– А Каринка? У нее нога!
– День рождения через неделю. Тетя Тамара будет приходить каждый день и мазать специальной мазью. Так что через неделю ты, Каринка, уже сможешь танцевать. Только не босиком.
– Мама, не надо Ларку. Хочешь, я сто простыней тебе пошью? И салфетки буду вязать! Только не Ларку!
– Все, я сказала, – отрезала тетя Соня.
Наталка схватилась руками за голову.
– А что не так с этой Ларкой? – спросила я у своей подружки. – Ты же любишь детей.
– Это не ребенок, это чудовище. Это наказание за грехи. Она хуже всех девочек на свете. Она вообще не девочка, а дьявол какой-то!
– Даже хуже тебя?
– Конечно, хуже! От нее даже Багира сбегает. Ее собаки боятся! Она или бегает, или ломает все. Кто так детей воспитывает? Знаешь, что она сделала, когда у нас в гостях была? Курицам лапы связала веревкой. Они пытались бегать и падали. А с виду – просто ангел.
– Очень на тебя похожа.
– Совсем не похожа! Она мне всю одежду мелом испачкала! И ножик мой любимый стащила! Ладно мы, а ребятам за что такое наказание? А если она спрячется? Сколько раз дядя Алик ее со всей милицией искал! А она, видите ли, в прятки играла. Забралась в бочку для воды дождевой и там сидела. Когда мимо кто-то проходил, она в бочку с головой ныряла. Дядя Алик уже все дороги объездил. А эта малявка вылезла из бочки, потому что есть захотела. Как ей только голову за такое не оторвали? Ты не представляешь, что она может сделать! Никто в селе не соглашается с ней сидеть, сколько ни проси. Даже на полчасика. Да она и без Дамика дом может поджечь! Зачем только мама на это согласилась?
Все это время тетя Тамара мазала мне ногу специальными вонючими мазями и делала перевязки. Через неделю я уже вполне могла ходить, подпрыгивая на одной ноге. Наталка даже сделала мне подарок – притащила здоровенную палку, на которую я могла опираться.
– Вот, держи. Может, Ларка палки испугается и будет нормально себя вести? – без особой надежды сказала Наталка.
В день торжества нарядную Ларку привели к нам. Тетя Соня с тетей Тамарой наряжались с раннего утра, делали прически и примеряли платья. Им было все равно, как мы справимся. Часам к одиннадцати пришли понурые ребята. Ларка взвизгнула от восторга. Взрослые быстро убежали под предлогом того, что нужно помочь подготовить стол для многочисленных гостей.
– Наталка, помни, что другого дома у нас нет, – сказала тетя Соня, вручая нам Тамика и скрываясь за воротами.
– Мамочка, – прошептала Наталка, но тетя Соня уже хлопнула калиткой.
Что было дальше? Я чуть не умерла! И Наталка тоже. Семилетняя Ларка загоняла нас так, как даже тете Соне не удавалось. Мне пришлось шить ей индийский костюм – пришивать мишуру и делать из тюлевой занавески юбку. Наталка нарисовала Ларке стрелки и губной помадой намалевала ей точку на лбу. Наталка танцевала, и Ларка тоже. «Еще, еще!» – кричала Ларка. Я хлопала в ладоши, пока они не покраснели, и отбивала ритм на бубне. Именинница была неутомима и требовала новых развлечений. Несчастный Дамик булыжником отбил весь запас своих пистонов. Мишка заездил две пластинки. Ларка требовала, чтобы было громко. Костик сидел на подушке и изображал раджу. Стоило ему подняться, чтобы размять ноги, как девочка начинала требовать, чтобы он вернулся на свое место и сидел смирно.
Ребятам нужен был перерыв, поэтому Ларку пришлось пустить в курятник, где эта девочка загнала петуха в угол и вырвала у него из хвоста перо, что не удавалось даже Наталке. Петух не посмел ее клюнуть и вел себя как курица. Потом девочка измучила Багиру, раскрасив ее помадой, и котят, которых учила давать лапу. Наш вечер закончился тем, что Ларка вытребовала у Наталки ножик и метала его в дерево. Надо признать, у нее неплохо получалось.
– Она поранится, – говорила я.
– Да пусть хоть зарежется, – отвечала Наталка.
Именинница ходила в моих нарядных босоножках и в белом сарафане, который волочился по земле. Я пыталась увлечь ее вязанием, но Ларка фыркнула и кинулась к новой леске и крючкам Наталки. Та застонала, но смирилась с неизбежным. Ларка проворно цепляла крючки на леску, пару раз зацепила Наталку и собралась идти ловить рыбу.
Бедный Тамик в этот день научился ползать быстрее, чем мы бегали. Едва к нему приближалась эта несносная девчонка, малыш проворно полз к Наталке и тыкался ей в ноги. Я могла его понять: Ларка хватала Тамика за ноги и держала вниз головой. Так она играла в космонавтов. Именинница собиралась запустить в космос и Багиру. Она укладывала кошку в простыню, как в гамак, и раскручивала. Багира вылезала из простыни и шла, пошатываясь и глядя на Наталку как на предательницу.
Когда за Ларкой пришел отец, мы с Наталкой уже не дышали. Мы даже двигаться не могли от усталости. Неутомимая девочка продолжала наматывать круги по двору. Мы с Наталкой осоловело сидели под деревом.
– Папа! – закричала Ларка. – Я никуда не пойду! Я здесь останусь! С артистками из Индии!
После этого заявления она улеглась на землю, прижала к груди Багиру, которая уже не сопротивлялась, и немедленно уснула. Алик взял дочку на руки, улыбнулся нам и понес ее домой.
Мы с Наталкой даже ноги не помыли – тоже улеглись по кроватям и немедленно провалились в сон.
Тамик давно попросился в свою колыбельку и уже спал, совершенно счастливый, только ногами взбрыкивал. Мы даже не слышали, как домой вернулись взрослые.
Мы с Наталкой бежали в магазин на вокзале, чтобы купить халву. Я уже не спрашивала, почему нужно непременно бежать, хотя у нас было полно времени и за нами никто не гнался. Моя подружка неслась, только пятки сверкали, а я, как всегда, ее догоняла. Хотя за прошедшее время я сильно прибавила в скорости, чем очень гордилась. Я уже почти могла ухватиться за Наталкину юбку, но она тут же делала рывок, и ее юбка оказывалась далеко впереди. Я бежала, сосредоточенно глядя под ноги, чтобы не упасть, и чуть не врезалась в женщину.
– Простите, – сказала я.
– Ну-ка стой! – женщина схватила меня за руку и развернула к себе лицом. – Ты кто такая? Почему не знаю? – строго спросила она.
– Я Карина. Живу у тети Сони и дяди Давида, – привычно отрапортовала я, собираясь бежать дальше.
– Ох, ты та девочка, которая совсем больная? – удивилась женщина.
– Я была больная, но уже выздоровела, – ответила гордо я, все еще надеясь нагнать Наталку.
– А где Наталка? – женщина не отпускала мою руку.
– Убежала!
– Так, слушай внимательно, все передашь Наталке. Я даю вам пионерское задание. Нужно взять шефство над бабушкой Терезой. Наталка знает. Две недели. Учти, я буду проверять. Ой, а ты хоть пионерка?
Я застыла, приросла к асфальту и смотрела под ноги. В самую жару, особенно в центре села, асфальт начинал дышать – так мне казалось. Он становился мягким, как пластилин, и я очень боялась прилипнуть к нему ногами. И не отлипнуть. Мои новые белые красивые сандалии давно превратились в «жоботы» – так их называла Наталка.
Однажды моя подружка взяла сандалии, безжалостно оторвала от них ремешки и пришила обычные белые резинки, крест-на-крест. Спереди она вырезала дырку, «чтобы было удобно пальцам». А колодку беспощадно разбила молотком так, что мои сандалии превратились в калоши, только на резинках. Я вынуждена была признать, что в такой обуви было удобнее бегать, прыгать и лазать по деревьям.
Так вот сейчас я боялась погрузиться своими «жоботами» в асфальт.
– Ты что? Что с тобой? – женщина, видимо, заметила, что у меня странный вид.
– Здравствуйте, Лариса Арнольдовна! Мы спешим! – к нам подскочила Наталка. Она уже успела сгонять на станцию в магазин, купить халвы и вернуться назад.
– Наталка, ну-ка стой! – женщина схватила ее за руку.
– Лариса Арнольдовна, нам надо бежать. Дома Тамик. Мама просила вернуться! – запричитала Наталка, пытаясь увернуться.
– Так, слушай меня внимательно, – не отступала женщина. – Вы возьмете шефство над Терезой. Бабушкой Терезой, которая у Терека живет. Ну, ты знаешь. Две недели. Будете пропалывать огород, подметать, делать все по дому. Но я предупреждаю, если вы хоть одну клубнику с грядки сорвете и съедите, то я вас из пионеров быстро исключу! На линейке! Перед всеми! Понятно?
– Лариса Арнольдовна, так нечестно! – вспыхнула Наталка. – Дамик с Костиком клубнику съели, и им ничего за это не было!
– Да, не было! Потому что мама Костика и мама Дамика посадили новую. Понятно тебе? Две недели чтобы как штык были у бабушки Терезы.
– Лариса Арнольдовна, – запричитала Наталка, – так нечестно! Сейчас каникулы! Давайте мы потом шефство возьмем. С первого сентября и возьмем.
– А до этого тебе все равно, как будет жить бабушка Тереза? И не стыдно тебе, Наталка? Посмотри на свою подругу! Даже ей стыдно, что ты как пионерка такие слова говоришь, так равнодушна к старикам и не хочешь взять на себя обязательства.
– Я хочу! Только не сейчас, можно?
– Обязательства нужно брать тогда, когда их на тебя возлагают! – строго сказала Лариса Арнольдовна. – Ты позоришь честь красного галстука и всей пионерской организации!
Наталка ковыряла носком асфальт и поглядывала на меня. А я… опять опозорилась. Меня вырвало. Прямо на Ларису Арнольдовну.
– Господи, что с тобой? Наталка! Что с ней? – Лариса Арнольдовна схватила меня и начала трясти. От этой тряски меня вырвало еще раз.
– Вот, Лариса Арнольдовна, из-за вас Каринке опять плохо. Только недавно стало хорошо, а теперь опять плохо. Нужно тетю Тамару звать. Ох, что мама скажет… Каринка же у нас, сами знаете, не местная. Слышали небось, как она падала без сознания. Прямо как в книжках пишут. А еще у нее нога больная. Такая больная, что пятнадцать швов накладывали! Нет, двадцать! Не верите? Тетю Тамару спросите! Ей никак нельзя брать шефство. А я за ней слежу. Кто, если не я, проследит? Она – моя подшефная. И названая сестра!
– Наталка, что делать? Воды! Принеси воды! – на Ларису Арнольдовну было страшно смотреть. Она побелела, присела на корточки, но не выпускала меня из рук.
– В чем же я, Лариса Арнольдовна, воды принесу? Не в чем. Мы же дома должны были быть уже, – хмыкнула Наталка, – а тут вы, с шефством. Да Каринка, может, вообще на неделю сляжет. Тут уж как тетя Тамара решит. Слышали, как Каринка в кусты облепихи залезла? А как она на улице подметала? А сколько она плакала? Да за ней надо следить больше, чем за Тамиком! Вот я и слежу. Все глаза уже проглядела, так слежу. Мне к бабушке Терезе никак нельзя. Вы кого-нибудь другого поищите.
– Хорошо, Наталка, конечно. Я же не знала, что девочка так тяжело болеет, – запричитала Лариса Арнольдовна. – Давай я ее до дома доведу, а ты беги к тете Тамаре.
– Да уж, придется. Без тети Тамары никак не обойтись, – ответила Наталка.
В подтверждение ее слов меня опять вырвало.
– Наталка, беги уже! И на помощь позови кого-нибудь! – закричала Лариса Арнольдовна. – Я не хотела! Не знала!
– Наталка, подожди, – прошипела я, собравшись с силами.
Лариса Арнольдовна склонилась надо мной, чтобы слышать каждое слово. Наталка села рядом.
– А вы кто? – спросила я у Ларисы Арнольдовны.
– Наталка, у нее что, провалы в памяти? Что же это за болезнь такая, что детей так мучает?
– Вы кто? – повторила я свой вопрос.
– Каринка, успокойся, Лариса Арнольдовна наша пионервожатая. В школе. Понимаешь?
Я кивнула.
– Ты что, испугалась? – спросила заботливо Наталка.
Я кивнула.
– Лариса Арнольдовна, вы же знаете, она городская. И всего боится. Она никогда халвы не ела. И хлеба тоже! Представляете, как им в городе живется? Очень плохо! Каринка даже абрикосов никогда не пробовала. И яйца пить не умела. А вы ее напугали. Вот чем вы ее напугали?
Я смотрела на свои ноги, ожидая, когда они окончательно прилипнут к асфальту, и боялась сдвинуться с места.
– О, я знаю! – радостно воскликнула Наталка, будто ей удалось поставить мне диагноз. – Она асфальта боится! Да, Каринка? Мишка над ней подшутил, когда еще не знал, что она – моя сестра. Он ее в саман засунул. Ну, в шутку. А Каринка тогда в первый раз сознание отключила. Может, и сейчас так же?
– Бедная девочка, – пионервожатая чуть не плакала. – Да как же можно асфальта бояться?
– Ох, Лариса Арнольдовна, вы не представляете, какая у них тяжелая жизнь. Каринка даже вязать не умела. А вы хотите к бабушке Терезе отправить!
– Не хочу, что ты! – запаниковала пионервожатая. – Наталочка, беги, позови на помощь. Карина, я же не знала, что у вас все по-другому. Наверное, и пионеры у вас другими делами занимаются.
Тут я уже начала плакать.
– Ну вот, опять, – не на шутку рассердилась Наталка. – Да она у нас совсем плакать перестала! Мы уже так стараемся, чтобы отучить ее. И вот вы ее довели. Сейчас у нее точно приступ будет! А уж какой – я не знаю.
– Я должна вам сказать, что не могу к бабушке Терезе, – сказала я. – Очень хочу, но не могу. Не имею права, – прохлюпала я.
– Кариночка, не надо, все хорошо. Ты можешь встать? Давай домой пойдем? Ладно? – Лариса Арнольдовна сама чуть не плакала.
– Это не потому, что я болею. Это по-другому! – закричала я.
– Конечно, конечно, – пионервожатая пыталась меня оторвать от асфальта и поднять на ноги.
– Я не пионерка! – выдохнула я, и меня опять вырвало.
– Что? – Тетя Тамара была нужна не мне, а Ларисе Арнольдовне.
– Я не пионерка, – прошептала я из последних сил.
– Как это? Это потому что ты болеешь? – не поняла пионервожатая. – Что же за город такой, что больных детей отвергают? Наталка!
Наталка смотрела на меня, выпучив глаза. Такого даже она не ожидала.
– Как это – не пионерка? – спросила она.
– Не успела! – я опять залилась слезами. – Мы с мамой все время ездили. Меня не приняли, потому что сначала было рано, а потом – поздно. И галстука у меня нет, а без галстука же нельзя. У меня только значок был, но он же не считается! А когда мама галстук купила, съезд партии уже прошел. Только на съезде можно было принимать. И меня опять не приняли. А когда день рождения Ленина был, мы опять уехали. Поэтому я не могу быть пионеркой и брать шефство. Это нечестно.
– А в октябрятах ты была? – Лариса Арнольдовна уже оплакивала мою судьбу. Вокруг, естественно, собрались люди, и Наталка рассказывала им краткое содержание произошедшего. Про то, что нужно взять шефство над бабушкой Терезой, что Костик с Дамиком объели у нее всю клубнику, что она никак не может взять шефство, потому что на ней младший брат и больная сестра. Такая больная, что ее даже в пионеры не приняли. А Лариса Арнольдовна их заставляла и довела меня до рвоты и истерики. И теперь одна надежда на тетю Тамару. Только непонятно, от какой болезни меня лечить. Ведь я еще и асфальта боюсь. И все – из-за Ларисы Арнольдовны.
Женщины стояли, образовав круг, и качали головами. Смотрели осуждающе.
– Так я же не знала! – кричала, как раненая птица, пионервожатая, прижимая меня к груди, отчего меня еще больше тошнило.
Толпа тут же разделилась во мнениях. Одни считали, что Лариса Арнольдовна виновата: все же знают, что я больная. Уж сколько Тамара мне снадобий готовила, ни одному ребенку столько не надо было. Другие жалели бабушку Терезу: живет у самого берега реки, подниматься по тропинке в город ей тяжело, помощи ждать неоткуда. Конечно, надо помочь. Все помогают. Третьи недоумевали, как может девочка не быть пионеркой и как так в городе дети живут, что их даже в пионеры не принимают?
Когда к месту событий прибежала тетя Тамара, ей передали уже совсем другую версию произошедшего – мол, пионервожатая не приняла меня в пионеры, бабушка Тереза осталась без клубники и чуть не умирает в одиночестве, а я – тяжело больна. Настолько тяжело, что даже городские врачи не могут эту болезнь вылечить. И как же вылечишь от болезни асфальта? Что за зараза такая?
Тетя Тамара плюнула в четыре стороны, мигом разогнав толпу – ведь все знали, что ее слюна может быть ядовитой. Она отлепила Ларису Арнольдовну от меня, погнала Наталку за водой, заставила меня выпить целую кружку и отхлестала по щекам, сунув под нос какую-то вонючую вату.
– Так, теперь пошли домой, – велела она. И мы стройной цепочкой двинулись по дороге.
Дома разобрались. Я еще раз рассказала, что боялась прирасти к асфальту и что меня не приняли в пионеры из-за частых разъездов. И рвота была от расстройства, но не желудка, а психики. Я очень переживала, что обману пионерскую организацию в лице пионервожатой. Наталка вынуждена была признаться, что у нее на ближайшие две недели другие планы – рыбалка, канал, кино и прочие развлечения, поэтому она надеялась избавиться от шефства. Женщины выслушали нас и вынесли вердикт – мы с Наталкой можем и должны помогать бабушке Терезе. Только сначала нужно принять меня в пионерки.
– Я не имею права! – воскликнула Лариса Арнольдовна.
– Тогда шефства не будет, – отрезала тетя Тамара.
– Ты клятву знаешь? – спросила меня пионервожатая.
– Знаю. Я перед лицом своих товарищей торжественно клянусь: горячо любить свою родину…
– Ну, что тебе еще надо? – всплеснула руками тетя Тамара.
– Бюст, мне бюст нужен! – заплакала Лариса Арнольдовна.
– Чей бюст? – удивилась знахарка.
– Как чей? – ахнула пионервожатая, как будто тетя Тамара произнесла что-то ужасное, отчего она должна была провалиться сквозь землю. – Ленина!
– Ну так найди бюст! – продолжала недоумевать знахарка.
– Как я найду? Он закрыт в подвале, на хранение. Чтобы, не дай бог, чего не случилось. А ключ у сторожа.
– Так найди сторожа и возьми ключ. Тоже мне проблема.
– Проблема! Сторож к родственникам в другое село уехал. У него внучка замуж выходит.