Усмешка, обещающая острые ощущения. Несмотря на то что Петра была готова и даже жаждала их, стало немного не по себе. Откуда он знает о ее пристрастиях? Хотя, что тут сомневаться, красные полосы на спине до сих пор не зажили.
— Обопрись.
Стул тяжелый и высокий, но все равно ниже ее талии, опершись, Петра оказалась практически раком. Видно, на то и рассчитано; он прикрепил наручники к спинке и подтолкнул ее ноги в разные стороны на ширину ножек. За запястьями последовали щиколотки, теперь Петра стояла прикованная к тяжеленному стулу, приставленному спинкой к массивному тяжеленному столу. Тоже логично — чтобы реквизит не ерзал. Хотя у Адлера и в клубе продумано лучше. Но здесь ведь библиотека, тяжелое распятие или массивные козлы смотрелись бы странновато.
Она стояла напряженная, ожидая, что последует — удары плеткой, флоггером или паддлом. Но получила совсем иное. Одна его рука в перчатке раздвинула ягодицы, вторая провела пальцем по ложбине между ними, смазывая вход анального отверстия, и нырнула внутрь. Пальца было три, и они настойчиво расширяли отверстие.
Было больно, и Петра невольно сжала мышцы. Его движения стали жестче.
— Я видел тебя в клубе, ты же и не такое терпела. Расслабься. Вот так…
Она действительно попыталась расслабиться, понимая, что в зажатом виде будет больнее.
— Хорошо…
Пальцы скользнули уже во влагалище, потеребили клитор. Петру просто заливало от возбуждения. Он рассмеялся:
— Готова, дорогая? Тогда вот так.
Во влагалище проникло нечто большое, но по тому, что он сам остался чуть на расстоянии, Петра поняла, что это искусственный фаллос. Теперь он развел ягодицы обеими руками и… Больно, но деваться все равно некуда, Петра попыталась получить удовольствие от этой боли, хотя он вовсе не заботился, чтобы таковое доставить, движения резкие, сильные. Хорошо, что уперта головой в спинку стула, не то непременно упала бы вперед.
Он просто трахал, и казалось, что тонкая перегородка, по одну сторону которой искусственный фаллос, а по другую его, сейчас просто порвется. Кончил с удовольствием и даже рычанием. Она из-за боли кончить не смогла.
Освободившись, он некоторое время сидел рядом в кресле с закрытыми глазами, потому усмехнулся:
— Ты не кончила? Тебя просто так не заводит?
Не успела Петра подумать, что вряд ли то, что случилось, можно назвать «просто так», как услышала продолжение:
— Тебя нужно выпороть, чтобы завелась? Хорошо, сейчас отдохну и выпорю, а потом еще раз трахну. Потом снова выпорю и снова возьму. И так, пока мне не надоест. Но тебя заставлю терпеть плеть и кончать еще раз десять, поняла?
Она промолчала и получила сильный шлепок.
— Я спросил, понятно ли?
— Да…
— Ты сама напросилась. Разве можно девушке плыть на остров с молодым мужчиной? Тем более если я знаю, что ты любишь боль. Любишь ведь?
— Да.
— И завидуешь Линн?
— Да.
— Не завидуй, получишь сполна, то, чего и она не получала, получишь.
Он действительно отходил ее пятую точку флоггером, Петра возбудилась и кончила прямо под хвостиками.
— Эй, почему сама?
Вошел снова сильно и жестко, но она снова кончила. Ему понравилось:
— А ты ничего… Но больше этим в библиотеке мы заниматься не будем, не то место. Пойдем в комнату.
Наручники он не снял, а на поножах только отпустил цепь, чтобы могла делать шаг побольше. Петра, чуть запинаясь и стараясь не греметь цепочкой, двигалась за своим хозяином. Он только усмехнулся, оглянувшись. Скованная наручниками и поножами обнаженная девушка с растрепанными волосами и красными ягодицами выглядела весьма примечательно.
Комната оказалась странной. Здесь явно жила женщина, все подчеркнуто женственное.
— Здесь ты будешь жить и ждать меня.
От продолжения мучений Петру спас звонок его телефона.
Пока он говорил с кем-то, удалившись в коридор, Петра огляделась. Здесь жить? Но ее же будут искать.
Она так и сказала, он кивнул:
— Сейчас все сделаем. Постой пока.
К распятию Петре не привыкать, а крюки для него нашлись на стене под постерами и внизу за двумя небольшими тумбочками.
— Да, еще вот это, — на соски прицеплены зажимы с довольно весомыми грузиками. Грудь сильно потянуло вниз, было больно, и она снова возбудилась.
Он это заметил, с интересом посмотрел в лицо, усмехнулся:
— Ну ты и…
Освободил ноги от поножей, подтянул наверх, закинул себе вокруг талии и взял ее, снова сильно и грубо, безжалостно, словно вбивая в стену, так что она ахала от каждого движения.
Он вообще не целовал, не ласкал, даже не возбуждал нарочно, был просто жесток, но от этой жестокости Петра возбуждалась еще сильнее.
Отпустив, приказал:
— Держи все, что я в тебя влил, не выпускай, не то накажу.
Но ноги снова поставил на ширину плеч и прикрепил поножами.
— Я не смогу, — прошептала Петра, пугаясь собственной смелости.
— Тогда так, — внутрь проник большущий фаллоимитатор, настолько большой, что она едва не закричала от размеров.
— Что, толстенький? А что будет, когда в зад загоню?
— Нет!
— Куда ты денешься?
— Мне домой пора, — всхлипнула от боли и страха Петра.
Он кивнул:
— Мне тоже. Дела ждут. Про тебя мы сейчас предупредим, что ты в загуле на пару дней, а мобильник вот-вот сядет. Это чтобы не искали, пока я тобой наслаждаться буду. Я сейчас уеду, но вечером вернусь, чтобы еще помучить тебя. Ты у нас девочка терпеливая, многое вынесешь… Постой так, а чтобы не скучно было, вот это. — Он нажал кнопку на пульте, и внутри у Петры заработал вибратор. — Будет работать по пятнадцать минут через каждые… ну, ладно, для начала через час. Я вернусь, жди, дорогая.
Петра почувствовала, что накатывает очередной оргазм, но все же попробовала закричать:
— Эй!
— Что за эй?
— Я пить хочу.
Он чуть подумал, кивнул:
— Сейчас, дорогая, все сделаем.
Принес бутылку с водой, поставил на тумбочку, сунул туда один конец длинной трубочки-шланга, такими пользуются дети, когда пьют колу из баллончиков на голове. Второй конец подал ей в рот:
— Выронишь, я не виноват. Все условия, наслаждайся.
Она слышала, как защелкнулся замок двери в комнату, как он удалялся по коридору, но не больше: в доме хорошая звукоизоляция.
Петра осталась одна в пустом доме на безлюдном острове, распятая с работающим безжалостным вибратором внутри. Руки и ноги затекли, она попробовала пошевелить, насколько позволяли цепочки. Делать это приходилось осторожно, чтобы не опрокинуть бутылку с водой.
Вибратор все же сделал свое дело, она испытала оргазм, причем довольно бурный.
Сжимала и разжимала кулаки, приподнималась повыше на цыпочки, чтобы ослабить напряжение в локтях и плечевых суставах, проседала пониже, чтобы пошевелить ногами и хоть чуть-чуть согнуть колени, шевелила тазом…
И вдруг почувствовала, что вибратор снова заработал. Черт возьми, только этого не хватало! Как ни сдерживалась, определенные мышцы начали сокращаться.
Когда он появился в комнате, Петра уже мало что соображала. Руки и ноги онемели, бутылку с водой она все же перевернула, а в очередной раз включившийся вибратор вызвал не только оргазм, но и мочеиспускание.
Освобождая Петру от наручников и поножей, он морщился:
— Фу, какая вонючая девочка! Тебя не учили, что писать под себя нехорошо?
Девушка без сил сползла на пол. Руки опустились с трудом, Петра подумала, что, постой она вот так до утра, суставы вывихнулись бы окончательно. Болела спина, болело все внутри. Но ее мучитель не собирался с этим считаться. Он освободил от вибратора, но снова надел наручники и поножи с более длинными цепочками и приказал:
— Сходи в туалет и душ. Там все есть. У тебя на все два часа.
И ушел. Снова щелкнул замок в двери. Петра подумала о том, что лучше вообще лежать, не шевелясь, пусть делает с ней все, что хочет. Но она чувствовала себя настолько грязной, что одна мысль о душе вдохновляла.
С трудом поднявшись, побрела в санузел.
Даже просто открыть воду оказалось непосильным трудом, пока добилась, чтобы душ заработал, выдохлась совсем. Едва удержалась на ногах, пытаясь закрыть дверцы душевой кабины, в результате на полу рядом с ней образовалась целая лужа. Вяло проползла мысль, что теперь все равно.
Не в состоянии стоять, Петра присела, привалившись к стенке кабины, и просто сидела под тугими струями воды, которая постепенно становилась все горячее. Кабину заволокло паром…
Возможно, именно обжигающая боль от горячей воды на незаживших следах от плети на спине, которые Петра получила еще в клубе, где была с Адлером, заставила ее очнуться. Держась за стенку, поднялась на дрожащих ногах, отрегулировала воду, потянулась к шампуню на полочке, но руки в наручниках подчинялись плохо, тем более они столько времени были подняты. Шампунь упал, жидкость пролилась в поддон душевой кабины, пока подняла и вернула на место, половины флакона как не бывало.
Он вернулся раньше, чем сказал, обнаружил Петру сидящей в душе, разозлился:
— Ты до сих пор не вымылась?!
Петра с трудом поднялась на дрожащие ноги, попыталась хоть как-то привести себя в порядок. Особенно старательно вымыла интимные места, казалось, их осквернили, надругались, хотя ничего особенного не произошло. Когда-то Адлер применял куда более жесткие методы и делал все чаще, но он хотя бы как-то старался, чтобы ей тоже было приятно.
Нет, не это главное. Страшно то, что она, так рвавшаяся в замок и желавшая переплюнуть Линн, теперь здесь, однако это совсем не похоже на ожидания. Неужели Линн прошла через такое же? Неужели надо так дорого заплатить, чтобы стать Юханссон?
Петра чувствовала, что не готова к такой оплате. Она уже согласна отказаться от любых притязаний на наследство Жаклин, от всего, только бы ее вернули в ее квартиру и оставили в покое.
А вдруг это подстроено Линн? Вдруг неожиданную наследницу таким образом вынуждают отказаться от задуманного?
Петра попыталась объяснить, что готова отказаться от своих прав и без особого принуждения, он расхохотался:
— Кто тебя спрашивает? Ты хотела жесткий секс и БДСМ-прибамбасы? Ты их получила. Никогда не шути с мужчиной: можешь получить куда больше, чем просишь, и не в такой форме.
— Я уже поняла, достаточно.
— Кому? Мне недостаточно, мне нравится, когда ты дергаешься в оргазме. А ну вылезай и вытирайся! Быстро!
— Зачем?
— Продолжим. Поторопись, у меня не так много времени, нужно уезжать.
— Мне тоже?
— Тебе? Нет, дорогая, ты останешься здесь. Ты очень хотела быть Юханссон и занять место Жаклин? Вот, — он повел рукой вокруг, — заняла. Здесь жила Жаклин. БДСМ, правда, не занималась, но ведь ты и на Линн хочешь быть похожей, правда?
— Я домой хочу.
В ответ только смех.
Петра вдруг отчетливо поняла, что ее не ждет ничего хорошего, после издевательств он едва ли отпустит, боясь, что может выдать.
А дальше был кошмар. Из-за плотно закрытых снаружи жалюзи (остались после Жаклин, которая пряталась от солнца) в комнате либо темно, либо, когда приходил он, зажигались светильники. Сколько прошло времени, куда он уходил и уходил ли вообще, как надолго?.. Она не понимала уже ничего.
Боль, свет, тьма, бесконечный оргазм, снова боль, причем уже повсюду: на спине и ягодицах от плети, внутри от бесконечного проникновения, в суставах от поднятых или раскинутых рук и ног… Если бы он смазал все пострадавшие места и просто оставил ее в покое, пары дней хватило, чтобы прийти в себя и еще пары недель, чтобы залечить раны. Петра уже проходила нечто подобное в клубе с Адлером, но тогда кошмар длился недолго и она точно знала, что чем покорнее будет терпеть, тем скорее все прекратится.
Здесь тоже терпела покорно, умоляя, чтобы поскорее закончилось. И понимала, какой будет конец.
— Лучше убей меня, — просила она.
Он смеялся:
— Я не убийца. Наоборот, я выполняю твои желания. Хотела попасть в замок — попала, хотела на место Жаклин — ты здесь, хотела порку и секс — получила. Что еще?
— Но ведь меня будут искать и найдут.
— Уже ищут. И, наверное, найдут, но только вряд ли к этому времени ты сможешь что-то рассказать. Слишком много удовольствия тоже вредно.
Петра пыталась уговорить, обещала, что никому не скажет ни слова, прекратит претендовать на наследство и имя Юханссон, что уедет так далеко, как только возможно, хоть в Африку, хоть в Австралию. Он хохотал в ответ.
Пыталась разозлить настолько, чтобы убил в ярости. Не получалось — все поняв, он лишь смеялся.
Мучения продолжались, наступил момент, когда ей стало все равно, осталось единственное желание — забиться в уголок и умереть.
Сколько прошло часов, дней, месяцев, Петра не представляла, внутри билась одна мысль: скорее бы все закончилось! И уже неважно как, даже смерть была бы освобождением, а потому желанна.
— Вангер слушает.
Даг смертельно устал от начальственных обязанностей, от того, что в яркий летний день, когда так хочется к воде, приходится сидеть в Управлении, заполняя бумаги и решая дурацкие административные вопросы. И делать это приходилось помимо собственной следовательской работы. Вангер не мог дождаться, когда же закончится этот месяц, когда Оке, нынешний начальник отдела, вернется из отпуска.
Мысленно он уже не раз клялся:
— Да чтоб я еще!.. Да ни за что!.. Да никогда!..
Вот и сейчас, когда столько навалилось своего, звонит небось кто-то с ерундой вроде просьбы отсутствовать завтра, потому что…
Нет, это не сотрудник, но не лучше. Звонил Андреас Флинт с сообщением, что его дочери третий день нет дома! И это о Петре, которая, судя по отзывам, вообще никогда мать с отцом, пусть и приемных, о своих отлучках в известность не ставила.
Ему, видите ли, неспокойно!
— Андреас, за окно посмотрите. Погода лучше не придумаешь. Укатила ваша Петра отдыхать с друзьями, а телефон дома забыла.
— Нет, она звонила и сказала, что встретила друга, а потому придет поздно.
— Вот и я о том же! — взвыл Вангер, поворачиваясь к вентилятору боком, чтоб обдувал равномерно.
Флинт начал злиться:
— Я чувствую, что что-то случилось.
— Поступали какие-то требования о выкупе или угрозы?
— Нет, но Петра прислала сообщение, что мобильник садится, когда зарядит, позвонит.
— Так ждите, когда зарядит.
— Вангер, за три дня можно бы зарядить.
Даг вздохнул: три дня это серьезно, придется принимать меры. Но почему он?
— Подайте заявление в полицию своего района, у вас же не Кунгсхольмен?
— Даг, Петра вдруг решила доказать, что она дочь Жаклин и потому может претендовать на наследство. Это опасно для Юханссонов: откроются их секреты, и уплывет из рук большая часть наследства.
— Вы хотите сказать, что это Юханссон украл Петру?
— Может, не сам, но нанял кого-то. Жаклин почти все оставила супруге Юханссона, терять такие деньги обидно…
Даг едва не закричал в трубку, что подозревать Линн может только тот, кто никогда с ней не встречался. У Линн Юханссон немало недостатков, но жадность и скаредность в их число никак не входили. Что угодно, только не деньги!
Он понял, что придется браться за дело самому, и попросил Флинта приехать в Управление:
— Я остался один за многих. Народ в отпуске.
Тот согласился. Приехал довольно быстро, видно, был неподалеку.
Вангер смотрел на Флинта, повторяющего свой рассказ, и думал о том, что тот что-то скрывает. Жарко, очень жарко, кондиционер не справлялся, его давно следовало заменить на новый, вентилятор, конечно, крутился, гоня прохладный ветерок, но стоило ему повернуться в другую сторону, как все тело немедленно обволакивало горячим воздухом, словно в парилке.
И все равно Флинт потел и вытирал выступающие на лбу капли слишком сильно. Даг потянулся к вентилятору, отключил повороты и направил волшебный поток на посетителя. Тот благодарно кивнул:
— Спасибо.
— Плохо переносите духоту?
— Обычно нет, а тут… волнуюсь.
Неужели только предчувствие?
— Петра раньше исчезала надолго?
— Да, она любила свободу, а мы с Аникой не ограничивали, понимая, что иначе будет хуже.
— Почему же теперь вы так переживаете? Только из-за Юханссонов?
Флинт вскинул глаза, тут же опустил, явно останавливая сам себя, а потом, словно преодолев какой-то внутренний барьер, заговорил:
— Это я виноват! Я намекнул на то, что она может доказать свое родство с Жаклин Юханссон. Но я только намекнул, а Петра принялась действовать, причем меня в известность не поставив, не посоветовавшись.
— Она часто с вами советовалась?
Флинт слегка смутился:
— Нет. Я же говорил, что она самостоятельная. — Оживился, словно вспомнив что-то: — Мы ее такой воспитали.
«Ага, и теперь не знаете, как быть из-за этой самостоятельности!» — мысленно фыркнул Вангер, но говорить ничего не стал, Флинт и сам все понимал.
— Я выясню, где были Юханссоны в день исчезновения Петры.
— Мало ли что они вам скажут?!
Вангер изумленно смотрел на Флинта:
— Если у людей есть алиби и оно подтвердится, что я могу им предъявить?
— Я знаю, что вы дружны с Юханссонами, и знаю, что у вас даже улики в суде оспаривают.
Даг разозлился, по-настоящему разозлился. Он побагровел, рывком повернул к себе вентилятор и сквозь стиснутые зубы поинтересовался:
— А где вы сами были в день исчезновения дочери?
— Я?! — задохнулся от возмущения Флинт. — Вы меня подозреваете?!
— А почему нет? Вам тоже выгодно исчезновение Петры, вы ведь участвуете в наследовании после Аники Флинт.
Андреас вскочил:
— Я пришел к вам за помощью!.. Я буду жаловаться!
— Пожалуйста. Напишите заявление в полицию, у вас примут и дело заведут. Для этого необязательно приходить ко мне лично, тем более вы мне не доверяете. Это по поводу Петры. А для жалобы на меня вам стоит обратиться сразу к начальнику Управления, поскольку начальника отдела в данный момент замещаю я сам.