— Вон они, гляди, Ника! — крикнул Глеб, показав в сторону трех китайцев с фонарями.
— Ой! — вскрикнула девочка.
В свете фонарей, которые держали мужчины, из моря выползали маленькие крабики, быстро-быстро перебирая своими многочисленными лапками. Плоские и очень темные на светлом песке, они походили на детские электронные игрушки. Некоторые из них были совсем крошечными, но двигались так же шустро, как остальные.
— Берегитесь, люди! — еще громче и пафоснее прокричал Долинский. — Это только свита! Сейчас из морских глубин покажется сам повелитель крабов и своими огромными клешнями порешит здесь всех до единого!
Китайцы, которые, разумеется, ничего не поняли из вопля Глеба, улыбаясь, закивали головами. Ника тоже улыбнулась. А ловцы крабов вдруг начали делать молниеносные выпады вниз, и в их руках оказывались самые крупные из крабов. Их складывали в плетеные корзинки.
— А можно я попробую? — спросил Глеб.
Видимо, туристы из России не раз задавали ловцам крабов подобные вопросы, поэтому они поняли его сразу.
— Лови… — по-русски разрешил самый рослый и крепкий из них.
Долинский прицелился и попытался таким же молниеносным движением схватить краба, который подбежал к нему ближе всех. Результат был нулевой. Краб оказался проворнее. Все присутствующие рассмеялись. Ни вторая, ни третья попытки Глеба успехом также не увенчались.
— У китайцев же безусловный рефлекс: их деды и прадеды таким способом ловили крабов, и ты зря решил, что у тебя сразу получится! — улыбаясь, сказал Долинский-старший.
— Может, ты попробуешь? — предложил отцу сын.
— Нет, у меня вообще плохая реакция.
Ника смотрела на выбегающих из воды крабов, и ей почему-то их было жаль. Как ночные бабочки летят на свет горящей лампы и погибают, обжигая крылышки, так и эти существа шли из моря на свет, а их ловили и собирались съесть.
Все тот же самый крепкий китаец жестом позвал русских за собой к костру, который был разведен прямо на берегу. На специальном приспособлении над огнем висел котелок с уже кипящей водой. Китаец вытащил из корзинки довольно крупного краба, который, как показалось Нике, в полной безнадеге сгибал и разгибал лапы, и бросил его в кипяток. Девочка вздрогнула — краб же был живым! Как можно?! Но в кипящую воду были отправлены и другие крабы.
Угощаться ими Ника не могла. Ей напоминали, что точно так же едят, например, раков, свежую рыбу, но она ничего не могла с собой поделать. Она отошла от костра к морю, села на песок и стала смотреть на черные лоснящиеся воды моря.
— Да, я тоже не смог… — услышала она голос Стаса. Тот присел рядом с ней на песок. — Хотя это, конечно, глупо…
— Почему глупо? — спросила Ника.
— Ну… мы ведь едим и мясо, и птицу… и прочих… Они ведь тоже были живыми…
— Но… мы хотя бы не видим, как их умерщвляют…
— Да… Наверно, в этом все дело… Я когда в Китай собирался, в инете много роликов об этой стране пересмотрел. Случайно один попался под названием «Китаянка учит, как правильно готовить и разделывать крабов». Зачем-то решил глянуть… В общем, этих бедолаг и в торговую сеть поставляют живыми. Чтобы не убежали, перевязывают бечевочками — такой аккуратненький сувенирный сверточек получается. А потом прежде, чем готовить их себе на обед, надо постучать по панцирю между глаз. Если краб глазами завращает, значит, его можно есть. Мертвых не едят. И вот представь, хорошенькая юная китаяночка стучит по панцирю, краб глаза на нее эдак доверчиво вытаращивает. Может, думает, она его освободить собирается, а она его — раз — и в пароварку! Видимо, на пару вкуснее получается, чем здесь, на костре…
Ника хотела сказать, теперь, наверно, никогда не сможет даже консервированных крабов есть, но в этот момент к ним подошел Глеб, сел с другой стороны от Ники и с воодушевлением сказал:
— Супервкусно! Зря вы отказались! Это вам не крабовые палочки! Мясо нежнейшее! А Хэй показал, как правильно разделывать краба! Это, между прочим, настоящее искусство!
— Хэй? — переспросила Ника.
— Ну да! Самого высокого парня так зовут!
— Мне кажется, его имя означает — море…
— Ну… если так, то оно для него вполне подходящее! И вообще, он нормальный мужик! Отец хотел заплатить за трапезу, но тот отказался. Тогда мама подарила ему платок. Она обожает всякие шарфики, платочки на шее. Даже в жару носит — я только удивляюсь… На этом платке у нее роспись — питерские виды: Исаакий, Медный всадник… Хэй очень обрадовался и в ответ наложил нам сваренных крабов в корзинку. В номере отвальную отпразднуем! Прямо сейчас уже возвращаемся… Приглашаю!
— Нет уж… — отозвалась Ника. — Не могу забыть, как доверчиво они выбегали на берег… Смешные такие, будто заводные самоходики…
— Брось ты эту сентиментальщину! Охота — на то и охота! Все зверье приманивают, обманывают… Рыбы на блесну идут, для дичи подсадных уток используют. Ну… и прочее… А еще, знаешь ли, Вероника Николаевна, ставят капканы, роют ямы и утыкают их острыми кольями! Ты ж не вегетарианка?
— Нет…
— Вот и глупо ею становиться из-за каких-то безмозглых крабов! Согласись!
— Ты, наверное, прав, Глеб, но именно сейчас мне совсем не хочется пробовать их мясо, и к вам в номер я не пойду. Ты уж извини.
— Я опять повторю, что это глупо! — уже раздраженно выпалил Глеб.
Ника пожала плечами. Долинский шумно выдохнул и обратился к Стасу:
— Будь другом, отойди! Меня завтра здесь уже не будет, и я хочу кое-что сказать Нике… на прощанье…
— Пожалуйста, — равнодушно (что совершенно не понравилось девочке) отозвался Стас и пошел в сторону костра, около которого все еще сидели взрослые.
Долинский проводил глазами Стаса, а потом, повернувшись к Нике, спросил:
— Помнишь, я тебе говорил, что бабочка — символ?
Ника кивнула.
— Хочешь, объясню какой?
— Не надо… Я знаю. Я посмотрела в Интернете.
— Ну… и что скажешь? Ты ведь мне так и не дала ответа…
— Как же не дала? Мы же договорились встретиться в Питере… дома…
— Встретиться? Или встречаться? — решил уточнить парень. — Согласись, это разные вещи!
Ника смотрела на одноклассника и по-прежнему удивлялась происходящему. Надо же! Он вымаливает у нее свидания! Недоступный красавец Долинский! Все девчонки изойдут завистью, когда увидят их вместе. У Ники даже мурашки по коже поползли от предчувствия собственного торжества. А когда она предъявит одноклассницам еще и нефритовую бабочку и объяснит, в чем состоит ее символический смысл, их восторгам не будет конца! Жаль только, что на каникулы многие разъехались отдыхать и увидеть Нику с Долинским смогут не раньше конца августа. Ну да ничего! До августа они с Глебом смогут стать друг для друга очень нужными людьми, и тогда никто не сможет усомниться в крепости их отношений.
— Ну, конечно, встречаться! — на подъеме сказала она.
В этот момент Долинский старший крикнул:
— Глебка! Мы уходим!
И тогда Глеб сделал шаг к Нике, поцеловал ее в щеку и побежал к родителям. Ника медленно пошла за ним, как ей казалось, осторожно неся на щеке его поцелуй.
— До встречи в Питере! — шепнул девочке одноклассник, когда они окончательно попрощались в коридоре отеля, поскольку и Николай Иванович, и Стас разделить с Долинскими крабовую трапезу отказались.
На следующее утро Ника с Николаем Ивановичем собирались на экскурсию в этническую деревню. Теперь уже Стас наотрез отказался ехать, ссылаясь на головную боль. Ника предлагала ему таблетки, которые им с отцом как раз на такой случай дала с собой мама Алла. Молодой человек только отмахивался, утверждая, что у него есть свои таблетки, которые ничуть не хуже, но они не помогают и вряд ли помогут какие-то другие, поскольку его просто-напросто измотала жара, и он хочет от нее отдохнуть в прохладном номере. В конце концов Ника оставила его в покое, и они с Николаем Ивановичем пошли на автобус.
По дороге Лулу рассказала, что деревня народностей Ли и Мяо — крупный этнографический туристический комплекс, рассказывающий о быте, танцах, еде и укладах народностей древнего Хайнаня. Люди народности Ли жили тут еще до того, как на остров попали китайцы. Позже к Ли присоединились первые переселенцы с материка — Мяо. В одном из преданий говорится, что один из юношей, сумевших переплыть Южное море, нашел в горах яйцо. Из яйца вылупилась прекрасная девушка, которая стала его женой. От этой пары произошли люди племени Ли. С тех самых пор главный хребет острова называется «Горная мать Ли». А Мяо рассказывают о себе, получая от этого огромное удовольствие, что они произошли от… собаки. Однажды один могучий правитель никак не мог победить своего не менее могучего противника. Все-таки надеясь на победу, он объявил, что тому, кто победит вождя врагов, он отдаст в жены принцессу — свою любимую дочь. Вскоре перед дворцом легкомысленного императора с головой его врага появилась дворовая пятицветная собака Паньх. Императору пришлось отдать дочь в жены этой собаке. Пес увел жену далеко на юг, в горы, где и появились потомки Мяо. В честь предка — собаки — до сих пор устраиваются весьма зрелищные праздники, а женщины и сегодня носят головной убор, напоминающий морду собаки. Деревни сейчас не являются жилыми, однако представители народностей каждый день приходят сюда на работу.
Вход в деревню Мяо сторожил часовой, вооруженный копьем и рогом буйвола. Встретив группу, в которой были Ника с Николаем Ивановичем, он что есть силы задул в свой рог. Лулу сказала, чтобы задобрить часового и пройти в деревню Мяо, надо три раза прокричать приветствие этой народности «Хоха!», что туристы с удовольствием и сделали. Правда, не все. Ника посчитала, что вопящей будет очень некрасиво выглядеть, и кричать не стала. А Николай Иванович, как ей показалось, перекрыл своим басом все остальные голоса.
Когда группа прошла вглубь деревни, Нике показалось, что она перенеслась на много лет назад и в том времени остановилась. Ей очень понравились национальные домики, крытые соломой, в окружении кокосовых пальм, небольшие прудики, целый выводок каменных лягушек и шаманский трон. А дом-черепаха — по-настоящему развеселил. Он был плетеный, круглый, а из-под плоской крыши в виде панциря торчала огромная голова черепахи, похожей на мудрую сказочную Тортилу.
При входе в один домик всем туристам выдали деревянные палки, которыми нужно было стучать в бубны, дощечки и прочие подвешенные в домике предметы, стараясь создать как можно больше шума. Оказывается, таким образом привлекается счастье. У входа в другой домик находились аж восемь черепов буйволов. Если коснуться каждого, то по поверью это могло принести богатство. Ника подумала, что Китай — страна обещаний. Хорошо бы, чтобы хоть что-нибудь сбылось из обещанного. Тем не менее, она решила, что без богатства обойдется, поскольку черепа противные и трогать их не хочется.
В следующем домике Ника увидела живописную бабушку, сидящую на специальном постаменте и ткущую необычайно яркую ткань. Лицо старой женщины было покрыто татуировками. Ника даже спросила у Лулу, настоящие они или нарисованные. Гид ответила, что они настоящие, и рассказала легенду. Она гласила, что девушки Ли всегда были необычайно красивы и привлекали к себе внимание мужчин — и своих, и чужестранцев. Много веков назад одному гостю из далеких краев очень понравилась девушка-лийка. Он долго просил ее выйти за него замуж, но сердце красавицы было уже занято, и она ответила отказом. Жестоко обиженный чужестранец темной ночью выкрал девушку, утащил далеко в горы и надругался над ней. Вора поймали потом, казнили, да что толку. Опозоренная девушка бросилась со скал в море и погибла. Лийцы — мирный народ, и они были потрясены случившимся настолько, что всех своих девушек стали уродовать татуировками специально, чтобы не искушать больше чужих мужчин. Так и появился обычай наносить татуировки по всему телу.
Изготовление серебряных украшений — еще одна страсть всех женщин из древней деревни Ли. Ника подумала, что, если бы была постарше, обязательно попросила бы отца купить ей на память о Китае серьги. Но, очень изящные, с затейливым иероглифическим орнаментом, они были слишком крупными и потому, как показалось Нике, не подходили пятнадцатилетней девочке. Зато расческу из затвердевшего пальмового волокна Николай Иванович ей купил. Ника даже смогла объяснить мастерице, что хочет, чтобы на ручке была вырезана бабочка, что тут же и было сделано.
Потом русские туристы смотрели, как местные жители ходят по стеклу и облизывают раскаленный металл, видели спектакль, в котором под барабанный бой китайцы представляли различные религиозные ритуалы. В свободное от экскурсии время Николай Иванович пострелял из старинного арбалета и пометал дротики. Он предлагал Нике поучаствовать в национальном танце с бамбуковыми палками, куда приглашались все желающие, но она отказалась. Девочка долго не могла понять, что мешает ей сегодня веселиться от души. Она завидовала отцу — он походил на любознательного подростка, который всюду сует свой нос, все хочет испытать на себе и все попробовать. Ника смогла по-настоящему обрадоваться только холодному и очень вкусному фрэшу из сахарного тростника с добавлением лимона, да и то, наверное, только потому, что было очень жарко.
Уже в автобусе по пути к отелю девочка вдруг поняла, что переживает за Стаса. Как он там один со своей головной болью? Они развлекались, а он там лежит в номере один. А они с отцом даже не догадались купить ему в деревне Ли и Мяо какой-нибудь сувенир! Пожалуй, она не станет пить вторую бутылочку фрэша, а отдаст ее Стасу. Такой напиток они еще в Китае не пробовали. Он наверняка обрадуется.
Ника очень удивилась, когда не обнаружила Стаса в номере. Сначала она почувствовала себя неприятно уязвленной. Она о нем переживала, а парень наверняка развлекается где-нибудь на территории отеля, благо этих самых развлечений хватает. А голова его, конечно же, уже давно прошла. Когда Стас не появился к ужину, Ника заволновалась и была удивлена, что отца совершенно не беспокоит его отсутствие. Наконец она не выдержала и спросила:
— Папа, как ты думаешь, куда делся Стас? Скоро же идти на ужин…
— Видишь ли, дочь моя, — отозвался Николай Иванович, — Стаса на ужине не будет. А также его не будет на завтраке, обеде… ну… и так далее…
— В каком смысле?
— А в прямом!
— Папа! Ну, хватит! — возмутилась Ника. — Зачем ты говоришь ерунду?
— Это не ерунда. Его действительно не будет!
— Папа… — Ника настороженно посмотрела на отца, — …что-то мне кажется, ты знаешь, где Стас…
— Знаю, дочь, знаю…
— И где же он?
— Думаю, что сейчас он в аэропорту известного тебе города Санья.
— Как? — растерялась Ника. — Почему?
— Я думаю, тебе лучше знать! — Николай Иванович усмехнулся.
— Папа! — крикнула девочка. — Перестань меня мучить! Объясни, что случилось! Зачем Стас поехал в аэропорт?! Не Долинских же провожать!!
— Конечно, не провожать. Он с ними летит в Санкт-Петербург.
— Зачем?!
— Затем, что тут ему осточертело!
— Не понимаю…
— Вот ведь неправда, дочь моя! Ты же знаешь, что он в тебя по уши влюбился! А ты что?
— А что я…
— А ты предпочла ему этого… Глеба… плейбоя вашего…
— Ничего не понимаю… — потерянно произнесла Ника. — Как можно было уехать, когда по путевке еще завтра день… Мы собирались в джунгли, самые настоящие… тропические…
— А он скоро вернется в питерские каменные джунгли!
— Но как ты мог его отпустить, папа?! Одного? Разве ты за Стаса не отвечаешь перед его родителями! В конце концов, ему всего лишь пятнадцать лет! Неужели ты за него не переживаешь?
— Ну… переживаю, конечно, немного. Но он летит вовсе не один! За него поручились родители Долинского!
— А его родители? Ну… Стасовы… Что они скажут?
— Мы им звонили, Ника. Стас сказал, что больше не может выносить жару, и они дали добро на то, чтобы мы обменяли его билет на самолет на сегодняшний день, что, милая моя, было очень непросто сделать.
Растерянная Ника опустилась в кресло. Она никак не могла осознать происшедшего. Наконец, после длительного молчания, спросила:
— А почему все это делалось втайне от меня?
— Стас не хотел тебе ничего говорить, — ответил Николай Иванович.
— А ты?! Почему ты мне ничего не сказал?
— Я не мог выдать чужую тайну!
— То есть он тебе во всем признался?
— А ему и признаваться особенно было не в чем. Только слепой смог бы не увидеть, с каким обожанием он на тебя смотрел. Я просто ни во что не вмешивался. Я же видел, что тебе больше нравится Долинский. Тут ничего сделать было нельзя. И когда Стас решил от тебя уехать, я его как-то сразу понял.
— И даже не пытался отговорить?
— Почему не пытался? Еще как пытался! Я, знаешь ли, даже говорил ему, что на тебе свет клином не сошелся, хотя мне не очень-то приятно было говорить такое о собственной дочери!
— А он?
— А он уперся — и все… И вообще… — Николай Иванович сел в кресло напротив дочери и испытующе на нее посмотрел. — Чего ты вдруг так за него распереживалась? Какое тебе до этого Стаса дело?
— Ну как же… Из-за меня он уехал… Целый день у него пропал…
— Ага! Еще скажи — оплаченный!
— Но родители Стаса действительно за этот день заплатили! — с отчаяньем выкрикнула Ника.
— А то ты не знаешь, что не все на этом свете измеряется деньгами!
С трудом сдержав неожиданно вдруг подступившие слезы, девочка спросила:
— Папа… ты считаешь меня виноватой, да?!
Николай Иванович тяжело вздохнул и ответил:
— Да не так чтобы очень… Сердцу ведь не прикажешь — давно известно…
— Но ведь он мог как-то… побороться, что ли…
— За что?
— Ну… за меня… Почему он так быстро сдался?
— Конечно, вы совсем немного времени провели вместе, но когда при этом тобой откровенно пренебрегают… В общем, это несколько унижает… И потом… когда человек любит… по-настоящему… он своему предмету обожания хочет только добра. И если тебе нравится Долинский, значит, Глеб для тебя и есть добро. Вот Стас и решил оставить вас вдвоем…