— За малышом присматривают?
— Как за федеральным резервным банком.
— Как он?
— Обычно. Работа — дом — работа. Никаких контактов.
— Он не пытался?..
— Нет. Надеюсь, ему хватит ума…
— Сколько их людей вы засекли?
— Троих. Возможно, мы вышли на четвертого, но здесь еще надо кое-что уточнить…
— Где именно? В Амстердаме?
— В Гааге. Одна из этой тройки, весьма экстравагантная дамочка по имени Белинда Крочере, позавчера, в течение почти двух часов, общалась в баре «Крайс» с неким симпатичным джентльменом.
— Записали?
— Стурхольд не успел — людей у него не хватает. Эта красотка часа полтора колесила по Амстердаму, наведалась в парикмахерскую, а потом вдруг выехала на шоссе. Пока они там разобрались, что конечным пунктом является Гаага, пока довели ее до бара, времени на установку аппаратуры уже не было. Разговор сняли на видеопленку, материал в конторе.
— Ты уже смотрела?
— Да, — кивнула Паулина. — Внешне ничего особенного: старый козел на пенсии плотоядно пускает слюни, лаская под столом аппетитное бедро своей содержанки.
— Что ж, довольно типично для нашего времени, — хмыкнул Уолш.
— Завтра утром, в конторе, я прокручу тебе всю информацию. Разберемся, насколько это типично… — Паулина недоверчиво прищурилась. — Девица из советской военной разведки, Генри. И просто так не стала бы заводить себе богатого любовника. Тем более, из числа иностранцев. Обычно они себе такого не позволяют. По той причине, что просто не успеют потратить полученные деньги…
— Сколько ему лет?
— Под семьдесят.
— Для оперативника староват, не считаешь?
— А для любовника?
— Думаешь, резидент?
— Думаю, — кивнула Паулина. — Понимаешь, Генри, как выясняется, загребать жар чужими руками — не настолько уж перспективное дело. Стурхольд словно забыл, на кого работает, и ведет себя очень самостоятельно и даже с воодушевлением. Все, что происходит на территории его страны, он воспринимает как личную проблему. Короче, я не могу на него нажимать так, как на наших людей…
— Мы ему платим деньги, — напомнил Уолш. — И немалые…
— Это не рычаг, дорогой! Суммы поступают на анонимный счет, кроме того, Стурхольд прекрасно понимает, что мы никогда не станем его шантажировать. Приходится заниматься дипломатией, а в разведке, как ты знаешь, это оборачивается потерей драгоценного времени. С другой стороны, особого выбора у нас нет. Тем более сейчас, когда все уже вышло на финишную прямую. Я бы не стала сейчас что-то менять, Генри: пусть себе действует, как считает нужным, лишь бы был результат. В конце концов, пост заместителя начальника криминальной полиции — слишком хорошее прикрытие, чтобы мы могли этим разбрасываться. Согласен, Генри?
— Хорошо, — кивнул Уолш. — Ты меня немного сбила с толку со своим старичком…
— Что тебя беспокоит?
— Если допустить, что речь идет о резиденте, план надо менять…
— Это рискованно, — подумав с минуту, ответила Паулина. — Их надо брать в момент передачи документов… Тут все контролируется, и Стурхольд своего не упустит. Если же тянуть до встречи с резидентом, — кстати, кто он на самом деле, мы пока не знаем, — мы подвергаемся серьезному риску растерять этих ребяток по дороге. Кроме того, мне не очень хочется в лишний раз подставлять свою подопечную. Девочка и так потрудилась на славу…
— Что ты имеешь в виду? — нахмурился Уолш.
— Трудно просчитать их действия, Генри… Если всю группу не возьмут на месте, а станут вести до встречи с резидентом, они могут отделаться от нее в любой момент. Девочка уже сыграла свою роль и задерживаться на сцене ей не стоит. Тем более, что на аплодисменты ей рассчитывать не приходится… Неужели ты не понимаешь, Генри?
— Это твои проблемы со Стурхольдом! — сухо отрезал Уолш.
— И все равно, мне не нравится твой план.
— Так уж и не нравится?
— Слишком рискованно, Генри…
— Но очень перспективно, — пробормотал Уолш, закуривая вторую сигару за вечер. — Ты представляешь себе, Паулина, — накрыть одним ударом всю их сеть в Голландии, а?! Вместе с резидентом! Такой сокрушительный удар по яйцам русская разведка будет помнить о-очень долго, уж ты мне поверь, девочка. Тем более, что все подробности практически тут же лягут на стол Брежнева, благо возможность такая у нас есть. Вот тогда-то до Цвигуна точно дойдет, что у него под ногами горит земля, вот тогда-то он обязательно дернется…
— А может, все-таки не стоит рисковать? «Молотов» передал, что ни сегодня-завтра Цвигун вылетает в Будапешт. Все замотивировано, об этой командировке уже знает Брежнев, Андропов дал свое согласие. Командировка выглядит очень естественно…
— Да пойми ты, наконец, Паулина!.. — от возбуждения в глазах Уолша сверкал азарт охотника, почувствовавшего приближение крупного хищника. — У нас, к сожалению, нет никаких оснований переоценивать значение этой командировки. Воспринимай ее как последний резерв на случай, если все рухнет. Но не более того. В Будапешт с Цвигуном выедет четыре личных телохранителя. Это по протоколу. Однако он, по собственному усмотрению, может усилить свою личную охрану до восьми человек. Кроме того, генерал Семен Кузьмич Цвигун будет практически безвылазно находиться в правительственной резиденции, которая наглухо перекрыта венгерской службой безопасности. «Молотов», правда, имеет туда беспрепятственный вход, но один он ничего сделать не сможет, понимаешь? Короче: если только Цвигун САМ не захочет покинуть пределы резиденции, он практически неуязвим. Что можно ждать от «Молотова»? Ну, приставит он пистолет к голове генерала КГБ, ну, допустим, вывезет его на своей машине за пределы резиденции, а дальше-то что? Границы захлопнутся, как капкан!..
— А если мы подключим к этой операции еще кого-нибудь?..
— Кого, Паулина? «Красные бригады»? «Исламский джихад»? Турецких «серых волков»?.. — Уолш с отвращением швырнул недокуренную сигару в пепельницу. — Это же безумие — идти на форсированную операцию по изъятию первого заместителя председателя КГБ, находящегося в пределах соцблока! И главное зачем? Таким образом мы рискуем лишь рассекретить эту операцию и свести на нет тот результат, к которому стремимся…
— Но ты же сам назвал этот выезд Цвигуна в Будапешт резервным вариантом…
— Так оно и есть, — кивнул Уолш. — Но сработает он только в том случае, если, во-первых, время операций в Амстердаме и Лондоне совпадет со временем пребывания Цвигуна в Будапеште, а во-вторых, от ОЩУТИМОСТИ удара, который получат резидентуры ГРУ в Англии и Голландии. Цепочка событий должна выглядеть так, Паулина: срывается захват Мишина, не получается изъятие компромата на Андропова из амстердамского банка, Никифоров, лишившийся сразу нескольких агентов,
а, желательно, вместе с резидентами, вынужден признаться Цвигуну, что выходит из игры — у него, как ты сама понимаешь, своих проблем хватает, Андропов, в соответствии с договоренностями, кладет на стол Брежнева материалы дела по участию Цвигуна в спекуляциях антиквариатом и валютой, и все эти ужасные новости застают Цвигуна в Будапеште. Это важный момент, Паулина: будь он в это время в Москве, единственным выходом для него была бы пуля в висок — полный крах! Но Цвигун нам нужен живой, враг должен стать другом, а значит, его командировка в Будапешт воспринимается как последний, единственный шанс выжить. Андропов — за полторы тысячи километров, рядом — граница с Австрией, а в голове у него — единственная мысль: пакет со страшными изобличительными документами, уничтожающий его единственного врага, находится совсем рядом, стоит только руку протянуть. И в этот момент ему протягивают эту самую руку спасения… Как ты думаешь, Паулина, оттолкнет ее генерал Цвигун?
— Думаю, что не оттолкнет, — покачала головой Паулина. — И чем быстрее он поймет, что остался один, что ему больше не на кого рассчитывать, тем решительнее и импульсивнее будут его дальнейшие действия.
— Общая картина одиночества будет неполной без краха его человека в ГРУ. Паулина, надо в срочном порядке организовать кое-какую утечку информации сразу же после операции в Голландии. Да так оперативно, чтобы наутро эта информация уже была в Москве. Ты поняла?
— Поняла, Генри.
— Вот теперь точно все! — Уолш возбужденно потер руки. — Как говорил про наших бравых моряков сайгонский бармен Кван: «Клиент созрел!» А потому, дорогая, я предлагаю тебе совершить прекрасную прогулку…
— Неужели ты отправляешь меня в Будапешт? — недоверчиво улыбнулась женщина. — Я двести лет не была за границей, дорогой!
— И еще столько же не будешь, дорогая, — доверительно пообещал Уолш. — Я отправляю тебя не в Будапешт и даже не в твою по снобски обставленную квартирку за два миллиона долларов, а на службу! Не расстраивайся, мы поедем вместе. Не будем откладывать на завтра знакомство с твоим обаятельным старичком. Возможно, дорогая, нас с тобой, как в далекой молодости, ждет долгая и бессонная ночь. Но если мы уже не способны потрудиться для утехи своей дряблой плоти, потрудимся хотя бы на благо своей страны, которая честно содержит несколько десятков тысяч откровенных паразитов! Мне не терпится еще сегодня точно узнать, что за рыбина мелькает у носа моей лодки…
— Кстати, о дряблой плоти, Генри, — недобро улыбнулась Паулина. — Твои обобщения, во-первых, неуместны, а, во-вторых, просто оскорбительны!..
— На защиту чьей плоти ты так решительно встала, Паулина? Моей или своей?..
Женщина уже было открыла рот для ответа, но тут же передумала, увидев предупреждающий жест своего шефа. Нацелив на Паулину скрюченный указательный палец, Уолш, не вставая со стула, дотянулся другой рукой до желтого телефона и, не выпуская трубку, несколько раз яростно ткнул толстым, прокуренным пальцем в черные пуговицы кнопок:
— Здесь Уолш. Службу «Z» срочно на рабочее место. Время сбора — 23.30. У меня все…
* * *
…Пока Колесников, пыхтя, стаскивал бесчувственное тело Мишина с багажной полки, Лариса Петровна, устроившись на мягком диване, внимательно вглядывалась в сумеречный пейзаж за вагонным окном, словно стремясь прочесть тайный смысл наступившей ночи.
Зафиксировав Мишина в сидячем положении на диване напротив, Колесников проверил наручники на его запястьях, затем вытащил из заднего кармана еще одну пару браслетов, сковал пленнику щиколотки и повернулся к Ванюхиной:
— Все готово.
— Хорошо, — холодно кивнула женщина и вытащила из сумочки шприц.
— Мне остаться? — По лицу Колесникова было трудно догадаться, чего ему на самом деле хотелось больше — как можно скорее покинуть жарко натопленное купе спального вагона скорого поезда Лондон — Эдинбург, или понаблюдать за дальнейшими действиями загадочной руководительницы операции «Бомж».
— Будьте все время в коридоре, — сухо приказала Ванюхина. — Проверьте еще раз людей на входе в вагон. В случае чего, я вас вызову. Если случится что-то непредвиденное — два стука в дверь моего купе — короткий и длинный. Свободны!..
Заперев на ключ дверь, Лариса Петровна деловито осмотрела пленника. На Мишине был расстегнутый черный плащ, под ним темный пиджак, красный пуловер, тонкая черная рубашка, распахнутая на мощной, загорелой шее… Поняв, что засучить рукав пленника ей не удастся, Ванюхина нащупала большим пальцем сгиб локтя на правой руке, жестом профессиональной медсестры выпустила из шприца воздух и точно вогнала через ткань иглу в вену.
Мишин застонал.
Вернувшись на свое место у окна, Ванюхина продолжала созерцать ночную мглу до тех пор, пока не услышала хриплый голос Витяни:
— Кто ж тебя, курва трехвокзальная, учил через одежду колоть? Ты где срок мотала, сердешная? Часом, не в Крестах?
Ванюхина с каменным выражением лица посмотрела на Витяню, потом вытащила из-под салфетки на столе пистолет с глушителем и подошла к Мишину:
— Два вопроса. Ответите — будете жить.
— Занятное совпадение, — хмыкнул Витяня. — И у меня к тебе два вопроса, подруга.
— Мои важнее, — глухим голосом отрезала Ванюхина.
— Это ты своему мужику доказывай.
— Не хотите даже выслушать Мишин?
— Матушка моя всегда повторяла: «Не трепись ты, сынок, с посторонними людьми — говна потом не оберешься».
— Вы и без того в дерме по уши.
— Что-то ты больно интеллигентна для нашей конюшни, — ухмыльнулся Мишин. — Чьих будешь, кудрявая?
— Два вопроса. Ответите или нет?
— Прежде скажи, откуда ты?
— Не Лубянка, — процедила Ванюхина. — Достаточно?
— Так ежу ясно, что не Лубянка, — хмыкнул Витяня. — Таких сволочей к ней дальше «Детского мира» не подпускают…
— Вы хотели встретиться с Цвигуном?
— Я и сейчас хочу.
— Вы хотели ему что-то передать?
— Допустим. Но при чем здесь ты?
— Считайте меня посредником.
— И что ты хочешь, посредник?
— Документы, которые вы оставили в банке.
— Если ты такая умная, на хрен я тебе сдался? — пожал плечами Мишин. — Иди в банк и бери!
— Без доверенности не дают.
— Вот бюрократы, а!
— Подпишите доверенность?
— Это уже третий вопрос.
— Мишин, вы подпишите доверенность?
— Сразу же, — кивнул Витяня. — Как только меня об этом попросит Цвигун. И не раньше, чем он подпишет для меня другую бумагу.
— Других вариантов не будет?
— Есть один вариант, подружка… — Мишин потерся подбородком о плечо. — В принципе, ты можешь поцеловать меня в жопу. А я, чтобы не испытывать позывы к рвоте, постараюсь закрыть на пару минут глаза, дабы не портить тебе удовольствия.
— Откройте рот, Мишин, — сухо приказала четвертый номер группы «Дым».
— Зря беспокоишься, подруга, — поморщился Мишин. — С зубами у меня все в порядке…
— Откройте рот, — не меняя выражения, повторила Лариса Петровна и подняла пистолет на уровень его глаз.
— Погоди, в горле все пересохло от вашей наркоты, — пробормотал Витяня и, набрав воздух в легкие, смачно плюнул в лицо Ванюхиной.
Ларису Петровну учили реагировать на любое противодействие автоматически, анализируя только СТЕПЕНЬ опасности. И потому плотный хлопок выстрела прозвучал буквально через сотую долю секунды. От боли Мишин вскрикнул: из его левого плеча хлестнула кровь.
Ванюхина медленно повернулась к столику, взяла крахмальную салфетку, тщательно вытерла лицо, затем посмотрела на Мишина и устало повторила:
— Откройте рот, Мишин!
— Чего же ты ближе не подходишь? — лицо Витяни искажала гримаса жуткой боли. Пульсация крови в ране гулко отдавалась по всему телу. — Боишься, что плюну в твою угреватую рожу еще раз?
— Боятся должны вы, Мишин, — ровным голосом поправила Ванюхина, не опуская пистолет. — Будете изображать из себя героя еще минут пятнадцать, — истечете кровью и подохнете. Откройте рот!
— Ты все спутала, деревня: я разрешил целовать себя в задницу. Ты что, хочешь сделать это изнутри?
— Откройте рот!
— Зачем?
— Так мне будет удобнее!
— А мне насрать на твои удобства!
— Примитивный дурак! — Ванюхина брезгливо поджала тонкие губы и плавно надавила на спусковой крючок. Пущенная практически в упор пуля 22 калибра впилась в правое предплечье Витяни. Он потерял сознание сразу же, даже не вскрикнув, от болевого шока. Окровавленное тело Мишина медленно сползло со спинки дивана и завалилось набок.
Деловито посмотрев на наручные часики, Лариса Петровна достала из дорожной сумки ножницы, бутылку виски, коробочку с лейкопластырем и полиэтиленовый пакет с тампонами и ватой. Склонившись над раненым, она оттянула ему веки и убедилась, что зрачки Мишина закатились глубоко под лоб. Руки Витяни, скованные спереди стальными браслетами, мешали Ванюхиной снять с него плащ и пиджак. Тогда она ножницами сделала неширокую прорезь сначала в районе левого плеча, потом — у правого предплечья, после чего обеими руками, без видимых усилий, разорвала тройной слой плаща, пиджака и сорочки. Обе раны выглядели довольно скверно и продолжали кровоточить, правда, уже не так интенсивно. Что совершенно не удивило Ванюхину, поскольку вся одежда Мишина и диванчик были буквально пропитаны кровью.