Ужас.
Однако ее предполагаемый сценарий не совпал с действительностью.
Влетев на кухню, Люба, находясь в состоянии сильнейшего волнения, рухнула на стул перед мужем и сказала убитым голосом:
– Все, Вадик… Все кончено. Ее больше нет.
Вадим, которого Кира могла видеть лишь со спины, молчал. Но Кира почувствовала, как он напрягся.
– Люба, что случилось, успокойся… Пойдем в гостиную, там мне все и расскажешь… – Голос у него был тихий и какой-то нехороший, опасный. Понятное дело, что он хотел увести жену из кухни, чтобы она не сказала чего лишнего в присутствии любовницы, о существовании которой она не подозревала.
– Какая гостиная… – процедила сквозь стиснутые зубы Люба. Вот сейчас Кире было хорошо видно ее мокрое красно-белое лицо. Словно кровь отливала от разгоряченной кожи постепенно, уступая место какой-то сероватой смертельной белизне. – Ты что, Вадик, не понимаешь меня? Ее больше нет! Она умерла!
– Кто, о ком ты? – Он подошел к жене вплотную, обнял ее и точно так же, как еще недавно Киру, стал подталкивать туда, куда хотел ее направить, только не к кладовке, а к выходу из кухни.
– Да убери ты от меня руки! Она мертвая, теперь понял? То, о чем ты так долго мечтал, чего хотел, свершилось… – она закрыла лицо руками. – Только вот я еще никак не пойму для себя, как мне на это реагировать…
– Люба!
Еще мгновение, и он заорет на нее: дура, мол, ты чего говоришь-то, мы не одни!!!
– Ты бы знал, как все это ужасно… Как тяжело… Я и не знала, что так будет. И это ты, ты во всем виноват… Это ты хотел, чтобы она умерла. А я, я заняла твою сторону, я хотела помочь тебе, я поехала за ней, я просто хотела с ней поговорить, понимаешь? Просто поговорить!!! Я не знаю, как это получилось. Но теперь ее нет. Она мертвая. У нее лицо под водой улыбается… Она была ангелом, Вадик…
– Пойдем, тебе надо выпить, – он выпихнул жену из кухни.
Кира стояла, прижавшись к стене кладовой, не чувствуя своего тела. Напротив нее поблескивали в густом полумраке стеклянные банки.
Инстинкт самосохранения заставил ее приоткрыть дверь кладовки, выбраться наружу. Даже если бы они были еще в прихожей, она все равно бы пронеслась мимо, открыла бы дверь и убежала. То, что она услышала, уж никак не было предназначено для ее ушей. Она услышала тайну, это определенно, а потому ей надо убежать. Причем как можно быстрее и дальше. На край света. Она почувствовала это инстинктивно, как животное, угадав смертельную опасность.
В прихожей, к счастью, никого не было. Приглушенные голоса доносились теперь из-за закрытой двери, ведущей в гостиную. Кира на цыпочках добралась до двери, обула сапоги, дрожащими руками отперла дверь и выскользнула из квартиры. Щеки ее горели, а волосы на голове шевелились, как змеи.
– Господи, спаси и сохрани, – прошептала Кира и, не дожидаясь лифта, бросилась по лестнице вниз. – Спаси и сохрани… Вот я дура-то!!! Чувствовала же, что не надо было сюда приходить… Виноград, как же!!! Она кого-то убила!
6. Декабрь, 2013 г.
Лиза прошла в комнату для свиданий – мрачную, с темно-синими, навевающими уныние стенами – и села за выщербленный деревянный стол, столешница которого помнила прикосновения рук великого множества всех тех, кто приходил сюда, чтобы повидаться с запертыми от человеческого общества изгоями, преступниками, и тех, к кому приходили, поддерживая хрупкие семейные, дружеские или любовные связи.
В комнате было холодно, а через решетчатое окно можно было увидеть невеселый тюремный пейзаж: голые ветки деревьев, царапающие каменную стену, украшенную сверху спиралями колючей проволоки, и вышку с охранниками.
Лиза, хоть и была в теплой меховой куртке и высоких кожаных ботинках, все равно поежилась от холода.
Послышались шаги, затем какой-то металлический лязг, после чего тяжелая дверь отворилась, и охранник ввел в комнату высокого, худого, с пышной серебряной гривой и узким лицом человека. Темные глаза навыкате, орлиный нос, полные губы, впалые щеки. Альберт Гинер. Вон он, возлюбленный Валентины Соляных. Ее гражданский муж. Человек, который так и не дождался официального брака, не удостоился такой чести. Охранник вышел. Гинер в растерянности стоял возле двери, словно не понимая, зачем его сюда вообще привели. И это при том, что он прекрасно знал, что к нему приехал адвокат. Любой другой на его месте не стал бы даром тратить время и принялся тотчас доказывать ему свою невиновность.
– Я не просил адвоката, – услышала Лиза низкий, красивый голос. «Да ему бы в опере петь!» – почему-то подумала она.
– Знаю. Меня нанял Валенштайм. Он специально нашел меня, чтобы я помогла вам. Вы должны знать, что никто из вашего окружения не верит в вашу виновность.
– А… Густав, понятно, – проговорил Гинер устало, прошел и сел на стул напротив Лизы. Скрестил пальцы рук, расправил плечи и устроился так, словно приготовился к долгому разговору.
– Вы не думайте, я не собираюсь вам ничего доказывать… – начал он, горько усмехнувшись каким-то своим мыслям. – Со мной все кончено. Просто я не могу отказать себе в удовольствии поговорить о ней, о Вале… Пусть с вами, мне все равно.
И вмиг его глаза, крупные, словно драгоценные темные камни, наполнились слезами. Эти слезы были его реакцией только лишь на ее имя. Можно было себе представить, насколько изранена его душа, как болит его сердце.
Нет, конечно, это не он ее убил. И здесь не надо быть опытным следователем, адвокатом ли, прокурором или психологом. В его глазах читалась невероятная, какая-то вселенская боль. Возможно, он подписал признательный документ исключительно из желания поменять обстановку, чтобы ничто не напоминало ему об ушедшей любимой женщине. Тюрьма – вот куда он решил спрятаться от своих воспоминаний.
Лиза и сама не поняла, откуда ей все это стало известно. Словно невидимое информационное поле, обволакивающее Гинера, наслоилось на ее поле, и его мысли и чувства проникли ей в душу, сердце и мозг.
– Мне кажется, я поняла, как вы здесь оказались. Случай редкий, тяжелый, но не безнадежный. Послушайте, вы еще молоды. Не надо хоронить себя в этих стенах, – Лиза брезгливо поморщилась, оглядываясь по сторонам и призывая Гинера оценить всю убогость обстановки. – Конечно, я приехала сюда, поскольку работаю на Валенштайма, и это он хочет помочь вам, в сущности, мужу Валентины, поскольку не верит в вашу виновность и считает своим долгом, как друг, найти настоящего убийцу Соляных. Я допускаю, что вы откажетесь помогать мне в этом деле, и тогда мне придется допустить мысль, что вам все равно, кто убил Валентину. И если это так, то я скажу об этом Валенштайму, и мы будем действовать и искать убийцу без вашей помощи, без вашего участия. Но тогда мы позволим себе усомниться в ваших чувствах к…
Она старалась говорить осторожно, аккуратно, чтобы, во-первых, не причинить боль Гинеру, во-вторых, дать ему понять, что она верит в его невиновность, и в-третьих, чтобы не навредить делу и вызвать в нем доверие, а заодно реанимировать его желание найти настоящего убийцу Соляных.
– Безусловно! – Он перебил ее, тряхнул головой, словно сбрасывая с себя оцепенение. Разговаривая, он смотрел на нее как-то странно, не в глаза, а будто разглядывая лицо. – Безусловно, я хотел бы знать, понять наконец, кто и за что ее убил. Другое дело, мне все это не представляется реальным… Нет-нет, вы не подумайте, я нисколько не умаляю ваших достоинств и способностей, вашего профессионализма, просто мне кажется, что путем элементарной логики здесь мы ничего не добьемся. И знаете, почему? Потому что не существует на земле человека, который хотел бы пожелать ее смерти. Это стопроцентно. И ее смерть – случайна. То есть нет, это не несчастный случай, понятное дело, ее на самом деле убили. Но по ошибке, понимаете? Возможно, ее приняли за кого-то другого. Или на спор, или проиграли в карты… Нет-нет, вы, должно быть, не понимаете меня… Это как пример. Ее убили, я хочу сказать, не именно потому, что она – это она, а просто потому, что кому-то надо было кого-то убить, и под рукой оказалась Валя. Вот так.
– Я понимаю вас. В моей практике были такие случаи. Вот только в прошлом году убили одну учительницу. Ее нашли в канаве, с ножом в животе. Все, кто ее знал, говорили, что она была ангелом, что у нее не было врагов и ее убили по ошибке. На самом деле, как это ни чудовищно прозвучит, ее убили потому, что одному проигравшему в карты действительно нужно было кого-то убить. В этот вечер. Или заплатить деньги, или убить. Денег у этого мерзавца не было, и тогда он убил эту женщину. Именно потому, что она как раз проходила вечером через пустырь, от школы к дому, так было короче… Он убил, чтобы расплатиться за карточный долг. Так что я вас прекрасно понимаю. Возможно, именно этот факт или принцип, называйте как хотите, как раз и поможет нам понять, кто же ее убил – то есть человек не из ее окружения. А это уже кое-что. Причем этот «кто-то», пока вы были на пикнике, находился рядом с вами. И это тоже факт. Остается только вычислить его. Или ее.
Альберт, прошу вас, давайте уже все по порядку. Начните рассказывать, как вы решили поехать на озеро.
– Стоял октябрь, ночью и утром было уже холодно, пахло зимой. Обычно мы выезжаем с Валей на озеро в теплое время года. Но в тот раз она сказала, что устала, что много работала, что у нее болят руки и спина… Вы, я думаю, не в курсе, насколько трудна работа скульптора. Это тяжело физически, кроме того, это работа грязная, пыльная… Словом, она хотела на свежий воздух. Ну, пикник так пикник. Я все организовал…
– Так, стоп! Кто-нибудь знал о том, что вы собираетесь на озеро?!
– Не знаю, может, сестра… Не знаю точно… Но никто из посторонних, да мы ни с кем и не общались. Так вот. Я, повторяю, все организовал.
Взял корзину с едой, угли, барбекю, теплые одеяла, складное кресло, ее любимое… Когда мы приехали, рядом никого не было. Тишина. Прохладно было, это да. Но я Валю так устроил, одеялами укутал, она даже уснула…
А потом приехали эти… Целая компания! Не знаю, чего их принесло на озеро в такой холод!
– Что за люди? Сколько их было?
– Восемь человек. Четыре девушки и четверо мужчин. Сразу музыку включили, началась обычная пьянка. Люди, когда выпьют, не контролируют себя. Орут, песни горланят, типа караоке. Потом костер разожгли, шашлыки там, все такое прочее. После шашлыка снова костер развели, начали через огонь прыгать. А мне все видно и слышно. Идиоты! Аттракцион страха, так они назвали эти прыжки. Знаете, мне даже хотелось подойти к ним и предостеречь, что, мол, опасно все это. У меня так двоюродный брат сгорел. Правда, он механиком был, и они с друзьями устроили такой же вот пикник неподалеку от своей мастерской, Олег был в промасленном рабочем комбинезоне. Прыгнул, комбинезон прямо вспыхнул на нем, загорелся… Восемьдесят процентов ожогов, он умер в больнице…
– И что, подошли? Что-нибудь им сказали? Может, вы поскандалили?
– Нет, не подошел. Это от них один парень пару раз подходил, все вина предлагал. Говорил что-то про пассивный и активный отдых, мол, мы с виду такие молодые, а отдыхать не умеем. Что надо бы винца тяпнуть и все такое. Я сказал, что мы отдыхаем. Я даже не просил их не шуметь, потому что знал – ничего не поможет. К тому же с пьяными вообще опасно разговаривать на подобные темы. Будет конфликт, кто-нибудь попытается разрешить его с помощью кулаков, а я боец – никакой. Никогда в жизни не дрался. Меня в школе били, это правда, и я никогда не мог дать отпор. Меня отец учил разбираться с людьми при помощи доводов, разговоров. Но, понятное дело, на пьяных это не распространяется.
– Вы хотите сказать, что никакого конфликта не было, то есть не было причины вам за что-то там мстить…
– Конечно нет! Понимаете, перемещаться нам в другое место тоже не имело смысла. У нас тоже был костер, мы жарили на углях мясо. Да и место это было наше, понимаете?
– В смысле?
– Мы с Валей познакомились много лет тому назад как раз на озере. Она была со своей сестрой и ее парнем, а я – со своей девушкой. В отличие от этой компании у нас все сложилось наилучшим образом. Мы познакомились, объединились, устроили общий такой пикник. Оказались приятные, тихие люди. Я тогда, как увидел Валю, сразу влюбился в нее. Мы обменялись телефонами, сначала перезванивались, потом начали встречаться. Я знал, что она занимается скульптурой, что снимает жилье, что бедствует. Я немного помогал ей материально, помогал ей делать каркасы к ее скульптурам, и еще тогда удивлялся ее работоспособности и тому, как ее тянет к крупным формам. Она была такая миниатюрная, хрупкая… Знаете, мне сейчас стыдно об этом вспоминать, но в какой-то момент я понял, что она тяготит меня. Мне хотелось взрослых отношений, у меня уже была женщина, опытная, зрелая, она давала мне все, что я хотел… А с Валей было все как-то трудно. Она была закрыта, она еще не раскрылась как женщина.
– И вы с ней расстались?
– Да. Мне как раз надо было уезжать в Москву, у меня там жил отец, он сильно болел, и мы с мамой знали, что его дни сочтены. У него там была другая семья, дочь… Мама сказала, что если я не появлюсь там, то лишусь наследства. А мой отец был небедным человеком. И, знаете, мне тогда было не стыдно за свои мысли. Ведь я считал, что имею полное право хотя бы на одну из трех его квартир. Когда я приехал, он был еще жив. Он сказал, что испытывает стыд за то, что бросил нас с мамой, что знает, что умрет, и поэтому позаботился о нас и оставил завещание… Короче, после его смерти (а умер он буквально через неделю после моего приезда) приехал нотариус и прочитал завещание. Он оставил мне квартиру и приличную сумму денег моей матери. Все это я рассказываю к тому, что меня действительно тогда долго не было в городе, и я был даже рад этому, рад, что мы расстаемся с Валей таким вот как бы естественным образом… Просто я уехал, и все. Ну а потом я закружился по жизни, строил свою карьеру, у меня были взлеты и падения, затем я женился, развелся…
В местных газетах время от времени появлялась информация о Валентине Соляных, талантливом молодом скульпторе. И я радовался ее успехам, выставкам, поездкам за границу… Представляете, мне тогда казалось, что она так расцвела в творческом плане именно потому, что меня рядом не было, что я не отнимал у нее время, внимание. Конечно, потом, когда мы встретились…
– Когда вы встретились с ней, то были уже разведены?
– Разумеется, это произошло задолго до нашей встречи! Так вот, когда мы с Валей встретились и я понял, насколько ее люблю, мне было стыдно за свои поступки. Ведь если бы я ее тогда, совсем юную и невероятно талантливую, поддержал материально, если бы я помог ей обустроить мастерскую, да если бы просто кормил и одевал тогда, снял ей теплую квартиру, то она бы расцвела гораздо раньше, и если бы даже не полюбила меня, то хотя бы была мне благодарна. Но я был эгоистом…
– Послушайте, – мягко перебила его Лиза, – прошлого уже не вернешь, и это хорошо, что вы осознаете все свои ошибки и заблуждения. Но вы хотя бы сейчас, в память о Валентине, помогите нам найти ее убийцу. То, что вы признались в преступлении, которого не совершали, я вот лично могу расценить исключительно как желание спрятаться от реальности, от всего того, что могло бы вам напомнить о Валентине и причинить боль. С одной стороны, я вас понимаю, но с другой – не совсем. Вам что, действительно не приходило в голову, что вместо того, чтобы гнить в тюрьме и ждать конца, а я уверена, что вам здесь не сладко, что вам тяжело, что вы часто болеете и проводите свои дни в тюремной больнице… Так вот, неужели вам не приходило в голову все свои усилия, весь свой эмоциональный, умственный и физический потенциал пустить на поиски убийцы вашей любимой женщины?!
– Да я все понимаю… Вернее, недавно начал понимать, что впустую трачу свое время. Но тогда, сразу после того, как все это случилось, мне действительно хотелось, чтобы все поскорее закончилось и меня оставили в покое. Чтобы я остался наконец наедине со своим горем. Да, я слабый человек, и мне стыдно…
– Я предлагаю вам использовать представившийся вам шанс сделать что-то для Валентины хотя бы в память о ней, я уже говорила.
– Но что я могу, находясь здесь?
– От вас требуется только информация. Пока что. А потом, когда мы найдем настоящего убийцу и вас отпустят на свободу, у вас появится возможность прикоснуться к творчеству Валентины, показывать ее работы людям, организовывать ее выставки, быть может даже, вы напишете о ней книгу. Как вам такая перспектива? Во всяком случае, вы снова вольетесь в настоящую, реальную жизнь, почувствуете себя здоровым и свободным от своих страхов, и у вас появится новый смысл. К тому же я вполне допускаю, что с течением времени и в вашей личной жизни произойдут перемены, вы встретите другую женщину, с которой у вас сложатся теплые отношения… Вы еще молоды, у вас впереди целая жизнь, долгие годы счастья… Не следует себя хоронить, Альберт.
– У вас хорошая энергетика, – суховато сказал Гинер, потирая большим пальцем колючий подбородок. – Я согласен. Возможно, где-то на подсознании я ждал нечто подобное. Ждал, что когда-нибудь мне придется всю эту историю всколыхнуть, вспомнить, чтобы обозначился основной, главный нерв этого преступления.
– Вот и славно. Итак. Вы приехали на озеро. Там поблизости веселилась компания. Вы с ними каким-нибудь образом контактировали?
– Вот только этот эпизод, когда один из парней пришел, чтобы пригласить нас с Валей к ним, чтобы выпить. Я вежливо отказался, и он ушел. Все, больше ничего такого не было.
– А вы сами можете предположить, что Валю убил кто-нибудь из этой компании?
– Если честно, то нет. Понимаете, они все время были на виду. Вернее, нет, конечно, они были за кустами, но их поляна хорошо просматривалась, я видел, что они делают, как едят, пьют, смеются, прыгают через огонь… Говорю же, я сдерживал себя, чтобы не пойти и не предупредить их, что прыгать через огонь опасно, тем более что они пьяные…