Нутром Инга сразу почувствовала, что дело швах.
Она взвизгнула, повернулась на одном носочке и стремглав бросилась бежать. Григорьев сгреб со стола; кухонное полотенце и с криком «Задушу, змея!» кинулся за ней. Вероника оказалась проворнее — схватила сахарницу и метнула обидчице в спину.
Сахарница ударилась о косяк и брызнула перламутром.
Верлецкий промедлил лишние несколько секунд, поэтому не сумел вовремя вмешаться и оказался в арьергарде погони.
— Прекратите! — закричал он, но с таким же .успехом можно было обращаться к стае волков, загоняющих добычу.
Инга, словно трепетная лань, промчалась по квартире в надежде где-нибудь запереться, но комнатные двери оказались без замков, и ей ничего не оставалось, как выскочить на лоджию. Защелкнув задвижку, она заметалась туда-сюда, изо рта у нее пошел пар, потому что на улице было минус сколько-то градусов и люди ходили в куртках и пальто на теплой подкладке.
Григорьев и Вероника бились в стекло, точно две огромные плотоядные бабочки, — физиономии у них были искажены ненавистью. Инге показалось даже, что с оскаленных зубов ее без пяти минут мужа капает слюна. Испугавшись, что им удастся смести преграду, она решила перелезть к соседям, но и справа, и слева лоджии были отделены друг от друга металлическими перегородками, похожими на забор в парке.
Вероника со стороны комнаты приплюснула к стеклу нос и губы, сделавшись такой страшной, что, глянув в ее сторону, Инга едва не лишилась сознания. Можно было схватиться за перегородку и, пронеся зад над бездной, улизнуть-таки, но ведь придется стучаться к посторонним людям! Пустят ли они ее такую — обнаженную и прекрасную? На перилах лоджии висела половая тряпка, Инга схватила ее и завязала на поясе наподобие пляжной юбки. Однако тряпка оказалась маленькой и прикрыла только перед, а вся попа осталась голой и торчала наружу. В таком виде Инга напоминала официантку стриптиз-бара, и это еще больше вывело из себя беснующегося по ту сторону стекла Григорьева..
Подоспевший Верлецкий увидел, что Инга взгромоздилась на перегородку и поползла вверх, как обезьяна, цепляясь за нее руками и ногами. А потом попыталась перемахнуть к соседям, но у нее ничего, не вышло, и, разинув в ужасе рот, она зависла в воздухе — левая нога на одной лоджии, правая — на другой, голая попа — в космосе. Это выглядело так потешно, что Верлецкий согнулся пополам и захохотал. На глаза его навернулись слезы, остановиться было невозможно. Он ходил по комнате, сгибаясь и разгибаясь и буквально надрываясь от смеха.
Между тем хозяйке соседней квартиры позвонила подруга и жалостливо спросила:
— Что, Маня, ты к маме не поехала?
— Ну да… С дороги вернулась, шеф позвонил, просил завтра прийти пораньше, а как я из Мытищ рано доберусь?
— Ага. А твой, значит, дома оставался…
— А что? — с подозрением спросила Маня.
— А то, что с нашей лоджии прямо сейчас пытается вылезти голая баба. Я тебе, Мань, так сочувствую… Пойди, пугни ее! Свалится — в другой раз неповадно будет.
Маня положила трубку, подошла к окну и выглянула. И увидела Ингу с разинутым от ужаса ртом, которая раскачивалась туда-сюда, точно банановая гроздь на пальме. Топая пудовыми ногами, Маня вошла в гостиную. Ее благоверный сидел на диване в трусах и майке, жрал курицу и чавкал, уставившись в телевизор. По экрану бегали крошечные футболисты в цветных футболках и мерно ухали болельщики. Благоверный следил за мячом возбужденными глазкам» и время от времени притопывал ступней.
— Ваня! — сказала жена звенящим голосом, подошла и выключила телевизор.
У мужа от неожиданности изо рта выпало куриное крылышко.
— Ты чего, Мань? — удивился он. — Чего случилось-то?
— Случилось? — прошипела жена. — О твоей любовнице знает весь район, потому что она висит на лоджии.
— Моей лю…
— Не притворяйся! — завизжала Маня. Схватила газету и начала бить его по голове:
— Гад! Гад!
Кобель проклятый!
— Ты что?! — закричал Ваня, защищая голову локтями. — Ты пойди на лоджию и посмотри! Дурища!
И, пригибаясь, поскакал в кухню, откуда можно было на эту самую лоджию попасть. Распахнул дверь и, увидев голозадую Ингу, висящую высоко в воздухе, остановился как вкопанный.
— Сейчас упаду-у! — тонким испуганным голоском завывала Инга. — Умира-а-аю! Руки не держат! А-а-а! Помоги-ите!
— Ваня, Ваня! — запричитала жена. — Ой, она сейчас свалится! Давай, давай, спасай ее! Ой, Вань, если она упадет, нам потом соседи прохода не дадут. Ой, Вань, сделай что-нибудь!
В этот момент зазвонили и забарабанили в дверь.
Маня побежала открывать и возвратилась с пунцовым Верлецким, который странно вздрагивал и подергивался.
— Ой, Валерий Николаевич!. — бросилась к нему Маня. — Там на балконе наша любовница застряла! Помогите, пожалуйста!
— Прошу простить, — сказал Верлецкий задушенным голосом. — Но это моя любовница.
— Правда? — ахнула она. — Господи, как я рада! Вы соседям потом обязательно скажите, что это не наша, а ваша любовница. Особенно Спиридоновой из пятьдесят восьмой квартиры. А то она про Ивана сплетню пустит, а у него авторитет в таксопарке!
— Хорошо; хорошо, — пообещал Верлецкий. — Обязательно схожу к Спиридоновой, расскажу все о своей личной жизни, и ваш авторитет не пострадает. А сейчас пропустите меня!
Он выскочил на лоджию и с большим трудом отцепил Ингу от перегородки. Сама она посинела и покрылась гусиной кожей, а попа у нее стала абсолютно белой. Оказавшись на твердом полу, искательница приключений некоторое время стояла неподвижно, а потом закатила глаза и повалилась Верлецкому на руки.
— Одолжите мне что-нибудь теплое! — крикнул он.
Возбужденная Маня принесла ватное одеяло, и Ингу завернули в него, отчего она стала похожа на жирную гусеницу. Иван продолжал стоя пожирать курицу, с любопытством наблюдая за происходящим.
— Надо ей врача вызвать, — подсказал он.
— Я уже здесь, — ответил Верлецкий. — За жизнь пациентки можно не опасаться.
Злобный Григорьев встретил его на пороге, а Вероника бегала по квартире и собирала вещи. У нее была такая красная физиономия, словно кто-то оттаскал ее за нос. Верлецкий отнес Ингу-кокон в спальню и сгрузил на кровать.
Григорьев ворвался следом и приблизился к нему тяжелой поступью.
— Только без рук! — предупредил Верлецкий. — Дама в обмороке.
— Чего ты мне звонил? — надвинулся на него Григорьев. — Зачем мне мозги канифолил? Она пропала! Ее убили! А сам…
— Позже, — рассеянно ответил Верлецкий. — У твоей невесты шок, я должен привести ее в чувство.
— Тьфу, — бросил Григорьев. — Какая она мне теперь невеста? После всего? Когда она придет в себя, скажи ей, что между нами все кончено. — Его голос был напоен ненавистью.
— Сам скажешь, — отрезал Верлецкий и вышел в большую комнату, где Вероника запихивала вещи в сумку.
— Лгун! — воскликнула она. — Я отдала тебе лучшие годы!
— Мы знакомы четыре месяца, — заметил он справедливости ради.
— Когда я увидела ее голую…
— Ты подумала самое худшее.
— Нет, самое лучшее! — огрызнулась она и прошла мимо на своих: потрясающих длинных ногах, и юбка покачивалась на ее бедрах обвиняюще. — Я ухожу из твоей жизни!
— Какое счастье… — донесся голос из спальни.
— А-а-а! — закричала Вероника. — Ожила, гадина!
Верлецкому стоило немалых усилий ее удержать. В результате чего он получил пощечину, стоически ее пережил и молча наблюдал за тем, как Вероника с Григорьевым покидают поле битвы.
Тщательно заперев за ними дверь, он возвратился в спальню.
Инга сидела на кровати по-турецки, закрывшись одеялом до самых ушей. Ее сотрясала крупная дрожь.
— Ну, — хмуро сказал Верлецкий. — И зачем же вы приперлись голая на кухню?
— Я подумала, что вы хотите проверить мой мозг.
— Спинной?
— Вы сами сказали: раздевайтесь догола! — А если бы я приказал вам пойти и повеситься? Вы бы так и поступили?
— Да что вы понимаете?! — воскликнула Инга, нарыв ее набух, словно бутон, согретый солнцем. — У меня воспаление мозга, а вы!
— И когда вы поставили себе диагноз? — полюбопытствовал Верлецкий, продолжая стоять напротив кровати.
— Сегодня вечером. Сначала я следила за трупом. Оказывается, он выходит из гроба и прямиком идет в медицинский центр. А потом обратно.
— И ложится в гроб.
— Точно! Поэтому я вас и не дождалась.
— А почему же вы не позвонили после трупа?
— Я была напугана. А потом еще сильнее расстроилась, — угрюмо ответила Инга.
— Что же вас расстроило?
— Собака. Она подошла ко мне и попросила сардельку, потом еще одну» А потом сказала, что хочет жить у меня.
— Собака сказала? — осторожно уточнил Верлецкий. — — Ну да. Она еще посоветовала мне бросить Григорьева. А возле дома мимо меня прошел мужчина в трусах, которого никто не видел.
— Собака. Она подошла ко мне и попросила сардельку, потом еще одну» А потом сказала, что хочет жить у меня.
— Собака сказала? — осторожно уточнил Верлецкий. — — Ну да. Она еще посоветовала мне бросить Григорьева. А возле дома мимо меня прошел мужчина в трусах, которого никто не видел.
— А вы видели.
— Вот-вот! Вы ухватили самую суть. Он совершенно точно был, но его как будто бы не было.
— Да… Тяжелый случай, — констатировал Верлецкий.
Инга посмотрела на него влажными глазами и с надрывом спросила:
— Я что, умираю? Сколько мне осталось жить?
— Я полагаю, вы протянете еще лет восемьдесят, не меньше. Советую вам перестать валять дурака и хорошенько во всем разобраться.
— Ко мне приезжал ваш Роберт, — вспомнила Инга.
— Вы выложили ему всю историю?
— Да, но тогда я еще не знала, где прячется труп актера. А теперь знаю — в «Хотапиусе».
— Что это такое? — озадачился Верлецкий. — Хотапиус?
— Это такая вывеска, и под ней дверь.
— Хм. Пожалуй, разбираться будем завтра. А сегодня вам стоит хорошенько выспаться.
— Ладно, — покорно согласилась Инга. — Я пойду. Сейчас только оденусь.
Она сбросила с себя одеяло, и Верлецкий немедленно закатил глаза.
— Знаете, — сказал он, — я, конечно, врач и всякое повидал, но ваше поведение не лезет ни в какие ворота. Вы обнажаетесь передо мной, когда надо и когда не надо.
Инга ахнула и нырнула обратно, накрывшись с головой.
— Я не собираюсь играть с вами ни в шалаш, ни в прятки, — предупредил он. — Самое большее, на что вы можете рассчитывать, это на хороший. укол в мягкое место.
— Нет! — сдавленно сказало одеяло. — Не надо. И вообще — подите к черту.
— Это я — подите к черту? — возмутился Верлецкий. — Я?! Вы устроили тут светопреставление!
Вам даже наплевать, что жених вас бросил! Вы рассорили меня с невестой! Можно сказать, сломали мое будущее.
— Если вы имеет в виду свою истеричку, то я спасла ваше будущее! — высунулась из-под одеяла растрепанная Инга.
— Спасибо, но я вас не просил.
Инга засопела, потом уточнила:
— Вы ее любите, да?
— Не в этом дело, — с досадой ответил Верлецкий. — На завтра назначены смотрины. Моя мать с ее новым мужем хотят познакомиться с моей невестой. Я уже их обрадовал, что скоро женюсь…
Они ждут нас к обеду.
— Можно попробовать Веронику догнать, — неуверенно сказала Инга, как будто почувствовав, какую пакость он ей готовит.
— Значит, вот что, — сердито поглядел на нее Верлецкий. — Моей невестой будете вы.
— Как это?
— Только на выходные. Вам придется изображать Веронику.
— Вряд ли мне удастся изобразить такую дуру!
— Ничего-ничего, это дело наживное, С собаками вы уже разговариваете, так что…
— Никогда не думала, что врачи глумятся над своими пациентами.
— Вы не мой пациент, — тотчас возразил Верлецкий. — И слава богу, потому что я реаниматор.
— Зачем же вы брались лечить мой мозг?
— Не передергивайте, я не брался. Вам Следует немедленно успокоиться. Неужели вы не хотите разобраться в происходящем?
— Еще как хочу! — призналась Инга. — И разберусь. Вот только посплю немного. У себя дома, разумеется. Вы меня проводите?
— Нет никакого смысла бегать из подъезда в подъезд. Тем более все соседи уже знают о наших тесных взаимоотношениях.
— Как? — ахнула она. — Прям так и все?
— Спиридонова из пятьдесят восьмой точно знает, — обнадежил ее Верлецкий. — Сейчас я вам дам что-нибудь горячительное.
— А что я должна буду делать завтра в качестве вашей невесты? — поинтересовалась Инга, принимая из его рук рюмку и с отвращением нюхая содержимое.
— Не знаю. Что делают женщины, когда знакомятся с будущей свекровью?
— Они делают морду.
— Вот и вы сделайте морду. Главное, чтобы мама поняла, как сильно мы любим друг друга. Кстати, нам придется перейти на «ты». Согласны?
— Вы так спокойно реагируете на то, что Вероника убежала!
— Ты, — подсказал Верлецкий.
— Ты так спокойно реагируешь на то, что Вероника убежала! — с той же интонацией повторила Инга.
— Григорьев, между прочим, тоже убежал.
— Мы поругались еще вчера, и в течение дня я это кое-как переварила.
— Надеюсь, завтра ты не станешь рассказывать моей маме о говорящей собаке.
— Мама приедет сюда?
— Она уже приехала. Вернее, Отто ее привез.
Отто — это ее муж, немец. Зажиточный и добродушный. Я поселил их в загородном доме — у нас он вполне приличный, отапливаемый, с удобствами внутри.
— Это вы в больнице на такой заработали? — с подозрением спросила Инга, немедленно вспомнив «адвоката» Роберта Воронова с его портфелем и водянистым взглядом.
Ей страстно хотелось узнать, кто он такой на самом деле, но спросить она не рискнула. Если Роберт действительно связан с мафией, Верлецкий уйдет от ответа или соврет. А если не связан, то сделать он все равно ничего не сможет. Она была уверена, что никто в мире не способен противостоять потусторонним силам. Впрочем, стражи правопорядка, вероятно, и смогли бы вмешаться, но у них и «поэтусторонних» дел хватает., — Какая тебе разница, как я зарабатываю деньги? — спросил Верлецкий. — Мы же не собираемся идти под венец.
Инга решила, что она еще повременит с замужеством. Хотя… Надо все-таки сначала поужинать с Треопаловым, а потом уж зарекаться. Она закрыла глаза и стала вспоминать, как он ее поцеловал.
И, несмотря на пережитый ужас, сладко заснула.
Глава 6
— Значит, ты не считаешь, что я сошла с ума? — в десятый раз спросила Инга у Верлецкого, который вез ее в своем «Вольво» за город. С утра шел противный мелкий дождь, прореженный снежинками, и Валерий почти не разговаривал, целиком сосредоточившись на дороге.
— С тобой все в порядке, — отрезал он. — Прекрати паниковать.
— Тогда что все это значит? — возмущенно спросила она, имея в виду последние события.
— Насчет говорящей собаки ничего сказать не могу, а всему остальному можно найти другое — разумное! — объяснение. Задействуй свой интеллект.
Однако Инга была слишком расстроена, чтобы обращаться к разуму.
— Такое впечатление, что тебе все равно!
Верлецкий поглядел на нее удивленно:
— Я же прислал Роберта. Он во всем разберется.
— А кто он такой, этот Роберт? — сорвался-таки у нее с языка вопрос.
— Он разве ничего не сказал?
— Ни полслова.
— Значит, не хочет, чтобы ты знала. Только расстроишься.
«Выходит, Воронов — действительно бандит или работает на мафию! — ужаснулась Инга. — В хорошенькую историку я влипла». Ее душевные страдания прервал голос Верлецкого:
— Мы приехали.
Дом оказался большим и красивым. В юности Инга мечтала, что когда-нибудь поселится в таком же, только на берегу океана. Однако под окнами у Верлецкого был лес, подступивший к низкому забору.
— А к вам никто не залезает? — удивилась она. — Зимой, когда никого нет?
— Здесь всегда кто-нибудь есть, — хмыкнул он. — У меня куча родственников. Кроме того, в доме постоянно живет экономка с мужем и двумя лабрадорами. Они тоже мои дальние родственники.
«Лабрадоры?» — хотела переспросить Инга. Несмотря на то что Верлецкий был покладист и даже протянул ей руку помощи в трудную минуту, она ощущала в нем что-то хищное. Опасное, как в собаке, которая нежится на коврике кверху брюхом, но только до тех пор, пока не услышит шаги постороннего. «Вероятно, он все-таки не любил Веронику, — пронеслось у нее в голове. — Иначе сейчас сильно страдал бы. А меня так просто и видеть бы не мог».
В доме действительно оказалось много народу.
— О-о-о! — раздался нестройный хор голосов, когда они появились в прихожей.
Родственники выходили из гостиной, из библиотеки, потом повалили из кухни — всем хотелось посмотреть на будущую жену их любимого Валерика. Он вытолкнул Ингу впереди сказал:
— Познакомьтесь, вот моя невеста, Инга.
После чего все сразу замолчали, на лицах появилось легкое обалдение, и тут откуда-то сбоку раздался растерянный голос тетки Марфы:
— А я думала… Я же видела… Вероника…
— Вероника была моей девушкой.., некоторое время назад, — поспешно объяснил Верлецкий. — Но женюсь я на этой. Инга, познакомься, вот моя мама. А это Отто.
И он подвел ее к статной женщине с волнистыми волосами, заколотыми наверху, как у гречанки.
— Татьяна, — улыбнулась женщина и, приобняв, поцеловала Ингу куда-то в ухо душистым поцелуем.
Она была в красивом брючном костюме и выглядела молодо. Отто тоже молодился. Откляченный зад и круглое брюшко делали его похожим на морского конька. Залысины выгрызли яз белесой шевелюры значительные куски, но ой держался бодро, словно только что отметил сорокалетие.
— Отто, — с удовольствием представился он, сразу же обозначив свое иностранное происхождение горловым «о», выкатившимся изо рта. Взял ее руку и с ожесточением потряс.