— Бритт, это нечестно.
— Знаю, но подождем, может, сами отстанут?
Бритт рассказывала, что на ее родственников произвело огромное впечатление всегдашнее спокойствие Магнуса, а еще то, что он безо всяких приглашенных специалистов что-то там починил в компьютере! Даже не просто починил, а разобрал его «до винтика», почистил и собрал снова.
— Два часа ходили вокруг комнаты на цыпочках и заглядывали в дверь, чтобы ужаснуться виду разложенных на столе деталей компа. Никто не верил, что это все вообще можно собрать обратно, а уж в то, что заработает!.. Когда Магнус включил и загорелся экран, восторгам не было конца. Теперь они считают Магнуса самым умным шведом, правда, не говорят, что он самый умный американец.
— Бритт, у вас там помолвка не намечается?
По тому, как подруга замялась, прежде чем ответить, Линн заподозрила, что все не так просто.
— Рассказывай, что случилось!
— Да ничего. Магнус всегда говорил, что не собирается жениться. И я не спешу. Он и здесь сказал, что семья, как деталь общества, отмерла, жить можно и без записи в мэрии.
— И?..
— После компа все решили, что в Швеции так и делают, и отстали с глупыми вопросами.
— Магнус перевоспитает твоих родственников.
— Угу…
Отношения у Бритт и Магнуса и впрямь странные. Они не первый год знакомы, жили рядом, каждый день встречались, но были просто приятелями. Когда в их жизни появилась Фрида, Линн казалось, что Магнус неравнодушен именно к ней, но у Фриды с соседом отношения и вовсе приятельские.
А потом у Фриды откуда-то взялся ее Густав, которого Линн считала монстром, и Магнус вдруг захотел стать парнем Бритт. Когда Линн подозрительно поинтересовалась, зачем ему это, пожал плечами:
— Чтобы она не натворила глупостей.
При таких отношениях какая может быть свадьба? Зря Бритт повезла парня на смотрины, да и ей самой нужно ли?
Линн не стала рассказывать подруге о претензиях Петры: ни к чему вешать на нее эти проблемы. К тому же надеялась, что Ларс сумеет убедить Петру не вредить самой себе.
Для этого требовалось как-то убедить Ларса побеседовать с племянницей.
— Ларс, я давно хочу спросить тебя…
— Да, дорогая?
— Как ты мог не знать, что Петра дочь Жаклин? И еще: ты говорил, что Жаклин родила дочь, будучи совсем юной, ее изнасиловали и что дочь умерла. А теперь оказывается, что это произошло, когда Жаклин была взрослой женщиной… Сколько ей лет? Я уже совсем запуталась во всех этих отношениях.
— Я не лгал, все так, и ты права, все страшно запутано. Жаклин девчонкой была изнасилована, в четырнадцать родила мертвую девочку. И лет ей было много, Жаклин на семнадцать лет старше меня, просто больные порфирией выглядят молодо, если, конечно, пьют кровь. И она действительно Мартину тетка, а не сестра, мать Мартина была горничной в замке, родила Жаклин от нашего деда совсем молодой, чтобы все скрыть, ее просто выдали замуж за старшего из сыновей деда.
— Мне все равно, кто кого соблазнил. Я хочу понять, как могли вы со Свеном не знать о Петре.
Ларс удивленно вскинул брови:
— Свен же тебе сказал, что все знал, всегда следил за жизнью Петры и помогал, как мог. Ей и особенно Жаклин. Без него и без Моны Жаклин давно погибла бы. Это страшно, но иногда я думаю, что так было бы лучше, не произошло столько кровавых событий.
— Скажи, а почему Торстейны, почему именно они?
— Торстейн всегда любил Жаклин и всегда был рядом. Я даже подозреваю, что именно от него Жаклин родила Петру, а не от Свена, но не хочу Свена разочаровывать.
— О господи! — невольно прижала пальцы ко рту Линн. — А почему она считалась сумасшедшей?
— Линн, порфирия страшная болезнь, она не поражает вдруг, но, развиваясь, сильно уродует у человека все, в том числе и психику. Как ты полагаешь, это нормально — желать впиться в горло кому-то?
— Никогда не думала, что вампиризм реальная болезнь, а не выдумки фантастов.
Ларс поморщился.
— Ты не хочешь сменить тему?
Она кивнула в ответ даже с облегчением:
— Хочу. Но я заговорила о Петре неслучайно. Она позвонила и сообщила, что желает официального признания себя дочерью Жаклин.
— Зачем?!
Линн пересказала два своих телефонных разговора с Петрой.
— Зачем ей это?
— Ларс, она просто хочет так самоутвердиться. Нужно переписать все на нее и дать фамилию Юханссон. Понимаешь, всю жизнь считать себя изгоем, подкидышем, не иметь родителей и доказывать, пусть даже самой себе, что на что-то имеешь право…
— Кому ты это объясняешь? Я до сих пор доказываю Мартину, что я Юханссон по праву рождения, что имею на что-то право, даже на то, что мне вовсе не нужно, что я не подкидыш, не найденыш, не изгой в этой семье. С восьми лет кому-то доказываю, хотя мне это не нужно!
Линн хотелось крикнуть: так откажись! Но Ларс вдруг криво усмехнулся:
— А он доказывает мне.
— Он-то почему?
— Да потому, что именно Мартин не Юханссон по рождению, это его усыновили совсем маленьким. Когда мой отец влюбился и женился на моей матери — дочери простого швейцарского фермера, дед отлучил его от семьи, лишив наследства и вообще своего внимания. Но отец оказался крепким орешком, в деда. Тогда и усыновили Мартина, чтобы был наследник мужского пола. Мартин об этом ни помнить, ни знать не может, но нутром чувствует.
— А… потом?
— Что потом? Как я оказался в замке? Я тебе рассказывал.
— Я помню, когда при аварии погибли твои родители, тебя забрали в Стокгольм.
— Не сразу, через три года, мне шел восьмой, умерла бабушка, и швейцарскому деду сложно стало воспитывать меня, а этот вдруг вспомнил. Говорят, я очень похож на отца… Ладно, хватит обо мне. Я поговорю с Петрой…
— Ларс… — Линн немного замялась, не зная, как произнести то, о чем думала, — ты нравишься Петре. Учти это.
Взгляд мужа стал насмешливым.
— Ты ревнуешь? Она же знает тебя.
— Но на что-то надеется. Это очень больно, когда разбивают надежды.
Ларс усмехнулся:
— Уговорила, не буду разбивать надежды Петры.
— Лучше не поддерживай их.
— И поддерживать не буду. Линн, тебе не о чем беспокоиться.
— Я просто не хочу, чтобы она вынесла на всеобщее обозрение историю Жаклин, от этого никому лучше не будет, ни ей, ни тебе, ни Мартину…
— Хорошо, вернусь из Осло, поговорю.
— Ты надолго, а то ведь она может наделать глупостей за это время.
— На четыре дня. Но я позвоню, попрошу, чтобы ничего не предпринимала, пока не поговорим. Петра разумная девушка, обиженная на всех, но разумная. Ты будешь скучать в мое отсутствие?
— Ларс, как тебе не стыдно? Может, нам с Мари поехать с тобой?
— Не стоит, извини, дорогая, но мне будет немного не до вас, программа напряженная.
— Всегда так… — вздохнула Линн, но в голосе чувствовалось притворство.
— Я буду звонить сам.
— Когда ты улетаешь? Или поедешь?
— Завтра утром. И ты права — машиной, нужно заехать в Карлстад.
Линн только вздохнула. Дела его фонда требовали от Ларса постоянных разъездов по Европе. Конечно, благотворительность и забота о больных вроде Жаклин, у которых не все в порядке с душой, это замечательно, но она тосковала, оставаясь без мужа. Ничего, вот подрастет Мари еще немного, и они будут всюду ездить вместе, не отвертится.
Опасности, откуда не ждали
Петра никогда не докладывала Флинту, куда и с кем пошла, не стала говорить и в этот раз. Да и вряд ли он заметил, что приемной дочери нет дома, девушка достаточно взрослая, чтобы ее не контролировать. Видно, появился кто-то вместо Адлера…
А у Петры странное свидание, знай, чем оно закончится, и близко бы не подошла.
Они встретились на Страндваген ближе к мосту Югордсбрунн.
— Петра, садись ко мне в машину. Поговорим где-нибудь в уютном местечке.
Машина повернула на Юргорден.
— Ты была в ресторанчике «Вилла Годсем»?
— Нет.
— Симпатичное место и кормят неплохо. Не «Операкаларен», конечно, но стиль строгий, английский, а кухня шведская, — повернулся к ней, серые глаза заискрились смехом. Сознался честно: — Просто у меня там катер рядом пришвартован.
Она молчала, не зная, о чем говорить.
— Мы сейчас сядем, и ты расскажешь о себе, договорились?
— Да.
Нелепо, за пять минут всего два слова — «да» и «нет».
В ресторане устроились на верхнем этаже. Кухня действительно хорошая, Петре, не привыкшей к изысканному меню (Аника никогда не готовила дома, они с Андреасом обедали на работе, а ужинали в ресторанах, сама Петра давно питалась в барах и кафе), было все равно, но девушка похвалила.
— Расскажи о себе, а потом я расскажу тебе о Юханссонах. Ты не торопишься?
— Нет, не тороплюсь.
— Свободная девушка?
— Флинта все равно сегодня нет дома. Его никогда не бывает, — зачем-то сообщила Петра, хотя вовсе не собиралась жаловаться на Андреаса. С чего бы тому сидеть дома?
— Флинта все равно сегодня нет дома. Его никогда не бывает, — зачем-то сообщила Петра, хотя вовсе не собиралась жаловаться на Андреаса. С чего бы тому сидеть дома?
— Ты хочешь официального признания, что ты Юханссон? Стоит ли?
Петра коротко рассказала о себе и в ответ услышала о Юханссонах много нелицеприятного, но относила это на тот счет, что никому из Юханссонов не нужна еще одна наследница большого состояния Жаклин.
— Линн предложила мне просто отдать свою часть наследства.
— Это много, даже после вычетов всех налогов останется очень много. И большая часть замка. Жаклин была самой богатой из Юханссонов. Ты примешь?
— Я хочу законно.
— Но законно получится меньше, Петра.
— Неважно сколько, я хочу, чтобы признали, что я Юханссон, — упрямо возразила девушка.
Они уже закончили обед и допивали кофе.
— Петра, ты была в замке?
— Нет, никогда.
— Хочешь посмотреть?
Почему-то она испугалась, даже головой замотала, словно должна вторгнуться в чужие владения.
— Ключи от дома есть, — потряс связкой ключей, — вон там стоит мой катерок, он быстроходный. Предлагаю посмотреть наши совместные владения, если уж ты решила стать Юханссон.
Девушка смутилась, не решаясь согласиться.
Его глаза смеялись.
— Петра, ты боишься? Но кого, меня?
— Нет-нет! — затрясла головой девушка. — Я просто…
— Тогда пойдем. — Он протянул руку, и Петра вложила пальцы в его ладонь, словно маленькая девочка взрослому человеку. Ладонь была теплой и сильной одновременно. А чего она ожидала? Юханссоны хороши собой все, она тоже Юханссон и тоже хороша. Во всяком случае, Петра считала себя куда симпатичнее этой Линн Линдберг.
— Мы не на яхте?
— Зачем? Это значило бы вызывать ее капитана Петера, а я хочу показать тебе замок сам. Ты против?
И снова она отрицательно мотала головой.
Он вел катер, управляясь довольно ловко. Петра подумала, что частенько приходится это делать.
Девушка едва успевала крутить головой, разглядывая берега проплывающих мимо островов и островков. Вернее, почти пролетающих, потому что островов великое множество, а катер быстроходный.
— Держись крепче!
Ценный совет: катер то и дело поворачивал, если не держаться, недолго и в воду вылететь.
— Смотри, вон! — Рука указала вперед на небольшой остров, сплошь покрытый лесом, где от пристани к большому дому, действительно похожему на замок, вела дорожка. — Нравится?
— Да…
Катер обогнул остров, но, сделав круг почета, пришвартовался к маленькому причалу позади дома.
— Большой причал для яхты. Кроме того, дома никого, парадный вход закрыт, мы войдем через кухню. Заодно посмотрим, что осталось у Свена в его запасах. Я проголодался, несмотря на хорошую кухню ресторана. Это все морская прогулка.
Он помог сойти на причал, закрепил швартовый конец и жестом пригласил к дому:
— Прошу в хижину Юханссонов, то есть в родные пенаты. Чувствуешь, что ты Юханссон?
Петра прошептала:
— Да…
Дом впечатлял, конечно, здесь не было наполненного водой рва с откидным мостом, не было донжонов и бойниц, как у средневековых замков, но сложенный из больших валунов цокольный этаж возносил еще два этажа на немалую высоту, способствуя созданию впечатления громады.
А вот забор, пусть и достаточно простенький, но с калиткой позади дома и воротами в сторону причала для яхты, был.
— Это из-за лошадей. Здесь раньше были лошади, чтобы не держать на привязи, сделали ограду, их держали вон там. — Рука показала отгороженную часть двора.
Внутри дом оказался лучше, чем снаружи. Они прошли через кухню, но назвать это помещение просто кухней язык не поворачивался. Место священнодействия Свена было огромным, тщательно оборудованным и очень удобным.
— Ты походи пока по дому, а я посмотрю, что припасено у Свена.
На Петру, всегда жившую в больших современных квартирах, дом произвел огромное впечатление. Большущая столовая, холл, комната с роялем, целая анфилада комнат на втором этаже, но только в одну сторону, второй коридор закрыт.
— Там жила Жаклин, дверь к ней держали закрытой. Хочешь посмотреть?
Петра замотала головой:
— Нет-нет!
— А я хочу вина. У Свена кое-что нашлось. Конечно, он не любит, когда лазят по его закромам, но на то мы и хозяева.
Вино оказалось великолепным, Петра, как когда-то Линн, быстро опьянела. Смешалось все: волнение от ощущения, что она тоже хозяйка хотя бы части вот этой роскоши, во всяком случае, имеет право приезжать сюда по своему желанию и даже жить, что допущена в святая святых Юханссонов, что ничем не хуже Линн…
— Там библиотека, но, полагаю, тебе сейчас не до чтения? — Кивок в сторону массивной двери, глаза насмешливы.
Петра вдруг вспомнила рассказ Бритт о том, что впервые Ларс выпорол Линн именно в библиотеке, что флоггеры хранились в ящике большого письменно стола. Забавно… Ей вдруг очень захотелось в библиотеку.
— Ну почему же? Посмотрю…
Огромный камин, чтобы согреть большое помещение, перед ним два массивных кожаных кресла… Болтушка Бритт однажды под настроение пересказала Петре то, что слышала от Линн. Конечно, делать этого не стоило, но они тогда выпили бутылку вина, и у Бритт было настроение откровенничать, потому что у Линн и Фриды нормальные мужики, а у них с Петрой никого! Потом состоялся тот самый показ моделей, у Бритт появился Магнус, а у Петры Адлер, и она на себе попробовала, что такое не только флоггер, но и большая плеть.
Вот он, этот стол… Есть ли флоггер в ящике? Петра осторожно потянула за ручку. Ящик открылся на удивление легко, два флоггера действительно лежали внутри.
И вдруг…
Его руки стиснули ее бедра, Петра даже вздрогнула от неожиданности, а над ухом раздалось:
— У… какие мы подробности знаем! Хочешь попробовать на себе?
— Я?.. — Она вдруг испугалась.
— Ну не ради бутылки вина же ты приехала сюда и пришла в библиотеку? Хочешь…
Голос искусителя. Левая рука с силой наклонила Петру вниз к столу, не позволяя выпрямиться, а правая легко расстегнула пуговицу джинсов и нырнула внутрь к заветному месту.
— Да ты вся мокрая…
Петра замерла, не зная, как себя вести. Внутри поднималась горячая волна желания секса и… порки. Атомная смесь, заставляющая сердце бешено биться, а кровь прилить к голове.
Она прекрасно понимала, что последует, и вовсе не хотела этому противиться.
Его правая рука вовсю хозяйничала в ее заветном месте, а левая, перестав давить на спину, нырнула под рубашку и добралась до груди, больно стиснув. Но сейчас эта боль была желанной. Петра чувствовала навалившееся сверху мужское тело, его дыхание, его руки и была готова принять все остальное, но…
Он вдруг отпустил Петру, сел в большое кресло и подозвал к себе:
— Иди ко мне. Встань здесь.
Она с трудом перевела дыхание, одернула рубашку, попыталась застегнуть джинсы, но подчинилась, подошла на дрожащих ногах и встала подле камина.
— Раздевайся.
— Что?
— Сними джинсы.
Немного неловко сняла, стараясь не запутаться в штанинах. Он спокойно наблюдал.
— Рубашку.
Она осталась в трусиках и бюстгальтере. Дальше последовал просто жест, показывающий, чтобы избавилась и от этого. Петра на мгновение замялась.
— Хочешь быть наказанной?
Она хотела, уже приученная к боли, Петра даже жаждала наказания, но все равно замешкалась.
— Я жду.
Стараясь двигаться изящней, освободилась от нижнего белья. Стояла, не зная, куда девать руки, а он разглядывал. Удовлетворенно кивнул, подозвал к себе. Когда подошла, вдруг сильно шлепнул по пятой точке. Петра невольно ойкнула: было больно.
— Будешь кричать — заткну кляпом. Обувай. — Рука протягивала босоножки на высоченных каблуках. Размер немаленький, пожалуй, ей великоваты.
Она замешкалась всего на мгновение, если честно, соображая, не Линн ли принадлежала эта обувь. И тут же получила новый шлепок по заду:
— Я приказал обуться!
Петра мазохистка, и болевой порог у нее довольно высокий, это выяснилось, когда она связалась с бывшим любовником матери, вернее, удочерившей ее Аники Флинт, Адлером. Адлер привел Петру в подпольный клуб, где садомазо практиковалось широко, и даже заставил пройти инициацию — жуткое испытание, после которого все остальное уже нестрашно.
Но Адлер погиб, закрывая собой Жаклин от Торстейна, и теперь Петра просто тосковала по жесткому сексу, по боли, даже сильной боли. Тот, кто попробовал плеть и мучения раз и получил от этого удовольствие, больше не сможет без них обойтись.
— Руки. — Он закрепил руки Петры в наручники, чтобы не сопротивлялась. — Кляп?
Она отрицательно покачала головой:
— Я вытерплю.
— Ну-ну…
Усмешка, обещающая острые ощущения. Несмотря на то что Петра была готова и даже жаждала их, стало немного не по себе. Откуда он знает о ее пристрастиях? Хотя, что тут сомневаться, красные полосы на спине до сих пор не зажили.