Проводив взглядом растаявшего в проеме двери Александра, я вздохнула. Реальность требовала моего немедленного присутствия.
Пришлось вернуться из теплой и расслабляющей дымки мечтаний к ней, суровой и непредсказуемой. Я спустилась в холл. Там царили тишина и покой. Даже поклонницы удалились в неизвестном направлении. Впрочем, возле гостиницы какой-то добряк оделял публику контрамарками. Мимо прошествовала Ирина Леонидовна, неподкупно глядящая прямо перед собой и ответившая на мое воспитанное «здрасьте» панибратским «привет».
Ее фигура исчезла из поля моего зрения столь же внезапно, как появилась. Вот бы это она всех убивала, помечтала я. Тогда бы я оторвалась. Но, увы. Она явно была посторонней на моем празднике жизни. И вообще, мне начинало казаться, что я бессильна обнаружить убийцу. И Сечник…
* * *«Кажется, скоро Сечник выгонит меня с должности секретаря своей сиятельной дочери», — подумала я. Гордо прошествовав мимо корреспондентов, я сообщила желающим, что Виктория Игоревна сегодня отменяет все встречи, назначенные ранее. Больше всех расстроилась девица с перхотью. Почему-то ее Вика занимала больше других. То ли оттого, что ее отец был самой влиятельной здесь фигурой, то ли ее привлек запах смерти, сгустившийся вокруг Виктории.
Я вышла к набережной, посмотрела на часы. До встречи с Соней оставалось три часа. Погода была мягкой, я стояла и смотрела, как перекатываются волны возле парапета. Когда-то я так не любила Тарасов, что всеми силами рвалась в Москву. Сейчас я его обожала. Он казался мне самым загадочным и феерическим из виденных мной городов. Странная смесь европейской и русской культур делала его своеобразным и неповторимым, а близость Волги, похожей скорее на море, ставила его в один ряд с гриновским Лиссом.
Впрочем, мое поэтическое настроение было развеяно безжалостной прозой жизни — я увидела, что неподалеку, на скамейке, присела покурить девушка, в которой я узнала официантку из бара. Собственно, почему я еще ни о чем не спросила тех, кто незаметно выполняет свою работу и кто, возможно, знает гораздо больше? Во всяком случае, им нечего скрывать. Повод заговорить был замечательный — подойдя, я попросила у нее сигарету, она приветливо мне улыбнулась, узнав, и мы познакомились. Ее звали Катей, и она охотно рассказала мне множество сплетен о своих питомцах. Например, я убедилась, что Ирина Леонидовна действительно кошмарная стерва. Что Сечник ходит как царь, а сам жаден до безобразия. Что хозяйку Александра зовут Ленусик, и она нимфоманка. И — что и требовалось доказать — у Виктории с Александром давний роман. О смерти Галины она тоже была осведомлена, охотно рассказав, что два дня назад между Викторией и Галиной произошла ссора в баре, чудом не дошедшая до драки, и при сем присутствовал все тот же Александр.
— Подожди, — приостановила я ее, — как это — почти дрались?
Я с трудом представила себе утонченную Викторию дерущейся с Галиной.
— Ну, сначала они ужасно кричали… — сказала Катя, — Галя требовала, чтобы Виктория ей что-то объяснила, а Виктория вдруг начала хохотать… Я даже подумала, что у нее истерика. Тогда Галина стиснула зубы и как плеснет ей в лицо джин с тоником! Представляешь?
Я себе это представляла с трудом.
— Виктория начала вытираться, и Сашка при этом ржал как мерин! Галина тогда развернулась и говорит ему: «Ты еще получишь свое, понял?» Он тогда стал серьезным и что-то ей тихо сказал на ухо, я не слышала. Только Галина вдруг заплакала и сказала громко: «Я не верю тебе!» Развернулась и пошла к выходу.
— А потом?
— Ничего, — пожала плечами Катя. — Потом я их всех троих видела на набережной. Они шли и производили впечатление вполне дружной компании.
Она взглянула на часы, потушила сигаретку и сказала:
— Ой, Таня, прости, у меня перерыв закончился. Приходи в бар — я тебе хороший кофе сварю. Ты же не пьешь ничего, кроме кофе.
Я смотрела ей вслед с недоумением. Девочка была наблюдательной. Она даже умудрилась запомнить, что я пью.
* * *Пока я шла на встречу с Соней, я думала о странных взаимоотношениях этой троицы. Поругались, почти подрались, через час прогуливались вместе. Как ни в чем не бывало. Кроме того, у Виктории с Галиной и с Александром отношения были гораздо ближе, чем она хотела показать.
«Ладно, — решила я, — надо будет завтра последить за ними повнимательней». Отгадка была именно там. По крайней мере, мне так казалось.
* * *Я почему-то обернулась. Так иногда бывает — в голове гвоздем сверлит нечто, не дающее тебе покоя, чему ты не можешь найти определения.
Он возвышался передо мной, только начиная зажигать огни, на которые, как на маяк, через час-другой начнут слетаться представители новой элиты. Елисеевский найт-клуб. Место, куда я не должна была идти без Александра и Леши. Посмотрев на часы, я убедилась, что сейчас только половина шестого. Найт-клуб меня завораживал. Почему-то вспомнились романы Кинга. Или Брэдбери. Одновременно и страшно, и притягательно. Конечно, без Александра и Алексея там небезопасно, подумала я. Но последнее время я только и развлекаюсь тем, что подвергаю себя опасности. В конце концов — я же не играть иду и не смотреть стриптиз. Например, у меня могла быть там назначена встреча с тем же Александром. А он возьми и не приди.
Да мало ли что может понадобиться красивой леди в этом клубе?
Я решительно направила стопы к «гнездилищу порока и страстей». Где-то глубоко внутри я понимала, что из этого не может выйти ничего хорошего, а плохого — сколько угодно. Но рассудительность была слабее авантюризма. «Кто не рискует — тот не пьет шампанского», — окончательно убедила я себя, открывая тяжелую дверь с дорогой инкрустацией. Храбро шагнув внутрь, я остановилась.
Внутри почти никого не было. Какой-то лысенький крепыш посмотрел на меня подозрительно и грубо сказал:
— Казино еще не работает.
Я подумала, что эта перекошенная рожа — самое приятное из его лиц, и он надевает ее исключительно по праздникам.
— Извините, мне надо переговорить с управляющим, — ляпнула я.
Он смерил меня с головы до ног и спросил:
— И по поводу чего, интересно, вы намереваетесь с ним говорить?
Я была немного ошарашена его словарным запасом. Наверное, он был представителем особой формации гоблинов, знающих принцип связи слов в предложении.
— По поводу владения этим клубом, — гордо вскинула я голову.
Он мгновенно изменился в лице. Пробормотав: «Простите…» и попросив меня немного подождать, он растаял в коридоре, слившись с темно-вишневым бархатом.
Я села в мягкое кресло и задумалась. Куда это я вляпываюсь? Нет, правы были мои родители, говорившие, что у меня язык заметно обгоняет мысли. Впрочем, вывернусь, — беспечно решила я и, войдя в образ, хозяйским взглядом оглядела пространство. Пространство впечатляло. В огромных зеркалах отражалась моя персона да еще пролетевшие мимо два маленьких еврейчика, яростно спорившие о чем-то, один из которых был похож на чеченца, но спутник назвал его «Хацкиль Ильич», что почему-то меня развеселило. Они оба взглянули на меня немного испуганно и побежали дальше, дружно перебирая коротенькими ножками.
В это время в коридоре опять появился неприятный тип и жестом пригласил меня войти. Я постаралась придать своей физиономии непринужденное выражение и прошла мимо него с чувством собственного достоинства.
Мне было немного страшно.
* * *Кабинет управляющего оказался гораздо скромнее, чем холл. Да и сам Анатолий Борисович (как он представился) выгодно отличался от стража царских врат. Это был высокий, породистый мужчина, черты его лица свидетельствовали о том, что лет десять назад он был сердцеедом. Лет ему было около пятидесяти, и он смотрел на меня с интересом.
— Чем могу служить? — вежливо поинтересовался он.
— Мой муж хотел бы вложить деньги в недвижимость, — сказала я, слегка растягивая слова (не зря столько времени я провела в обществе дам полусвета). Мы долго думали, что будет выгоднее, и недавно Ирина Леонидовна Андриевская, вы ведь знаете Ирину Андриевскую? Это такая замечательная певица, я плачу, когда она поет… Так вот, Ирина Леонидовна сказала, что, как она слышала, ваш найт-клуб продается, а мне так хотелось бы купить именно его — он такой красивый, богатый!
Он слушал меня и непонимающе улыбался.
— Извините, — прервал он мой словесный поток, — но казино не продается. Это частная собственность, и у него есть владелец.
— Знаю-знаю, — попробовала я опять, — но ведь Витенька умер… Кошмар, такой молодой…
Анатолий Борисович покачал головой:
— Вот и странно, что вас не ввели в курс дела: оно достаточно таинственное, поскольку имя владельца… нового владельца сохраняется от нас в тайне. Я знаю только, что казино уже продано, но нотариус, оформлявший акт купли-продажи, отказался назвать имя, сказав, что его клиент пожелал до поры до времени остаться неизвестным.
«Йес!» — встрепенулась моя душа. Замечательно. Имя будет сохраняться в тайне до того светлого часа, когда все забудут о смерти Елисеева. Понятно почему — это имя и есть имя убийцы!
— Как грустно, — протянула я, — а имя нотариуса-то вы знаете?
— Конечно, — кивнул он, — только вряд ли это вам поможет, впрочем…
Он оторвал листочек из ежедневника и записал мне телефон.
Я поблагодарила его, у выхода он сказал:
— Честно говоря, я думал, что вы и есть новая владелица. Мне самому непонятна эта ситуация…
— Может быть, я ей стану… — кокетливо пообещала я. — Как знать?
— Желаю удачи, — попрощался он и улыбнулся. Наверное, он все-таки сомневался в моих способностях.
У меня осталось только полчаса. Мне надо было торопиться. Отсюда до Театральной площади было двадцать минут на троллейбусе.
И тут я поняла, что сделала глупость, приехав без машины. Обернувшись, я увидела в окне силуэт Анатолия Борисовича. Тот смотрел в мою сторону. Да уж, подумала я, хороша новая русская, мчащаяся к троллейбусу. Ну что ж, буду делать вид, что прогуливаюсь по набережной, ожидая шофера. Надоест же ему смотреть когда-нибудь.
В это время мне сказочно повезло. Рядом со мной остановилась машина, и я увидела перед собой молчаливого Алексея. Он открыл дверь и сказал:
— Виктория Игоревна просила вас забрать.
Я кивнула, когда мы отъехали, он сказал:
— Вас же просили, Таня! Вам еще повезло, что я видел, как вы сюда пошли.
— Это вышло спонтанно, — начала я оправдываться.
— Больше так не делайте, хорошо?
Он подвез меня до университетского корпуса, и я увидела Соню.
Глава 5
— Извините, что немного опоздала, — сказала я, подходя.
— Ничего, — улыбнулась она, — нам придется спуститься вниз и переодеться.
Я кивнула. Джинсы мирно покоились в сумке. Мы вошли в здание филологического факультета и спустились в туалет. Там мы начали менять мой имидж, слегка напугав двух курящих девушек. Они воззрились на мое переодевание с откровенным любопытством. Скоро я была похожа на студентку-первокурсницу. Соня довольно причмокнула.
— Вам, кстати, очень идет такой стиль, — сказала она, немного поколдовав над моими волосами. Я взглянула в зеркало. Оно было старое и грязное, засиженное мухами. На меня глядела девушка с разноцветными волосами.
Сама Соня была одета в джинсы и замшевую куртку с бахромой. Волосы она распустила, только боковые пряди были заплетены в индейские косички.
— Теперь можно идти, — решила Соня, и мы вышли из корпуса.
* * *Очень скоро мы оказались возле музея, где на лавочке мирно расположились Сонины подопечные. Самому старшему из них было около семнадцати. Самому юному — тринадцать. Соня разговаривала с ними свободно, я смотрела на них и не могла вымолвить ни слова. Соня обернулась ко мне и шепнула:
— Кажется, нам повезло. Сейчас подойдет Илюша. Думаю, он может вам помочь.
Я кивнула. Мне хотелось увидеть одного из тех, кто зарабатывает на этих маленьких смертниках.
* * *— А вот и он, — сообщила Соня через пять минут. Я посмотрела туда, куда был направлен ее взгляд. По улице шел маленький мальчик, одетый в строгий костюм. Я была поражена. Мальчику было на вид лет десять, не больше. Он направлялся прямиком к нам. Я зажмурилась. Соня дотронулась до моей руки успокаивающе:
— Вы не бойтесь.
Смешная девочка… Она боялась, что мне станет страшно! Илюша подошел. Я присмотрелась и поняла, что тот, кого я приняла за десятилетнего мальчика, оказался лилипутом.
Он посверлил меня маленькими глазками и спросил писклявым голосочком, что мне угодно.
— Это моя знакомая, — ответила за меня Соня. — Ей надо спросить тебя об одной вещи.
— Хорошо, — кивнул он, — думаю, что поговорить можно. Если только твоя знакомая не из ментуры.
— Нет, — честно ответила я.
Он подумал и предложил пройти в кафе. Я согласилась.
* * *В кафе у меня долго сохранялось ощущение, что мы выглядим как мать с ребенком. Илюша вызывал у меня странное чувство: смесь жалости с гадливостью.
— Соня просила меня вам помочь, — сказал он своим писклявым голосом, — я постараюсь, если вы обещаете, что против меня это не обернется.
Я пообещала, хотя мне ужасно хотелось обернуть против него и таких, как он, весь мир. Из головы не выходили те глупые дети, на которых делали огромные деньги Илюша и ему подобные. Умом я понимала, что Илюша лишь мелкая сошка, но отделаться от чувства омерзения я не могла.
— Итак? — спросил он.
— Меня интересует Елисеев.
— Елисеев? — удивился он. — Покойный певец? А я чем мог бы помочь?
— Он был связан с кем-то из вас?
Илюша пожал плечами.
— Нет. Мы ему были не нужны. Он сбывал товар по своим каналам. К нам он подкатился один раз, но его не устроили наши условия.
Подтверждение нелегальному бизнесу Елисеева я получила.
— А кто, по-вашему, мог бы помогать ему здесь?
— Кто угодно, — ответил он. — Деньги-то большие. Любой человек. Даже его сестра.
Сонины старания были бесполезны. Елисеев не был связан с местными, или это скрывалось. Карлик доедал мороженое и смотрел на меня вопросительно. Я его настораживала, хотя он не хотел в этом признаться.
— Соня сказала, что вы — частный сыщик.
— А что?
— Странно. Красивая женщина, и занялись таким бизнесом… Это опасно.
— А ваш бизнес? — вскипела я. — Уж чистым его никогда не назовешь! Вы губите этих мальчишек и девчонок для того, чтобы получше набить себе живот!
— Я никогда не буду такого роста, — задумчиво сказал он. — Заметили? Даже самый маленький из них вдвое выше меня… Так что мне наплевать, что с ними будет. Так же, как им наплевать на меня…
Он наклонился над своим мороженым. Поднял на меня свои злые глаза и сказал:
— Я вызываю у вас отвращение? Не так ли?
Я отрицательно покачала головой.
— Вы лжете, — вздохнул он. — Если бы ко мне относились иначе, может быть, я стал бы другим. Но не у каждого хватает сил выступать в цирке. Некоторые обладают чувством собственного достоинства. А чем другим я могу заработать на свой, как вы изволили выразиться, желудок?
Я не могла его понять.
Он поднялся:
— У вас больше нет вопросов ко мне? — и, не дождавшись ответа, вышел.
Я подошла к Соне, тронула ее за руку:
— Надеюсь, я тебя не подвела?
— Нет, — удивилась она, — я сказала, что вы нашли меня и попросили о встрече… Так что не беспокойтесь.
Пока я шла домой, меня не покидало острое чувство беспокойства. День кончался — второй день. До конца фестиваля оставалось только три дня. А мои ниточки еще болтались в воздухе…
Спала я плохо, постоянно вскакивала, мне снились кошмары. В очередной раз проснувшись, я встала и подошла к темному окну. На улице никого не было. Ветер качал деревья, отчего мне стало совсем тревожно. Я поежилась. Если бы не глубокая ночь, подумала я, можно было бы попробовать убежать от этой тревоги на улицу. А сейчас от нее не было спасения.
Я чувствовала себя виноватой. В том, что убили Галину. В том, что не могу найти убийцу. В том, что я подставила Соню. Понятно, что теперь Илюша не спустит с нее глаз.
И все это происходило из-за абсолютно бездарного певца! Или из-за моей бездарности…
Чтобы уйти от этих мыслей, я включила телевизор. Работали только два канала. На одном шла какая-то порнуха, белокурую пышнотелую красотку трахал маленький, отвратительный карлик. Меня разобрал жуткий хохот. Я не могла остановиться. С ужасом я поняла, что вот-вот мой дебильный смех перерастет в истерику. Я схватила пульт и переключила на следующий канал. Там шла музыкальная программа. Я с облегчением вздохнула. Смех прошел. Я была рада даже Меладзе с его «Девушками из высшего общества», лишь бы не думать… Кажется, я успокоилась. В это время на экране собственной персоной возник Елисеев. Видеть его сейчас было выше моих сил. Я выключила телевизор. Стало темно и тихо. Бог мой, кажется, я устала за эти два дня. Как же я устала…
* * *Проснулась я от того, что надрывается телефон. За окном сияло солнце — в Тарасов вернулась жара. Я посмотрела на часы. Было семь утра. Подняв трубку, я услышала голос Сечника.
— Извините, что разбудил, — сказал он. — Мне надо встретиться с вами.
Так. Он был чем-то недоволен. Может быть, он меня уволит, подумала я с надеждой.
— Хорошо, — сказала я, — я подъеду через час.
— Нет, — отрезал он, — я сам подъеду к вам через двадцать минут.
Он повесил трубку.
Я вздохнула. Жизнь продолжается, Танька. Значит, надо вставать. Одеваться. Приводить себя в порядок. Может быть, сегодняшний день будет лучше вчерашнего.
Впрочем, судя по его началу, он предвещал нечто совершенно иное.