— Так ты предлагаешь канонизировать свою внучку? — весело спросил Папа.
Бальдо Розамунди заговорил уважительным тоном:
— Ваше святейшество, я бы не посмел обратиться к вам со столь дерзким желанием. Народ Венеции подал петицию с просьбой начать процесс канонизации. Священники, посланные курией, проверили изложенные в петиции факты и сочли их убедительными. Как я понимаю, все этапы уже пройдены, дело только за вашим окончательным одобрением.
Александр получил необходимую информацию от епископа, занимающего пост Защитника веры, который и рассматривал петиции о канонизации. Дора Розамунди относилась к категории белых, не красных, святых. То есть достигла святости благодаря абсолютной добродетели: жила в бедности, раздавала милостыню, заботилась о больных и убогих, возможно, совершила одно-два чуда. Каждый год в курию поступали сотни прошений о канонизации белых святых. Александр их не жаловал, отдавая предпочтение красным святым — мученикам, погибшим за веру.
Документы показывали, что Дора Розамунди не пожелала жить в достатке и благополучии, как остальные члены семьи. Помогала бедным, а поскольку в Венеции их практически не было, город лишал своих обитателей даже права на жизнь в бедности, путешествовала по маленьким городкам Сицилии, собирала беспризорных детей, заботилась о них. Помимо целомудрия и жизни в бедности, Дора бесстрашно ухаживала за жертвами эпидемий, которые постоянно обрушивались на Италию. И сама умерла во время одной из них в возрасте двадцати пяти лет. Семья начала процесс канонизации всего через десять лет после ее смерти.
Разумеется, доказательством ее святости служили чудеса. Во время одной из эпидемий некоторых заболевших признали мертвыми и уже положили на гору трупов, чтобы сжечь, но они чудесным образом ожили после того, как Дора помолилась над ними.
После ее смерти молитвы на ее могиле излечивали от смертельных болезней. А в Средиземном море моряки видели ее лик, появляющийся над их кораблями во время шторма. Чудеса, разумеется, подтверждались документами. Вот эти документы вкупе с неограниченными финансовыми ресурсами семьи Розамунди и позволяли продвигать петицию по церковным инстанциям.
— Ты просишь о многом, но моя ответственность еще больше, — изрек Александр. — Как только твоя внучка станет святой, она по определению будет восседать на небесах рядом с Господом и отмаливать грехи своих близких. В вашей церкви будут выставлены ее мощи, пилигримы со всего мира будут приходить, чтобы помолиться им.
Это очень ответственное решение. Что ты можешь добавить ко всем этим свидетельствам?
Бальдо Розамунди почтительно склонил голову.
— Мои личные впечатления. Когда она была маленькой девочкой, я уже обладал огромными богатствами, но они для меня ровным счетом ничего не значили. Не находил я радости в жизни. И вот семилетняя Дора, заметив мою грусть, убедила меня помолиться Богу и попросить счастья. Я помолился и стал счастливым. Она ничего не хотела для себя, ни ребенком, ни молодой девушкой.
Я дарил ей самые дорогие драгоценности, но она никогда их не носила. Продавала, а деньги тратила на бедняков.
После ее смерти я тяжело заболел. Врачи пускали мне кровь, пока я не стал прозрачным, как призрак, но состояние мое не улучшалось. И однажды ночью я увидел ее лицо, услышал обращенные ко мне слова: «Ты должен жить, чтобы служить Богу».
Александр воздел руки к небу, словно благодаря Господа за чудеса, укрепляющие веру, снял митру, положил на стол между ними.
— И как же ты стал служить Богу?
— Вы, должно быть, знаете, — ответил Бальдо Розамунди. — Я построил в Венеции три церкви. В память о внучке содержу дом сирот. Я отказался от плотских наслаждений, недостойных мужчины моего возраста, и вновь обрел любовь к Иисусу и Благословенной Мадонне, — он выдержал паузу, и на его губах промелькнула кроткая улыбка, которую Папа хорошо помнил. — Ваше святейшество, только скажите, как еще я могу послужить церкви, и я все исполню.
Александр сделал вид, что обдумывает его слова.
— Тебе, должно быть, известно, что после избрания на папский престол моя величайшая мечта — возглавить новый Крестовый поход. Привести христианскую армию в Иерусалим и вернуть христианам место, где родился Христос.
— Да, да! — с жаром воскликнул Розамунди. — Я использую все свое влияние в Венеции, чтобы вы получили в свое распоряжение прекрасный флот. Вы можете рассчитывать на меня.
Александр пожал плечами.
— Венеция, как ты знаешь, обхаживает турок. И венецианцы никогда не станут подвергать опасности свои торговые пути и колонии, поддерживая Крестовый поход.
Я это понимаю, как, разумеется, и ты. Что мне действительно нужно, так это золото на жалованье солдатам, на продовольствие и вооружение. Священный фонд недостаточно велик, несмотря на налоги со священнослужителей, несмотря на десятину, которую платит каждый христианин. С римских евреев я беру две десятины. Но денег на Крестовый поход все равно не хватает, — тут Александр улыбнулся и добавил:
— Вот тут ты и можешь послужить церкви.
Бальдо Розамунди задумчиво кивнул. Даже изобразил изумление, вскинув брови. И смиренно ответил:
— Ваше святейшество, скажите, сколько вам нужно, и я все сделаю, даже если мне придется заложить мои корабли.
Александр уже прикидывал, какую сумму можно потребовать с Розамунди. Наличие святой в семье привело бы к тому, что при любом королевском дворе христианского мира Розамунди принимали бы с распростертыми объятьями. Святая охраняла бы всю семью от могущественных врагов. И пусть в истории христианства насчитывалось почти десять тысяч святых, лишь несколько сотен из них утверждались Римскими Папами.
Александр заговорил медленно, роняя каждое слово:
— Твоя внучка, несомненно, благословлена Святым Духом. Она показала себя истинной христианкой, прославила царство Божие на земле. Но, возможно, прошло слишком мало времени после ее смерти, чтобы канонизировать ее. Очереди ждут и другие кандидаты, некоторые по пятьдесят и сто лет. Я не хочу торопиться. В таких делах спешка ни к чему.
Бальдо Розамунди, который только что лучился уверенностью в том, что все сложится как нельзя лучше, разом сник.
— Я хочу при жизни помолиться над ее мощами, — едва слышно прошептал он. — Так долго мне не прожить.
Я хочу, чтобы на небесах она замолвила за меня словечко.
Я искренне верю в Христа, как и в то, что моя Дора — святая. Я хочу поклоняться ей, пока сам нахожусь на земле.
Умоляю вас, ваше святейшество, скажите, что я должен для этого сделать.
Александр видел, что Бальдо не кривит душой, действительно верит в святость своей внучки. А потому, как азартный игрок, удвоил сумму, которую намеревался попросить.
— Нашему фонду недостает пятисот тысяч дукатов.
Получив их, христианский мир сможет взять Иерусалим.
Бальдо Розамунди аж подпрыгнул. На мгновение прижал руки к ушам, словно не хотел услышать ответ Папы.
Но быстро пришел в себя, и по его лицу разлилось блаженство.
— Благодарю вас, ваше святейшество. Но вы должны лично прибыть в Венецию и освятить ее мощи.
— Это моя обязанность, — спокойно ответил Александр. — Святой выше любого Папы. А теперь помолимся вместе и попросим ее замаливать наши грехи на небесах.
Глава 17
В то утро Чезаре проснулся с радостным предчувствием. Он уже ощущал начавшиеся в нем перемены. Днем ему предстояло предстать перед конклавом кардиналов, назначенным Папой с тем, чтобы «рассмотреть» его освобождение от данных им обетов и разрешить ему сложить с себя сан кардинала.
Конклав состоял из пятнадцати человек, но на заседание пришли тринадцать. Испанский кардинал заболел малярией, один из итальянских — свалился с лошади.
Никому из кардиналов ранее никогда не приходилось сталкиваться с такой просьбой, потому что для большинства людей в христианском мире сан кардинала казался пределом мечтаний. Еще бы, так высоко подняться в церковной иерархии, пользоваться всеобщим уважением, иметь возможность, пусть для многих и чисто номинальную, стать следующим Папой. Едва ли не для всех присутствующих кардиналов сан этот дался долгими годами изматывающей работы, молитвами… иной раз, и совершением грешного деяния, так что желание Чезаре сложить с себя сан удивляло и где-то обижало. Ни один из них не расстался бы добровольно с красной шляпой.
Члены конклава сидели на резных деревянных стульях, рядком поставленных в зале Веры. Длинная череда красных шляп казалась гигантской лентой, положенной перед картиной «Страшный суд». Бесстрастностью лица кардиналов напоминали маски.
Чезаре встал, чтобы обратиться к ним:
— Я стою перед вами, чтобы объяснить, почему решил обратиться к вам с просьбой сложить с меня сан кардинала. Я должен признать, что никогда не хотел быть священнослужителем. Мой отец, его святейшество Александр Шестой, сделал для меня этот выбор с самыми лучшими намерениями. Однако это не мой выбор, и ему никогда не стать моим призванием.
— Я стою перед вами, чтобы объяснить, почему решил обратиться к вам с просьбой сложить с меня сан кардинала. Я должен признать, что никогда не хотел быть священнослужителем. Мой отец, его святейшество Александр Шестой, сделал для меня этот выбор с самыми лучшими намерениями. Однако это не мой выбор, и ему никогда не стать моим призванием.
Кардиналы нервно переглядывались, изумленные откровенностью Чезаре. Он же продолжил:
— Мой выбор — вести в бой папскую армию, защищать церковь и Рим. И должен добавить, я хочу жениться и иметь законных детей. В этом мое истинное призвание, и я, дорогие коллеги, смиренно прошу освободить меня от моих обетов и позволить сложить с себя сан.
— Если мы на это пойдем, для церкви может возникнуть серьезная опасность, — запротестовал один из испанских кардиналов. — Ибо если кардинал Борджа станет принцем, а потом у него возникнет желание заключать новые союзы, служить новому королю, не обратится ли он во врага церкви и Испании?
Александр величественно поднялся с трона. Кардиналы знали, каким бы он хотел слышать решение комиссии, и теперь повернулись к нему, ожидая окончательного подтверждения.
— Просьба моего сына — благо для его души. Ибо, как он только что признал, его истинное призвание — жениться и быть солдатом, а не носить сутану. Его плотские аппетиты и отсутствие религиозных интересов причиняют папству немало хлопот, ибо он не может держать в узде свои страсти. И мы должны согласиться, что сие не идет на благо святой матери-церкви. Мы должны также учитывать, что при отставке кардинала освобождаются тридцать пять тысяч дукатов, положенных ему ежегодно, которые поровну делятся между остальными. Учитывая все положительные моменты, связанные со сложением сана кардиналом Борджа, и исходя из того, что наша главная цель — спасение душ, мы должны удовлетворить его просьбу.
Решение комиссия приняла единогласно.
На последующей короткой церемонии Папа Александр освободил сына от его обетов и разрешил жениться, даровав ему на то особое папское благословение.
Чезаре Борджа бережно положил перед комиссией лиловую сутану и красную шляпу, поклонился кардиналам и Святейшему Папе, а потом с высоко поднятой головой вышел из зала Веры в солнечный свет. Человеком мира — не церкви. Для него начиналась новая жизнь.
* * *Александр, конечно, опечалился, поскольку строил свои планы в расчете на то, что Чезаре со временем сменит его на папском престоле. Но после гибели Хуана ему требовался главнокомандующий папской армией, которому он мог полностью доверять, поэтому он подчинился воле Господа и согласился с решением сына.
Он почувствовал, как на него накатывает депрессия, что случалось с ним крайне редко, и пришел к выводу, что ему необходимо немного развеяться, чтобы снять тяжесть с сердца. Решил, что массаж ему не повредит, ибо удовольствия тела всегда улучшали ему настроение.
Александр вызвал Дуарте и сообщил ему, что проведет вторую половину дня в бане и если кто будет особо рваться на встречу с ним, то примет его там. А чтобы никто не говорил, что он отлынивает от работы, Папа попросил Дуарте ненавязчиво дать знать о том, что массаж прописан ему личным врачом.
Александр не пролежал на массажном столе и часа, как вошел Дуарте, чтобы сообщить:
— Вас хотят видеть. По крайне срочному делу.
Папа, он лежал на животе, прикрытый лишь тонкой простынкой, ответил, не поднимая головы:
— Ах, Дуарте, ты должен отдаться в руки этих женщин после того, как они закончат со мной. Они изгоняют дьявола из тела, наполняют светом душу.
— Есть и другие способы расслабления, которые я нахожу более эффективными, — рассмеялся Дуарте.
— Кто желает получить у меня аудиенцию? — спросил Александр.
— Французский посол, Жорж д'Амбуаз, — ответил Дуарте. — Вы хотите, чтобы я попросил его подождать, пока вы оденетесь?
— Скажи ему, если дело действительно важное и срочное, он может поговорить со мной прямо здесь, потому что женщины еще не закончили. В конце концов, Дуарте, даже Папа должен хоть иногда ублажать свое тело. Разве его создал не Господь?
— Я не силен в теологии, ваше святейшество. Сейчас его приведу. Обычно радости плоти французов не ужасают.
Таким французский посол и застал Папу: голый, тот лежал на высоком столе, а две миловидные молодые женщины массировали ему спину и мускулистые ноги. Дуарте подвел посла к столу и быстро откланялся.
Зрелище это шокировало даже такого циника, как Жорж д'Амбуаз. Но его лицо, как и положено дипломату, не выдало чувств.
— Можете говорить, посол, — нарушил затянувшуюся паузу Александр. — Девушкам не до наших дел.
Но д'Амбуаз отказался.
— Король строго наказал, что, кроме вашего святейшества, никто этого слышать не должен.
Александр взмахом руки отпустил массажисток, соскользнул со стола, встал. Посол старался не смотреть на него.
— Д'Амбуаз, вы, французы, обожаете секретность, однако земля слухами полнится, и мы, конечно, все знаем.
Ваш двор не может хранить тайны, как и мой. Но теперь мы одни. Говорите.
Но Жорж д'Амбуаз, видя перед собой голого Папу, буквально онемел и когда попытался раскрыть рот, горло перехватило и он закашлялся, брызгая слюной.
Александр оглядел себя, улыбнулся.
— А французы вроде бы такие раскованные… — голос сочился сарказмом. — Я оденусь, чтобы к вам вернулся дар речи.
Вскоре, уже в сутане, Папа сидел с д'Амбуазом в своем кабинете.
— Король Карл умер, — сообщил ему посол. — Несчастный случай, ударился головой о потолочную балку, потерял сознание и через несколько часов скончался, несмотря на все усилия придворных врачей. На престол взошел его родственник, Людовик Двенадцатый. По его указанию я послан с тем, чтобы сообщить, что ситуация с Миланом и Неаполем изменилась, король теперь предъявляет на них свои права. Ибо по справедливости они принадлежат ему.
Александр на мгновение задумался, брови сошлись у переносицы.
— Правильно ли я понял, что ваш новый король предъявляет права на оба итальянских королевства?
— Да, ваше святейшество. Милан принадлежал его предкам, Неаполь — королю Карлу. Но он заверяет, что не собирается в чем-либо ущемлять вас или святую мать-церковь.
Папа изобразил удивление.
— Правда? И где гарантии?
Посол приложил руку к сердцу, дабы подчеркнуть искренность своих слов.
— Я надеялся, что порукой тому будет мое слово и слово короля.
Александр помолчал.
— Так чего хочет от меня король? Если вы пришли сюда, чтобы сообщить о происшедших изменениях, и с гарантиями, что на нас они не отразятся, значит, вам чего-то от меня надо…
— У него есть желание, исполнить которое может только ваше святейшество, — ответил д'Амбуаз. — Речь идет о его браке с Жанной Французской. Он просил меня сообщить, что брак этот его не устраивает.
— Мой дорогой д'Амбуаз, — в глазах Папы заплясали веселые искорки. — Его не устраивает брак с уродливой, увечной дочерью Людовика Одиннадцатого? Какой сюрприз! Он меня разочаровал, ваш новый король. Оказывается, ваш король не столь милосердный, как я себе представлял.
Голос посла стал холодным и официальным. Слова Александра задели его за живое.
— Дело не в ее внешности, ваше святейшество, уверяю вас. Они не жили, как муж и жена, а молодой король желает наследника.
— Он собирается жениться на ком-то еще? — спросил Александр, заранее зная ответ.
Посол кивнул.
— Он хочет жениться на Анне Бретонской, вдове его кузена Карла Восьмого.
Папа добродушно рассмеялся.
— Ага. Вот теперь что-то да проясняется. Он хочет жениться на своей невестке и просит разрешения от Святейшего Папы. В обмен он предлагает заключить договор о защите наших земель.
На лице Амбуаза отразилось облегчение.
— В принципе, да, ваше святейшество, хотя я бы выразился более деликатно…
— Вы пришли ко мне со сложной проблемой, — загремел голос Александра. — Ибо сказано в святых заповедях:
«Не возжелай жены брата своего».
— Но с вашим разрешением, ваше святейшество, — замямлил посол, — можно до определенной степени изменить даже заповедь.
Папа откинулся на спинку кресла, голос вернулся к нормальному тембру.
— Это правда, посол. Однако, прежде чем я соглашусь, я хочу получить нечто большее, чем безопасность наших земель, ибо ваш король требует многого. — Д'Амбуаз промолчал, и Папа продолжил:
— Вы, конечно, знаете, что мой сын Чезаре сложил с себя сан кардинала. И теперь, конечно же, должен жениться. Дочь неапольского короля Федериго, принцесса Розетта, представляется мне достойной парой. Ваш король может убедить ее выйти замуж за Чезаре, не так ли? Полагаю, мы можем рассчитывать на его поддержку?
— Я сделаю все, что в моих силах, ваше святейшество, чтобы донести до короля ваши желание и убедить его пойти вам навстречу. И я молю вас рассмотреть просьбу короля, ибо он с нетерпением ждет результата.