ниже называются ТР-моноциты. Эксперимент номер один…
Рука по-прежнему болела, но от анестезии приходилось воздерживаться – эксперимент должен быть чистым. Расхаживал по лаборатории, поскрипывал зубами. Иногда присаживался и баюкал руку. Пытался сосредоточиться на работе, и даже иногда получалось, стандартные эксперименты шли своим путем. Никто ничего не перепутал, не поменял, все четко и последовательно продолжалось. И это успокаивало. Но стоило чуть побеспокоить рану, как боль напоминала о себе. Организм тупо кричал страданием, взгляд все чаще останавливался на полке с обезболивающим. Спрашивал себя: а не зря ли? Но стискивал зубы и вновь пытался отвлечься. Постоянно забегали коллеги, бросали жалостливые взгляды, он бодро улыбался, помахивал ручкой, мол, идите-идите, все нормально, я в делах.
Из столовой пахнуло жареной картошкой. Готовят круглые сутки – у ученых ненормированный рабочий день. Рот вдруг заполнился слюной, желудок судорожно дернулся, напоминая о пустоте. Жутко вдруг, до дрожи захотелось есть. Что такое? Проходя мимо зеркала, вдруг отметил, как сильно осунулось лицо. Лихорадочно поблескивали глаза, а штаны провисли, видимо лишившись поддержки части жировых складок.
– Когда и успели-то… Хотя, скорее всего, из-за пустого желудка, все же не ел несколько дней, – отметил Славутич.
Боль в кисти пошла мощная и пульсирующая. Повязка пропиталась отвратительными пятнами. Он достал припасенный пакетик с бинтом, потом спохватился и вызвал медсестру из общего корпуса. Чтобы не терять время, заказал обед. Когда в дверь деликатно постучали, уже прикончил две порции картошки с мясом и два салата. Медсестру встретил, жуя яйцо вкрутую, причем скорлупа показалась такой пикантно вкусной, что хрустела на зубах, как молодой снежок под ногами играющей детворы. Девушка испуганно глянула, словно побаивалась, что счас кинется, а он глазами показал, мол, давай, делай. Сам же захрустел очередной скорлупкой.
Бинт размотался, и чем его меньше оставалось, тем слабее становилась давящая боль. Впрочем, на последних оборотах прилипший бинт вновь напомнил, что рана есть, и серьезная. Медсестра испуганно вскрикнула – из срезов мяса, сочившихся сукровицей, почти на сантиметр торчали конусы косточек, едва покрытые полупрозрачной кожицей.
– Заматывайте! Только не плотно! – прошипел Славутич сквозь зубы, малейшее дуновение воздуха казалось обрубкам ледяным.
– Итак, первая фаза эксперимента прошла по плану, – закончил диктовку ученый, откинулся на спинку кресла. Рот неудержимо растягивался в улыбку.
Отлично, теперь анализы… Анализы показали, что в организме появилось много ТР-моноцитов. И они, судя по всему, активно переносят стволовые клетки к культям. Более того, взрослые стволовые клетки в костном мозге начали интенсивно делиться, обеспечивая постоянный прирост материала. Причем, похоже, именно моноциты новой формации, образующиеся неподалеку в костной ткани, стимулируют их деление, выделяя вещества… э-э… вещества… Рабочее название «вещества нетерпеливости». Когда не хватает стволовых, ТР-моноцит выделяет нечто вроде антигенов, но стимулирующих деление стволовых клеток. Гм, натянуто, конечно, но для дневника экспериментов пойдет…
– А что, если попробовать направить клетки на место вырванного зуба? Похоже, воображаемые картинки не такие уж воображаемые. Вот они снова появились перед внутренним взором. Снуют, черпают, тащат, выворачиваются… Так, а теперь направим часть потока в челюсть. – Станислав сконцентрировался и ярко представил, что лимфоциты понеслись по артериям к челюсти и выше к десне, где язык нащупывал провал в ряду коренных зубов. Отвлекся – походил по сайтам новостей технологий. Через полчаса зачесалась челюсть и страшно захотелось мела. Он высыпал горсть «Витрума» на ладонь, проглотил и, довольный, сделал следующую запись.
Шеф связался по видео сам. В острых глазах поблескивает удивление, видимо, медсестра уже разнесла на хвосте информацию. Красное лицо, проходя через фильтры, становилось еще краснее, а скорректированная развертка раздвинула физиономию вовсе до какого-то свинячьего облика. Славутич вдруг смутился, что так мелочно мстил шефу, уродуя изображение.
– Ну что, кхе-кхе, Станислав Владиславович, получается у тебя что-то? А то тут медсестра-дура трезвонит о каких-то когтях, что у тебя из культей растут…
Шеф связался по видео сам. В острых глазах поблескивает удивление, видимо, медсестра уже разнесла на хвосте информацию. Красное лицо, проходя через фильтры, становилось еще краснее, а скорректированная развертка раздвинула физиономию вовсе до какого-то свинячьего облика. Славутич вдруг смутился, что так мелочно мстил шефу, уродуя изображение.
– Ну что, кхе-кхе, Станислав Владиславович, получается у тебя что-то? А то тут медсестра-дура трезвонит о каких-то когтях, что у тебя из культей растут…
Славутич прыснул, не сдержался. Шеф охотно расхохотался.
– Так я и думал, что лажа. Тут, кстати, к тебе какая-то мамзелька ломится, рвет и мечет, журналистка или ловчиха НЛО, не разберу. У нее целая пачка удивительно правильных документов и допусков… В общем, осторожно, скоро, наверное, дорвется, закрой лучше дверь, мол, нет тебя. Ну ладно, извини, что отвлек, бывай… – Он потянулся на экране выключить связь.
– Закроюсь… Но о когтях не совсем, Адам Петрович, лажа… Не совсем.
Ученый встал и вызывающе качнулся с носков на пятки. Уже совсем избавился от смущения. Шеф сразу посерьезнел, глянул остро.
– Пошла последовательная регенерация. То, что медсестра приняла за когти, – нарастающие фаланги пальцев, за ними под тонкой оболочкой видны нарастающие мышцы, нервы и сухожилия. В организме совершенно определенно пошли интенсивные процессы регенерации. Да можете зайти на мой сайт, ознакомиться с результатами исследований. Но чувствую – результатов будет больше, гораздо больше…
Начальник округлил рот, лицо вдруг стало по-детски простодушным, как у ребенка, слушающего захватывающую сказку. Его губы задрожали, он потер глаза и почему-то шепотом спросил:
– Что, Слава… неужели не зря жили, работали… и лаборатория действительно… и мы смогли, что-то настоящее… и рано списывать науку, рано!
У профессора перехватило в горле, он вдруг увидел, как циничный администратор-руководитель, забивающий повседневное разочарование рутиной, переживал.
– Да, Адам Петрович. На этот раз да.
Глава IV
Через несколько часов вышел из кабинета, надо съездить отоспаться. И с удивлением увидел сидящую на корточках женщину. На указательном пальце за петельку поддета кожаная куртка, она заброшена за спину, чтобы мягче прислоняться к стене. Длинная челка прикрывает глаза, острые коленки пропечатывались сквозь джинсы в обтяжку. Пестрая красно-зеленая рубашка расстегнута до середины, профессор краем глаза ухватил колыхнувшуюся за отворотами грудь. Впрочем, колыхнулась от порывистого движения – словно пружина капкана сработала, и тут же этот капкан в виде жестких пальцев вцепился ему в плечо.
– Славутич! Да это вы, Славутич! Я чувствовала, что вы сидите в кабинете!
Из-под подпрыгнувшей челки на него уставились бешено горящие серые глаза.
«Черт, похоже, эта та самая энэлошная настырная журналистка. Смотри ж ты, дождалась, зараза».
Первоначальное очарование испарилось. Он попытался увернуться.
– Девушка, вы путаете. Действительно, Славутич работает у нас в лаборатории, но, насколько знаю, он сейчас болен и отсутствует…
– Молчи! Это ты! Я! Знаю! Все!
– Тогда, пожалуйста, скажите решение второго тензорного уравнения, над которым я бился неделю назад!
Он наконец вырвался из цепких рук и зашагал по коридору. Она молчаливой тенью засеменила рядом.
Прошла минута, другая…
– Да что вам угодно?!
– Я буду с тобой рядом. Так нужно. Извини, просто очень обрадовалась – я очень давно тебя искала. Пойдем, сейчас пойдем.
Припозднившиеся ученые удивленно здоровались, а журналистка шла нога в ногу, почти прижимаясь к спине, зеркально повторяя каждое движение тела. Ныла покалеченная рука, и почти столько же доставляло неудобства смущение. Славутич невпопад бормотал что-то встречным, а она почти положила подбородок ему на плечо, словно вторая голова отросла. Слева на стене шагала причудливая широкая тень, от женщины шло какое-то сильное, пахнущее карамелью тепло. Несколько раз в спину утыкались острые соски грудей, что подхлестывало посильнее кнута.
Вахтер, разинув рот, проводил их взглядом. Профессор беспомощно махнул рукой и выскочил на улицу. Едва сделал пару шагов, как резко остановился, упрямо набычившись. Но женщина не натолкнулась, как он опасался весь путь по коридору, она мягко шагнула в сторону, виновато улыбнулась… И вдруг расплакалась, горестно, навзрыд. По щекам покатились крупные слезы, она плакала, как балерина, сломавшая ногу, окатывая профессора волнами потери и безнадежности.
– Да что это такое! – нервно воскликнул Славутич. – Да что это вообще такое?! Что вам нужно вообще? Кто вы такая?!
– Поехали, скорее поехали, – пробормотала она, горестно всхлипывая, и мягко тянула за руку в сторону белого мотоцикла. Профессор плохо в них разбирался, то ли «Судзуки», то ли «Хонда», в общем, какой-то японский – зализанный, обтекаемый, с фарами, похожими на глаза персонажей японских же мультиков. А журналистка оседлала мотоцикл и прижала обеими руками к груди черный шлем, как белочка грецкий орех:
– Профессор, обнимите меня, пожалуйста.
И так трогательно-кротко это прозвучало, что невольно захотелось ее укрыть какой-нибудь шубой и прижать, как замерзающего котенка. Он вздохнул, шагнул через сиденье, обнял за талию. Она прогнулась, на миг прижавшись к нему всей спиной, дрыгнула ногой, крутанула ручку газа, и мотоцикл, разрывая ночь совершенно не японским ревом, рванулся вперед.
Замелькали тусклые дома, горящие фонари слились в сплошную линию. Славутич прижался, спрятался от потока воздуха, пытающегося разорвать рот и выдуть глаза. Руки судорожно ухватились за гонщицу, мысли унеслись ветром, остался только шорох шин и горячее тело впереди. Коротко и страшно взревывали редкие встречные машины. Дома вдруг разом кончились, темнота приблизилась, сгустилась, только яркие белые штрихи разметки торопливо бросались под колесо.
Замерзла и страшно заболела культя – зажмурился, разрываясь между надобностью крепко держаться и уменьшить боль. И открыл глаза, заметив, что боль отступает. Замерзшая рука с отрастающими пальцами, словно сама собой, пробралась за пазуху гонщице и прижалась, обхватив тугую грудь. И как-то это показалось настолько правильным, что, не задумываясь, сунул и вторую. А затем вообще почти лег на это удобное тело, очень удачно вписавшись в изгибы. Ветер сразу перестал срывать скальп, ровно рассекаемый шлемом гонщицы.
Едва спрятался от ветра, как нахлынул голод. Сосущий, дергающий, а тут прямо в миллиметре от зубов под тонкой курточкой мясо… Что за бредовые мысли? На такой скорости? Тьфу ты, при чем тут скорость?! Ну а слюна прямо течет… ускоренная регенерация, мать ее! Эх, какие же сейчас процессы, интересно, идут, как ТР-моноциты активируют организм… Куда меня вообще понесло?
Спина девушки под подбородком напряглась. Черт, задумался, слегка куснул… позорище какое! Ветер дунул сильнее – гонщица повернула голову и крикнула два слова: «Чипсы в кармане!» И он сразу, неуклюже и поспешно полез ей в карман, выхватил пакетик и с каким-то животным восторгом почувствовал, что он там не один. А еще сухарики – ура! – сушки какие-то. Неуклюже оторвал зубами уголок и, прижимая щекой, урча, захрустел прямо на удобной спине гонщицы содержимым. Сквозь зубы время от времени вылетал горестный стон, когда поток ветра уносил кусочек… Причем сознание холодно фиксировало, отмечало и конспектировало: «Активация регенерации возбуждает древние животные центры, поэтому нужно иметь достаточно пищи поблизости для завершения процесса».
Но вот пахнуло хвоей, грибами и свежестью. Последний пакетик затрепыхался в воздухе, унося пару сухариков. Профессор с досадой оглянулся – он блеснул далеко во тьме. Но через мгновение пронзил страх, он судорожно вцепился в гонщицу. Мощный фонарь мотоцикла выхватывал несущиеся навстречу высокие деревья, каждое норовило ударить нависающей над дорогой веткой… какой дорогой! Это уже тонкая тропа едва пять шагов шириной, а безумная гонщица едва уменьшила скорость. Он вновь улегся ей на спину и, закрыв глаза, корил себя последними словами…
Но вот двигатель заглох! Остановка! Профессор мигом соскочил и отпрыгнул от мотоцикла, как от страшного зверя.
А журналистка… с чего я решил, что она журналистка вообще? Побежала в сторону от тропки… к огромному наклонившемуся дубу, приподнявшему могучие корни. Словно подземный осьминог попытался выдраться из-под мха, да так и не смог – задеревенел. Девушка отбросила кусок коры, потыкала, судя по движениям, в цифры, и внизу с легким шипением открылся вход. Загорелись яркие световые панели, умело замаскированные в складках и трещинах коры. Белый свет залил полянку. Девушка умоляюще-приглашающе махнула рукой. Потом вдруг, словно только заметила расстегнутую на груди курточку, зарделась и торопливо застегнулась.