– Был оригинал, – признался Колпаков. – И тем не менее иной раз копию сделать сложнее, чем придумать самому что-нибудь…
Виктор Борисович взял из рук Дарьи работу Колпакова и показал ему на подошву, с которой был удален состав, имитирующий слоновую кость.
– Тебе не кажется, что дерево, из которого ты делал этого янычара, очень тяжелое, то есть можно ошибиться, определяя по весу, из чего эта работа сделана.
– Они сами принесли мне несколько кусков и сказали, чтобы я выполнил работу непременно из них, – подтвердил мастер. – Я никогда раньше не встречал деревьев с такой структурой волокон. Но у меня просто не было времени для того, чтобы заниматься этим.
– То есть ты хочешь сказать, что не видел ни разу подобного материала растительного происхождения? – заинтересовалась Дарья.
Алексей немного смутился, пожал плечами:
– Ну что ж такого? Я занимаюсь резьбой всего пять лет. Откуда мне знать, что может расти где-нибудь на юге? Мало ли, где какие породы деревьев встречаются.
– У меня не было пятерки по ботанике, – засуетился Виктор Борисович, – но один эксперимент мы все же можем провести. У тебя найдется ведро с водой?
Ведро нашлось. И вода тоже. Когда Алексей достал из колодца воду, в нее медленно положили статуэтку. Она очень быстро потонула.
– Ну вот, – удовлетворенно хмыкнул Загороднев. – Тебе, парень, удалось сделать вещь из железного дерева. Представляю, сколько ты мучился.
– Мучился немного, – ответил Колпаков. – У меня неплохая мастерская, и там нашлось достаточно острых инструментов для того, чтобы сделать все как надо. Хотя, в самом начале, я одну заготовочку запорол, но потом приладился. И дело пошло.
– В этой истории самое интересное то, что железное дерево на территории России не растет. Тот, кто тебе принес этот материал, доставал его под заказ. Из-за бугра. Похоже, кому-то очень было нужно сделать очень хорошую подделку. Не так ли, Алексей? – Дарья подзадорила его, чтобы он побыстрее признался, кто же его заказчик. На самом деле она не была уверена, что на территории России не встречается ни одной породы деревьев, которые тонут в воде. – Пора бы и фамилию назвать, и внешность описать.
– Мне кажется, у меня могут быть неприятности, если я расскажу вам об этом человеке.
Виктор Борисович поспешил просветить его:
– Неприятности у тебя уже начались. Если мы отсюда вернемся ни с чем, то тогда к тебе приедут люди этого нашего уважаемого потерпевшего, и они не будут с тобой очень долго разговаривать.
Дарья отметила, как дипломатично угрожает Загороднев. Чувствуется школа МГИМО. Просто-таки ведет переговоры. В данном случае оказывает давление на более слабую сторону, пытаясь при этом соблюсти некие правила и напрямую не наносить оскорбления.
Колпаков достал со дна ведра янычара, повертел его в руках и с безразличным видом отдал его Дарье.
– Похоже, вы мне не оставляете выбора.
– Мы хорошие, – заверила парня Данилова. – Ты называешь имя и зарабатываешь еще пятьсот рублей. Те же деньги, за которые тебе пришлось сидеть в мастерской, как ты сам нам только что сказал, целую неделю. Согласись, это не так плохо.
Данилова всегда соблюдала одно очень нужное правило, которое позволяло экономить средства: она никогда не платила человеку больше того, чего он стоил. Тому, кто побогаче, позажиточнее, можно и кусок побольше сунуть, а бедному мастеру хватит и десятой, а то и сотой части того, с чем она могла бы расстаться при других обстоятельствах. В конечном счете, ей представлялось, что они уже близки к разгадке, и теперь все упиралось вот в этого мордатого парня.
Они с Виктором Борисовичем только что умело объяснили ему, что существуют на свете плохие дяди и этих плохих дядей лучше сдать, потому что к нему в гости тогда могут прийти еще более плохие дяди. Ситуация, конечно, у парня была не из лучших, но, во всяком случае, его жизни пока никто не угрожал, и все, что от него требовалось, – по-тихому сдать заказчика.
– Думаю, из того, что я назову своих клиентов, вам будет мало пользы.
– Меньше, меньше рассуждай, – подтолкнул его Загороднев. – Рассказывай, не бойся.
Толстяк начал вести себя так, будто у него все тело зудит от лишая. Он весь превратился в один большой нарыв, который так и хотел прорваться. Смотреть на Виктора Борисовича было интересно, так как он принимал то одну позу, то другую, то третью: закладывал руки за спину, скрещивал их на груди, выставлял вперед то одну ногу, то другую, очень часто смотрел на часы, топал носком ботинка, затем щелкал, словно на аукционе, каблуками, в общем, колготился, подобно жеребцу перед скачкой. Дарья вела себя более сдержанно, но, что греха таить, слюни и у нее текли.
– Вряд ли мое признание вам поможет. Я никогда не был дома у этого заказчика и не знаю, где он живет. Я даже не знаю номера телефона, по которому с ним можно связаться.
– Давай начнем сначала, – предложила Данилова. – Фамилия, имя, отчество? Год рождения?
Колпаков мотнул головой в сторону.
– А говорите, что не из милиции.
– Не из милиции, – подтвердила Дарья. – Я хочу тебе помочь. И в то же время получить как можно больше информации.
– Ни фамилии, ни отчества не знаю. Приехал точно так же, как и вы, домой ко мне, сюда, и спросил, может ли он заказать мне работу. Назвался Пашей.
– Сколько лет Паше?
– Паше еще пятьдесят не исполнилось. А вообще-то он молодится. Хорошо одевается. Рубашка, галстучек. Приехал на машине.
– Какая машина?
– Видите, у меня забор сплошной. Разглядеть я не мог. Определил по шуму мотора. Машина точно была. Вроде бы «Жигули». Или «восьмерка», или «девятка». Я не автослесарь, но со слухом у меня все в порядке. Не «Волга» и не «Москвич» – это точно. И не иномарка. Те вообще неслышно отъезжают.
– Это новые иномарки неслышно отъезжают, – поправила его Данилова. – А те, что подержанные, могут и греметь. Ладно, не в этом суть. Опиши внешность.
– Ну вот примерно то же самое, что и ваш спутник.
Загороднев не пытался обидеться на то, что выступает в роли некоего экспоната, от которого сейчас будут одни части убирать, а другие – прибавлять. Так и получилось.
– Живот поменьше, волос на голове очень мало, ручки коротенькие, пухленькие.
– А особые приметы? Может, он хромает? Или заикается? Уши врастопырку?
– Ничего подобного. Очень гладенький, кругленький. Полноценный господинчик. Без изъянов.
– Сейчас это тоже примета, – вставил владелец кафе. – Когда изъянов нет. Такие люди редко встречаются.
– Что, у него ни родинок на лице, ни шрамиков?
– Не присматривался.
– Он торопил с заказом?
– Сказал, что у меня времени неделя.
Дарья посмотрела на Загороднева, а он сделал вид, что не заметил этого.
– Значит, этот Паша приблизительно пятидесяти годов, лысый, пузатый, небольшого роста. Очки носил?
– Очки у него только от солнца были.
– Ты проводил его в свою мастерскую?
– И в дом, и в мастерскую.
– А чем же мы хуже? – Загороднев мельком взглянул на солнышко, которое нещадно пекло.
– Ничем не хуже, – безразлично сказал Колпаков. – Если вы хотите посмотреть мастерскую, так и скажите.
Они вошли в дом.
– Один живешь? – поинтересовалась Данилова, разглядывая валяющиеся на кухонном столе старые журналы «Наука и жизнь».
– Один, один. Девушек иногда привожу. Может, и вы зайдете как-нибудь?
– А ты наглый, – пропела Дарья.
– Я не наглый, я мужчина. Кстати, недавно из армии вернулся. Поэтому испытываю серьезное влечение к противоположному полу.
– Ничего, бедняжка, переболеешь. – Данилова прошла на кухню и могла оценить царящий там бардак.
– Ты когда девушку приглашаешь, так иной раз ей заранее намекни, что у тебя тут не все в порядке с обстановкой. Быт не налажен.
– Пройдемте в мастерскую, – пробурчал Колпаков.
Они вошли в самую большую комнату в доме, и сразу же в глаза бросилась крупная работа: две нагие женщины обнимались друг с другом и готовились поцеловаться. Композиция была выполнена из дерева, но, по словам мастера, который тут же закрыл ее тряпкой, не была еще до конца закончена. Гости имели возможность посмотреть несколько других работ, которые в беспорядке стояли на полках. Дарья взяла симпатичного гномика и стала крутить его из стороны в сторону.
– Можете забрать, – равнодушно произнес Алексей.
– Спасибо, – поблагодарила Дарья, – у меня ничего подобного еще не было.
– Поэтому наши работы и покупают люди. Каждому хочется, чтобы у него было нечто необыкновенное.
В доме было прохладнее, чем на улице.
– По тем приметам, что ты, Алексей, нам сейчас сообщил, мы вряд ли сможем найти твоего заказчика. – Загороднев вслед за Дарьей взял с полки еще одну работу мастера и стал ее крутить в руках. Это была пепельница, сделанная из двух коряг.
– Ну что я могу поделать? – Блондин оседлал табуретку. – Это все, что я знаю. Клиент привез материал, сделал заказ. Оставил задаток. Через неделю отдал вторую половину. Что я теперь, виноват?
– Ну что я могу поделать? – Блондин оседлал табуретку. – Это все, что я знаю. Клиент привез материал, сделал заказ. Оставил задаток. Через неделю отдал вторую половину. Что я теперь, виноват?
– Но у тебя должен был оставаться в доме оригинал?
– Оставался, – согласился парень. – Был и оригинал.
– Как сделано, понравилось? – Виктор Борисович вернул пепельницу на место.
От Дарьи не ускользнуло некое потаенное желание в голосе Загороднева. Ему очень хотелось, чтобы Колпаков оценил работу.
– Да, вещь тонкая, хорошо сделана.
– Как думаешь, когда? – Данилова засунула гномика себе в сумочку.
– Не знаю, – сказал хозяин мастерской, – работа была в очень хорошем состоянии. Трудно сказать. Может быть… Я думаю, что максимум лет двадцать назад.
– А я думаю, что лет двести назад, – поправил его Виктор Борисович – Молодой человек, дело в том, что я…
Дарья остановила его жестом, зная, что сейчас ее спутник поспешит рассказать всю историю Колпакову, а, по ее глубокому убеждению, этого делать не стоило.
Незачем сообщать обо всем людям, которые не могут повлиять на ход дела и не занимаются расследованием. Конечно, без информации, полученной от Колпакова, им пришлось бы намного тяжелее. Теперь же у них появились некие приметы, которые дадут возможность в случае чего подозревать того или иного человека, который попадет в поле их зрения в результате расследования.
– Двести лет? – уцепился за фразу Алексей. – И слоновая кость, обработанная явно не у нас. Знаете, мне кажется, что оригинал стоил намного больше двенадцати с половиной тысяч.
А вот этот вывод Дарье не понравился.
– Ничего подобного, – ответила она, – я проверяла по Интернету. Это те самые деньги, которые можно было заполучить за этого янычара в России, в Европе несколько больше. Я надеюсь, что вы позвоните или мне, или Виктору Борисовичу в том случае, если заказчик появится снова. Вот вам деньги, – она оставила пятьсот рублей на верстаке, затем вытащила блокнот и записала в нем собственные координаты и телефон Загороднева, – непременно звоните. Если от вас будет информация, заплатим дополнительно. Если что-то вспомните или вдруг пойдете по улице и увидите этого человека, звоните немедленно. Мы за ценой не постоим.
Оставив Колпакова думать и гадать, кто же это к нему приезжал и какие цели преследовал, парочка прыгнула в «Фольксваген» и уехала.
По пути к кафе Дарья поучала Виктора Борисовича:
– Пожалуйста, никогда и ни с кем не делитесь всей информацией, которой владеете. Я уже устала сегодня вас одергивать. Не нужно рассказывать лишнего. Иногда людям просто неинтересно знать все то, чем вы обладаете.
– Может быть, вы и правы, – нехотя соглашался Загороднев. – Я кожей чувствую, что для вас подобное расследование не первое и что вы ощущаете себя как рыба в воде в этой обстановке. Выколачиваете информацию из потенциальных свидетелей, делаете какие-то ложные ходы, высказываете предположения.
Дарья не стала ни подтверждать, ни опровергать его высказывания.
– Мне все это просто интересно и, хотите верьте, хотите нет, доставляет удовольствие.
Загороднев завел разговор о достоинствах молодого мастера:
– У Алексея талант. Его работы в ближайшем будущем станут весьма и весьма привлекательными для любителей прикладного искусства. Видели этих девушек, которых он прикрыл материей? Это многообещающая вещь. Похоже, у меня скоро появится к нему несколько предложений. Пусть работает. А заниматься продажей буду я. И каждый с этого получит свою копеечку.
– То есть вы считаете, что у этого парня есть будущее?
– Несомненно, – подтвердил Загороднев, – у него не может не быть будущего. Он начал заниматься самостоятельно, затем нашел человека, который научил его многому, и после этого растет дальше. И это, заметьте, несмотря на то, что не так давно он был в армии. Два года разлуки с резцом не отбили у него желания работать и продолжать совершенствоваться.
– А я думаю, не будет у него ничего хорошего в жизни, если основными его клиентами станут люди, нечистые на руку.
– Ну от этого никто не застрахован, и, с другой стороны, мастерство резчика от этого вряд ли страдает. Другое дело, его внутренний мир. Способен ли он сознательно делать вещи, которые заведомо предназначены быть подменой для каких-то раритетов. Ему ведь не сказали напрямую, какой прок от его работы тем, кто делает заказ. Он просто хорошо выполнил свою работу.
– Я смотрю, вы его оправдываете.
Дарья вписала свое транспортное средство в оживленный поток автомобилей и теперь уже не позволяла себе поворачиваться в сторону собеседника и мельком смотреть на его лицо. Можно было запросто кого-нибудь задеть.
– А вам не кажется, что он нам только что рассказал басню про некоего дядю Пашу. Посмотрите, он и дядю Пашу-то списал с вас. Это проще всего: видеть перед собой конкретного человека, убрать две-три детальки, добавить другие и получить совершенно иной персонаж. Он не смог нам сказать ни телефона, ни адреса. Не смог описать, на какой машине ездит заказчик, хотя его ссылка на высокий забор и выглядит правдоподобной. Представьте, вот вы приходите к мастеру, даете ему материал, даете ему образец, с которого нужно сделать копию, и спрашиваете: «Какой срок вам потребуется?» Он отвечает: «Ну, неделю-две». Вы говорите: «Мне нужно быстрее». Он говорит: «Хорошо, неделя». А дальше вполне вероятно, что человек может назначить какую-либо премию за скорость выполнения работы или об этом попросит сам мастер. А вот в этом случае уже необходим телефон или координаты заказчика. Парень справился за неделю, а если бы мы постарались и выяснили точнее, – кстати, это наш с вами прокол, – то выяснили бы, что у него на все про все ушло дней пять.
– В общем, он вам не понравился.
– Почему не понравился? Приятный на вид. Наверное, неплохой любовник. Но мы же сейчас говорим о деле, а не о том, кто кому нравится. Кстати, я бы не отнесла этого Пашу к числу ваших союзников, скорее наоборот. Скажите, а когда именно вы приняли решение выставлять на продажу янычара?
Виктор Борисович молча смотрел на трассу, наверное, в течение двух минут, затем переплел пальцы на животе и стал вещать:
– Я сейчас уже не в состоянии рассказать, когда и при каких обстоятельствах мне в голову забрела эта мыслишка. Пешка стояла, как я уже говорил, в квартире у меня уже довольно долго и не вызывала во мне больших положительных эмоций. Я пару раз уже присматривался к ней, думая продать безделицу. Но как-то так получалось, что ассортимент на торги в последнее время подбирался неплохой, и тащить туда вещицу, которая уже прижилась у тебя в доме, не слишком хорошее дело. Понимаете, на что я намекаю?
– Понимаю – когда совсем прижмет, тогда и понесу.
– Вот видите, вы улавливаете суть. Приятно разговаривать с красивой умной женщиной.
– Спасибо. Получается, что вас в определенный момент прижало-таки?
– Я бы не сказал, что у меня возникли серьезные финансовые трудности, но нужно было выставить или хотя бы заявить какие-либо интересные вещи. Понимаете? К той субботе у меня просто не было на торгах звездочек. А это обычно убивает интерес у потенциальных покупателей. Была слишком тусклая подборка, и ее нужно было просто-напросто чем-то расцветить.
– Да, у вас шоу-бизнес, – поддела его Данилова.
– Шоу-бизнес, не шоу-бизнес, а денежку приносит.
– Да, вот только иногда воруют, – не удержалась Дарья. – Хорошо. Я пощажу ваше самолюбие и больше не буду над вами подшучивать, – пообещала она. – Скажите, нет ли в вашем окружении человека по имени Паша, или Петр, или того, кто похож на описанный Алексеем персонаж этой истории? Может быть, когда некий человек или некие люди пришли к вам в гости, они задавали вопросы об этой пешке как бы невзначай, затем делали предложение купить эту вещь или же интересовались, не будете ли вы выставлять ее на торги? Это могло произойти мельком, может быть, не десять дней назад, а даже и сто.
– В моем доме не так часто появляются гости, как, может быть, вы представляете себе. Но изредка случаются небольшие вечеринки, где собираются точно такие же, как я, любители изящных искусств. С той лишь разницей, что они обеими руками держатся за свои небольшие коллекции, в то время как я предпочитаю постоянно обновлять ассортимент. Вы знаете, в этом есть что-то захватывающее: постоянно получать в собственность нечто новое, ранее невиденное. Человеческие руки и человеческий мозг могут создавать настолько прекрасные вещи, что они способны завораживать и привязывать к себе. Известны случаи, когда люди влюблялись в скульптуры или картины и были по-своему счастливы. И в то же время, когда владельцы теряли по каким-либо причинам эти произведения, то очень долгое время находились в трансе.
– Я задаю вам домашнее задание, – сказала Дарья. – Сядьте дома, вспомните всех своих друзей, знакомых, подумайте, кто из них занимается коллекционированием или точно так же, как вы, перепродает произведения искусства. Кто мог узнать истинную стоимость этой работы? И для кого она могла бы представлять наибольший интерес? Может быть, среди ваших знакомых есть люди, которые занимаются Востоком? Может быть, те, кто коллекционирует именно фигурки из слоновой кости? Мало ли что еще.