Я была очень тронута, тем более что Адам показался мне измученным. Что ему пришлось пережить? Или, напротив, не пришлось? Мне это неизвестно. Очевидно, он испытал – и до сих пор испытывает – хандру, он утратил присущие ему прежде бодрость и жизнерадостность.
Мне плевать… Пусть, вновь обретая друг друга, вы не становитесь счастливыми, зато перестаете быть несчастными; вот такое лечение, немного медленное, бессловесное, чуть ли не мрачное, но я предпочитаю эту угрюмость тем страданиям, которые я испытывала прежде.
Когда мне исполнилось двадцать, одна гадалка предсказала: «Когда вы перестанете искать счастье, ваши поиски увенчаются успехом». Я приближаюсь к этому этапу. По опыту я знаю, что существование состоит не только из стремлений, восторгов, огня, но еще из компромиссов, прощений, настойчивости.
Моя юность закончилась в Париже, когда мы с Адамом расстались.
С тех пор как он приехал ко мне в Монреаль, началась моя зрелость.
Мы перестали испытывать друг к другу страсть, гнев, ненависть, те чувства, которые нас возбуждали, зато теперь наши отношения пропитаны доверием, непринужденностью, мягкостью. Раньше мы находились в противоборстве; сегодня мы прилаживаемся друг к другу. Иногда меня вдруг охватывает пессимистическое настроение, я вздыхаю и признаюсь себе в том, что являюсь для Адама тихой гаванью, где он приходит в себя после поражения; однако большую часть времени я дышу полной грудью, уверенная в том, что я ему дорога.
Ты, наверное, улыбаешься, читая мое письмо, Лили, поскольку мы с тобой антиподы, не только в географическом, но и в чувственном плане. Для тебя успех заключается в том, чтобы завоевать, для меня – в том, чтобы сохранить. Разница громадная!
Кто прав? Кто ошибается?
Ни одна из нас.
Любовь не поддается логике, не слушает доводов рассудка, ей не нужны доказательства или правда: она зависит от личного выбора.
В XVII веке философ Паскаль, констатируя тот факт, что доказать существование Бога невозможно, предложил пари. Несмотря на множество сомнений, он обосновал, что если верить в Бога и почитать его, выиграешь значительно больше, чем если в него не верить.
Думаю, с любовью то же самое. Поспорим на нее. Представим, что она существует. Пусть она будет моим вызовом. Любовь интересует меня больше, чем обольщение, наслаждение, даже счастье.
Я желаю тебе успехов в твоей новой австралийской жизни и прилагаю к своему письму флакон духов «Cuir de Russie», тех самых, которыми ты начала пользоваться сразу, как только я тебе их подарила, перед отъездом в Париж. Они тебе по-прежнему нравятся?
Луиза
P. S. Год назад, когда я приземлилась в Монреале, в отчаянии после нашего разрыва с Адамом, как-то вечером я мечтала о том, чтобы найти эликсир, способный вернуть любимого. Как бы странно это ни прозвучало, я не удовольствовалась одними мечтами: я его нашла.
Если начать сначала
Запущенный зимний сад. Две двери ведут наружу – в английский парк, также в очень запущенном состоянии. Одна из этих дверей – из теплицы, другая – из коридора, который относится к самому дому. С одной стороны – площадка лестницы, ведущей наверх, в жилые комнаты. С другой – проход в кухню, которую мы угадываем. Вся мебель зачехлена – свидетельство того, что в доме давно никто не живет. И только высокие старинные часы с маятником не покрыты саваном: они стоят в углу, тикая сурово и торжественно.
Со стороны парка приближается мужская фигура в темном пальто. Человек вставляет ключ в замок двери в теплицу, замок сопротивляется, человек упирается плечом, и дверь со скрипом поддается.
Александр, интересный мужчина лет шестидесяти, входит медленно, почтительно, даже с некоторой робостью. В его лице сохранилось что-то детское. Не решаясь ни к чему притронуться, он оглядывает помещение. Он явно взволнован и смущен. Из задумчивости его выводит звонок мобильного телефона. Он нехотя отвечает.
Александр. Да, мадам Дюкре-Домбазон, я уже здесь… Замóк слегка заело, но в итоге поддался… Что?.. Вот именно: «ржавчина – это артрит замочных скважин»… (Мученически возводит глаза вверх, раздраженный этой формулировкой.) Они тоже подвластны годам, это совершенно верно… Как и мы с вами, говорите? Вас надо записывать, это так глубоко… (Вздыхает, вынужденный выслушивать банальности своей собеседницы.) Да-да, «время придает вещам цену»… (Дверная ручка остается у него в руке, он смотрит на нее в изумлении.) Под временем вы имеете в виду изношенность?.. Ах, вы в высоком смысле… Ну да, извините, я-то видел в слове «время» исключительно низкий смысл… (Пытается прикрепить ручку обратно.) Нет-нет, я вас слушаю… Что я об этом думаю?.. Я, видите ли, мадам Дюкре-Домбазон, не способен думать так стремительно. Я только вошел, причем начал с павильона в саду, а в доме еще не был… Ах вот как… Я не сомневаюсь ни одной секунды, что у вас есть другой клиент, которого очччень интересует эта усадьба, иначе вы были бы исключением из всех агентов по продаже недвижимости, с которыми мне когда-либо приходилось иметь дело… Это прекрасная порода людей – очень заинтересованные клиенты… (Пауза, он слушает.) Вот тут вы правы, такие усадьбы попадаются довольно редко. (В отчаянии, себе под нос.) Зато выслушивать всякую банальную ерунду… (Громче.) Что? Всё в доме – тех самых времен? (Раздосадованный глупостью этой фразы.) На это не возразишь, вопрос только – каких именно «тех»?.. (Негромко, явно забавляясь замешательством собеседницы.) Нет, пожалуй, Карла Великого – это все-таки вряд ли… Наполеона Третьего? Так обычно говорят, когда не знают… Шарля де Голля? Наверняка!.. Вот и новый стиль: Шарля де Голля… (Громче.) А может, Навуходоносора? Очень похоже на его стиль… Стиль Навуходоносора – вы считаете, вероятно? Что ж, на том и сойдемся… Что вы?.. Да, связь здесь неважная… «Преимущество»?.. А если бы не было водопровода, вы бы сказали, что это значительно снижает счета за воду?.. Разумеется, там, где связь плохая, отдыхается просто великолепно! Надо бы проверить, как с этим обстоит дело на кладбище, где я купил себе участок. (Подходит к часам и поглаживает их массивный дубовый корпус.) Да нет же, мадам Дюкре-Домбазон, вы меня не так поняли… Я вовсе не прошу вас уступить, я только… (Громче.) Благодарю вас за предложение снизить цену, но я еще не принял никакого решения, я только что приехал и еще почти ничего не видел!.. (Устало.) Может, это и хорошо, когда связь не годится, только орать приходится так, словно телефон только что изобрели… (Машинально открывает дверцу часов и приводит в движение маятник.) Да, я вам перезвоню… Так будет лучше… Всего доброго. (Закрывает дверцу часов и отворачивается, не замечая, что часы покачнулись и теряют устойчивость.) Хорошо… Обязательно… До свидания, мадам Дюкре-Домбазон!
Александр отключает телефон. В это мгновение часы обрушиваются на него сзади. Увлекаемый часами, он с воплем падает за диван. Резкий звук ломающейся мебели.
Пауза.
Внезапно обстановка меняется. Чехлы с мебели исчезают, мебель оказывается новой и в отличном состоянии. Поют птицы, разливается яркий свет, и на сцене в несколько мгновений воцаряется летнее утро.
Появляются двое молодых людей, юноша (Саша) с девушкой (Бетти) играют в горелки, он преследует ее.
Бетти. А здесь что?
Саша. Ловушка!
Бетти. Как это?
Саша. Опасная зона – волчье логово! (Приближается к ней.) Я здесь сплю, когда гощу у бабушки.
Бетти. Так, значит, волк – это ты и есть?
Саша. Только если ты согласна на роль ягненка…
Бетти (со смехом пожимает плечами). Я, вообще-то, могу быть и волчицей!
Саша. Еще лучше!
Бетти. Между прочим, у зверей командует самка! (Целует его в губы, он радостно поддается, они обнимаются, сплетаются, и тут на пороге появляется Бабушка.)
Бабушка (при виде целующейся пары застывает на месте). Только не это!
Саша и Бетти подскакивают от неожиданности.
Саша. Что такое?
Бабушка. Это ужасно!
Саша. Ты что, ба?
Бабушка. Это не к добру! Чует мое сердце, кому-то здесь не поздоровится!
Саша. Ничего не понимаю… Бабушка!
Бабушка (совершенно другим тоном, ласково). Что, миленький?
Саша и Бетти подскакивают от неожиданности.
Саша. Что такое?
Бабушка. Это ужасно!
Саша. Ты что, ба?
Бабушка. Это не к добру! Чует мое сердце, кому-то здесь не поздоровится!
Саша. Ничего не понимаю… Бабушка!
Бабушка (совершенно другим тоном, ласково). Что, миленький?
Саша. Мне, между прочим, уже двадцать пять лет!
Бабушка (изумленно). А то я не знаю, сколько тебе лет!..
Саша. И я что хочу, то и делаю!
Бабушка. Само собой!
Саша. Как и ты.
Бабушка. Что – как и я?
Саша. Ты тоже что хочешь, то и делаешь.
Бабушка. Учитывая мой возраст, я делаю не столько что хочу, сколько что могу… (Пауза.) Погоди, Саша, при чем тут это?
Саша (вновь заключая Бетти в объятия). При том, что я хочу целовать Бетти, и буду ее целовать! (Возвращается к прерванному занятию.)
Бабушка (качает головой, затем решительно возражает). Нет, так нельзя! Хватит вам лизаться, мне помощь нужна, одной не справиться!
Бетти. С чем?
Бабушка. С часами! Надо поднять часы, вы что, не видите, – они упали! У меня от этого голова кругом пошла!
Саша и Бетти замечают упавшие часы и улыбаются недоразумению, затем помогают Бабушке поднять их и поставить у самой стены.
Бабушка. В один прекрасный день они упадут на кого-нибудь.
Саша. И про этого беднягу можно будет с полным правом сказать, что время его не пощадило!
Бабушка. Вряд ли они теперь заработают… (Все-таки пробует привести в движение маятник, и часы начинают тикать.) Идут!.. (Хлопает в ладоши.) Как я рада! Этот почтенный господин – или госпожа? – живет у нас в доме не меньше двух столетий! Представляете, если бы вещи могли говорить?.. В детстве я была совершенно уверена, что у зеркал и часов есть глаза и память, и, прежде чем пуститься на какую-нибудь шалость, всегда накрывала их простынями, чтобы они меня не видели.
Саша. А теперь?..
Бабушка. Теперь я по-прежнему в этом уверена, только больше не шалю…
Саша. Бабушка, по-моему, ты хочешь выглядеть старше, чем ты есть на самом деле!
Бабушка. Думаешь, старость – это у меня нервное?
Саша и Бетти смеются.
Саша. Во всяком случае, за последние годы ты совершенно не изменилась.
Бабушка. В моем возрасте процесс старения протекает уже не так быстро, это, кажется, единственное преимущество старости… (Звук автомобильного клаксона.) Почтальон!.. Боже, что за времена…
Саша. А времена-то чем не угодили?
Бабушка. Тем, что приходится жить по звонку! Мне звонят, как прислуге: почтальон, молочница, какие-то незнакомые люди по телефону… (Бабушка выходит в парк.)
Саша (с аппетитом приближается к Бетти). Ну что, хочешь посетить мою берлогу?
Бетти. Это опасно?
Саша. Очень!
Бетти. Тогда пошли. (Исчезают на лестнице.)
Александр поднимается, у него явно очень болит голова. Он обходит диван, опираясь на него, и садится. Тяжело дыша, пытается включить свой мобильник.
Александр. Алло!.. Алло!.. Не берет… (Мутным взглядом обводит комнату, не замечая, что чехлов на мебели больше нет.) А здесь прежде всегда держали выпивку… (С трудом направляется к буфету, открывает дверцу, там стоят бутылки, бокалы и рюмки.) Надо же! Все по-прежнему… (Открывает бутылку портвейна, запах кажется ему вполне приемлемым, наливает себе в бокал, подносит бокал к губам, и в это время с лестницы сбегает растрепанная Бетти.)
Бетти (Саше, которого не видно). Нет, Саша, нет, не так сразу!..
Саша (на лестнице). Сама виновата – слишком хороша!
Александр, напуганный этим всторжением, прижимается к стене: он не ожидал кого-либо здесь встретить.
Бетти. Мы столько часов сюда добирались… А если опять твоя бабушка войдет? Что она скажет?
Саша. Опрокинь эти старые часы на пол, и бабушка нас вообще не заметит.
Это предположение забавляет Бетти, она готова уступить Саше, тянущему ее обратно наверх.
Бетти. Ну ладно… Только сбегаю за сумкой, я ее бросила у бассейна…
Саша. А я пока приму душ!
Бетти уходит в парк. Александр, смущенный тем, что помешал молодым людям, которых он еще не видел, ставит бокал обратно в буфет и осторожно, стараясь не шуметь, пересекает комнату. В этот момент Саша, весело насвистывая, спускается с верхнего этажа в одних трусах, направляясь в ванную, расположенную рядом с кухней. Александр прячется в нише. Как только Саша скрывается в ванной, он берет свой мобильник и намеревается уйти, но тут доносится голос Саши из ванной.
Саша (за сценой). Черт! Мыла нет! (Выскакивает из ванной в костюме Адама и оказывается носом к носу с Александром.) Ой!..
Александр. Боже мой!..
Оба смущенно замирают на месте.
Саша. Вы… Простите… Что вам угодно?
Александр. Видите ли, у меня тут неприятность случилась…
Саша. Где?
Александр. Здесь, под этими часами.
Саша. Под часами?..
Александр. Они на меня рухнули.
Саша. Когда?
Александр. Только что. (Пауза.) Ваше лицо кажется мне знакомым.
Саша. Мое?..
Александр. Да.
Саша вдруг спохватывается, что он совершенно гол, и прикрывается пледом.
Саша. Вообще-то, вы мне тоже кого-то напоминаете… Вы, случайно, не родственник семьи Сюше?
Александр. Пожалуй, можно сказать и так.
Саша. Ну вот, и я тоже!
Александр. Да что вы?..
Саша. Вы мне чем-то напоминаете моего деда.
Александр (ему по-прежнему трудно стоять на ногах). Простите, можно, я сяду?
Саша. Конечно-конечно! Хотя, вообще-то, я кое-кого жду…
Александр. Я на минутку, не больше…
Саша (жестом приглашает его сесть). Прошу вас. Может, позвать бабу Лу?
Александр. Бабу Лу?..
Саша. Ну, бабушку Луизу! Это ее дом.
Александр. Баба Лу умерла.
Саша. Не понял?..
Александр. Баба Лу умерла.
Саша (в панике, опасаясь несчастного случая). Когда?!
Александр. Уже давно.
Саша (успокаиваясь). А, ну, тогда это не она. Я говорил с бабушкой пять минут назад.
Александр (скептически). Вы – медиум?
Саша. Нет.
Александр. Тогда это невозможно. Ей сейчас было бы сто двадцать лет, даже больше.
Бабушка входит с корзинкой, полной туалетных принадлежностей. Не обращая внимания на Сашу и Александра, она пересекает комнату в сторону ванной.
Бабушка. Забыла занести в ванную мыло, полотенца… Ничего, сейчас все сделаю…
При виде Бабушки Александр затыкает себе рот рукой, чтобы не закричать.
Он сильно бледнеет. Бабушка скрывается в ванной.
Саша (забавляясь). Для ста двадцати с лишним она еще отлично выглядит, верно?
Александр. Боже милостивый!
Саша (дружелюбно протягивает ему руку). Саша Сюше! Рад познакомиться!
Александр (машинально пожимает ему руку). Я тоже… Откуда вы знаете мое имя?
Саша. В каком смысле? Я-то вашего имени как раз не знаю.
Александр. Знаете.
Саша. Да нет же!
Александр. Вы только что его произнесли.
Саша. Я сказал: «Саша Сюше, рад познакомиться».
Александр. Вот видите!
Саша. Что – видите? Я просто представился.
Александр. Простите, я не понимаю.
Саша. Да что тут непонятного? Я сказал, что меня зовут Саша Сюше.
Александр. Не может быть. Саша Сюше – это я. (Пауза. Оба в растерянности.) Саша – это уменьшительное от Александра?
Саша. Ну да.
Александр. То есть Александр Сюше, а для близких и друзей – Саша Сюше? (Полное взаимонепонимание. В это время Бабушка возвращается из ванной.) Боже мой!.. (Испуганно прячется за колонной.)
Бабушка (подняв голову, видит одного только Сашу, полуголого, и улыбается). Занятно, занятно!..
Саша. Что именно?
Бабушка. Твой наряд, вот что!