– У меня маньяк, – шепчу я Регине во время рекламной паузы. Не хочу, чтобы стриптизер слышал.
– Да ты что? – ахает Регина. – Ты поэтому с охраной?
– Да. И есть мнение, что это кто-то из близких.
Мы обе почему-то смотрим на стриптизера. Потом – друг на друга.
– Блин, опять журналисты! Алло! Нет, это не она, это ее директор… да… да… отлична У нее 38-й итальянский. Спасибо. Я записала.
– Что? – спрашиваю я. Передача продолжается.
– Выйдешь в платье: пройдешь 5 минут по подиуму, и они платье подарят тебе.
– А что за мероприятие?
– Релиз по электронке пришлют. Завтра.
– Малыш! Ты меня волнуешь! – обернулась Катя к своему молодому (в прямом смысле) человеку. Он заплел из ее волос две косички и держал их пальцами, как два провода. От бомбы.
– Если человек талантлив, то он талантлив во всем! – провозгласила Регина, когда передача закончилась.
– Ну, а ты что молчишь? – спросила я Марину.
Марина подошла и обняла меня.
– Ты супер! – улыбнулась она.
– Не буду слушать автоответчик.
Сан Саныч сказал мне: не слушать. А запись – сразу к ним.
А может, он просто так позвонил? И ничего не сказал?
Или даже наоборот. Он, наверное, вообще в первый раз увидел меня. Он думал, что я толстая, старая и глупая. А я молодая, худая и с юмором. Он оценил. Позвонил и сообщил мне, что был лох. И просит мой автограф, и пришлет мне книжку.
Выхожу перед «Fresco».
У нас свидание. Специально смотрю на часы: 22.24. Ой, как жалко. На две минуты опоздала.
Уже вижу его в конце зала.
Его взгляд, как всегда, дотрагивается до меня. До моей шеи.
– Мусик! – отвратительно-пронзительный голос. Это моя бывшая подружка. Мы давно не виделись. С тех пор она перекрасилась в брюнетку, развелась и растолстела.
– Привет! – мы целуемся два раза, по-европейски.
– Что это? Ты теперь книги пишешь? – спрашивает она.
– Ну да, – устало вздыхаю я. – Только у меня нет с собой. Я всем говорю: пойдите в магазин и купите. А я 20% получу.
– Мусик! Я такую литературу не читаю!
– Ну, слава богу.
– И, прошу заметить, не пишу.
Он уже машет мне рукой из-за стола.
– Тебе и не надо, – говорю я.
– Ты думаешь? – Она демонстрирует свои идеально отбеленные зубы. – Или конкуренции боишься?
– Не боюсь. Только ты пока худеть будешь, я уже с таким отрывом вперед уйду! – Я улыбнулась и, слегка задев ее плечом, прошла мимо.
– Мусик! Мое достоинство в том, что мне даже худеть не надо: я уже с отрывом! – протянула она мне вдогонку.
– Кто это? – поинтересовался он.
– Подруга. Бывшая.
Когда ты богата и знаменита, людям гораздо проще понять, почему они тебя любят. И гораздо сложнее объяснить, почему они тебя ненавидят.
– И много у тебя таких подруг?
– Вообще-то нет. Я и про эту-то, честно говоря, забыла.
– В этом все и дело. А она – нет.
– Да. – Я улыбнулась. – Что будем есть?
Мы ели мясо. Банально и вкусно.
Никаких тебе устричных муссов и туренов из выжимки чего-то там…
– Расскажи, как провела день? – спросил он.
– Смотрела свою передачу по телевизору.
– Да? А что же ты мне не сказала?
– Ну… начал бы критиковать. Ты же профессионал!
Неожиданно для самого себя он довольно улыбнулся.
– А ты что, критики боишься? Если она конструктивная?
– Конструктивными бывают советы. А критика – всегда или злая, или глупая.
– Не согласен. Вино будем? – он попросил у официанта винную карту.
– А ты сейчас чем-нибудь занимаешься? – спросила я.
Позвонила Регина. Какой-то новый журнал хочет снимать у меня дома.
– Новый? Не соглашайся. И еще не соглашайся, если захотят снимать Антошку.
– Почему? – удивляется Регина.
– Ну, я же тебе говорила сегодня.
– А, из-за маньяка? Ты думаешь, это так серьезно?
– Просто не соглашайся.
– Ладно. Но в принципе новому журналу я сразу сказала: «Вряд ли».
Он заказал бутылку «Barolo Zonchera».
– Ну? – повторила я. – Ты чем сейчас занимаешься?
– Выбираю для тебя вино.
– Это твое основное занятие?
– Пока да.
– Что ж, надо стараться делать так, чтобы тебе твое занятие не надоело.
– Есть над чем поработать. Мы в Нахабино едем? Наконец-то?
– Когда?
– Завтра.
– Ну… Okay. Едем.
Мясо было с кровью. Как он любит.
– А ты не хочешь заняться каким-нибудь бизнесом? – спрашиваю я.
– Бизнесом? Нет.
– Почему?
– Мне не интересно.
– А что интересно?
– Смотреть на тебя – интересно.
– Да? – Я кокетливо улыбаюсь. – А еще что?
Он перегибается через стол ко мне.
– А еще: целоваться с тобой.
– Да, я заметила, целоваться ты любишь… Ты, кстати, только целоваться любишь? – хохочу я.
– Завтра я тебе покажу, что я люблю.
– Ох, как интригующе!..
Он извинился и сказал, что должен на минутку подойти к соседнему столу. Там ему навстречу встал грузный мужчина в клетчатой жилетке и с заячьей губой.
Я смотрела на его телефон рядом с моей тарелкой.
Он смотрел на меня. Кивал клетчатому.
Я как-то очень медленно протянула руку к его телефону.
Взяла его.
Он что-то говорил своему знакомому.
Я нажала на кнопку SMS.
У него их много. Исходящих.
Все – по одному и тому же номеру.
Он смотрит на меня.
У меня дрожат руки.
«Зая, я опять приду поздно. Ложись спать. Люблю».
«Люблю».
«Люблю».
«Еду домой очень голодный. Но ты, наверное, не накормишь меня».
«Спасибо за ужин. Было вкусно. Правда, котлеты холодные. Но я заслужил. Люблю».
Я знаю, как люди тонут. Им не хватает воздуха, и они задыхаются. Они даже не очень понимают, что тонут. Они просто хотят дышать – и не могут.
Он смотрит на меня. Испуганно. Берет своего собеседника за локоть, словно хочет перебить его.
Я вскакиваю.
Телефон падает с колен на пол.
Я, наверное, бегу, но не замечаю этого. Я ничего не вижу, потому что глаза – как ванны, из которых вода льется через край.
– Мусик! – Пронзительный голос бывшей подруги. – Ты не поцелуешь меня?
Подбегаю к машине. Я оставила ключи на столе.
Желтое такси только что отъехало.
Я рыдаю в голос. Машу таксисту руками, дергаю дверцу. Оказываюсь на заднем сиденье.
Охранники прыгают в машину сопровождения, со свистом газуют.
Он выбежал из ресторана.
Я сижу сзади и плачу.
Он вернулся в ресторан? Оборачиваюсь назад.
Рядом с моим окном оказывается моя машина. Он – за рулем.
Показывает мне руками – остановиться.
Я что-то кричу ему в закрытое окно.
Он подносит руку к уху, он не слышит.
Я кричу еще яростнее.
Он смеется.
Я вижу эту картину со стороны.
Гонка. Он меня преследует. Я, рыдающая, выкрикиваю оскорбления, которых он не может слышать.
Он хохочет. Старательно.
Показывает: открой окно.
Водитель спрашивает, что ему делать.
– Не останавливайтесь! – кричу я и снова в закрытое окно: – Гад! Какой же ты гад! Ты меня обманывал!
У меня разрывается телефон. Я не отвечаю. Открываю наконец-то окно.
– Ты обманул меня! – кричу я в истерике.– Ты врал мне все время!
– Нет! – он качает головой. Мы едем на приличной скорости, ему надо еще смотреть вперед.
– Ты говорил, что давно не признавался в любви! А у тебя есть другая! Ненавижу тебя!
Моя машина сопровождения начинает отжимать его от такси.
– Ты неудачник! – ору я, и мои слова смешиваются со снежинками, которые сразу тают.– Ты только и способен на то, чтобы девицам головы морочить!
Моя охрана неожиданно жестко вклинивается между нами, его машина делает крен на обочину, я наконец-то беру телефон.
– Все нормально, – говорю я охране совершенно спокойно. Водитель разглядывает меня в зеркало. – Заберите у него мою машину. Я еду домой.
7
Как в кино.
Запись с голосом маньяка скачивается на компьютер. Вытягиваются все звуки, которые могли быть в то время, когда он надиктовал сообщение.
Сначала смутно, а потом уже четко я узнаю среди прочих шумов свой голос.
– Как телевизор, – говорит Сан Саныч.
– Это моя передача «Что хуже?», – объясняю я.
– А! Так у него, видишь, обострение, когда он тебя видит.
Он, конечно, не просил у меня автограф. Он мерзко шипел что-то про то, что я – овощ. А он – Садовник. Больной дебил.
– Выключи автоответчик. И не бери трубку. Мы должны вынудить его искать какие-то другие формы общения.
– Какие?
– У тебя не намечается какого-нибудь мероприятия? Распиаренного? Чтобы он знал, что ты там точно будешь?
– Не знаю… У меня в понедельник online-конференция с «Комсомольской правдой». Весь Интернет в анонсах. И на моем сайте, наверное, информация имеется.
– Да? Отлично. Я с тобой поеду. Диктуй адрес.
– Я не знаю адреса. Он у Регины.
– А Регина прямо все про тебя знает?
– Все. Она же мой директор.
Сан Саныч наконец-то выключил компьютер с шипящим голосом.
– Все. Она же мой директор.
Сан Саныч наконец-то выключил компьютер с шипящим голосом.
– Надо будет подумать об этом…
– Что именно?
– Да не бойся. Ладно, до понедельника.
Приезжаю на телевидение. Гримерка.
– Молодой человек! Я же вам сказала – мне нужен темный тон! Как загар!
Передача о гламурной жизни.
– Я взял тон цвета вашей кожи. – Гримеру лет двадцать. Он похож на девочку.
– А мне не надо цвета моей кожи! Мне надо – загар!
– Ну, ладно, что вы волнуетесь?
– Это я еще не волнуюсь!.. – угрожающе предупреждаю я.
Звоню Регине.
– Ты почему Наташу не вызвала?
– Забыла. Извини, тут столько народу звонит…
– А теперь из меня тут делают венецианскую маску!
Гример фыркнул, как котик, понюхавший валерьянки.
– Извини. У меня тут у самой…– вздохнула Регина.
– А что у тебя?.. – И гримеру: – Покажите мне сначала эти тени!
Юноша положил передо мной коробочку и вышел.
– Да мой чего-то… Наорал на меня, сказал, везде бардак, куда ни глянь – журналы с твоими портретами, ему, видишь ли, сесть негде. Довел меня до слез.
– Слушай, а можно мне уйти? – Я вижу в зеркало, гример шепчет что-то на ухо девушке в черном парикмахерском фартуке.
– Да ты что? У них же эфир через полчаса, они же никого не найдут в замену!
– А если у меня голова разболелась?
– Ну, выпей таблетку…
– Я не хочу таблетку.
Подошел гример.
– Вы знаете, не надо меня докрашивать, у меня голова разболелась, я поеду…
Я встала.
– Как? – Он даже обиженного из себя строить перестал. – Подождите, я редактора позову.
Редактор поймала меня в дверях.
– Извините, – сказала я, не останавливаясь, – я, наверное, вас подвожу, но… извините…
– Не дай вам бог, чтобы вас кто-то так подводил, – проговорила редактор мне вслед. И тихонько добавила: – Стерва.
Еще одно интервью на «Веранде». И – домой.
Сначала я увидела его машину. Она остановилась как раз у того окна, возле которого я сидела.
Потом вошел он.
Я отвернулась.
– Если вы не возражаете, мы устроим такой блиц-опрос? – говорит журналист.
– Не возражаю, – говорю я очень вежливо и красиво улыбаюсь.
Он подходит к нашему столу.
– Привет! – говорит он. – Я не помешал?
– Вы можете начинать. – Я по-прежнему улыбаюсь, как мумия из Антошкиной книжки про Карлсона.
Не обращаю на него никакого внимания.
– Да-да! – Журналист щелкает кнопкой диктофона, переводит взгляд с меня на Александра. Восторженно улыбается. – Вы меня не помните? – спрашивает его журналист. – Мы с вами вместе на одной передаче работали.
Я с улыбкой, которую пришили к лицу, не поворачиваю голову. Смотрю только на журналиста.
– Да, помню, вы теперь что, в газете? – слышу его голос. И проваливаюсь в него, как в пропасть.
– Я работаю для разных изданий! – радуется журналист. – А вы к нам не присядете? Я помню, какой резонанс был, когда вы с телевидения ушли! Все лучшие люди тогда ушли…
– Нет, спасибо, в другой раз, – говорит он. И уходит.
– Больше и не осталось на телевидении профессионалов, – вздыхает журналист, провожая его взглядом.
– А я? – спрашиваю я и при этом смотрю ему прямо в глаза. Издевательски.
– Ах, да! – спохватился фанат Александра. – Вы-то, конечно! Поздравляю с дебютом. Когда второй блок снимать будете?
– Скоро. Давайте ваши вопросы.
– Вы мечтали о славе?
– Нет. Да. Не помню. Наверное, все мечтают о славе.
– А как вы думаете, ваши книги, ну, одна пока, переживут вас? Вы бы хотели этого?
– Мне слишком рано думать о том, кто кого переживет.
– А если все-таки представить… Какую бы надпись вы хотели увидеть на своем надгробном камне?
«Перед тем как стать надгробным, этот камень убил зануду – журналиста в ресторане «Веранда».
– Она умерла счастливой 120-летней старушкой на руках у любимого.
– Хи-хи, – сказал журналист.
– А у вас какая? – спросила я.
«Я однажды работал с величайшим телеведущим всех времен и народов. Аминь».
– У меня… ну, не знаю. Такая же, наверное.
– Старушкой бы хотели? – участливо интересуюсь я.
– Нет! Нет! – Он замахал руками.
Я посмотрела в окно. На месте его машины парковался «BMW ХЗ».
– А почему вы решили написать книжку?
– Мне не интересен этот вопрос.– Я не отвожу взгляда от окна. – Я на него отвечала за эти полгода чаще, чем за всю жизнь произносила свое имя.
– Но читателям интересно…
Из «ХЗ» выходит блондинистая девушка в меховой безрукавке.
– Посмотрите в Интернете. А вы с ним правда работали? – киваю я в сторону выхода.
– Да… было время. Я его вообще, можно сказать, всю жизнь знаю.
– Как это?
– А мы жили в одном доме. Я, правда, потом женился и уехал, а он так до сих пор там…
– Это какой дом-то?
– На Арбате. Пересечение с Садовым. Знаете, где супермаркет?
Знаю. Мы там познакомились.
– Ну, все? – спрашиваю я и встаю, не дожидаясь ответа. – Я вам по телефону надиктую, если еще что-нибудь понадобится. Okay?
20.44. Еще не поздно. Антошка еще не спит.
Он спрашивает меня, когда приедут в гости бабушка с дедушкой.
В садике на Новый год он будет Чиполлино. Он хочет, чтобы бабуля посмотрела.
Он в своей комнате. Они с няней раскладывают на полу какую-то игру.
Я вспоминаю, как он вошел в ресторан. «Привет, я вам не помешал?»
Он проезжал случайно.
Или не случайно? Я ведь почти каждый день на «Веранде» интервью даю.
А если бы я сказала: «Привет»?
– Нет, Антошка, арбуз – это фрукт, – говорит няня, – его надо вот сюда.
– Что это у вас? – спрашиваю я.
– Игра! – кричит мой сын. – Бабуля подарила!
– А что надо делать? – Я рассматриваю деревянные дощечки.
– Если правильно распределишь фрукты и овощи, то станешь садовником, – радуется Антон.
– Так… – няня берет в руки очередную дощечку, – маракуйя… это… овощ!
– Это фрукт, – говорю я и выхожу.
– Проиграла! – слышу я счастливый голос моего ребенка.
Звоню маме.
– Как у вас дела?
– Хорошо, едем путевки покупать. В санаторий, и на Новый год там будем.
– Дорого?
– Так… не очень дорого…
– Ну, сколько?
– Слушай, какая разница? Я же у тебя деньги не прошу?!
– Я просто так спросила. Мам, почему нельзя ответить?!
– Так, все? А то меня папа ждет, вон одетый стоит в дверях… Тебе привет.
Она положила трубку, не прощаясь. Я перезваниваю.
– Алло? – говорит она так, словно спрашивает: «Что еще?»
– Мам, знаешь, у тебя когда будет хорошее настроение, ты мне сама звони, ладно?
– Нет, ей обязательно надо довести меня? – спрашивает мама – видимо, папу.
Гудки.
Сижу в своей комнате, в темноте. Если бы он позвонил, я бы не ответила. Нажала на букву «П». Высветилось «Пух». Стерла номер. Проверила. В списке: Петр, Пулат, Раиса.
Пуха нет.
Пододвинула к себе ногой какой-то журнал.
«Шестнадцать вопросов от наших читательниц». Первый: «У меня на лице все время скатывается пудра». Решение: «Попробуйте закреплять макияж термальной водой!» Второй: «Я все время потею». Решение: «Смените дезодорант!»
Я представила себя редактором этого журнала. Передо мной – длинная очередь из девушек. Они мне жалуются. Я им помогаю. Они уходят с просветленными лицами.
– Что мне делать? Тушь на моих ресницах ложится комочками? – плачет девушка.
– Не краситься! – ласково говорю я. – Ты и так красивая. Только сделай пластическую операцию, подправь нос. И не бойся! Хуже – не будет.
Набрала номер Регины.
– Не могу, – шепчет она. – Мой дома! Ничего срочного?
Звоню Марине Сми.
– Ой, моя дорогая, – радуется Марина, – у меня новость!
– Да? – мрачно интересуюсь я.
– Мы обсуждаем день свадьбы!
Всего-то десять публикаций в желтой прессе, оказывается, способны творить чудеса!
– Он сделал тебе предложение?
– Да! Да! Да!
– А Василиса?
– Орет, что ей нужен дом на Рублевке.
– А он?
У меня вторая линия. Графиня Вишенка.
– Я н-н-н-не поздно?
– Честно говоря, я уже сплю.
– К-к-как наши дела?
– Я думаю, нормально.
– П-п-подписываем?
– Да.
– К-к-когда?
– Давайте прямо на следующей неделе. Я потороплю юриста.
– Х-х-х-х-х-хорошо.
Не буду выкупать дом. Куплю на эти деньги другой – на море.
Ветер бился в окно. Вздыхала вьюга.
Я строила планы целую ночь.
Ничего из того, что казалось мне таким возможным вечером, мне не было нужно утром.
Я не хочу дом на море.
Я хочу, чтобы он позвонил мне.
А я бы не взяла трубку.
Кто вообще решил, что Ева любила Адама?
Сидим с Региной в офисе «Снежной Королевы». Они продают дубленки, шубы, вообще всякую одежду.
Вице-президент вещает про то, что они выбирают лицо для своей рекламной компании.
Вице-президент похожа на топ-модель. Ее зовут Вика.