Мы с Женькой испуганно переглянулись.
– В Марфино.
– В Марфино? Зачем же вы к нам?
– Мы по карте, дорога… – предчувствуя худшее, начала я. – По карте еще сто двадцать километров на север.
– Дальше только лесовозы. Ну, рыбаки еще, конечно, и охотники. Но на вашей машине туда лучше не соваться. На Марфино вам у Шерны надо было сворачивать, вот там дорога есть. А здесь… Коля, – громко позвала она. Из-за перегородки появился Коля, здоровенный парень в белом халате и смешном колпаке. – Девушки спрашивают, от нас до Марфина доехать можно?
– Смотря на чем. Под окном ваша тачка?
– Да, – пискнула я, с тоской вспомнив, что до Шерны отсюда километров сто.
– Ну, если угробить не жалко…
Тут появился третий персонаж, женщина лет сорока, тоже в белом халате и косынке.
– Так вроде делали дорогу прошлым летом? – спросила она.
– Делали. Да ее лесовозы в хлам разбили. Хотя, может быть…
Дискуссия продолжалась еще минут десять, решено было послать за неведомым Павлом, который «все знает». Мы с Женькой переводили взгляд с одного на другого и отчаялись не только проехать в Марфино, но и поесть сегодня. Однако вскоре нам принесли борщ и котлеты по-киевски. Мы вынуждены были признать, что они наивкуснейшие. Тут и Павел появился. Взглянул на нашу машину и сказал:
– В принципе, проехать можно, я вас, если что, вытащу.
Провожали нас всем рестораном, желали счастливого пути и долго махали вслед.
– Аборигены здесь добродушные, – заметила довольная Женька, следуя по узкой улочке за потрепанным «газиком», за рулем которого восседал Павел, рослый молодец лет тридцати.
– Меня больше интересует, что они дорогой называют.
– Да ладно, Павел сказал, вытолкает в случае чего.
Я вздохнула. Мы между тем покинули город, но, несмотря на мои опасения, дорога, которая теперь шла через лес, была вполне сносной, то есть ничуть не хуже той, по которой я на свою дачу езжу. В общем, я немного приободрилась и стала поглядывать по сторонам веселее. Мы проехали одну деревню, затем вторую, и тут дорога кончилась. Зато глаз порадовали экскаваторы, горы щебня и песка. Павел, подождав, когда мы подъедем, сообщил:
– Дорогу делают, видите. Если проскочим, значит, полный порядок.
Я с изумлением воззрилась на лунный пейзаж, пытаясь понять, что он тут собирается «проскакивать». Женька деловито с ним что-то обсуждала, я решила не вникать в целях сбережения душевного здоровья. «Газик» рванул вперед, а Женька за ним след в след. Трижды казалось, что мы завязнем в песке, но господь в тот день был снисходителен к нам, и мы, как ни странно, проскочили. Павел в очередной раз притормозил, дождался нас и радостно крикнул:
– Ну, все, дальше просто. По основной дороге двигайте, никуда не сворачивая, и часа через три будете в Марфине.
Женька протянула ему пятисотенную, он обиженно сказал «много», взял двести рублей и, развернувшись, поехал обратно.
– А мне здесь нравится, – начала болтать Женька. – Граждане совершенно не испорчены цивилизацией. А ты заметила, как они говорят?
– Мы же на Севере, северяне «окают», южане «акают».
– Нет, ты вслушайся, по-моему, очень красиво. Речь такая певучая. И котлеты замечательные.
Асфальтовая дорога, которая началась внезапно, как только мы прошли зону барханов, так же внезапно и закончилась.
– Чего это он сказал, три часа езды до Марфина? – вдруг нахмурилась Женька. – Здесь же чуть больше ста километров.
– По щебенке особо не разгонишься, – философски заметила я.
Конечно, добрые люди в ресторане оказались правы, дорогой это можно было назвать весьма условно, но проехать шанс был, и мы малой скоростью катили себе дальше и очень обрадовались вдруг появившемуся указателю: «Марфино, 62 км». Если есть указатель, значит, и дорога должна быть. Чем ближе мы подъезжали к заветному городу, тем лучше становилась дорога, так что в конечном счете уложились в два часа двадцать минут, что Женька сочла своей большой заслугой из тех, что сродни подвигу, и минут десять только об этом и говорила.
Марфино, вопреки моим ожиданиям, оказалось очень симпатичным городом. Центральная улица радовала обилием цветов, особняками девятнадцатого века и фонтаном в центре небольшой площади. Торговый центр, банк, здание администрации с развевающимся на легком ветру триколором. Два уличных банкомата, которые я приметила, убедили меня в том, что с цивилизацией здесь порядок.
– Сейчас спросим, где у них тут монастырь, и пойдем на разведку. Вон купола, церковь какая-то. Может, наш монастырь?
– Может, – не стала я спорить, хотя куполов вокруг было достаточно.
Мы подъехали к церкви, Женька буркнула:
– Сиди здесь. – И пошла за сведениями.
Минут пятнадцать я терпеливо ждала, затем решила, что лучше мне присутствовать при выяснении маршрута. Когда я вошла в церковь, Женька разговаривала с батюшкой, тот что-то втолковывал ей, расстелив на подоконнике карту. Я настороженно приблизилась, поздоровалась, батюшка ответил, а Женька с разнесчастной физиономией сообщила:
– Оказывается, монастырь вовсе не в городе. Отсюда до него еще километров тридцать пять.
– Ну… – пожала я плечами. – Где семьсот километров, там и восемьсот.
Женька вздохнула, и я поняла, что грядут испытания.
– Прямой дороги туда нет. То есть есть, железная, можно доехать на поезде, только ходит он по нечетным дням и сегодня уже ушел.
– Отлично, – кивнула я, потому что не нашла слов, которые могла бы произнести при батюшке.
– А вам зачем в монастырь? – спросил он.
– Мы на экскурсию. Наслышаны о ваших славных краях, вот и решили… – улыбнулась я, подозревая, что улыбка вышла не совсем искренней.
– На экскурсию? – он вроде бы не поверил. – Так вам лучше в другую сторону, сто двадцать километров южнее. Там находится Ферапонтов монастырь, там музей, фрески, и места очень красивые.
– Мы хотели бы в Рождественский монастырь, – ответила Женька, повергнув батюшку в раздумья.
– Сказать по чести, смотреть там нечего, – счел своим долгом сообщить он. – Монастырь только восстанавливать стали. Там раньше тюрьма была. Сами понимаете… Живут семь монахинь и послушницы.
– Они что, сами монастырь восстанавливают? – удивилась Женька.
– Нет, зачем сами? Там строительная бригада. Матушка Татьяна за работами смотрит. Женщина она очень строгая. – Тут батюшка улыбнулся в пышную бороду и хмуро добавил: – МГУ закончила, журфак, а потом решила, что жизнь в миру не для нее. Но хватка у нее такая, думаю, лет через десять монастырь будет краше, чем прежде.
– Постойте, – нахмурилась я. – Но если монастырь восстанавливают, как-то туда материалы доставляют?
– По железке. И дорога туда, в общем-то, есть, только через озеро, на пароме переправляться надо, и сегодня вы уже опоздали.
– А когда паром?
– Первый в семь утра.
– Спасибо, – вздохнула Женька.
– Карту себе оставьте, – предложил батюшка. Мы еще раз поблагодарили его и вышли из церкви.
– Придется ночевать здесь. Думаю, проблем с гостиницей не возникнет.
– Евгения Петровна, а не ты ли говорила, что надо доверять своей интуиции и приглядываться к знакам судьбы? – ехидно спросила я.
– А что там с твоей интуицией? – насторожилась она.
– Интуиция мне подсказывает, что если наше паломничество обрастает такими трудностями, значит, нечего и соваться.
– Ты что, предлагаешь вернуться? После того, как мы восемьсот километров отмахали? И все без толку?
– Хорошо, пойдем искать гостиницу, – вздохнула я.
С гостиницей проблем не возникло. В ближайшей нас приняли с распростертыми объятиями, номер оказался вполне приличным, что примирило меня с действительностью. После ужина в ресторане жизнь и вовсе показалась прекрасной. Я намеревалась отдохнуть, но Женька потащила меня в город, часа за три мы обошли все церкви (здесь их было пять) и прогулялись по симпатичным улочкам с застройкой девятнадцатого века. Даже Евгения Петровна, несмотря на свой энтузиазм, еле волочила ноги. Узнав, где находится переправа, мы отправились спать. Я была уверена, что усну мгновенно, но не тут-то было. Женька сопела рядом, а я то к окну подходила и долго смотрела на спящий город, то принималась читать, то вновь пыталась уснуть, и так до самого рассвета. Разумеется, вскочив в шесть часов, Женька едва смогла меня растолкать. Сонная и злая, я переместилась в машину, поклявшись, что последний раз иду на поводу у подружки.
Переправа находилась километрах в десяти от города. Женька ворчала, что мы опоздали, и неслась как угорелая. Увидев указатель, мы свернули, и всю мою сонную одурь как рукой сняло. Перед нами открывалась картина необыкновенная. Ровная гладь озера, а на той стороне огромные сосны, насколько хватал глаз – сплошные леса. Воздух был чистый, и птичьи голоса звучали до того звонко, что перекрывали даже шум машин.
– Обалдеть, – сказала я.
– Обалдеть, – сказала я.
– То-то, – усмехнулась Женька. – А ты ехать не хотела. Это тебе не наш парк «Дружба», это Русский Север. А дышится-то как! – открыв окно, с восторгом произнесла она. – Одним воздухом сыт будешь.
Перед паромом выстроилась вереница машин; было их не так много, но я все равно забеспокоилась:
– А мы все уместимся?
– Уместимся, паром большой.
Так-то оно так, но сооружение показалось мне довольно хлипким. Парень в красном комбинезоне командовал на въезде. На нашу машину посмотрел с интересом, должно быть, обратил внимание на номера другого региона и теперь гадал, откуда нас принесло. Когда последняя машина въехала на паром, его слегка тряхнуло, и мы начали отходить от берега. Парень обретался рядом. Женька открыла дверь и спросила:
– До Рождествена как проехать?
– На берегу развилка будет, езжайте прямо. А чего вам там понадобилось? – улыбнулся он.
– Мы журналисты.
– А-а… об оборотнях писать будете? – Он весело хихикнул.
– О каких оборотнях? – насторожилась Женька.
– Ну… чего у них там? Нечисть всякая.
– Серьезно? А мы и не слышали.
– Услышите, – пообещал парень, вновь хихикнув, однако на сей раз вышло это у него довольно зловеще.
– Мы, собственно, о восстановлении монастыря писать собирались.
– Монастырь? – Он головой покачал. – Монастырь – это хорошо. Привет там Ефросинье передавайте. Говорят, она в полнолуние бродит.
– Кто такая Ефросинья? Монахиня?
– Монахиня, монахиня, – развеселился парень.
– Послушайте, – решила вмешаться я. – Может, объясните, что вы имеете в виду?
– Да в этом Рождествене все как есть шизики. Чужаков, кстати, не любят, так что вы поаккуратней. Особенно с вопросами. В прошлом году один любитель туда отправился аномальную зону искать, до сих пор о нем ни слуха ни духа.
– Вы это серьезно? Про аномальную зону? – нахмурилась Женька.
– Конечно. О ней и в журнале писали. Часы там останавливаются и прочее… На ночь в Рождествене оставаться не советую. Последний паром в восемь вечера, так что не опаздывайте.
Он помахал нам рукой и пошел на корму. Женька в полном обалдении проводила его взглядом.
– Чего ты? – понизила я голос. – Парень дурака валяет.
– Анфиса, у него клыки. Вот те крест. Он когда ухмыльнулся…
– Так, начинается, – перебила я. – Выбрось эту глупость из головы. Не клыки, а резцы. Аномальная зона еще куда ни шло, но оборотни – это чушь. А с Ефросиньей разберемся. Ясно, что это какая-то местная достопримечательность.
– Ладно, – вздохнула Женька. – Если с Кошкиной ничего не выйдет, забацаю репортаж о российской глубинке, и аномальная зона весьма кстати, народ любит небылицы.
– Вот именно небылицы, – съязвила я.
Между тем паром уже причаливал к берегу. Машины одна за другой выезжали на асфальтовую дорогу, парень в красном комбинезоне с улыбкой кивнул нам и крикнул:
– В восемь.
В полукилометре от пристани была развилка, впереди указатель: «Рождественский монастырь». Мы углубились в лес, очень скоро асфальт кончился, но проселочная дорога, вопреки словам батюшки, была вполне сносной, вдоль нее тянулись столбы с электропроводами.
– Давай остановимся, – предложила я. – Посмотри, какая красота вокруг.
– Зачем останавливаться? – нахмурилась Женька.
– Пройдемся по лесу…
– Не хочу. Что я, леса не видела? Еще заплутаем.
– Да мы рядом с дорогой, – не отставала я.
Ясно, что в голове подружки роятся не самые светлые мысли. Я пыталась настроить ее на лирический лад, но не преуспела. Женька все больше хмурилась и на мои старания завязать ничего не значащий разговор не реагировала.
– Ты заметила, – вдруг сказала она. – Ни одной деревни по пути.
– И что?
– Тебе не кажется это странным?
– Не кажется. Здесь плотность населения совсем другая, а ты завязывай себя пугать.
– Сколько километров мы проехали?
– Не больше двадцати.
– И указателей нет. Все-таки это странно.
Она увеличила скорость, насколько это было возможно, еще минут двадцать мы ехали в молчании. Тут дорога сделала плавный поворот, и мы увидели небольшое озеро. На пригорке среди деревьев показался монастырь, сбоку в низине, ближе к озеру, прилепилась деревня, десятка три домов. Тут и указатель появился. «Рождествено, 1 км» – значилось на нем.
– Ну, вот, – вздохнула я, признаться, с облегчением. Женька перевела дух, улыбнулась и даже заметила:
– Красота-то какая.
Мы начали спуск к деревне и вскоре достигли первого дома. Дома здесь были большие, окна высоко над землей, но окошки маленькие, со ставнями. Я принялась озираться по сторонам, высматривая дорогу к монастырю.
– По-моему, тут надо свернуть, – сказала я Женьке. Песчаная дорога поползла в гору, перед нами выросла монастырская стена из беленого кирпича, наверху торчали штыри, на них в те времена, когда здесь была тюрьма, должно быть, крепилась колючая проволока. Мы проехали вдоль стены и через минуту оказались перед воротами. Одна створка была открыта, отсюда открывался вид на двор с разнообразным строительным материалом, справа возвышалась церковь с пристроенной к ней колокольней. Церковь была совсем маленькой, за ней два деревянных дома и дощатый забор, выкрашенный темной краской. Мы оставили машину возле ворот и вошли внутрь.
Судя по звукам, строительные работы шли полным ходом. Мы пересекли двор, но ни одной живой души не увидели. Дверь в церковь оказалась открытой, в дверях стояла девушка в длинной черной юбке, бесформенной темной кофточке и косынке. Она наблюдала за нашим приближением с некоторым недоумением. Я улыбнулась, готовясь поздороваться, и, приглядываясь к ней, отметила про себя, что девушка настоящая красавица. Тонкие черты лица, довольно смуглая кожа, яркие губы, темные большие глаза с длинными ресницами были очень хороши.
– Здравствуйте, – громко сказала Женька, опередив меня на мгновение.
– Здравствуйте, – ответила девушка без улыбки и замолчала. Мы с Женькой переглянулись, только сейчас сообразив, что к встрече не подготовились. С чего начать разговор, в голову не приходило не только мне, но, судя по всему, и подружке.
– Какие у вас места красивые, – заметила она, переминаясь с ноги на ногу. Девушка молча кивнула. – Мы бы хотели поговорить… – вздохнула Женька.
– С матушкой? – спросила девушка.
– Да.
– Я вас провожу.
Девушка направилась по тропинке к одному из деревянных домов. Женька, слегка поотстав, зашептала:
– Посмотри на церковь. Я уверена, это она была на фотографии.
– Знаешь, сколько таких церквей?
Девушка оглянулась, решив, наверное, что мы к ней обращаемся. Женька широко улыбнулась. Девушка между тем поднялась на крыльцо, где стояла широкая скамья.
– Подождите здесь, пожалуйста, – сказала она и скрылась в доме.
Ждать пришлось минут пять. Дверь распахнулась, и на крыльцо вышла матушка, а мы, признаться, удивились. Было ей никак не больше тридцати пяти лет, добродушное румяное лицо, взгляд внимательный. Улыбнулась уголками губ и сказала:
– Доброе утро.
– Здравствуйте, – одновременно вскакивая, произнесли мы.
– Я настоятельница монастыря, зовут меня Татьяна.
– Очень приятно, – затараторила Женька. – Мы журналисты, приехали к вам издалека, хотели написать о вашем монастыре. Вообще о здешних местах. – Женька полезла в сумку за удостоверением, матушка равнодушно взглянула на него и кивнула. Подруга кашлянула и продолжала: – Хотелось бы знать, как продвигаются работы, с какими трудностями вы сталкиваетесь, и о жизни в монастыре, конечно.
– Вы садитесь, – кивнула матушка на лавку и сама села с краю. – Трудностей много. Денег не хватает, – усмехнулась она. – Это главная трудность. Работы предстоит много. Мечтаем храм восстановить, работы по расчистке уже начались. Бог даст, к осени с этим справимся. Епархия нам всемерно помогает, ну и частные пожертвования. Их немного, но мы и малой толике рады. За два года кое-что сделать успели, вот дома построили, поначалу жили в вагончике, там сейчас рабочие. Сад разбили, огород у нас, подсобное хозяйство, сами себя обеспечиваем, иконостас заказали. По воскресеньям прихожане приходят со всей округи, они нам помогают чем могут. Становится их все больше, что тоже не может не радовать. Хотите на церковь взглянуть?
– Конечно.
– Идемте, – позвала она и первой спустилась с крыльца.
К церкви мы пошли с другой стороны, миновав сад, который матушка с гордостью нам показала, и огород, где трудились четыре монахини. Они нас приветствовали, поглядывая не без любопытства.
– Сколько сейчас монахинь в монастыре? – спросила Женька.
– Семь человек, считая меня, и еще послушницы.
– Немного.
– Времена, когда в здешних монастырях жили десятки монахов, к сожалению, в прошлом. Начинали мы вчетвером. Бог даст, придут еще сестры.
Мы подошли к церкви: нас догнала черноокая красавица, принесла косынки.