Влюбленность Хофре только прибавила Санчии желания раскрыть глаза мужу, показать, сколь многого его лишили.
— Святейший Папа часто безжалостен в достижении своих целей. Ты же видишь эту безжалостность, пусть она и задрапирована Целесообразностью. И честолюбие Чезаре граничит с безумием… или ты этого не понимаешь?
Хофре закрыл глаза.
— Любовь моя, я вижу больше, чем ты думаешь.
Санчия страстно поцеловала его, и они слились воедино. С годами он стал нежным, опытным любовником, потому что она оказалась хорошей учительницей. И в первую очередь старался доставить ей удовольствие.
Потом они лежали рядышком, Хофре молчал, но Санчия посчитала необходимым предупредить его с тем, чтобы обезопасить себя.
— Хофре, любовь моя, если твоя семья попытается убить моего брата или не помешает этому и отошлет меня ради политических выгод, будешь ли ты в безопасности?
Как долго они позволят нам быть вместе?
— Я никому не позволю разлучить нас, — в голосе Хофре слышалась угроза. То было не признание в любви, а обещание мести.
* * *Чезаре провел утро на улицах Рима, спрашивая горожан о нападении на Альфонсо. Не слышал ли кто о появлении в городе заезжей банды? Не видел ли кто чего-то такого, что может помочь следствию? Усилия его не дали результата, и он возвратился в Ватикан, где Александр напомнил ему, что он должен встретиться с кардиналом Рарьо и обсудить подготовку к юбилейной Пасхе.
Встретились они за обедом на террасе кардинальского дворца, Чезаре предложил оплатить многие из запланированных праздничных мероприятий и силами солдат провести расчистку города.
Потом по предложению кардинала они отправились в лавку, торговавшую антиквариатом. Кардинал Рарьо собрал великолепную коллекцию античной скульптуры, и владелец лавки, репутация которого не вызывала сомнений, сообщил, что ему есть чем порадовать постоянного покупателя.
Через несколько минут узкая улочка привела их к крепкой дубовой двери. Кардинал постучал. Улыбчивый пожилой мужчина с длинными седыми волосами открыл дверь.
Кардинал представил своего спутника:
— Джованни Коста, я привел к тебе великого Чезаре Борджа, главнокомандующего папской армией. Он хочет посмотреть твои статуи.
Коста рассыпался в приветствиях, через лавку провел дорогих гостей во внутренний дворик, забитый как старинными скульптурами, так и их частями. На столах и на земле лежали и стояли руки, ноги, торсы. В дальнем конце дворика одну из скульптур прикрывал кусок материи.
В Чезаре проснулось любопытство.
— А что там? — спросил он.
Коста подвел их к скульптуре. Театральным жестом рывком сдернул материю.
— Это, наверное, самое великолепное творение рук человеческих, которое ко мне попадало.
У Чезаре перехватило дыхание, когда он увидел высеченного из белого мрамора Купидона. Полузакрытые глаза, полные губы, мечтательность и страсть, отразившиеся на лице. Скульптура словно светилась изнутри, изящные крылышки заставляли поверить, что Купидон того и гляди сорвется с места и полетит. Действительно, красота скульптуры просто завораживала.
— Сколько? — спросил Чезаре.
Коста сделал вид, что не хочет продавать Купидона.
— Когда станет известно, что скульптура у меня, цена взлетит до небес.
Чезаре рассмеялся, но не отступил.
— Сколько она стоит сейчас? — он подумал, что Купидон очень понравится Лукреции.
— Сегодня, ваше высочество, две тысячи дукатов, — ответил Коста.
Прежде чем Чезаре успел произнести хоть слово, вмешался кардинал Рарьо, который уже обошел скульптуру, потрогал ее.
— Мой дорогой друг, — обратился он к Косте, — но это же не античная скульптура. Мои чувства подсказывают мне, что сработали ее совсем недавно.
— У вас острый глаз, кардинал, — улыбнулся Коста. — Но я и не говорил, что это — антик. Правда, работу над ней закончили не вчера, а в прошлом году. Ее автор — молодой, очень талантливый скульптор из Флоренции.
Кардинал покачал головой.
— Современное искусство меня не интересует, ему нет места в моей коллекции. Тем более по такой запредельной цене. Пошли, Чезаре.
Но Чезаре не мог оторвать взгляд от скульптуры. Не стал ни советоваться, ни торговаться.
— Мне без разницы, сколько она стоит, когда сделана.
Я ее беру.
Коста начал извиняться.
— Прибыль идет не только мне, большую часть денег я должен отдать скульптору и его представителю. Да и перевозка обошлась недешево.
Чезаре улыбнулся.
— Твоя работа закончена, я уже сказал, что беру скульптуру. За названную тобой цену. Две тысячи… — тут в голове мелькнула другая мысль. — А как звать этого молодого скульптора?
— Буонарроти. Микеланджело Буонарроти. Он безусловно талантлив, не так ли?
* * *Рим гудел от слухов. Сначала говорили, что Чезаре убил еще одного брата, но, поскольку он публично заявил о своей непричастности к нападению на Альфонсо, этот слух быстро сменился другим. Теперь горожане судачили о том, что Орсини, разозленные правлением Лукреции в Непи, отомстили ее мужу, союзнику их врагов, семьи Колонна.
Но Ватикан занимали совсем другие проблемы. Папа, который несколько раз падал в обморок, заметно ослабел, его даже пришлось уложить в постель. Лукреция, которая раньше не отходила от мужа, теперь все чаще уступала свое место Санчии, а сама уходила к отцу. Александр сильно похудел, но присутствие дочери придавало ему бодрости.
— Скажи мне правду, папа, — как-то раз обратилась она к нему. — Ты не имеешь никакого отношения к нападению на Альфонсо, не так ли?
— Дитя мое, — Александр сел. — Я никогда бы не поднял руку на того, кто принес тебе столько радости. Твое счастье для меня превыше всего, поэтому я и выставил надежную охрану у дверей его комнаты.
У Лукреции словно гора свалилась с плеч. Она не знала, как бы повела себя, узнав, что отец приложил руку к покушению на жизнь ее мужа. Но в тот самый момент, когда Папа уверял дочь в своей непричастности к случившемуся, двое смуглолицых неаполитанцев, знакомых Санчии, входили в комнату Альфонсо. Здоровье его шло на поправку, в тот день он чувствовал себя особенно хорошо, хотя прошло только полмесяца с того трагического вечера. Он уже мог стоять, но не ходить.
Альфонсо тепло приветствовал мужчин, а потом попросил сестру оставить их, чтобы они могли побеседовать о том, чем занимаются мужчины в отсутствие женщин, а такие разговоры, объяснил Альфонсо, не предназначаются для женских ушей. Своих друзей он не видел уже несколько месяцев, так что поговорить им было о чем.
Довольная тем, что брат рад визиту друзей, Санчия покинула Ватикан, чтобы навестить детей Лукреции. Она знала, что времени на это много не уйдет. А в том, что в компании этих двух мужчин Альфонсо будет в полной безопасности, Санчия не сомневалась.
* * *Тот золотой август в Риме выдался особенно жарким, и ватиканские сады утопали в цветах. Чезаре прогуливался один, любуясь стройностью высоких кедров, прислушиваясь к журчанию фонтанчиков, пению птиц. Редко он испытывал такую умиротворенность. Жара ему нисколько не мешала, наоборот, нравилась, сказывалась испанская кровь. Он обдумывал новую информацию, только что полученную от дона Мичелотто, когда увидел у тропинки удивительно красивый экзотический красный цветок. Наклонился, чтобы более внимательно рассмотреть его, и тут услышал шорох арбалетной стрелы, пролетевшей в опасной близости от головы. Несколько мгновений спустя она вонзилась в соседний кедр.
Инстинктивно он бросился на землю, и вторая стрела прошуршала над ним. Зовя гвардейцев, Чезаре перекатился на спину, чтобы посмотреть, откуда же летят стрелы.
На балконе Ватиканского дворца, поддерживаемый неаполитанцами, стоял Альфонсо, муж его сестры. Один перезаряжал арбалет, а Альфонсо как раз выстрелил в Чезаре. Эта стрела угодила в землю в нескольких дюймах от его ноги. Чезаре вновь позвал гвардейцев, крича: «Предатель! Предатель! Посмотрите на балкон!» Автоматически схватился за меч, хотя и не знал, как сможет зарубить Альфонсо до того, как тот пронзит его стрелой.
Гвардейцы, что-то крича, уже бежали к нему, а Чезаре наблюдал, как неаполитанцы чуть ли не уносят Альфонсо с балкона. Потом вырвал из земли стрелу, вторую вытащить из кедра не смогли, на поиски третьей не было времени, и отнес ее ватиканскому химику, большому специалисту в металлах и других субстанциях. Химик подтвердил предположение Чезаре: наконечник стрелы смазали смертельным ядом, любая царапина становилась фатальной.
Чезаре поднялся в комнату Альфонсо, его Лукреция омывала раны мужа. Альфонсо лежал, не шевелясь, на белой коже багровел шрам от бандитского кинжала. Неаполитанцы, бывшие с ним, успели покинуть Ватикан, но Чезаре отправил за ними погоню.
Сестре Чезаре ничего не сказал. Альфонсо в тревоге смотрел на шурина, не зная, узнал ли Чезаре стрелявшего в него с балкона. Чезаре улыбнулся, наклонился, шепнул Альфонсо на ухо: «Начатое за обедом завершится за ужином».
Выпрямился во весь рост, сурово глянул на распростертого на кровати принца и поцеловал сестру, прежде чем уйти.
* * *Через несколько часов, сидя рядом с кроватью Альфонсо, Лукреция и Санчия обсуждали скорый переезд в Непи. Там они могли проводить время вместе с детьми, пока Альфонсо окончательно не поправится, благо они долго не общались из-за ссылки Санчии в Неаполь. Лукреция прониклась уважением к Санчии за ее бойцовский характер, и молодые женщины прекрасно ладили.
Альфонсо заснул, поэтому говорили они шепотом. Но тут его разбудил громкий стук в дверь. Открыв ее, Лукреция, к своему изумлению, увидела на пороге дона Мичелотто.
— Кузен Мигуэль, — улыбнулась она. — Что ты тут делаешь?
— Пришел поговорить с твоим мужем по одному ватиканскому делу, — ответил он, с удовольствием вспоминая, как ребенком носил Лукрецию на плечах. Поклонился. — Ты уж меня прости, но твой отец послал за тобой. А я воспользуюсь возможностью переговорить с твоим мужем с глазу на глаз.
Лукреция если и колебалась, то мгновение.
— Конечно же, я пойду к отцу, а Санчия посидит здесь, потому что Альфонсо сегодня очень слаб.
С лица Мичелотто не сходила обаятельная улыбка, когда он повернулся к Санчии.
— Разговор этот очень личный.
Альфонсо молчал, притворялся, что спит, надеялся, что Мичелотто уйдет: не хотелось ему объяснять, что он этим днем делал на балконе дворца.
Лукреция и Санчия покинули комнату, направились к покоям Папы, но не дошли до конца коридора, как услышали, что их зовет Мичелотто.
Бегом вернулись, чтобы обнаружить, что Альфонсо лежит весь синий, мертвый.
— Должно быть, внутреннее кровотечение, — пояснил Мичелотто. — Внезапно он перестал дышать, — о том, что дыхание прервали его могучие пальцы, перехватившие шею Альфонсо, он не упомянул.
Лукреция истерично зарыдала, рухнула на тело мужа.
Санчия же дико закричала и кинулась на Мичелотто, барабаня крошечными кулачками по его широкой груди.
Когда в комнату вошел Чезаре, Санчия набросилась на него.
— Мерзавец! Безбожный сын дьявола! — кричала она.
Начала рвать на себе волосы, которые черными клочьями падали у ее ног.
Появился Хофре, метнулся к ней, перехватил ее руки, держал, пока у нее не осталось сил ни вырываться, ни кричать. Потом прижал к себе, стараясь успокоить. А когда ее перестало трясти, увел в их спальню. Лукреция же оторвалась от бездыханного мужа лишь после того, как Чезаре отпустил Мичелотто, посмотрела на брата. Слезы ручьем текли по ее лицу.
— Этого я никогда не прощу тебе, брат мой. Ибо ты вырвал у меня часть сердца, которая уже никогда не будет любить. Никогда не сможет стать твоей, потому что уже не принадлежит мне. И даже наши дети будут за это страдать.
Чезаре хотелось переубедить ее, объяснить, что Альфонсо ударил первым, но столь велико было отчаяние Лукреции, что слова застряли в горле.
Лукреция же выбежала из комнаты, влетела в покои отца.
— Никогда более я не буду относиться к тебе так же, как и раньше, отец мой, — в голосе слышалась угроза. — Ибо ты причинил мне больше горя, чем даже можешь себе представить. Если кто свершил это злое деяние по твоему приказу, тогда не жди от меня больше любви. Если это была рука моего брата, тебе следовало его остановить. Но я никогда не буду любить вас, как прежде, потому что вы растоптали мое доверие к вам.
Папа Александр оторвал голову от подушки, на лице его отразилось удивление.
— Креция, что ты такое говоришь? Что с тобой случилось?
Ее глаза затуманились от горя.
— Вы вырвали сердце из моей груди и порвали узы брака, заключенного на небесах.
Александр поднялся, подошел к дочери, но обнимать не стал, не сомневаясь, что она отпрянет от его прикосновения.
— Мое дорогое дитя, твоему мужу никто не собирался причинять вреда, но он попытался убить твоего брата Чезаре. Я приказал охранять твоего мужа. — Он опустил голову, добавил. — Но я не мог приказать твоему брату Чезаре забыть о собственной безопасности.
Лукреция видела боль на лице отца, упала на колени у его ног. Закрыла лицо руками, разрыдалась.
— Папа, ты должен меня понять. Сколько же зла в этом мире? Какой же у нас Бог, если он разрешает погаснуть такому факелу любви? Это же безумие! Мой муж пытается убить моего мужа, мой брат убивает моего брата! Их души будут гореть в аду, они прокляты! Я больше никогда их не увижу, одно злое деяние, и я навеки потеряла их обоих.
Александр положил руку на голову дочери, попытался остановить ее слезы.
— Ш-ш-ш, ш-ш-ш. Бог милосерден. Он может простить их обоих. Иначе нет смысла в его существовании.
И однажды, когда эта земная трагедия завершится, мы снова будем вместе.
— Я не могу ждать целую вечность, чтобы обрести счастье! — выкрикнула Лукреция, поднялась и убежала.
* * *На этот раз сомнений ни у кого не возникло. Все знали, что убить Альфонсо приказал Чезаре. Однако стало известно и о нападении в саду, поэтому большинство римлян одобрили реакцию Чезаре. Очень скоро обоих неаполитанцев поймали, а после признания в содеянном повесили на городской площади.
Оправившись от первоначального шока, Лукреция пришла в ярость. Ворвалась в покои Чезаре, крича, что сначала он убил своего брата, а теперь зятя. Александр попытался удержать Чезаре от ответных выпадов, потому что не хотел, чтобы пропасть между двумя его любимыми детьми еще больше расширилась. Однако Чезаре очень обидело, что сестра возлагала на него вину за смерть Хуана. У него и в мыслях не было оправдываться, но, с другой стороны, он и представить себе не мог, что она числит его убийцей Хуана.
Через несколько недель и Александр, и Чезаре больше не могли видеть ее слез, а потому начали избегать встреч с ней. Когда Александр попытался отправить ее и детей в дворец Санта-Мария в Портико, Лукреция настояла на отъезде в Непи, вместе с детьми и Санчией. Добавила, что будет рада видеть там Хофре, но никак не Чезаре. А перед тем, как покинуть Ватикан, прямо заявила Александру, что никогда в жизни больше не заговорит с Чезаре.
* * *Чезаре рвался поехать следом, все объяснить. Но понимал, что проку от этого не будет, поэтому с головой ушел в подготовку новой военной кампании. Первым ее этапом стала поездка в Венецию, с тем чтобы исключить ее вмешательство, поскольку Римини, Фаэнца и Пезаро находились под защитой венецианцев.
Путешествие по морю заняло несколько дней, но наконец перед ним возник огромный, красивый город, поднимающийся из черных вод, как сказочный дракон. Он увидел площадь святого Марка, потом дворец Дожей.
Из гавани его отвезли в Мавританский дворец, расположенный рядом с Большим каналом, где его встретили несколько венецианских аристократов и помогли устроиться. В тот же день Чезаре попросил о встрече с членами Великого совета. Сообщил им предложение Папы: папская армия защищает Венецию в случае нападения турок, в обмен Венеция отказывается от защиты Римини, Фаэнцы и Пезаро.
На красочной церемонии Совет одобрил предложения Папы, а Чезаре накинули на плечи мантию почетного гражданина Венеции, каковым он стал по решению Совета.
* * *Два года, проведенные Лукрецией с Альфонсо, стали счастливейшими в ее жизни, временем, когда обещания отца, данные ей в детстве, обернулись явью. Но горе, в которое погрузилась она после смерти мужа, перекрыло светлые воспоминания. Тогда она верила в отца, доверяла брату, считала, что Святейший Папа вправе решать, что есть грех, а что — нет. Со смертью Альфонсо все это ушло.
Она чувствовала, что ее покинул отец, как покинул и Бог.
Она приехала в Непи с Санчией, Хофре, сыновьями Джованни и Родриго. Сопровождали их лишь пятьдесят самых доверенных придворных.
Здесь, всего годом раньше, она и Альфонсо любили друг друга, выбирали мебель, драпировки, чтобы украсить замок, гуляли по дубовым лесам и апельсиновым рощам.
Непи не поражал размерами: маленький городок, крошечная центральная площадь, узкие улочки, несколько замков, в которых жили аристократы, одна церковь, очень красивая, построенная на месте храма Юпитеру. Она и Альфонсо ходили по этим улочкам, держась за руки, смеясь от переполняющей их радости. Но теперь Непи словно накрыла волна меланхолии, в которой пребывала и Лукреция.
Куда бы она ни посмотрела из окон замка, на черный вулкан Браччано или на синеву Сабинских гор, на глаза у нее наворачивались слезы. Ибо везде она видела Альфонсо.
В один из солнечных дней Лукреция и Санчия, с детьми на руках, отправились на прогулку. Лукреция чувствовала себя бодрее, даже улыбалась, но где-то неподалеку заиграл на рожке пастух, и она вновь впала в депрессию.