Пресечь подрывную деятельность великого террориста удалось лишь с помощью операции «Синдикат‑2», реализованной органами ОГПУ при содействии генерала–лейтенанта Владимира Джунковского, бывшего шефа Отдельного корпуса жандармов. Привлеченный председателем ВЧК Ф. Э. Дзержинским в качестве консультанта, Джунковский выработал для чекистов стратегию борьбы с контрреволюцией. Он пояснил: не стоит тратить силы на одиночек и мелкие группки террористов. Надо ловить «крупную рыбу», То есть создавать легендированные организации, членами которых якобы являются лица, хорошо известные белой эмиграции.
В литературе по истории советской контрразведки 20‑х годов приводятся различные толкования оперативного термина «легендированная организация» или «легендированная разработка». В западных же источниках это определение раскрывается однозначно, как «провокации в стиле русской тайной полиции» или «сеть ловушек для невинных людей, целенаправленно завлекаемых в них, для фабрикации громких дел». Так или иначе, но создание легендированной контрреволюционной организации «Либеральные демократы» оказалось очень громким делом. Мало того, что был арестован Б. В. Савинкова, так еще и операция, приведшая к этому, вошла в анналы истории и стала одной их лучших в деятельности ОГПУ.
Рыбка на крючке
Как же разворачивались события?
Летом 1922 году доверенный сотрудник Савинкова, видный деятель «Союза» Леонид Шешеня при нелегальном переходе польско–советской границы был задержан и на допросе дал показания на ранее заброшенных агентов Герасимова и Зекунова. В итоге, Герасимов был осужден, его подполье — свыше 300 человек — разгромлено. А Шешеня и Зекунов завербованы для работы против Савинкова.
По приказу чекистов Зекунов отправился с рекомендательным письмом Шешени к его родственнику, видному участнику «Союза» Фомичеву. В своем послании Шешеня сообщал, что в Москве он вышел на «эсеровскую организацию», представлял Зекунова, как ее члена, а также упоминал полковника Новицкого, давнего знакомого Савинкова, который прислал для передачи полякам секретные документы генштаба Красной армии.
Как и предполагалось, документы, произвели впечатления на польских и французских военных. Соответственно и на Савинкова.
Интерес к солидной контрреволюционной организации подогрели и беседы, которые провел с представителями польской разведки и «Союза», чекист А. П. Федоров, выдававший себя за одного из активистов ЛД.
Миссия Федорова увенчалась успехом. В Москву он возвращался в компании Зекунова и Фомичева. Уполномоченный Савинковым, последний должен был на месте разобраться в ситуации. Вернее, Фомичеву предстояло сыграть отведенную ему роль в шоу, устроенном чекистами. С чем он и справился блестяще. После того, как Фомичеву представили руководителей организации и убедили в том, что на сближение с НСЗРиС ЛД идет только из–за огромного общепризнанного авторитета Савинкова, он предложил организовать встречу представителей ЛД с Савинковым в Париже.
Кошки–мышки
Террористу № 1 предложили возглавить сильную контрреволюционную организацию с разветвленной сетью филиалов по всей стране. Кто бы устоял? Только не Савинков. За свою многолетнюю революционную карьеру он познал, что такое слава и власть. И узнал вкус политического забвения. ЛД была шансом вернуться к активной борьбе, стать во главе большого дела, быть первым.
В общем, расчет ОГПУ оказался верен. Дальнейшие действия Савинкова были предопределены.
11 июля 1923 года Федоров в сопровождении Фомичева выехал в Париж. 14 июля произошла его первая встреча с Борисом Савинковым. Таких встреч состоялось несколько, и каждый раз — чекист был красноречив и умел убеждать. В итоге, «бесплатный сыр» становился все желаннее.
Узнав, что Савинков намерен послать группу полковника Павловского (своего главного диверсанта) на советскую территорию для ограбления банков, Федоров предложил в качестве содействия связать боевиков с московской организацией ЛД и дал адрес конспиративной квартиры.
Савинков и сам хотел, поручить Павловского, которому он, безусловно, доверял, проверить информацию о реальных возможностях ЛД и актуальности своей поездки в Москву.
17 августа 1923 года Павловский с бандой, совершив ряд нападений, пересек польско–советскую границу. 17 сентября 1923 года он явился по полученному адресу и там был арестован. Добиться от такого человека согласия, сотрудничать с ОГПУ было нелегко. Но веские доводы нашлись и в дальнейшем Павловский, став на время ключевой фигурой операции, ни разу не подвел ОГПУ.
Чекистам же предстояло решить нелегкую задачу. Как, не отпуская Павловского за рубеж, создать у Савинкова иллюзию того, что в Москве все отлично и ему надо как можно скорее приехать.
Кнут и пряник
Для начала Савинкову предложил «пряники». В Варшаву были направлены несколько сотрудников разведки с данными для польских военных и сообщениями для Савинкова о создании двустороннего (ЛД-НСЗРиС) руководящего центра, заочно избравшего Бориса Викторовича своим председателем. Однако, осторожный Савинков ответил: он отправится в Россию, если за ним приедет сам Павловский.
Тогда чекисты применили «кнут». В апреле 1924 г. в Варшаве, а затем и в Париже, красноречивый Федоров подробно рассказал о накопившихся в организации ЛД разногласиях, об их обострении, о вероятном расколе. Спасти либеральных демократов мог и должен был естественно только Савинков.
Но тот еще колебался. Чтобы рассеять сомнения Савинкова, 21 мая 1924 года ОГПУ устроило еще один спектакль. На заседании правления ЛД (состоявшего из чекистов) была организована встреча Павловского с прибывшим из Варшавы Фомичевым. Павловский вел себя на встрече безукоризненно и озвучил «просьбу»: он хотел остаться для работы в России. 31 мая на «квартире Павловского» произошла новая встреча с Фомичевым, на которой присутствовал и Федоров. Павловский и тут оказался на высоте.
Но…Савинков повторил, что приедет в Россию только в сопровождении Павловского.
В жизни всегда есть место ошибкам
Стараясь «разрулить» ситуацию, чекисты сообщили Савинкову, что Павловский во время попытки экспроприации поезда тяжело ранен и скрывается в Москве на квартире надежного человека, хирурга. В своих письмах Павловский подтверждал эту информацию и звал Савинкова в Россию, выражая надежду на скорое выздоровление.
Фомичеву организовали встречу с «раненым» Павловским. Убедившись в невозможности выезда последнего за границу, тот возвратился в Париж. Вместе с ним отправился и Федоров. После очередной порции призывов, увещеваний, долгих разговоров и размышлений Савинков, наконец, сдался и принял решение ехать в Россию.
12 августа 1924 года он прибыл в Варшаву, где с помощью грима несколько изменил свою внешность. 15 августа вместе с Фомичевым он перешел польско–советскую границу. Пообщался с Федоровым, сотрудников разведки Пиляром, изображавшим командира пограничной заставы, «сочувствующего» ЛД, а также «членами московской организации» — чекистами Пузицким и Крикманом.
16 августа Савинков и сообщники его сопровождающие были арестованы.
Возможны варианты
По официальной версии арест вызвал надлом и внутреннюю капитуляцию знаменитого террориста. Странная версия. Савинков не боялся смерти и по собственному заявлению ехал в Россию, что умереть, став примером для других.
25–29 августа 1924 года в Москве состоялся судебный процесс, где Савинков сделал заявление: «Я, безусловно, признаю Советскую власть и никакую другую. Каждому русскому, кто любит свою страну, я, который прошел весь путь этой кровавой тяжелой борьбы против вас, я, кто доказывал вашу несостоятельность, как никто другой, я говорю ему — если ты русский, если ты любишь свой народ, ты низко поклонишься рабоче–крестьянской власти и признаешь ее безоговорочно».
Естественно, что подобные показания вызвали замешательство в среде белой эмиграции.
29 августа 1924 года Военная коллегия Верховного суда СССР вынесла Савинкову смертный приговор. Но, принимая во внимание признание своей вины и «полное отречение от целей и методов контрреволюционного и антисоветского движения», суд постановил ходатайствовать перед Президиумом ЦИК СССР о смягчении приговора. В тот же день смертная казнь была заменена лишением свободы на 10 лет.
Возможно в благодарность за это, а может, следуя душевному порыву и новым политическим взглядам, Савинков из тюрьмы направил своим единомышленникам за рубежом несколько писем с призывом прекратить борьбу против собственного народа, последовать его примеру и вернуться в Россию.
Содержался бывший террорист во внутренней тюрьме на Лубянке. В его распоряжение была библиотека; он совершал прогулки в Сокольники и даже бывал в ресторанах. Более того, к нему на интимные свидания допускали его возлюбленную, мадам Деренталь. Но тюрьма, есть тюрьма. Тяжелые ли условия заключения или что иное, привели Савинкова в угнетенное состояние духа и заставили ходатайствовать о полном помиловании. Когда же просьба была отклонена, Савинков выбросился из окна пятого этажа и разбился насмерть.
Содержался бывший террорист во внутренней тюрьме на Лубянке. В его распоряжение была библиотека; он совершал прогулки в Сокольники и даже бывал в ресторанах. Более того, к нему на интимные свидания допускали его возлюбленную, мадам Деренталь. Но тюрьма, есть тюрьма. Тяжелые ли условия заключения или что иное, привели Савинкова в угнетенное состояние духа и заставили ходатайствовать о полном помиловании. Когда же просьба была отклонена, Савинков выбросился из окна пятого этажа и разбился насмерть.
ЧК не спит
ОГПУ достигло своей цели. С политической арены ушел человек, который одним своим существованием мешал советской власти. Причем ушел дискредитированный в глазах своих соратников.
Пошел на спад и антисоветский террор. После операции «Трест» — «кальки», как теперь говорят, с «Синдиката‑2», массовый не контролируемый террор со стороны оппозиции был фактически прекращен. С подачи чекистов руководство многочисленных легендированных организаций буквально забросало зарубежный Центр сообщениями о том, что террор не оправдывает себя, а проведение боевых акций позволяет ОГПУ разоблачить руководство антисоветского сопротивления и разгромить его структуры. Особо подчеркивалось, что приказ перейти в подполье означает практически полное прекращение антисоветской деятельности этих организаций на территории РСФСР.
Эти аргументы сделали свое дело. Руководство белой эмиграции дало распоряжение о прекращении террористических актов в России во имя сохранения существующих там подпольных антисоветских организаций.
Многие из которых были, как и ЛД, лишь мифами.
По материалам Hystory.ru, «100 великих операций спецслужб» (www.operaciy-specslujb.greatest100.ru),
«Служба внешней разведки Российской Федерации» (www. svr.gov.ru), «Федеральная служба безопасности Российской Федерации» (www.fsb.ru) для газеты «Я»
История 20 Неистовая верность
Сегодня белого генерала Петра Краснова одни считают героем, другие — предателем. Однако этого человека невозможно «втиснуть» в черно–белую схему. Ярый монархист, он считал единственно правильной формулу «за царя, за Родину, за веру» и в угоду своим принципам не церемонился в средствах
Жизнь за царя
Петр Николаевич Краснов родился 22.9.1869 г. в семье потомственных генералов. Поэтому выбор профессии был для него предопределен с детства. Но не только «наследственность» привела Краснова в армию. Он был бойцом по духу, зову сердца, характеру. Военный до мозга костей, Краснов не умел сдаваться и, ввязавшись в войну и на поле боя, и на страницах своих романов и статей сражался до конца.
Главные противники генерала Краснова определились в 1917 году.
Уж, простите, за тавтологию, но красной нитью в жизни белого генерала Петра Краснова прошла ненависть к красным. Они разрушили все, что он любил; все, что он ценил; чему посвятил пятьдесят лет своей жизни. Они устроили революцию, свергли царя, обрекли страну на политическую неопределенность и смуту.
Свою позицию Краснов обозначил в романе «За Чертополохом». Он писал: «Стали гибнуть лучшие люди. И когда они погибли, подняла голову… пьяная, паршивая Русь, все отрицающая, над всем смеющаяся, и сорвала в несколько часов остатки красоты былой Руси, Руси Царской. Руси Императорской… И стала советская республика…»
Эпоха перемен
Паршивая Русь — несколько резкое определение. Но генерала можно понять. Ведь «бытие определяет сознание». Месячный оклад генерала, командира дивизии накануне революции составлял 500 рублей. Батон же белой сдобы стоил 7 копеек, килограмм телятины — 70 коп., килограмм черной икры — 1 руб.80 коп. И хотя, дело, конечно, не только в деньгах, но когда военный человек достойно содержит свою семью, смело смотрит в будущее, заслуженно продвигается по службе, то совсем не сложно верить, что «жизнь принадлежит царю, душа — Богу, честь — никому!».
В новой же реальности все было сложно, порой унизительно и до обидного непредсказуемо. До лета 1917 г. дивизия, которой руководил Краснов, еще воевала, и все было почти как при прежнем режиме. Но в тылу, на отдыхе, под влиянием красных агитаторов дивизия быстро превратилась в вооруженную банду. Со следующим воинским подразделением, которое возглавил Краснов, произошло то же самое. Дело дошло до того, что генерал боялся «родных» солдатиков. Как и многих других офицеров, они могли его запросто прикончить.
«Я переживал ужасную драму, — писал генерал. — Смерть казалась желанной. Ведь рухнуло все, чему молился, во что верил и что любил с самой колыбели в течение пятидесяти лет — погибла армия. И все–таки надеялся… Думал, что постепенно окрепнет дивизия, вернется былая удаль — и мы еще… спасем Россию…»
Рейд отчаяния
Смутное лето 1917 г. сменилось мятежной осенью. В октябре Временное правительство было свергнуто, большевики взяли власть в свои руки, а их противники взялись за оружие.
Краснов, естественно, был в числе последних. Получив телеграмму от Керенского, он двинул свой корпус на Петроград и с остатками верных частей целую неделю пытался овладеть «колыбелью революции» дабы удушить «младенца».
Под началом Петра Николаевича было всего 700 человек. Но и те вскоре поддались на агитацию и сдались большевикам, сдав заодно и своего командира.
После ареста генерала произошел эпизод, который биографы Краснова описывают с диаметрально противоположных позиций.
Оппоненты белого генерала излагают события следующим образом: арестованный Краснов был освобожден под обещание «прекратить борьбу против Советской власти и трудового народа» — такой гуманный метод тогда широко практиковался. Но Краснов не собирался складывать оружие. Ведомый ненавистью, он тут же начал новое сражение. Следовательно, нарушил слово.
У поклонников генерала — своя версия. Согласно ей, Краснов обещания не давал, а сбежал из–под ареста. Стало быть, совесть его чиста.
Так или иначе, оказавшись на свободе, генерал Краснов направился на Дон, где с конца 1917 года набирало силу «белое движение».
На Дону
Краснов прибыл в Новочеркасск — столицу Войска Донского — в конце января 18‑го года и сразу очутился в гуще событий.
На Кубань из центральной России тогда стекались тысяч офицеров, из которых генерал Деникин формировал Добровольческую армию. Параллельно ей — на волне сначала «советизации» Дона, а затем антибольшевистских протестов — образовалась вторая армия — Донская, которую поддерживали немцы.
Как они очутились на Кубани? Как говорится, не корысти ради…
В феврале–марте 1918 г. Советские Украина и Россия заключили мир с Германией, по условиям которого республики должны были поставлять немцам продукты питания. Однако выполнить обязательства Украина и Россия не смогли из–за революционных событий. Поэтому Германия, для которой поставки ревизии имели жизненно важное значение, ввела свои войска в нужные ей регионы. Но не в качестве оккупантов, а в роли союзника местных политических сил. В Украине за плечами немцев к власти пришло правительство Скоропадского. На Дону возникло казацкое «государство», возглавил которое избранный казацким кругом генерал Краснов.
«Государь всея» Дона
Краснов согласился стать атаманом только при условии получения неограниченных полномочий. «Вы хозяева Земли Донской, я ваш управляющий, — сказал Краснов казацкому кругу. — Все дело в доверии. Если вы мне доверяете — вы принимаете предложенные мною законы, если вы их не примете — значит, вы мне не доверяете, боитесь, что я использую власть, вами данную, во вред войску. Тут нам не о чем разговаривать. Без вашего полного доверия я править войском не могу».
Надо отметить, что властью своей Краснов распорядился наилучшим образом. Он навел на вверенной ему территории идеальный (армейский) порядок и фактически превратил Дон в островок прошлой монархической жизни.
Пока паны дерутся
Но ситуация была такова, что достижения Краснова априори были обречены на провал. Ибо сражаться ему пришлось на два фронта. И если на явном, в противостоянии с Красной армией, победа была вероятна и достижима. То на тайном, в противоборстве с Добровольческой армией, конфликт не имел для Краснова ни малейшей перспективы.
Дело в том, что Донскую и Добровольческую армии поддерживали противники по первой мировой войне.
Антанта (политический союз России, Англии, Франции и др., образованный в 1904–7 г. для грядущего противостояния Германии и ее союзников) фактически содержала Добровольческую армию. Донскую спонсировали немцы.
Кроме того между двумя Донской и Добровольческой существовали идеологические разногласия. Добровольцы были за либеральную, но единую и неделимую Россию. Ярый монархист Краснов защищал интересы сепаратистского Дона.