Деньги, вещи, чужой паспорт, фотография на котором очень сильно смахивала на его собственный портрет, Лев сложил в дорожную сумку. Сумку, воспользовавшись чердачным ходом, отнес в старенькую «копейку», оформленную на его продавщицу. Лев на ней товар возил по доверенности, а продавщице отстегивал за сознательность. Обещал, что потом когда-нибудь ей ее подарит.
Пока вот не получалось. Пока машинка ему могла пригодиться. Доверенность, правда, пришлось новую выписывать.
«Копейку» припарковал в соседнем дворе, поставив на самом видном месте под окнами первого этажа, чтобы хулиганы не позарились. А пока ездил на своей машине. В магазин, из магазина, в ларек, из ларька. Вчера вот на вокзал осмелился прокатиться. И все «хвост» искал за своей спиной. А его вдруг не оказалось! Лев чуть приободрился, но расслабляться не стал. И, сам не понимая, по какому наитию действует, взял и оставил машину на вокзальной стоянке. Сегодня, решил, он снова поедет на вокзал. Но совсем не для того, чтобы забрать машину. Его как раз возле нее и станут ждать. А он ее забирать не будет. Он заберет кое-что другое и…
И сегодня же уедет из этого города. Ненадолго уедет, месяца на три-четыре, не больше. Это достаточный срок для разрешения проблем, которые на его бедную голову свалились.
Он заберет из камеры хранения тот злополучный портфель, из-за которого все и началось. Нырнет в такси так, чтобы его никто не заметил. Доедет до соседнего двора. Пересядет в «копейку», и тю-тю, поминай, как звали!
Да его и звать-то будут по-другому. К чужому паспорту и водительское удостоверение того же дядьки у него имелось. Лев в свое время не избавился от тех документов, потому что похож оказался с их хозяином. Убрал в тайник – мало ли что, – вот и пригодились.
Никто ни о чем не догадается. Никто!
Он пересидит в какой-нибудь глуши, пока они тут все разруливают, а затем и он явится. Потом, может, и портфель милиционерам отдаст. Чтобы оказать вроде как содействие. А пока – нет, пока тот при нем будет. Не оставлять же его в камере хранения! Мало ли что за такой срок может случиться. Вдруг пожар. Вдруг кому ячейка срочно понадобится, вдруг потоп.
Нет, портфель будет при нем, хоть и не нашел он там для себя ничего ценного. Другая ценность заключалась для Батенина в нем. Этот портфель, ради которого все перевернули вверх дном в его доме, был единственным гарантом его безопасности. Единственным! И он его станет хранить…
Он долго кружил по городу.
Ларек свой навестил. Проверил результаты ревизии. Скрепил свою договоренность с Антониной документом за подписями и печатью. В сто первый раз взял с нее обещание не воровать и следить за всем в его отсутствие. Потом зашел в кафе-мороженое и съел сразу три пирожных, потянуло вдруг на сладкое. Навестил любимую скамейку в парке. Посидел, вспоминая, как еще совсем недавно нежился тут под лучами мягкого августовского солнца. Нежился и не думал не гадал, что день тот последним в череде его неспешных и счастливых дней окажется.
Все поменялось, все! Изменил ему фарт, стоило порог той злополучной квартиры переступить. Будто колдовство какое! Как жилось мило и беззаботно, а!
Подворовывал потихоньку для удовольствия. Мало-помалу бизнес свой раскручивал. Денежки собирал. О жене и детях мечтал…
Так, стоп! В этом и крылся секрет его невезучести, как же это он сразу не просек. Вот что сгубило его, вот что жизнь его пустило под откос.
Мечта эта хренова, с нее, проклятой, все и покатилось снежным комом вниз.
Кабы не мечта, разве пленился бы он красотой незнакомой девушки с фотографии? Нет, конечно. Выбросил бы тот перечеркнутый портрет, и все.
А стал бы караулить ее под окнами с букетом и в пиджаке, который нещадно жал подмышки и в котором потом на нарах он все проклял? Ни за что!
А пошел бы к ней домой, увидав в окне силуэты? Не пошел бы. И даже если бы пошел, то непременно тут же вернулся бы, наткнувшись на дерущихся мужиков на лестничной клетке. Не потому, что испугался, вернулся бы. А потому, что осторожность превыше всего. Всегда по этому принципу действовал, всегда. И выручало! А стоило изменить своему принципу, так все и поменялось.
Вывод?
А вывод простейший, решил Лев Батенин, заходя в троллейбус, следующий на вокзал. Нельзя размениваться на иллюзии, нельзя позволять утопическим мыслям возобладать над рассудком. Был серьезен, строг к себе и предвзято рачителен, все и получалось. Как только дал слабину, мыльный пузырь под названием «мечта» оглушительно лопнул.
Все! Все теперь станет в его жизни иначе. Сейчас он выйдет из троллейбуса, проверит еще раз «хвост», которого стопроцентно не было, он бы заметил или почувствовал. Войдет в помещение камер хранения, снова осмотрится. Вытащит из ячейки портфель, выйдет через другую дверь, поймает машину – и дальше все, как и спланировал.
Удерет он из этого города, переставшего быть к нему дружелюбным.
– Куда? – улыбнулась ему девушка-таксистка.
Батенин улыбкой не пленился, назвал адрес и сел сзади. Раз решил быть серьезным и не размениваться на слабости, начнет прямо с этого часа.
Девушка не обиделась, завела машину и поехала, очень аккуратно лавируя между припаркованными на вокзальной площади машинами. Лев тут же сел боком на сиденье, внимательно осматривая весь транспорт, который следовал за ними.
Никого не было! Никого! Молодец он, что именно на сегодняшний день запланировал бегство. Его наблюдатель уморился, видимо, время впустую тратить. Убийце явно было недосуг, иначе он его бы еще у камер хранения поймал и портфель отобрал. Стало быть, все идет по плану. Вот что значит…
– Эй, парень!
Лев Батенин только-только захлопнул крышку багажника, когда на плечо ему легла чья-то ладонь. Он вздрогнул, но решил не показывать вида, что перепугался насмерть. Мало ли кому прикурить приспичило спросить, что же теперь, каждой тени бояться.
– Слушаю. – Он даже головы не повернул, неторопливо запер багажник и пошел к водительской двери. – Что хотели-то?
Тот, кто окликнул его, шел теперь за ним след в след. Лев поклясться мог, что слышит чужое дыхание, и портфель сжал под мышкой сильнее.
Не стал он его в багажник убирать, решив, что если на сиденье тот лежать будет, гаишники вряд ли в него полезут. Тем ведь сразу содержимое багажника представь на обозрение. И каждый баул рассупонь. Психология у них такая: если в багажнике везешь, значит, что-то прячешь. А на сиденье – вон оно, на виду, чего его проверять-то.
Вот потому-то Лев Батенин и не убрал портфель, неся его теперь под мышкой. И уже жалел об этом, если честно. Дышит ведь гад какой-то в затылок, будь он неладен. Чего ему надо?
– Слышь, парень, да не торопись ты так! – Чужая ладонь легла ему теперь на локоть и попридержала. – Разговор есть!
Говорить с человеком Лев решил с безопасного места. Быстро открыв ключом водительскую дверь, он швырнул портфель на заднее сиденье, прыгнул в машину и потянул на себя дверцу.
– Пусти! – угрожающе произнес он, пнув ногой в чужое колено, упершееся в водительскую дверцу. – Пусти, а то!..
– Чё, кричать станешь? – насмешливо произнес мужик, лица которого даже рассмотреть было невозможно, так низко тот опустил козырек кожаной бейсболки.
– Стану! – неуверенно пригрозил Лев и снова попытался закрыть дверь машины.
– А кричи! – на ухарском подъеме предложил мужик.
– А и стану!
– А кричи! Пускай милицию вызовут!
– А… А при чем тут милиция?! – Ему показалась, что даже кожа затрещала на лице от внезапной бледности.
Что же, гад этот все знает про него, да?! Нарочно провоцирует, да? Нарочно, чтобы шум поднять, внимание привлечь жильцов и тетенек с детишками, которые во дворе были. Так тогда это точно не убийца, а он-то поначалу перепугался! Убийца не стал бы никаких провокаций тут устраивать, ему шум ни к чему. Тогда кто он, этот высокий мускулистый парень в кожаной бейсболке, с козырьком, закрывающим все лицо?
– А милиция сильно обрадуется, если узнает, кого тут задержали.
– И кого же?
Он сам не понимал, к чему ведет эти неумные дебаты, но все равно настырничал и все дверцу на себя тянул. Только бы удалось ему ее захлопнуть, тогда он по газам и прочь со двора, а там и из города.
– Ты смыться решил, нехорошо, парень, – с ухмылкой сказал мускулистый верзила.
– Чего ты хочешь?! – еле выдавил из себя Лев, поняв, что все пропало.
Не случайный это прохожий, решивший сигаретку стрельнуть. Этот мужчина явно его знает.
– А ты мне во-он ту штуковину с заднего сиденья отдай, и можешь катиться, куда хочешь, – недолго раздумывая, предложил парень.
– Какую штуковину?
Он все еще пытался ваньку валять, все еще пытался выиграть время. Поглупел, что ли, совершенно в чужой машине под чужими окнами с чужими документами в кармане? Решил, что это его сделает неуязвимым? Или страх в нем притупил все инстинкты, самосохранения в том числе?
– Портфель отдай, скотина! – прошипел с яростью парень и двинул коленом так, что дверца водительская отлетела, предательски скрипнув старыми ржавыми петлями.
– А ты мне во-он ту штуковину с заднего сиденья отдай, и можешь катиться, куда хочешь, – недолго раздумывая, предложил парень.
– Какую штуковину?
Он все еще пытался ваньку валять, все еще пытался выиграть время. Поглупел, что ли, совершенно в чужой машине под чужими окнами с чужими документами в кармане? Решил, что это его сделает неуязвимым? Или страх в нем притупил все инстинкты, самосохранения в том числе?
– Портфель отдай, скотина! – прошипел с яростью парень и двинул коленом так, что дверца водительская отлетела, предательски скрипнув старыми ржавыми петлями.
– Не отдам! – не ведая, что творит, просипел Лев и полез вперед, хватаясь за ручку, чтобы дверь все же захлопнуть.
– Не отдашь? – ухмыльнулся верзила, ткнув теперь коленом Льву в бедро. – И не надо. Тогда я сам возьму!
Это было последнее, что услышал Лев Батенин от незнакомца, прежде чем раздался хруст ломающихся хрящей его собственной переносицы.
Глава 22
Сомов едва на коленях не стоял перед Рашидовым, чтобы тот позволил ему присутствовать при допросе Сетина.
– Не положено, Сом, ты же сам из ментов, знаешь! – говорил ему бывший коллега. – Зайдет кто-нибудь, а тут ты! Что я скажу?!
– А я сяду в уголке, за тем столом, – и Сомов тыкал пальцем в дальний кабинетный угол, где даже не стол стоял, а неудобная высокая тумбочка, больше напоминавшая комод. – И стану что-нибудь писать.
– Писарь, тоже! – фыркал ему в лицо Рашидов и снова несговорчиво покручивал головой. – Зайдет начальник, не дай бог, мне тогда писец, понимаешь!
– Да что такого-то?! Я за адвоката сойду, если кто зайдет!
– Адвокат и так будет, – возражал Рашидов. – Тебя как представить?
На мгновение повисало молчание, и снова нытье.
– Ваня, век не забуду, если позволишь побыть тут, – клялся Сомов и стучал себя кулаком в грудь. – Разве я тебе когда-нибудь врал? А когда-нибудь подводил? А кто тебе Ваньку Сизого сдал, а? Кто банду таксомоторную помог взять, забыл? Я же с тобой в спайке всегда работал, чего ты?
– Да что ты услышать-то хочешь? – начал понемногу сдаваться Рашидов. – Молчит он, как рыба молчит и только головой крутит.
– А с адвокатом?
– И с адвокатом молчит, – нехотя признался Рашидов.
Сомов поцокал языком, покачал с сожалением головой. И с ним, мол, такая же беда. На самом деле рвался он на допрос с одной-единственной целью – узнать, что у милиции есть на его клиента. Рашидов ведь ничего не скажет, начни он у него спрашивать. Хитрый, стервец, отшутится, и все. Адвокат тоже какой-то непонятный, откуда его только Виталя вытащил? Сомов как посмотрел, с какой суетливой нерасторопностью тот достает из портфеля и убирает потом в портфель документы, сразу понял – толку никакого. Понты одни, да, возможно, родословная хорошая, позволяющая драть бешеные деньги с клиентов, а дела никакого.
У самого Витали начать спрашивать, что ему милиция предъявляет, Сомов не решился.
Подноготную всего дела знал, как никто. К тому же мало того, что не выполнил задания, так еще и клиента своего не уберег от подставы и ареста. Чего теперь в душу лезть?! Впору гонорар неотработанный возвращать.
Нет, ему просто необходимо было тут потереться во время допроса. И точно узнать, какие козыри у Рашидова в рукаве имеются против Сетина. Если ничего особенного, то Сомов своего клиента быстренько из-под стражи вытащит. Найдет пути и без этого адвоката вялого. А если что-нибудь серьезное, то…
Тогда плохо.
Все вообще из рук вон плохо складывалось. Сомов просто за голову хватался. Такого гиблого дела он не припомнит за всю свою многолетнюю практику.
Одна жена его клиента бесследно пропала. Две бывших найдены мертвыми – убиты. Еще одна из бывших тоже исчезла. Ее поисками занимаются его люди, но пока безрезультатано. Последней надеждой оставался Лев Батенин. Сомов понимал, что парень оказался не в том месте не в то время, но также понимал, что не просто так он там тогда оказался.
Лев Батенин либо что-то знал, либо чем-то обладал, и это что-то могло пролить свет на все страшные события, накрывшие с головой Сетина. И за этим Львом Батениным все время после его освобождения из-под стражи неотступно ходили люди Сомова, но…
Но и тут случилась ужасная осечка.
Пока Батенина пас Валера – надежный и проверенный сотрудник сомовского детективного агентства, все было нормально. Пускай Батенин и не вывел их ни на кого и ни на что, но хоть сам жив-здоров оставался. Как только Валеру сменил Игорь, недавно принятый стажером в агентство, с виду нормальный парень, спортивный, в меру амбициозный и вроде ответственный – все снова пошло наперекосяк.
Мало того, что Льва Батенина с проломленным черепом почти в безнадежном состоянии доставили в больницу и он третьи сутки находился в коме, так еще и Игорь-стажер пропал.
– Найдите мне его хоть из-под земли! – орал Сомов на своих сотрудников и хватался за сердце. – Откуда вообще он взялся – Игорь этот?! Кто принимал его документы?! Кто пробивал его?! Всех уволю, к чертовой матери!..
Кадровыми вопросами занималась его секретарша, и Сомову об этом было хорошо известно. И увольнять, по сути, нужно было именно ее. Но он не мог. Не мог именно сейчас. Она и без того жутко переживала, сделавшись серой и невзрачной, краснеть даже перестала. Что же, совсем ее добить? Пожалел, оставил. Хотя и понимал, прокололись они с этим Игорем…
– Ладно, черт с тобой! – не выдержал его натиска и упреков Рашидов. – Посиди тут. Но не дай бог, хоть слово вставишь, Сом, выгоню моментально.
– Ты меня даже не увидишь, – пообещал тот, схватил стул и втиснулся в угол между стеной и неудобной тумбочкой. – Буду нем как рыба!
– Нем он будет! – проворчал Рашидов и тут же прохныкал, выразительно сверкая в его сторону восточными глазищами: – Тебе бабло этот хрен заплатит, если ты его отсюда вытащишь, а меня вздрючат за нераскрываемость. Это как, Сом, справедливо?
– Ваня! – возвращая ему не менее выразительный взгляд, пообещал Сомов. – Так договоримся же, чего ты!
– С этого и начинать надо было. А то устроил тут, понимаешь, вечер воспоминаний!
Сетина привели через пять минут после того, как Сомов и Виталин адвокат затихли по своим местам и вооружились авторучками и бумагой. Небритый, взъерошенный, в мятом свитере и вытянутых на коленках брюках, Сетин вошел в кабинет. Поприветствовал их всех скупым неприветливым кивком. В сторону своего бывшего одноклассника он даже не глянул.
Обижается, понял Сомов. И небезосновательно, между прочим. Нанял сыщика жену найти, а вместо этого…
– Ну что, Виталий Станиславович, у вас было время подумать, – начал с кислой миной Рашидов, тюкая пальцем по клавиатуре, пытаясь подогнать курсор в начало строки, вечная беда у него с этим курсором. – Вам есть что сказать мне?
– Коньяку хочу, – нагло заявил Сетин. – Вот что я хотел сказать вам. Коньяку хочу и бабу!
Вот этого ему говорить не стоило, потому что Рашидов тут же оживился:
– Бабу?! Так у вас их было, слава богу, аж целых четыре, Виталий Станиславович! Мало? Или не всех еще передушили?
– Я протестую, – пискнул адвокатишко, застрочив по бумаге авторучкой. – Мой клиент…
– Закрой пасть, – приказал ему Сетин и покосился на Сомова. – Все вы знаете, что никого я не душил и не стрелял тем более. И всем понятно, что нужен козел отпущения, так ведь, Иван Иванович?.. Только хочу, чтобы вы сразу уяснили, прежде чем станете тут передо мной соловьем петь, я этим козлом не буду.
– Нет, конечно, никаким козлом вы не будете. Никто даже и не думал так.
Рашидов ядовито заулыбался, а Сомов тут же подумал: неужели и он так вот над людьми изгалялся, когда в милиции работал?
– Но вот обвиняемым по делу об убийстве Марии Сетиной, Александры Сетиной, по факту исчезновения Валерии Сетиной и Натальи Сетиной запросто можете стать. – Тут Рашидов снова гадко улыбнулся Сетину в лицо. – Прямо-таки синдром Синей Бороды какой-то! Вы не находите?
– Нет, не нахожу, – огрызнулся Виталий и покосился на Сомова, будто ища у него поддержки.
Он же не знал, что Рашидов взял с него обещание сидеть молча и не влезать ни во что. Тот и сидел, молчал и с тоской соображал, как и где найти выход.
– Вину мою надо будет еще доказать, – неуверенно сказал Виталий.
– Докажем! – обрадовался Иван Иванович. – И начнем, знаете, с чего?
– С чего? – заинтересованно отозвался Виталий, за что Сомов ему тут же мысленно земной поклон отбил.
Как можно больше ему надо знать! Еще лучше, если все! Все, что имелось у Рашидова на Виталика. А для этого Виталику нужно следователя провоцировать и на откровение вызывать. Позлить не мешало бы. Чтобы вскочил со своего места Иван Иванович, заходил зверем вокруг подозреваемого и начал угрожать, выбрасывая козырь за козырем из своих следовательских карманов.
– А начнем, Виталий Станиславович, с исчезновения вашей супруги.