Аристотель прищурился, внимательно посмотрел на Саню:
- Нехорошо, конечно, но хочешь пари?
- Какое?
- Я утверждаю, что гордому, мятежному юноше Исакову двух недель вполне хватит, чтоб осознать свою ошибку и вернуться в лоно родной семьи...
- Матвей! - укоризненно вмешался Арсений Александрович.
- Спорим! - яростно согласился Саня. - Кто проиграл - уходит из школы заведовать овощебазой!
- Ну уж нет! - усмехнулся Аристотель. - Это - уволь...
- Боитесь? - торжествовал Саня.
- Тебя, дурака, жалко... - вздохнул Аристотель, и Саня вдруг подумал, что Матвей Иванович стал старым, а ведь раньше все понимал... Печально стало Сане.
- Сегодня тридцатое сентября, запоминайте, Матвей Иванович, - сказал он.
И опять пришла долгожданная суббота.
В полночь небо над лесом вызвездило. Ясное, большое, оно стояло над головой...
- Сан Сенич... - позвал в тишине Толик Адыев. - А ведь правда, там кто-то есть?.. - он лежал навзничь посреди поляны и пристально смотрел в небо, будто хотел разглядеть этого "кого-то" немедленно. - Может, сейчас тоже смотрит на нас и мучается, есть мы или нет...
Это начинались лесные разговоры: ночь, огонь - можно говорить, не боясь, что посмеются, покрутят пальцем у виска...
- Бог, что ли? - настороженно спросил Кукарека.
- Люди... Братья по разуму...
- Наверное, есть, - отозвался Саня.
- А как это - Вселенная бесконечна? - задумалась вдруг толстая девочка Мила и перестала жевать.
- Да очень просто! - решительно ответил Вовка Васильев. - Нет конца и все!
- Все звезды, звезды?
- Ну.
- А за ними что?
- Тоже звезды, чего тут непонятного?
- Да ведь все равно они где-то кончаются, а там что будет?
- Они не кончаются, вот и все, поняла?
Мила мотала головой.
- А тебе не все равно? - скучно спросил Лешка.
- Нет, - испуганно ответила Мила. - Мне не все равно, мне страшно...
- Ну и дура! - пробормотал Лешка. - Нашла чего бояться.
- Чего бояться? - удивился Васильев. - Вот скоро уже совсем все откроют и мы узнаем, как тут все устроено!
- А я люблю из форточки ночью смотреть... - сказала Юля. - Ночью встанешь потихоньку, высунешься, а до самого горизонта окна светят... Так странно - люди кругом живут... Рядом, а никогда не узнаешь, какие они, как им там... А на звезды лучше долго не смотреть: им всё всё равно. И тебе всё всё равно делается, смотришь на них, смотришь и забываешь: где ты, кто ты, зачем ты?..
- А из форточки дует, между прочим, - перебил сестру Кукарека. - И прямо на меня! Понятно теперь, почему я всегда простуженный!
- Хоть бы они прилетели! - вздохнул Адыев.
- Сан Сенич! А про "летающие тарелки" - это правда? - раздалось сразу несколько голосов.
- Да вранье! - закричал сердито Кукарека.
- Почему это вранье?! - возмутились девочки.
- А вы их видали?
- А может, и видали! - заводным голосом сказал Вова Васильев.
- Интересно, где это ты видал?
- Где надо!
- А не видал, так и не говори!
Не приходилось сомневаться, что к представителям иных цивилизаций Кукарека относится крайне недоброжелательно.
- По его - не видел, так этого, значит, и нет! - заступился за пришельцев Адыев.
- А и хотя бы!
- А магнитное поле ты видел? Что ж, его тоже нет, по-твоему? поинтересовался Боря, который снисходительно прислушивался к этому разговору, но не вмешивался.
- Магнитное поле - это ладно! - сердито сообщил Кукарека. - Оно наше, а не чужое какое-нибудь... А этим чего надо? Приперлись на своих тарелках и подглядывают? Кто их звал?
- Зато они войны не допустят! - вмешался Адыев.
- Ой, хорошо как! - обрадовалась Мила. - Кукарека, слышишь? А ты на них злишься!
- А по-моему, стыдно... - тихо сказала Юля. - Будто мы дети, а они поставлены глядеть, чтоб мы чего не натворили... Мудрые дяди с другой планеты!
- Так у них же цивилизация выше нашей! Вот они и хотят помочь!
- Больно надо! - завелся Кукарека. - Если б они как люди - прилетели, представились! А то засекретились!
- Темный ты! - закричал Васильев. - Не понимаешь, да: им же сперва разобраться во всем надо!
- Пусть у себя разбираются!
- А они у себя уже разобрались!
- И мы разберемся! - уверенно сказал Кукарека.
- Детское время кончилось, - скомандовал Саня.
У костра остались только Юля и Боря, они были "взрослые", к ним это не относилось.
Боря был молчалив и сосредоточен на своем несчастье. Вчера он опять ездил по городу, искал ПТУ, где еще принимают желающих получить рабочую профессию. И нашел, а Арсений Александрович решительно отказался выдать Боре документы: никаких ПТУ, надо кончать школу, а не дурака валять... Боря сообщил ему, что у нас в стране любой труд почетен, что сейчас большая нехватка рабочих рук, и даже объяснил, что рабочий класс авангард мирового революционного движения, но Арсений Александрович остался неумолим. А ведь все так хорошо складывалось: и кормили бы три раза в день, и одевали, и общежитие обещали дать, несмотря на то что Боря не иногородний. А через два года стал бы Боря высококвалифицированным маляром-штукатуром...
Боря сидел, глядел в огонь и мечтал, как идет он по городу, в спецовке идет такой, синей, грубой, заляпанной краской (он видел таких людей на улицах), на ногах у него тяжелые, грязные ботинки, а навстречу отец... В своем любимом светлом костюме, с бабочкой, в руках цветы (с премьеры идет)... И вот они случайно встречаются на улице - главный режиссер театра и маляр-штукатур. Боря с сожалением смотрит на отца (взрослый, сильный, всего сам достигший, не сломленный жизненными испытаниями человек), а отец прячет глаза, отец приходит домой, отец курит сигарету за сигаретой, не спит, бродит по квартире... Ночью у Бори раздается звонок... Или нет, Боря ведь живет в общежитии, там нет телефонов... Ночью кто-то стучит в дверь. Боря открывает. Это отец. Он говорит глухим, растерянным голосом: "Я пришел сказать, что я все понял. Ты прав, я прожил жизнь напрасно..." А Боря ему отвечает: "Извини, но я ничем не могу тебе помочь, ты сам во всем виноват"...
- Да хватит тебе переживать... - вздохнул Саня.
- Александр Арсеньевич, ну как вы не понимаете, - сердито отозвался Боря, - не могу же я жить на вашем иждивении.
- Перестань, - поморщился Саня. - Прокормим, - и подмигнул безутешному Боре. - Зато, когда станешь великим режиссером кино, мы же гордиться будем, а?
- Я считать все буду, а потом отдам...
- Тьфу! - Саня даже рассердился. - Счетовод!
- Да нет, Борька прав, - покачала головой Юля. - Неловко это как-то... Надо что-то придумать... Слушай, Борь, а ты на почту иди, телеграммы носить!
- А возьмут?
- Да бросьте вы, зачем это нужно! - не согласился Саня, а из палатки вылез Кукарека в обнимку с рыжим котом Вовы Васильева (Вова расставался с ним только на время занятий в школе) и заявил:
- А чего? Конечно, иди, Боря! Ты же мужчина, а мужчина сам за себя отвечает!
- Живо в палатку, мужчина! - нахмурился Саня. - Завтра не поднять будет, да?
- А если мне надо?
- Коту тоже надо?
- А там темно, я один боюсь! - и Кукарека, прижимая к груди рыжего, ушел в лес. - У нас Юлька каждое лето работает! - прокричал он из тьмы, потому что маминой зарплаты не хватает, а на мне к тому же и горит все, как на огне, что ж делать? Я, как в восьмой перейду, тоже буду летом работать. А Борька что - хуже?
- Вот именно, - подтвердил Боря.
- Борьке даже полезно, раз он в кинорежиссеры собирается, - сказала Сане Юля. - Ему жизнь надо очень хорошо знать, а не только книжки читать...
- А книги разве не жизнь? - спросил Саня.
Юля взглянула на него темными своими строгими глазами, улыбнулась и сказала:
- Вы очень хороший... И добрый... Только вы еще совсем ребенок...
От этих слов обидно стало Сане и счастливо, и, чтоб Юля, Боря и Кукарека этого не заметили, он иронически улыбнулся и сообщил Юле, что она сама еще очень юная и глупая особа. А Юля ему ответила, что женщина внутренне взрослеет раньше мужчины, и поэтому внутренне она значительно старше...
- Ну да, - сказал остроумный Саня, - вы мне внутренне в бабушки годитесь, да?
А потом Боря уснул прямо у костра, лес стоял тихо-тихо.
- Я вас помню, когда вы еще в школе учились... Вы с нами на концерт ходили. Зимой, в пятом классе... Тогда снег шел такой пушистый, мы его ртом ловили, пока Аристотеля на остановке ждали. Мы на конечной договорились встретиться и ехать вместе, а он опаздывал. Мы уже хотели за ним бежать, а тут вы вместе пришли... Помните?
Саня помотал головой.
- Вы были без шапки, весь в снегу, а Аристотель сказал: "Это мой друг Саня, прошу любить и жаловать", а мы сразу стали вас разглядывать... Так интересно было!
- Почему это? - насторожился Саня.
- Ну, вы ведь были сын Арсения Александровича, мы так близко в первый раз вас видели, вы на другом этаже учились. Я все пыталась себе представить, как вы приходите домой, а там - Сень Саныч... Думаю, как же вы с ним разговариваете и не боитесь?.. Еще думала, "ты" или "вы" вы ему говорите?.. А на концерте вы сидели рядом с Машкой Матвеевой, она тогда в вас сразу втрескалась, а мы дразнились...
- А эта Матвеева, видно, прозорливая девушка, - серьезно отозвался Саня. - Сразу поняла, какой прекрасный молодой человек сидит с ней рядом. Это такая черненькая, в очках, да? На втором ряду в прошлом году сидела?.. Очень славная девушка...
- А вы совсем не помните про концерт?
- Совсем... Ну, а дальше что было?
- В антракте вы побежали за мороженкой, а мы...
И Саня все вспомнил!.. Это в филармонии было, зима, десятый класс. Он даже вспомнил, как залихватски подмигивал в зал старенький балалаечник... А в зале, в девятнадцатом ряду (и ряд помнил!), сидела Кондратьева из десятого "Г", и Сане все время хотелось оглянуться, поглядеть туда, но он не смел... Вот как это было. А потом они встретились в антракте. "Как, и ты здесь?.." - неискренне удивился Саня (он и с Аристотелевыми пятиклассниками-то напросился только потому, что услышал случайно на перемене: Кондратьева сегодня идет в филармонию), и они встали в очередь за мороженым. Нужно было говорить что-то, остроумное, непринужденное, а Саня смотрел в сторону и молчал как дурак... И все, все - и Кондратьева, и тетка, продающая мороженое, и вся длинная очередь, наверно, понимали, что Саня влюблен в Кондратьеву по уши...
- Вы в нее были влюблены? - спросила проницательная и бестактная Юля.
- В кого?
- Ну в девочку, с которой вы стояли за мороженым...
А Саня ответил:
- Много будете знать - скоро состаритесь.
- Вы ее тогда спасали?
- А как же! - хмыкнул Саня. - Я всех девочек, в которых влюблен, обязательно спасаю...
- Нет, правда...
- Она не из нашего класса была, - он вздохнул. - А я спасаю девочек исключительно из своего класса, Юля...
Саня не очень любил вспоминать этот случай... Глупый, нелепый случай, имевший место наутро после выпускного. Потом в газетной заметке Саня именовался не иначе как "герой", который, "рискуя жизнью, спас своих товарищей"...
Не любил же Саня об этом вспоминать по целому ряду причин. Во-первых, потому, что героическому Сане было сначала очень страшно, а потом - очень больно, вспоминать об этом не очень-то приятно. А во-вторых, потому, что если сказать кому, в чем заключался "героический поступок", так ведь это один смех... Даже в газете постарались обойтись возвышенной лексикой, конкретно ничего не называя. Потому что, ну, как тут сказать?.. "Бросился под велосипед"?.. Это же просто обхохочешься!..
Было так: бродили до рассвета, не хотели расходиться. Да признаться, и боязно было расходиться: вот мы еще вместе, мы еще класс, но это уже в последний раз... Сегодня утром они разойдутся навсегда. Где-то совсем рядом каждого караулит уже своя судьба, какая-то новая, неведомая жизнь... Школа кончилась. Долго они ждали этого, мечтая о свободе, но вот сбылось, и теперь каждому было не по себе: а что там, впереди?..
Хохотали, пели, что-то кричали весело, бродя по пустынным светлеющим улицам, а тревожно было, потому и цеплялись друг за друга, не хотели расходиться. И, когда Тюля сказал, что дома у родителей припрятана бутылка шампанского, все шумно обрадовались, появилась причина еще побыть вместе: как же можно разойтись, не выпив Тюлино шампанское?! И пошли, гомоня, по улицам.
Тюля жил в узком крутом переулке, в деревянном одноэтажном доме. Кто-то вошел во двор, кто-то остался у ворот, и, пока Тюля на цыпочках крался к холодильнику, бывшие одноклассники развлекались как могли. В частности, выкачен был со двора старенький Тюлин велик "Орленок" без цепи и без педалей. В младые лета Тюля ездил на нем в школу, а на переменах мальчишки лихо гоняли на нем по школьному двору... Теперь-то уж не погоняешь: коленки в руль упираются.
Ветерана приветствовали радостными криками. Костик Зубов посадил на раму Оленьку Клевако, сел сам и, неуклюже загребая длиннющими ногами, выкатил на дорогу. Велик облепили со всех сторон, и Костю с Оленькой покатили с жизнерадостными воплями по улочке вверх, а там развернули и толкнули под горку. Костя и Оленька хохоча летели вниз, за ними, тоже хохоча, бежало полкласса, еще полкласса с интересом наблюдало, стоя у Тюлиных ворот, а внизу, из переулка, выезжала поливальная машина... И все еще хохотали и кричали что-то, но произошло уже некое общее замирание, некое тягостное замедление, как во сне или в кино, когда бегущего героя сейчас убьют выстрелом в спину и режиссер дает зрителю возможность наглядеться и проститься... Замерли те, что бежали за велосипедом, замерли те, что стояли и наблюдали, замер в воротах своего дома Тюля с поднятой над головой бутылкой шампанского, и только медленно-медленно катили друг другу навстречу старенький велик без педалей и поливальная машина.
Саня видел все это очень отчетливо, ярко и, будто его толкнули, вдруг стал продираться сквозь пространство, ставшее плотным и тягучим. Он продирался не прямо к накатывающему велосипеду, а к некоей точке перед ним, потому что ясно осознавал, что он, Саня, слишком легок, не удержать ему разогнанный велосипед с двумя седоками и, значит, надо оказаться чуть впереди, чтобы столкнуться и так погасить скорость...
...Какой-то бес напал вдруг на Саню: дурачась, он описал Юле свое "попадание под велосипед", и можно было понять по его рассказу, что все это было очень смешно и занимательно...
- Ощущаете, Юля, трепет? - спрашивал. - Чувствуете, какой человек рядом с вами сидит? Всем героям герой!..
А Юля сидела у костра, молчала, не улыбалась и глядела так, будто знала, как все было на самом деле: как сгрудились над Саней испуганные одноклассники, как хлопали его по щекам, пытаясь привести в себя, как поливали Тюлиным шампанским, а потом тащили на руках в больницу, так и не поняв, живой он еще или уже нет...
- Очень больно было?.. - с жалостью спросила она. - Глупый, а если б насмерть?.. - и она, как маленького, погладила учителя географии по голове...
Во вторник утром пришла телеграмма: "родили сына ваську будем вторник ждем крестины михо".
Солнечно, тихо было в квартире: Арсений Александрович уже ушел руководить вверенной ему школой, Елена Николаевна - учить мальчиков и девочек прекрасному и могучему русскому языку, а у Сани во вторник уроков не было, и он валялся в постели и пытался понять, отчего это проснулся он нынче такой счастливый? Сон, что ли, хороший был? И вдруг припомнилась зеленая далеко внизу земля, ветер, бьющий в лицо... Несмотря на свой солидный возраст, учитель географии все еще летал во сне...
Тут как раз принесли телеграмму, и жить стало совсем радостно, Саня сразу стал звонить (ведь был именно вторник) счастливому отцу, бывшему доблестному студиозу, а ныне учителю географии Мишке Морчиладзе (а вернее - Михаилу Нодаровичу).
- Санечка! - закричала Мишкина мама. - Они еще не приехали, Мишка только что звонил: у них учитель заболел, а Мишка заменяет... Послезавтра приедут...
Саня ясно представил себе друга Мишку - огромного, усатого, шалопаистого - и затосковал по былым, вольным и безвозвратно ушедшим, временам, по братьям-студентам...
- Васенька, говорят, вылитый Мишка! - сообщила с гордостью Мишкина мама. - Санечка, а ты-то как? Пропал совсем. Еще не женился?
- Нет еще.
- А собираешься?
- Собираюсь, - сказал Саня, а Мишкина мама отнеслась к этому его несерьезному заявлению очень даже серьезно и заинтересованно, поздравила Саню и сказала, чтоб он непременно приходил с невестой, а Сане как-то неловко было уточнить после всего этого, что невесты у него, собственно, пока нет...
- Санечка, ты обзвони тех, кто в городе, - на прощанье попросила мама, - скажи, что не сегодня, а в четверг, а то я-то сейчас на работу убегу...
Саня обзвонил, но никого не застал. Что ж, это было естественно: в разных точках большого города братья по курсу рассказывали своим ученикам о том, как тут все на земле устроено, - работали, преподавали географию...
И тогда, совершенно для себя неожиданно, Саня набрал еще один номер. Четыре года назад проклятый и якобы забытый.
- Лё? - знакомо спросили в трубке.
- Лё, - отозвался Саня. - Ты меня узнаешь?
- Ой! - сказали там и засмеялись. - Санечка... Как же можно тебя не узнать!.. А ты что, меня уже простил?..
...Ах, какой сумасшедший роман был у Сани когда-то. На первом курсе. Девочку звали Света. Саня ходил за ней по пятам и молчал. Целый год. Весной Света не выдержала и спросила:
- Ты чего за мной ходишь? Влюбился, что ли?
- Ну... - признался Саня. Вздохнул и добавил: - Выходи за меня замуж...
- Я подумаю, - кивнула Света и засмеялась.
- Долго? - спросил Саня, он был настроен решительно.
- Ну, Санечка, сейчас же сессия, некогда... А потом я в стройотряд еду. А ты?
Саня помотал головой.
- Ну вот видишь, - сказала Света и снова засмеялась. - Судьба против нашей любви...
- Значит, до осени? - упрямо спросил Саня. - Думай пока.
- Буду! - пообещала Света и убежала, а летом вышла замуж за студента-медика (стройотряд медицинского института работал в соседней деревне). Все последующие годы студенческой жизни Саня с ней не разговаривал и даже не глядел в ее сторону. Он думал: она еще раскается! Разве может кто-нибудь любить ее так, как он, Саня? И разве это справедливо?! Нет, конечно же, все еще станет на свои места, и она поймет... Она придет к нему, а он ни единым словом не напомнит, а просто скажет все то же: "Я люблю тебя и ждал..."