Школьные занятия у юдолян проходили в ярко освещенных подвальных помещениях в городских недрах, в безопасности от авиабомб. Классные комнаты были тесными, но уютными. Кроме досок и парт тут были военные стенды, образцы вооружения, противогазы, защитные комбинезоны и мины. Все ребята носили строгую полувоенную форму и пилотки.
За три года до окончания школы юношей начинали призывать на фронт. Так что все каникулы старшеклассники, на зависть младшим, проводили в храбрых сражениях на передовой. Каждый класс считался боевым отрядом, а учитель по военной подготовке был их командиром. Девочки на каникулах тоже не бездельничали, а работали на фабриках или помогали на передовой в качестве медсестер.
Классы в школах были по двадцать-тридцать человек. Когда после жестоких сражений часть класса не возвращалась, то на место погибших товарищей приходили другие ребята из расформированных за малочисленностью классов. Обычно пришедших в сентябре новичков не любили, так как считали, что в почти уничтоженных классах остаться в живых могли только трусы и предатели. Новички же оскорблялись и вызывали обидчиков на кулачные поединки после занятий. Учителя не одобряли это и жестоко наказывали участников таких схваток. Юноша Тариэл пришел в свой новый класс месяц назад.
В старом классе все товарищи уважали его и ценили, потому что плечом к плечу сражались на передовой и ведали о его отваге. Старые друзья знали, что его нелюдимость – всего лишь прикрытие для природной застенчивости. Как-то раз, подшучивая над его тягой к одиночеству, ему подарили где-то раздобытый женский манекен – мол, «чтоб не скучал». Тариэл тогда раскраснелся, но подарок принял. Ведь это был подарок от его настоящих друзей. А теперь они все мертвы. И спрятанный в шкафу целлулоидный манекен – это все, что от них осталось у Тариэла.
В новом классе по уже известной причине Тариэл был презираем и не раз вызывал своих противников на бой. Их классный руководитель и командир Цевелик часто наказывал Тариэла, подвергал порке и заключению в узкий карцер. Он говорил ему: «Не за горами тот час, когда я посмотрю, чего ты стоишь в настоящем бою, а не в истязании своих товарищей».
Однажды, возвращаясь с уроков в свое общежитие, Тариэл шел по одной из кипящих городской жизнью улиц. Проспекты военного мегаполиса юдолян были многоярусны и накрыты защитным навесом от кислотных дождей. По самому нижнему ярусу улицы потоком мчались автомобили, а пешеходы шли по четырехэтажному тротуару. Между такими тротуарами-балконами летели канатные трамвайчики разных маршрутов – на каждом этаже свой номер трамвая. Этажи-улицы сообщались лифтами и уходили под автомагистраль в подземные переходы. Все люди, спешившие по своим делам, несли с собой зонтики. Дело в том, что один раз в день над улицами проливался дождь. Сначала по рельсам навеса прокатывалась платформа с мыльной водой, а потом с чистой, которую можно было даже пить.
Тариэл, не спеша, прогуливался по второму ярусу и разглядывал пирожные в витринах кондитерских магазинов. Наверное, он бы постеснялся этим заниматься, будь он не один. Но после расформирования его класса у него не было друга, с которым можно было возвращаться домой. А поток юдолян, спешащих в своих цеха, конторы и дома, был таким плотным и сумасшедшим, что школьника Тариэла в нем было совершенно не видно. Какой-то человек в плаще и с портфелем в руке наткнулся на юношу и, отчитав его, помчался дальше. Тариэл достал из кармана мелочь и посчитал монетки.
– Эхе-хе, – вздохнул он.
И вдруг увидел, как из дверей кондитерской выскочили три веселые девчонки и, смеясь, прошли мимо него со свертками пирожных. Все трое были очень милы, но одна, светловолосая, была прекрасней всех. Юноша так залюбовался красавицей, что побрел вслед. Тариэл и сам не заметил, как прошел несколько кварталов и оказался в совершенно незнакомом районе. Военный город-фабрика был настолько велик, что человек, выйдя из родного квартала, без карты мог легко заблудиться. Тариэл садился в лифты, спускался в переходы, всходил на платформы. Но сам, абсолютно не прилагая к этому усилий, оставался незамеченным. Вероятно, сказалась привычка, приобретенная в боевой разведке.
Наконец, пройдя несколько воздушных лесенок и пролетов по металлическим мостикам, девочки оказались на широкой площадке перед каким-то высотным управлением. Всюду ползли дымы, сквозь них выглядывали плавильные котлы и полосатые фабричные трубы с красными огоньками. Тут девочки уселись на пол, свесили ноги за металлические перила площадки и, любуясь заводскими красотами с головокружительной высоты, принялись болтать и есть пирожные. Тариэл притаился за круглым бетонным столбом зенитной вышки.
Вид отсюда и впрямь открывался поразительный. Далеко за горизонт уходили фабричные постройки: домны, вышки, мостики, цеха, различной конструкции трубы, из которых валили клубы белого, черного, серого, а иногда и желтоватого дыма. Из дыма выплывали дирижабли, кругом висели заградительные аэростаты. Вблизи горизонта мерцал слепящий оранжевый диск – искусственное солнце юдолян. За его ярким дремотным свечением чуть угадывался силуэт огромного, несущего его дирижабля. Гул города мешал Тариэлу слышать разговор девочек, и он решил подобраться поближе, притаившись за скамейкой, на которой сидели два важных человекоподобных каджа – лица плоские, глаза змеиные, кожа, словно корочкой, покрыта чешуей. Вдруг кто-то схватил юношу за ухо, и он взвизгнул.
– А ты что здесь делаешь? – спросил кадж-полицейский с красной повязкой на плече. – Подслушиваешь разговоры начальников, гадкий шпионишка?
– Нет! – ответил, корчась от боли Тариэл. – Я не шпион, я защитник отчизны.
– Вот трибунал и разберется, – гнусаво ответил кажд, – чьей отчизны ты защитник.
Тариэл немного испугался, потому что обвинение в шпионаже, как и предательство, сулило ему в лучшем случае унизительное разбирательство.
– Нет, я никого не подслушивал, и я не шпион! – настаивал Тариэл. – Господин офицер, пожалуйста, отпустите меня. Мне надо домой, делать уроки.
– Пойдем-пойдем, дэвианское отродье, – поволок его за собой кадж.
– Но я просто играл здесь в прятки с друзьями! – продолжал мальчик.
– И где эти твои друзья? – брызжа слюной, шипел кадж.
Юноша, надо признаться, был уже не на шутку испуган, ведь он боялся, что о подозрениях в шпионаже сообщат в школу, его не возьмут на фронт, и тогда новые товарищи вечно будут считать его трусом и предателем.
– Где эти твои товарищи? – скалясь, повторил полицейский.
– Вон, – вдруг, не ведая, что творит, сказал Тариэл и указал на девочек.
– Ага! – сказал кадж. – Маленькие сообщницы!
«Что я наделал! – подумал юноша, – теперь я точно лгун и предатель. Теперь пусть делают со мной, что хотят. Главное – выручить девочек».
В это время на помощь к каджу подоспели два других сотрудника – мужчина и женщина.
– В чем дело, господин офицер?
– Вот эти мерзкие школьники шпионили за почтенными начальниками, – обвинительным тоном сказал тот.
– Нет-нет, это я один! – взмолился Тариэл, – тех девочек я впервые вижу!
– Врешь, подлое отродье! – зашипел кадж. – Все вреш-шь!
Трое полицейских с задержанным подошли к девочкам.
– Вы знаете этого молодого человека? – спросила женщина-полицейский.
– Нет, – помотали головой они, внимательно всматриваясь в его лицо.
– Вот видите… – начал, было, Тариэл.
– Замолчи! – заорал кажд. – Замолчи! Тебя никто не спрашивал. Я знаю, что они твои сообщницы!
– А что, собственно, произошло? – спросила самая миленькая из девочек.
– Вы все арестованы! – объявил им кадж. – Арестовать их, – приказал он другим полицейским.
– Подождите, подождите, – возмутились девочки, – а в чем нас обвиняют?
– В шпионаже в пользу врага! Вот этот гаденыш подслушивал вон тех начальников, а вы красовались перед ними, отвлекая внимание.
– Вон у тех? – засмеялась одна из девочек. – Но ведь это коллеги моего отца, один из которых еще и мой родной дядя.
Кадж попытался нахмурить свое плоское лицо, но вместо этого только вздыбил местами чешуйки.
– Ладно, – сказал он, – сейчас узнаем.
Всех их подвели к скамейке с двумя важными каджами.
– Простите, уважаемые, – обратилась женщина-полицейский, – вам знаком кто-нибудь из этих подростков?
– Ну, конечно! – воскликнули каджи, – это же дочь мудрого начальника Хсема и ее друзья.
– Между прочим, юная Нестан, – указывая на красавицу, сказал один кадж, – моя племянница.
Глаза каджа-полицейского блеснули белесым светом растерянности.
– Простите, ради Великого дракона, – расплылся он в ненатуральной улыбке. – Сами знаете, времена нынче неспокойные, враг у ворот. Но я уверен, – загнусавил он, – если народ наш будет отважен и бдителен, то окончательная победа не за горами. Между прочим, за все минувшие столетия мы никогда не были так к ней близки…
Полицейские извинились и спешно скрылись прочь. Важные каджи немного пошутили с девочками и продолжили свой разговор, а те пошли обратно к перилам. Тариэл, конечно же, думал как можно скорее и незаметнее улизнуть от девчонок, но пока плелся сзади, боясь, что его схватят, когда поймут, что он не с ними.
– Ты чего-то хотел от нас, храбрый воин? – хихикая и переглядываясь, спросили удивленные девочки, заметив, что он не отстает от них.
– Да нет, – сконфузился Тариэл, – я просто гулял… Тут очень мило.
– А это не из-за тебя ли нас чуть не арестовали? – улыбаясь, спросила красавица.
– Да, возможно, – робко признался Тариэл. – Я гулял там, за скамейками, и вдруг тот чересчур бдительный господин ко мне привязался.
– А почему он решил, что мы твои сообщницы? – продолжала девочка.
Тариэл покраснел и опустил глаза. На его счастье в этот момент над городом завыла оглушительная и протяжная сирена.
– Внимание! Внимание! – раскатилось механическим голосом из установленных по всем ярусам города репродукторов. – Говорит штаб гражданской обороны. Граждане! Воздушная тревога! Воздушная тревога! Угроза химического нападения!
И вновь полилась отрывистая сирена.
– Бежим! – сказали девочки и помчались в укрытие.
Самая красивая обернулась к Тариэлу, который стоял на террасе, как вкопанный.
– Идем! Чего стоишь? – махнула она рукой.
Он бы не пошел с ними, а воспользовавшись случаем убежал прочь, но дело было в том, что он, кажется, влюбился. Кругом, придерживая шляпы, спешили граждане.
Перед тем как скрыться под навес улицы, Тариэл, бегущий в толпе рядом с девочками, поднял голову и увидел в городской дымке медленно летящие боевыми порядками вражеские самолеты.
– Дэвиане! – презрительно сказал он.
В этот момент прекрасная девочка схватила его за рукав и потащила за собой.
– Идем же, сумасшедший, не успеем!
Через десять минут они устраивались в хорошо оборудованном убежище в недрах города. Так как это был центр, народу здесь было битком, и все скамьи оказались заняты. Школьники остановились в углу просторного зала с шершавыми стенами, увешанными инструкциями, объявлениями и театральными афишами.
Тариэл снял свой школьный ранец и предложил его одной из девочек в качестве сиденья. Конечно же, не той, что ему больше всех понравилась, чтобы никто не догадался.
– Спасибо, я пешком постою, – сказала в ответ девочка, и все рассмеялись.
– Ну что, будем знакомиться? – сказала красавица. – Я Нестан, это Тамара, а это Мариэтта.
– Тариэл, – угрюмо сказал юный воин.
– Очень приятно, – сказали девочки.
– А ты в какой школе учишься? – спросила Тамара.
– В обычной.
– Ух, какой нелюдимый, – засмеялись они.
– А мы в необычной, – гордо сказала Нестан. – В гимназии Аспироз.
– Это там, где учатся дети начальников-каджей? – с ноткой презрения сказал юноша.
– Да, а чем они тебе не нравятся? Каджи милые, – сказала Мариэтта и, смеясь, добавила: – Ты, просто, наверное, бедняжка, ни одного не знаешь. Кроме, конечно, того, с красной повязкой. Ну, там, на террасе…
Где-то вновь глухо завыла сирена, и все в зале убежища притихли.
– Внимание-внимание, – сказал со стены громкоговоритель спокойным человеческим голосом. – Закрыть защитные сооружения.
Все кругом загудело, в глубине бетонных стен застучало, залязгало, заклацало, еще раз стукнуло и притихло. Шумел только винт вентиляции. Вдруг в колонках заиграла успокаивающая, до боли известная симфоническая мелодия. Взрослые на скамейках вновь опустили глаза в свои газеты и книги, а некоторые продолжили болтовню.
– И в каком ты классе? – спросила прекрасная Нестан.
– В девятом, – потеплев, ответил юноша.
– Ясно, – улыбнулась Тамара, – значит, мы ровесники.
– А кем работает твой папа? – спросила Мариэтта.
– Мой папа погиб, – сухо ответил Тариэл.
– А кем он раньше работал? – настойчиво спросила Нестан.
– Он был военным инженером, – ответил юноша, – это он придумал траки для автоматных лент.
– Это такие штучки, которые соединяют автомат с рюкзаком? – спросила Тамара.
– Да, это такие штучки.
– У-у, – как-то ехидно удивляясь, покивала Нестан подругам.
– Ага-а, – с таким же поддельным восхищением протянули те.
– Ты, наверное, и сам участвовал в сражениях? – спросила Нестан.
– Случалось, – пытаясь скрыть гордость, сказал Тариэл.
– Вон оно что-о, – так же кивая, покосилась Нестан на подруг.
– Ага-а, – механически протянули те.
– Да ну вас, – сказал Тариэл, поняв, что над ним смеются, и отвернулся.
– Ну, пожалуйста, не обижайся, – взмолились девочки, – мы всегда так делаем, со всеми. Честно-честно.
– Даже с каджами? – презрительно спросил гордый юноша.
– Конечно, особенно, с папой, – ответила Нестан. – Каджи, когда сердятся, у них так смешно чашуйки поднимаются.
– Да что с вас взять, – махнул рукой Тариэл и впервые улыбнулся.
Вновь глухо завыла сирена.
– Внимание-внимание, – сказал тот же спокойный и даже приятный голос. – В северных и юго-западном секторе опасность нападения миновала. Повторяю, опасность миновала. Отбой.
Люди кругом стали собираться, укладывать вещи, застегиваться, надевать шляпы.
– Ну что, пойдем? – сказала Нестан.
Они поднялись и присоединились к очереди у выхода.
– Внимание-внимание, – вновь сказал голос через колонки радио, – требуются добровольцы в юго-восточный сектор в район шпалопропиточного завода.
– Может, пойдем? – предложил Тариэл.
– Да нет, уже поздно, девять часов, – сказала Нестан. – Нас дома потеряют. Да и школьников, скорее всего, не берут.
Когда они выбрались на улицу, сирена все еще оглушительно гудела отбой. Трамваи по канатам между ярусами еще не летали, поэтому толпа не спеша брела по широким тротуарам-балконам и переходам.
– Может, зайдем в кафе? – набравшись смелости, предложил Тариэл и тут же с ужасом вспомнил, что у него не хватило денег даже на одно пирожное.
– Ладно, до завтра, – отмахнулись девочки.
– А как вас искать? – спросил он.
– Вспомнишь – найдешь! – крикнула, смеясь, Нестан, и девочки растворились в потоке людей.
* * *Ближайшие дни мысль о прекрасной Нестан не оставляла Тариэла. Но он считал себя слишком сильным, чтобы вот так просто влюбиться. К тому же ему нужно было работать, потому что если при наборе на фронт случался перебор, то оставляли именно тех, кто хуже учился. И товарищи считали таких ребят трусами. Учеба трудно давалась Тариэлу: он не был ни усидчив, ни внимателен. Но сейчас он должен был закончить, как минимум, без «троек».
В конце концов, то есть примерно через неделю, Тариэл сломался. Как-то перед сном он сел в своей маленькой комнатке и при свете настольной лампы стал писать стихи.
Отныне каждое утро его начиналось с проверки и редакции очередного любовного стиха. Кропотливо доводя строки до совершенства по форме и содержанию, он гладил рубашку и собирал портфель. Потом ни свет ни заря отправлялся к парадному входу элитной гимназии Аспироз и подстерегал там одну из подруг Нестан. Молча вручив белоснежный конвертик, он мчался на трамвай и в свою школу являлся с опозданием. Дисциплина его стала хромать, и он начал отставать.
– Трус! – прилюдно говорил ему командир и учитель Цевелик. Все смеялись, а он краснел, молча закипая от злости.
На каждом конвертике он указывал свой обратный адрес, но ничего ни разу не получил в ответ. Наконец он стал просить и умолять черкнуть ему хотя бы просто «да» или «нет».
Пришла осень, с навесов стали сыпать бумажные листья, и подошло время двухнедельных каникул – время отправки старшеклассников на фронт.
Дела у юдолян шли плохо, людей катастрофически не хватало, кроме того, сказывалось технологическое превосходство дэвиан. Накануне у Тариэла состоялся трудный разговор с командиром Цевеликом. Учитель прервал его на первом же слове фразой: «Прости, сынок, не могу». «Войдите в мое положение, ведь я новичок, я должен доказать, что не трус. То, что я один выжил из своего старого класса – чистая случайность. Вы же сами понимаете, что иначе никто не поверит. И я обещаю, я просто буду обязан, быть самым послушным и отважным! А если я не пойду теперь в бой, то предупреждаю, что в следующей четверти мы не увидимся». «Ну, угрозами ты меня точно не возьмешь. Впрочем есть для тебя одно местечко. Но с одним условием. Нет, с двумя. Первое: ты дашь слово чести закончить этот год на „отлично“. И второе… Второе… Ты каждый день будешь чистить и смазывать мой автомат». «Спасибо, господин командир! – Тариэл отдал честь. – Разрешите идти, господин командир?»