Наша девочка - Маша Трауб 17 стр.


– Это хорошо. Я тоже заметила, – ответила тетя Соня. – Слава богу…


– Что-то скучно, – вдруг объявила Наталка в один из солнечных дней. Она уже успела замучить Багиру и подросших котят, развесить белье на веревке и потренироваться в метании ножика. Моя подружка сидела на земле, скрестив ноги по-турецки, и бросала нож в землю так, чтобы он вошел вертикально.

– Почему скучно? – спросила я, поскольку хитрая физиономия Наталки не предвещала ничего хорошего.

– Надо что-то придумать, – заявила она.

– Что?

Мне было очень хорошо и спокойно. И я ничего не хотела придумывать. Мне даже скучно не было. Вот ни капельки.

– А давай концерт устроим! – Наталка схватила только что аккуратно развешанные, без единой складочки, простыни и изобразила из них нечто, похожее на занавес.

– Какой концерт? – Меня начало подташнивать от плохого предчувствия.

– Пока не придумала. Но ведь концерт – это здорово! Ты что умеешь делать? – Наталка завернулась в простыню и начала кружиться.

– Ничего, – призналась я.

– Так не бывает, – отмахнулась Наталка. – Петь умеешь?

– Нет, то есть умею, но очень тихо.

– Ладно, а давай сделаем акробатический номер! Ты заберешься мне на плечи или я к тебе на плечи. Как в цирке!

– Наталка, или ты, или я сломаем шеи.

– Тогда… тогда мы будем танцевать!

– Я не умею танцевать народные танцы.

– А кто говорит про народные? Тоже мне премудрость. Никто и не удивится – все умеют танцевать. Иначе как ты жениха встретишь, если танцевать не будешь? Ладно, я тебя потом научу. Это легко. Даже малявки умеют танцевать.

Наталка изобразила несколько движений, но явно не женских.

– Это я как мужчина танцую, – объяснила она, ловко крутанувшись в повороте. – Как женщина не люблю. Неинтересно. Ходи туда-сюда и руками покачивай.

Моя подружка показала, как танцуют женщины.

– А по-моему, очень здорово, – возразила я. Наталка мне показалась невероятно красивой, когда танцевала. Мне тоже захотелось так научиться, и я решила попросить тетю Соню – она наверняка мне не откажет.

– Да что там красивого? – возмутилась Наталка. – Мне нравится, как мужчины танцуют. Они и с кинжалами могут танцевать, и с саблей. Вот это здорово! Надо другой танец выбрать!

– Какой?

Наталку было не остановить. Если она что-то задумала, то точно исполнит.

– А давай индийские танцы танцевать! – объявила она. – Как в кино! Вот тогда все точно удивятся. У нас никто такие не танцует!

– Как же мы движения выучим? И где музыку возьмем?

Наталка задумалась, и я решила, что мне удастся избежать участия в этом сомнительном концерте. Но Наталка, как я уже говорила, была такая упертая, что даже тетя Соня обзывала ее барашком.

– Я знаю! – воскликнула Наталка и подпрыгнула на месте. – Пластинка есть у Мишкиной мамы, это точно. А движения выучим в кино. Сходим несколько раз и запомним.

– Откуда у нас деньги на кино?

– Как это откуда? Папа подарил давно. Только я не тратила, хранила на всякий случай. Все, побежали.

Наталка кинулась прочь со двора.

– Вы куда? – остановила нас тетя Соня.

– В кино! Мы все сделали!

– Ну идите. Наталка, только на обратном пути зайдите к тете Тамаре, скажите, что у Тамика зубки режутся, пусть даст что-нибудь. Потом в магазин – хлеб купите. И я запрещаю покупать у цыганок петушки на палочке! Понятно?

– А мороженое можно?

– Можно.


Мы прибежали в кинотеатр и как раз успели к началу сеанса. Изо всех сил я пыталась запомнить движения, но у меня ничего не получалось. Танец мне не нравился, не то что Наталкины движения! Но сказать об этом своей подружке я не могла, не хотела ее разочаровывать. После сеанса мы сломя голову побежали к тете Тамаре, в магазин и домой. Выгрузили все тете Соне и опять побежали в кинотеатр, чтобы успеть на еще один сеанс.

На самом деле бежала Наталка, я только успевала ее догонять. Это она так придумала – в день два раза в кино попасть, чтобы побыстрее движения запомнить. От такой беготни я уже не то что движения, ничего не запоминала – ноги гудели, и я отчаянно хотела домой, к своему вязанию.

– Я запомнила, но лучше сходить еще раз, для верности, – объявила Наталка после второго сеанса и понеслась покупать мороженое. Я уже плелась следом.

– Ты чего? – удивилась моя подружка.

– Наталка, я не хочу выступать. Я боюсь – я никогда в концертах не участвовала. И кого мы позовем? Где будет выступление? Разве кто-то придет? Мы же опозоримся!

– Да ты что! У вас в городе, что ли, дети не выступают? Как это где выступать? Да прямо перед кинотеатром, на площади! Чтобы все видели! Тут и веревка есть, видишь? И места много. Да и людей полно мимо кинотеатра ходит, нас увидят. Я уже все придумала. Мы повесим на веревку простыни, и будет занавес. Мы всегда летом представления устраиваем – поем, танцуем, фокусы показываем. И нам потом за это деньги дают и конфеты, между прочим! В прошлом году мы так выступили, что на новую леску и крючки хватило.

– А почему ты у тети Сони или у дяди Давида не попросишь денег?

– Так это же неинтересно. Лучше ведь самим заработать. Да мама ни за что не даст на леску. А я еще новый ножик хотела купить. Дамик обещал свой продать, швейцарский, настоящий.

– Врет, наверное, что настоящий.

– Может, и врет, но ножик отличный. Складной. Там даже штопор есть и штык.

– А зачем Дамик хочет такой нож продать?

– Ему фонарь на велосипед нужен. И шина, чтобы по Тереку плавать. Знаешь, такая здоровенная, черная. Ему Костик обещал такую шину продать.

– А Костику что нужно?

– Не помню уже, но точно что-то нужно.

– Но ведь можно просто поменяться.

– Так кто же меняется такими вещами? Вот ты чего хочешь?

– Не знаю. Ничего.

– Так не бывает, чтобы ничего. Ты подумай хорошенько.

– Ну, наверное, нитки ирис для вязания. Я видела в магазине – такие красивые!

– Вот! – обрадовалась Наталка. – Устроим концерт, и будут тебе нитки.

– Я у тети Сони хотела попросить.

– Ты мне сестра или нет? Ты со мной? – Наталка резко затормозила и строго на меня посмотрела.

– Сестра, с тобой, – обреченно вздохнула я.

– Тогда побежали к Мишке и остальным.

– Зачем?

– Как зачем? Ну ты что? Нам нужна пластинка с музыкой, значит, нужен проигрыватель и кто-нибудь, чтобы пластинки ставил. Еще нам нужен ведущий, который будет нас объявлять. И, естественно, нам нужен раджа.

– Кто? Какой раджа?

– Как какой? Перед которым мы будем танцевать. Чтобы совсем все было по-настоящему! Раджой, я думаю, Костик согласится быть. Он сядет на подушку и будет на нас смотреть.

– Наталка, я правда боюсь. Я же никогда ни перед кем не выступала. А вдруг я не смогу? Или движения забуду? И я устала. У меня ноги болят. Честно.

– Ладно, иди домой и начинай репетировать. А я сама с мальчишками договорюсь. Напомню им про шину и фонарик, быстро согласятся.

Я поплелась домой и легла спать. Утром меня растолкала Наталка и объявила, что она обо всем договорилась и все согласны участвовать. Дамик даже согласился разжечь костер из тряпок и керосина, как будто он факир. Мишка взял на себя музыкальное сопровождение. Костик согласился на роль раджи, а Тимур – ведущего.

– Знаешь, как нас будут объявлять? – мечтательно сказала Наталка.

– Как?

– Артистки из Индии Ната и Кара! Вот как! Здорово звучит?

– Почему Ната и Кара? – не поняла я.

– Как это почему? Как Зита и Гита!

– Лучше просто артистки из Индии. – Я поняла, что мне остается только согласиться.

– Теперь давай придумаем костюмы!

Наталка залезла в шкаф и достала купальники – один раздельный, один цельный.

– Можно мне цельный? – попросила я, еще не понимая, что она удумала.

– Ладно. Нужно сшить юбки. Я думаю, можно взять старые занавески. Мама их на зимней кухне хранит. А верх обшить мишурой.

– Мишура – это на новый год.

– Ну и что? Главное, чтобы блестело все!

– Хорошо, я сошью юбки и мишуру пришью.

– Вот и отлично. Тогда я буду придумывать танец! Выступление завтра, в четыре часа.

– Как завтра?

– А когда еще? Конечно, завтра! Кто нам надолго даст проигрыватель и пластинку?

На следующий день на площади перед кинотеатром мы разбили наш передвижной театр. На веревку повесили простыни, за которые тетя Соня наверняка бы убила Наталку. А также за то, что она стащила помаду и тушь. Тушь – в коробочке с кисточкой – пошла на усы для раджи. То есть для Костика. А помада – нам, чтобы нарисовать круги на лбу. Наталка не удержалась и тоже накрасила ресницы, потому что в кино у всех индийских женщин были длинные черные ресницы. Фломастером мы нарисовали черные стрелки вокруг глаз, вокруг талии обвязали старые тюлевые занавески, которые я превратила в подобие юбок. Мишура, которую я пришила к купальнику, кололась и щекотала. Но вроде бы получилось красиво.

– Что-то не так, – осмотрела меня Наталка. – Точно! Сандалии сними! Они же там голыми ногами танцуют.

Мне пришлось согласиться и разуться.

– Все равно не так, – сумрачно оглядывала меня она. – Ну конечно, цветка не хватает в волосах.

Моя подружка подбежала к клумбе, сорвала несколько «петушков» и прикрепила невидимками мне и себе к волосам.

– Вот теперь точно артистки из Индии! – довольно кивнула она.

Ровно в четыре часа Тимур вышел на маленькую площадь перед кинотеатром и торжественно объявил:

– Начинаем наш концерт! Сейчас перед вами выступит настоящий факир и покажет фокусы с огнем!

Мы раздвинули занавески, то есть простыни, и на середину площади вышел Дамик. Он разложил по кругу тряпки, смоченные керосином, и поджег их. Люди начали собираться. Кто-то шел на запах, кто-то на дым. Но видели Дамика, который стоял, голый по пояс, насупленный, сложив руки на груди, и молчал. На голове у него было полотенце, замотанное, как тюрбан – это Наталка постаралась. Правда, больше было похоже, что Дамик помыл голову и замотал волосы полотенцем, как делают женщины. Тряпки горели. Мы хлопали что есть мочи.

– Хватит, – прошипела Наталка. – Гаси тряпки, наш выход!

Дамик попробовал погасить одну тряпку, но она все равно тлела.

– Ладно, так даже лучше будет! – крикнула ему Наталка и вышла из-за простыни. Она положила подушку (за которую ее тоже тетя Соня должна была непременно убить, но Наталка решила, что мама не будет ее убивать несколько раз, так что подушка – не самое страшное) и торжественно вывела за руку «раджу». Тем временем Тимур объявил: «Сейчас выступят настоящие артистки из Индии! Они станцуют перед злым и страшным раджой индийский танец!»

Костик, которого заставили подкатать спортивные штаны на талии и внизу, чтобы получились шаровары, позволил себя вывести. Он хмурился и делал страшные глаза. В руках он держал бубен – тоже придумка Наталки. Она сказала, что у раджи в руках непременно должен быть бубен.

Костик торжественно уселся на подушку и зазвенел в бубен. По этому сигналу Мишка поставил пластинку, увеличив звук в проигрывателе на полную мощность. Мы с Наталкой вышли на середину площади и застыли в позах, которые нам казались индийскими.

Мне нестерпимо хотелось в туалет. Было стыдно и жарко. Мишура поднялась к горлу и душила. А босым ногам было больно. К тому же я наступила на стекло и чуть не закричала, но сдержалась и запрыгала на одной ноге. Наталка, видимо, решила, что я начала танцевать, и тоже начала прыгать, изображая, как она руками что-то от себя отталкивает. Она зыркала на раджу, и тот отвечал ей таким же злым взглядом.

Мы танцевали, я пыталась вспомнить движения, которые видела в кино, но ничего не получалось. Наталка же танцевала с азартом и выделывала немыслимые кренделя ногами, сочетая лезгинку с притоптываниями и прыжками. Я попросту прыгала на одной ноге, размахивала руками и тоже зыркала на раджу. Костик вжился в роль и время от времени вскакивал со своей подушки, делая вид, что хватается за кинжал и сейчас нас убьет. Но потом садился по-турецки и опять делал страшное лицо.

На площади собралось много народу. В это время все шли с работы, так что зрителей у нас было в избытке. Наталка видела, что народ все прибывает, и продолжала вращать бедрами, размахивать руками, притоптывать и подпрыгивать. Зрители смеялись, хлопали и бросали нам под ноги монетки, конфеты, кульки с семечками и даже бумажные купюры. Мишка гонял пластинку уже по третьему кругу. К нам присоединился факир Дамик, который снова зажег свои тряпки. Народ все прибывал и прибывал. Одна тряпка горела очень сильно на радость Дамику, который не расставался с консервной банкой, наполненной керосином, подливая для пущего эффекта. Люди хлопали и бросали деньги. Костик не смог усидеть на месте и стал танцевать вместе с нами, под индийскую музыку, но лезгинку. Тимур хорошо знал свое дело – он успевал собирать монеты и конфеты с асфальта и кричал: «Перед вами выступают артистки из Индии! Впервые на сцене! Единственный концерт!»

Я уже ног не чувствовала, особенно правую, в которой явно было стекло. Но я не могла подвести Наталку и ребят, поэтому продолжала танцевать. Исчерпав все движения, я перешла на полечку и калинку, которые танцевала, когда была маленькой. Наталка соревновалась с Костиком в лезгинке. И надо признать, перевес был на ее стороне. Мишка перестал крутить пластинку с индийской музыкой, взял таз для белья и играл на нем, как на барабане, отбивая ритм.

Наш концерт прекратился из-за пожарных. Приехала машина – кто-то сообщил, что на площади все горит, что было недалеко от истины. Дамик так увлекся ролью факира, что сорвал наш занавес, то есть простыни тети Сони, облил их керосином и поджег. Огонь полыхал ярко, дым стоял столбом. Дамик смотрел на дело своих рук, замерев от восторга.

Почти одновременно с пожарными на площадь прибежали тетя Соня и тетя Тамара.

– Быстро домой! – рявкнула тетя Соня.

Я перепугалась так, что чуть не описалась на месте.

– Если она тебя не убьет, то я тебя убью, – поддакнула тетя Тамара.

Наталка зыркнула на Тимура, который прытко собирал деньги. Раджа Костик незаметно испарился, судя по пустующей подушке. Мишка делал вид, что просто проходил мимо с проигрывателем под мышкой. Переживал только Дамик: пожарные быстро затушили все его тряпки.

Мы побежали по дороге, а тетя Соня сорвала несколько веток крапивы и припустила следом. Наталка явно пошла в мать – тетя Соня быстро нас догоняла. Про боль в ноге я забыла, но мы были босые, поэтому тетя Соня имела преимущество. Но все равно – я никогда не видела, чтобы женщины так быстро и по-спортивному бегали. Пару раз мать настигала Наталку и лупила ее по попе крапивой. Один раз досталось и мне.

Так, рысью, мы добежали до дома.

– Завтра сядешь шить наволочки и простыни! – заорала тетя Соня, оказавшись в собственном дворе. Она думала, что теперь может кричать вволю, но ее слышали не только соседи, а целая улица. – И пододеяльник новый сошьешь! Из-за швейной машинки не встанешь! Я тебя к ней веревкой привяжу! Позорище! Как ты могла такое вытворить? Да все село только о вас и говорит! Что вы устроили? А ты! – тетя Соня накинулась на меня. – Завтра же отправлю телеграмму твоей матери. Пусть забирает! Мало мне одной несносной девчонки, так еще ты мне на голову свалилась!

Я заплакала. Наталка насупилась. С одной стороны, было очень приятно, что тетя Соня меня не выделяет и мне досталось так же, как Наталке, – наравне. Но с другой, я же отказывалась выступать, не знала, что так будет. И уж совсем не ожидала того, что тетя Соня попросит маму меня забрать. Я не хотела уезжать от тети Сони и Наталки и подумала, что меня выгоняют ни за что. Мне стало так плохо, как не было даже тогда, когда мама оставила меня здесь. Я плакала оттого, что могу остаться совсем одна, за воротами. И куда я пойду? К тете Тамаре тоже нельзя – она была не меньше зла, чем тетя Соня. Неужели мне придется возвращаться на вокзал? Я ведь была не виновата! Это все Наталка! С другой стороны, никто меня не заставлял. Я сама захотела новые нитки, поэтому и согласилась на концерт. Да и Наталку подвести не могла. Ведь она назвала меня своей сестрой, как я могла ее предать?

– Я хотела ниток, – прохлюпала я.

– Ничего не хочу знать! Вы, обе, хоть понимаете, какой это позор? Ну ладно ты, Каринка. Вернешься в город. А Наталке здесь, в этом селе, жить! И все будут говорить, что она в неприличном виде танцевала неприличные танцы.

– Это индийские танцы! – подала голос Наталка.

– Молчи, умоляю, иначе я за себя не отвечаю. Ты не только простыни будешь шить, ты будешь вести себя как нормальная девочка – я отдам тебя в музыкальную школу. Поняла? И никакой дружбы с мальчишками! Ты не себя, ты меня опозорила! И своего отца! Он сам виноват – давал тебе слишком много свободы. Но ты же знаешь – один проступок, и все! Тебе еще жить! Замуж выходить! Ты скоро станешь девушкой! Что о тебе будут думать? Что обо мне будут думать? Какая у меня дочь растет? Распутная? Которой только танцульки и кино нужно? Которая только и умеет, что бедрами при всех вилять? И как вы посмели взять занавески, простыни и подушку? Это мои занавески, мои простыни и моя подушка! Это мое приданое! Как ты посмела взять без спросу? Не могла подойти и спросить? Ты не просто меня опозорила, ты еще и украла! Видеть тебя не хочу! На глаза мне не попадайся! И огонь! Вы что, не понимаете, что могли обгореть? Или сгореть? Что бы я тогда делала? Это же опасно, в конце концов! А если бы ветер подул и огонь на вас перекинулся? А на других людей? Там же дети были!

– Мамочка, прости, я не хотела. Правда. Я думала, будет весело. Каринка нитки на салфетку новые хотела. А я ножик. Мальчишкам нужен был фонарь и шина. Не ругайся! Я не хотела тебя позорить! Мы ничего не сделали плохого! Каринка, скажи! – Наталка хоть и не плакала, но была сильно напугана.

Назад Дальше