Приехали Петя с Люсей, полчаса со всеми обнимались и целовались. Виделись всего-то чуть больше месяца назад, на похоронах Евгения Дмитриевича, – но, казалось, прошла вечность. Маша заметила, что у брата с сестрой на глазах стоят слезы, – мысль об оглашении завещания их совсем не радовала. «Ничего, ничего, еще немножко потерпите! – думала она. – Скоро плакать будете от радости, дорогие мои…»
Спустилась бабушка. На ней было потрясающее платье пепельного цвета с кружевами и с брошью на воротнике, и выглядела она как герцогиня. Найдя глазами Машеньку, Елизавета Николаевна едва заметно ей кивнула.
«Ай да бабуля, ай да суперстар, – подумала девушка. – Как держится! Обалдеть!»
Все постепенно рассаживались в гостиной. И когда приехала Юля, там свободного места не оказалось. Она вошла, ни с кем не поздоровалась, только бабушке холодно кивнула и встала на пороге.
– Женя, принеси маме стул с кухни, – крикнула Маша.
Юля обернулась, и у нее вытянулось лицо.
– Что ты здесь делаешь, Евгений?!
– Мама, неужели ты заметила, что меня нет дома? – с иронией произнес парнишка.
– Не смей так разговаривать с матерью! Спрашиваю еще раз: что ты тут делаешь?!
– Я тут – в гостях.
– Ты соображаешь, у кого ты в гостях?
– Конечно. Это мои родственники, – улыбнулся Женя.
– Эти люди тебе никто, заруби себе на носу. А мне ты солгал! Сказал, что останешься у друзей.
– Так у меня уже и друзья здесь завелись.
– Ты не должен был без моего разрешения сюда ехать!
– Я совершеннолетний, мама.
– Да как ты смеешь! Жалкий щенок, ты с кем разговариваешь!
«Ого, – подумала Маша. – Она еще хуже, чем я думала…»
Женя пожал плечами – было совершенно очевидно, что к разговорам подобного рода и в подобном тоне он давно привык, – и пошел за стулом. Принес, молча поставил у стенки и отошел к окну, присев на край широкого подоконника. Юля была в ярости, у нее подрагивал подбородок от невысказанных оскорблений в адрес сына, но она сдержалась. Если бы она могла отсюда уйти, то сделала бы это немедленно и дверью хлопнула бы так, что штукатурка бы посыпалась; но пропустить оглашение завещания она ни за что не хотела. Сколько бы отец ей ни оставил, она должна об этом узнать сегодня же. Хорошо бы побольше, конечно, но особо надеяться на это не приходилось с учетом их холодных отношений. Надо было Юле раньше сообразить и быть с отцом полюбезнее… Да только она не ожидала, что он напишет завещание. А теперь… Ну что ж, по крайней мере, вопрос закроется, и она отделается от этого пьяницы-шантажиста, своего настоящего отца. Жаль, что Донников так и не узнал, что Юля ему не дочь. Столько денег на нее потратил – и зря, ха-ха!
Мстительная улыбка тронула Юлины губы, но она поймала внимательный взгляд Елизаветы Николаевны. Осуждает, чертова старуха. В этом доме у Юли одни враги. Не зря она их всех так невзлюбила – они ведь, как оказалось, ей даже не родня!
А Женька, ишь, дрянь, прямо во вражеский стан затесался, в самую гущу! Уж он получит, когда придет домой…
– Уже четыре пятнадцать, – нервно проговорила Леночка. – Где же нотариус?
Маша, смотревшая в экран своего смартфона, подняла голову:
– Что? А, да… Сейчас…
Она напечатала короткое эсэмэс и выключила телефон.
Дверь в гостиную была закрыта – Маша специально за этим проследила, – и никто не мог видеть человека, вошедшего в холл.
– А как он в дом попадет, Федя-то тут сидит, с нами! – озадачилась Наташа. – Кто ему ворота откроет и двери?
– Не беспокойся, тетя. Я все предусмотрела.
Маша подошла к двери, приоткрыла ее немного. Бросила взгляд на бабушку: мол, будь готова. Затем выглянула в холл.
– Вот он и пришел, – сообщила она, обращаясь ко всем. – Заходи, папа, все тебя ждут!
И она распахнула дверь настежь.
«Что-о-о? Папа? Это шутка?» – на все лады зазвучали голоса.
Но тут же стихли.
В проеме двери появился Евгений Дмитриевич Донников.
Восклицания. Грохот стульев. Все, кроме Елизаветы Николаевны, вскочили со своих мест и замерли, не веря глазам своим. Потом все заговорили разом. Забасила Наташа, запищала Леночка, запричитали Дина с Любой, Люся с Петей обнялись и заплакали. Щеки Юли пошли красными пятнами. Федор, не в силах выдавить ни слова, хлопнул хозяина по плечу; Инга зашмыгала носом, утирая его платочком, Леонид загудел что-то неразборчивое; Васильич молча пожал академику руку; шофер Сергей бросился его обнимать. Женя, сидя на подоконнике, с живейшим интересом наблюдал за своими новыми родственниками.
Евгений Дмитриевич, отводя протянутые к нему руки, прошел к матери.
– Прости меня, мама. – И он опустился перед ней на колено.
Елизавета Николаевна молча обняла голову сына.
– Главное, что я дожила до этого дня, – произнесла она через некоторое время. – Этого могло и не случиться.
Академик поднялся.
– Знаю. И чувствую себя безумно виноватым… Хотя в случившемся моей вины нет. Обстоятельства сложились таким странным образом, что…
Все затаили дыхание. И услышали поразительную историю, которую потом долго еще пересказывали всем друзьям и знакомым.
– Как многие из вас заметили, у меня было плохое настроение до отъезда в Адыгею, – повествовал Евгений Дмитриевич. – Это связано с неприятностями на работе, которыми я грузить вас не стану. И я решил поехать отдохнуть к Алану – вы все его знаете, он гостил у нас не раз, и я к нему езжу практически каждый год. Там у нас все всегда происходит по одному сценарию: прогулки, пикники, шашлыки, хорошая компания и свежайший горный воздух. Алан очень гостеприимный человек, и я всегда устраиваю там «алаверды»: то есть приглашаю его с семьей и друзьями на пикник, который организовываю сам.
В тот день, когда я наметил свой пикник, я позаимствовал, как обычно, у Алана его «Ауди», чтобы съездить за продуктами в город, на рынок. Но неожиданно путь на горной дороге мне преградила машина. Это был внедорожник «Рено Дастер» с тонированными стеклами. Я сразу почувствовал неладное. Резко затормозил и попытался набрать номер Алана. Но не успел. Дверца «Рено» распахнулась, и человек в черной маске стремительно направился ко мне. В просвет открытой дверцы я успел заметить за рулем второго бандита, тоже в маске…
Алексей с Игорем расположились в холле на ступеньках лестницы и слушали рассказ академика: после явления отца Маша намеренно оставила дверь гостиной приоткрытой, как они договорились с самого начала.
Евгений Дмитриевич справлялся с ролью виртуозно, делая паузы в нужных местах и вздыхая время от времени. Не знай Кис с ассистентом правды, поверили бы ему безоглядно.
– Он ударил меня по голове, – продолжал академик, – вырвал телефон и вытащил из машины. Потом отволок к краю дороги и двинул мне под ребра ногой, сталкивая вниз… Я помню, как покатился по склону, все еще надеясь остаться в живых… Острые камни, которыми усеян склон, били меня в бока, ломали кости… Но я знал, что ниже пологий склон переходит в отвесный, – и там все, неминуемая смерть! Поэтому я пытался, превозмогая боль, за что-нибудь уцепиться… Как вдруг влетел головой в огромный валун, и… И все. Я потерял сознание.
Очнулся я в больничной палате. Как позже выяснилось, одна супружеская пара – местные жители – увидела меня, лежавшего без сознания на склоне, донесли до своей машины и привезли в село. К сожалению, оно находится с другой стороны горы, отчего Алан об этом не узнал. Там меня осмотрел местный врач и поместил в свою маленькую сельскую больничку. У меня оказалось несколько переломов, но доктор выходил меня. Тем не менее, когда я очнулся, возникла одна небольшая, но существенная проблема: я потерял память. Кратковременная амнезия. Больше месяца провел я в адыгейской деревне, не зная, кто я и откуда родом… У меня не оказалось при себе ни документов, ни телефона – все это осталось в «Ауди», – ничего, что могло бы дать подсказку. И все же в один прекрасный день память ко мне вернулась.
Тогда я и узнал, что, по мнению следствия, я сгорел дотла в рухнувшей в пропасть машине Алана. Что все считают меня погибшим и, более того, якобы мое тело переправили в Москву и с почестями похоронили…
Среди слушателей раздались сдавленные рыдания.
Кис посмотрел на Игоря.
– Классная беллетристика, – прошептал тот. – Я и сам почти плачу.
– Я хотел было сразу позвонить вам сюда, – продолжал Евгений Дмитриевич, – но испугался, что вы примете мой звонок за дурной розыгрыш. И решил сначала добраться до дома, а уж потом являться к вам, дорогие мои люди, на глаза. Сначала я незаметно пришел к отцу Нилу. Мы с ним посоветовались, как лучше обставить мое появление…
– И ты не нашел ничего умнее, чертяка, как посвятить Машку в эти дела! – сурово проговорила его сестра Наташа. – Она ж дитя еще, Женя!
– Такое дитя, которое даст фору многим взрослым, – возразил Донников. – Согласитесь, она отлично все организовала. Собрала всех, подготовила психологически к важному событию… Чтобы, не дай бог, никто тут в обморок не упал, – улыбнулся он, едва заметно подмигнув матери.
– Такое дитя, которое даст фору многим взрослым, – возразил Донников. – Согласитесь, она отлично все организовала. Собрала всех, подготовила психологически к важному событию… Чтобы, не дай бог, никто тут в обморок не упал, – улыбнулся он, едва заметно подмигнув матери.
– Я не поняла, а где же нотариус? – громко и недовольно произнесла Юля.
– Не поняла? – удивилась Маша. – Нотариуса нет. И потом, зачем нам нотариус, если папа жив? Это был всего лишь предлог, чтобы собрать всю семью. О том, что папа жив, все должны были узнать одновременно. Иначе бы первые, кто об этом узнал, стали звонить остальным, и к концу дня информация обросла бы домыслами и деформировалась до неузнаваемости.
– То есть ты меня обманула?! – В голосе Юли звенела ненависть.
– Если угодно, да. Но в таком случае я обманула всех. Собственно, это был не обман, Юля, – это был предлог.
– Мне до других дела нет!
– Да ради бога, – пожала плечами Маша.
– И что, завещания тоже не существует? – Юлю вдруг охватила надежда: еще не все потеряно! Донников жив и, если повезет, завещание так и не напишет… А папашу родного надо просто убрать с дороги. Он алкаш, его сбить на мотоцикле – да хоть на велосипеде – легче легкого!
– Юля, Юля, – проговорила Елизавета Николаевна с упреком, – да ты в своем ли уме, деточка? Твой отец оказался жив, на радость всем, а ты его уже снова хоронишь, завещанием интересуешься? Тебе не стыдно?
– Вы тут все ханжи! – выкрикнула Юля. – Вы все делаете вид, что такие возвышенные, а на самом деле всех вас тоже интересуют деньги!!! И только деньги!!!
– Деньги действительно интересуют всех, как же иначе, – согласилась бабушка, – ведь на них люди живут. И чем больше денег, тем лучше живут, отчего и интерес к ним понятен. Но в чем ты ошибаешься, так это в приоритетах. Сначала любовь – матери к сыну, дочери к отцу, жены к мужу и так далее. А деньги – они потом.
– Да ладно лапшу мне на уши развешивать!
– А кого ты любила, Юля, чтобы судить об этом? – неожиданно произнес Евгений Дмитриевич. – Кого? Сына? Свою мать?
– А чего мне ее любить, если она всю жизнь на мне отыгрывалась за то, что ты ее бросил, папаша?!
– Женя не бросал твою мать, – возмутилась Елизавета Николаевна, – потому что никогда ей ничего не обещал! И у нее не просил! Ни ее любви, ни секса, ни семьи, ни ребенка!
– Сто-о-оп! – вдруг гневно прокричала Маша, перекрыв базар. – Мы все хотим услышать, что случилось с папой! Мы его похоронили месяц назад! В настоящем гробу и в настоящей могиле! Мы все страдали! А ты – о чем ты тут разговор ведешь, Юля?
– Да мне плевать на гроб с могилой! Я хотела узнать о завещании, но раз его нет, то жуйте здесь сами свои сопли!
Она вскочила и направилась к двери.
– Почему же, – произнес академик, – завещание есть. Я его написал. И тебе, Юля, я…
– Хватит! – перебила его Маша. – Юля, сядь на место. Или уходи, как хочешь. Но не мешай. Мы все хотим узнать, что случилось дальше. Как так вышло, что мы похоронили папу… То есть не папу, а… Кого?!
Юля села на место. Видимо, слова отца о том, что завещание все-таки написано, ее удержали.
– Пап, так что же случилось? Почему все решили, что ты погиб?
– Когда я заявил местным органам, что я жив, они еще раз провели экспертизу и пришли к заключению, что в «Ауди» сгорел похититель. Он не справился с управлением украденной машины и рухнул в пропасть. Обгоревший остов «Ауди», как и труп грабителя, вскоре нашли и ошибочно приняли его за меня… Я настоял на том, чтобы информация не сразу попала в прессу, а сам первым же рейсом вернулся сюда, к вам.
Домочадцы снова взволнованно зашумели, а Юля, поняв, что ничего важного для себя она уже не услышит, выскочила из гостиной и направилась ко входной двери.
– Женя, – крикнула она в дверях, – за мной! Мы уезжаем!
– Я останусь здесь, мама, – твердо проговорил Женя.
Настолько твердо, что Юля поняла: сын окончательно ушел во вражий лагерь. Она его потеряла. Хоть и невелика, конечно, потеря…
Что-то болезненно сжалось внутри. Но Юля привычно прогнала спазм, который вызывал сожаления. Никаких сожалений – вот ее девиз!
И она ходко направилась к огромным входным дверям. Долой их всех, этих Донниковых! Долой с глаз, долой из сердца – забыть о них, будто никогда и не было!
Однако путь ей преградили Алексей с Игорем.
– Надо поговорить, – произнес Алексей. – Пройдемте в кабинет.
– Вы кто?!
– Частный детектив Алексей Кисанов. Это мой ассистент Игорь Крымов.
– С какой стати я должна куда-то идти?!
– Мы знаем, что вы наняли человека для убийства вашего отца.
– Он мне не отец, ха-ха!
– Отец. А тот, кто уверил вас в обратном, – мошенник. У него поддельная справка о генетическом анализе. Можете гнать его взашей.
– Откуда… откуда вы знаете?!
– Юля, пройдемте в кабинет. Сейчас люди начнут выходить из гостиной… Вы хотите, чтобы они увидели, как мы вас допрашиваем?
Разумеется, сыщики блефовали, приравнивая свой статус к органам дознания, – в надежде, что Юля не просечет. И она, похоже, не просекала.
Они поднялись по лестнице в кабинет академика. Кис указал Юле на стул, они с Игорем тоже устроились у письменного стола.
– Мы провели свой анализ. И он показал, что вы с Донниковым родственники.
– Так может, это у вас результат поддельный!
Алексей с Игорем переглянулись. У этой женщины, казалось, мозг одет в броню… комплексов, как сказал бы Ромка, будь он тут. А через броню реальность плоховато воспринимается.
– Послушайте, Юля. Следствию совсем не важно, родственники вы или нет. Следствию важно, что вы заказали убийство академика Донникова, отец он вам или чужой дядя. И для этого подрядили своего любовника Диму. У него имеется мотоцикл… – Алексей назвал марку и номер, – на котором он дважды пытался наехать на Евгения Дмитриевича. Затем Дима засветился в институте, где пытался скинуть вашего отца через перила, и еще раз в переговорах с Лидией. К слову, нам известны имя и адрес мужчины, который намеревался забить вашего отца до смерти. И его тоже нанял Дима. А четыре дня назад Дима попытался сбить насмерть Машу. Тоже по вашему заказу.
– Да ну?! Что еще за сказки про белого бычка?
– Ну, давайте глянем, что тут у нас за сказки… Смотрите, вот фотографии, – Кис показал ей снимки в телефоне. – А вот это написал Дима. – Алексей придвинул к Юле пару рукописных листков. – Его чистосердечное признание. Узнаете подпись?
– Нет, не может быть… – Юля схватила листки и принялась жадно читать текст. – Это фальсификация, Дима не мог такое написать!
– Почему же? – удивился Кис.
– Потому что он… Он меня…
– Любит, вы это хотели сказать? Но вы ведь сами каких-то полчаса назад утверждали, что разговоры про любовь что-то вроде лапши на ушах. А главное бабки, не так ли? Ну, прямо в соответствии с вашей философией мы Димона перекупили. Заплатили кругленькую сумму и получили его показания. Правда, мы обещали не давать делу ход, а использовать его показания против вас исключительно в том случае, если вы снова попытаетесь причинить вред своему отцу или его близким. Сам Дима рискует немногим: не он инициатор убийства – это раз; у него не имелось корыстных целей, поскольку вы ему за «работу» не платили, только обещали красивую жизнь после получения наследства – это два; убийство не состоялось, речь может идти только о покушении – это три. И он написал чистосердечное признание, что всегда смягчает наказание, – это четыре. Если его и приговорят к тюремному заключению, то небольшому – тогда как деньги от нас он получил большие…
Деньги, разумеется, дал Донников, но детектив предпочел употребить безликое «от нас», чтобы не спровоцировать новую волну зависти и ненависти у его дочери.
– Что же до вас, Юлия Евгеньевна, – продолжал Кис, – мотива у вас больше не имеется… Евгений Дмитриевич, вы тут? – повысил он голос.
– Да, – донеслось из-за двери.
– Заходите. Вы, Юля, все это провернули в надежде на кусок имущества Евгения Дмитриевича, верно? Полагая, что завещания нет, а по закону вы получите приличную часть. Так вот, теперь можете не трудиться.
– Завещание есть. Я написал его вчера, – вошел в кабинет Донников. – И полностью лишил тебя наследства. Я виноват, наверное, что не забрал живой сверточек тогда, когда твоя мать подкинула мне его на порог. Воспитай тебя я, вероятно, выросла бы ты другим человеком. Но я сам был в ту пору пацаном… Впрочем, не буду оправдываться. Что вышло, то и вышло. А вышла дрянь.
В глазах Юли сверкала такая злоба, что Кис диву давался: откуда? От матери, вырастившей девочку в атмосфере ненависти к мужчине, ускользнувшему из ее хищных рук?
– Теперь ты ничего не выиграешь в случае моей смерти, – продолжал Евгений Дмитриевич. – Однако если в твою дурную голову снова стукнет идея избавиться от меня или кого-то из моих близких, то сразу всплывет признание твоего любовника. Хотя больше он тебе любовником не будет, без сомнения… И ты пойдешь под суд и в тюрьму как заказчик убийства из корыстных побуждений, а это серьезная статья. Исчезни из нашей жизни, Юля. Причем бесследно.