Живых из конвоя не оставляли. Ружья взяли и тут же напали на поместье, что случилось поблизости. Помещик - страстный охотник, любитель оружия обогатил разбойников еще на десять стволов и порох. К счастью, лошадей захватить не смогли.
Конюх, заслышав выстрелы, а после и увидев смерть барина, успел выгнать лошадей из конюшни, пугнул волчьим воем и прорвался с несущимся табунком на волю. Прискакал без седла до поста уездной команды. Оттуда, чуть рассвело, пустили голубя с сообщением и вот мы шагаем скорым маршем, настигая банду по горячему следу. А бандиты нет, чтобы в бега кинуться, целое утро потеряли в поместье. Что-то искали.
Пот давно пропитал мундир, патронная сумка и тесак немилосердно хлопают по бокам. Шаг - бег, шаг - бег. Но офицеры бегут с нами, один ротный - верхом.
Молодцы, явно после обильного возлияния были подняты, но все похмелье выбили из себя бегом и потом. Хрипят, впрочем, как и половина солдат, но бегут.
- Стой! Пять минут, отдыхай!
Солдаты ослабляют ремни, ложатся на ранцы, поднимая натруженные ноги вверх, давая схлынуть крови от мышц. Шуток и разговоров не слышно. Против нас не меньше двадцати ружей. И это только те, кто взял оружие от конвойных и с поместья. Есть еще от пяти до десяти нападавших, тоже оружные. Но не ружья страшны. Сорок отпетых озверевших отморозков с этапа, плюс неизвестное количество местного контингента. Им терять нечего.
Расчет, что успеют скрыться, не оправдался.
Вообще, какого рожна полезли на то поместье? За одежкой? Непонятный, неправильный какой-то побег.
Им бы разбежаться, а они прут кучей, и мочат всех подряд. Ведь могли устроить побег и дальше от города с его гарнизоном. С такой организацией-то вполне могли, а получилось аккурат у дома злосчастного барина.
- Приготовится к движению!
А капитан наш - орел. Нет, кроме шуток, командует на загляденье.
Люди встают, оправляют амуницию.
- Капральство Горского в голову колонны! Ранцы, тесаки снять, передать шестому капральству. Прапорщик Кабанов, пойдешь головным дозором, далеко не отрываться. Бегом!
- Рота шагом, а-арш!
- Слушаюсь, господин капитан! - Это Кабанов уже на бегу. Мы, избавившись от груза, пылим вслед. Только ружья со штыками, да заряды с собой.
Наша очередь. Через каждых две версты дозор сменяется, теперь мы - впереди всех. Глаза роты. Наша задача - смотреть и не прогавить место, где разбойники свернули с тракта. А придется, так и ловить первую пулю. Дозор, одним словом.
Кабанов устал, но крепится. С ним понятно. Остальные держатся тоже молодцами. А как мои тормоза?
Ай да молодые. Маршировать не могут, зато бегут как лоси, только тихо, тише всех. Ни стука, ни бряка от них. Да они же из лесовиков, из Пущи в солдатчину загремели. Охотники, итить…. Есть идея!
- Ваше благородие! Разрешите задумку одну высказать.
- Говори Горский, чего тебе?
- Разрешите мои молодые вперед пойдут, двое по тому краю, а я со Стасем с этой. Они - охотники, след углядят.
- Делай!
- Стась, со мной!
Бронислав и ты, Алесь - с той стороны. Тропите след, не подведите меня мужики.
Верста пройдена, вот и вторая на исходе. Алесь поднял руку.
- Туда пошли. - Указывает - Не все, человек пять. Тихо ушли, не глядел бы специально и не заметил. Хитрыя….
- Остальные сюда повярнули.- Это Стась, указывает на противоположную сторону.- Как стадо ломятся, любой углядит, куда….
Бронислав пробежал еще по дороге метров двадцать и вернулся.
- Дальше следа нет, все в лес ушли. Тут расходились. Пятеро, может чуть больше свернули в эту сторону, остальные в ту.- Показывает руками. - Недавно совсем.
Кабанов думает недолго.
- Крепин,- это один из астраханцев - остаешься тут, роту ждешь. С пораненой ногой и так отмотал знатно. Дальше обузой будешь.
Ты капитану все доложи. А мы за меньшей ватагой вдогон. Лесовики - вперед, глядите куда бежать. Что встали? Пошли!
Прапорщик уже весь в погоне. Азартен чертяка, не зря все деньги в карты просаживает. Но пока дрова вроде не ломает.
Настигаем гадов, настигаем.
Выстрел. Клуб дыма впереди, визг пули над головой, мусор и ободранная с дерева кора за шиворотом.
Настигли….
Чуть не рявкнул: - Ложись! - инстинкт сработал. Хорошо, что споткнулся и прикусил язык.
Не стрелять! - это прапорщик. - Палить только лесовикам, остальные заряжают. Слыхали, лешие, палите только в цель! Не мазать мне, бей супостата без жалости.
Выстрел. И еще. Теперь - ответный.
Еще два с нашей стороны. Дым мешает смотреть, кислый привкус на губах. Не вижу цели. Опять ответный. Еще наш выстрел. Впереди вскрик.
Тихо, дым рассеивается.
- Горский, бери астраханцев и проверь.
Идем с двумя бывшими гренадерами, проверяем. Пуля в стволе, штык перед собой, в животе холод и бурчание. Страшно.
На пулю я еще не нарывался. Совсем другие ощущения, чем когда идешь на клинок. Там страх перекрывается бешенством и яростью, там сталь на сталь. А тут противопоставить свинцовому шарику нечего. А как тогда под бомбежками себя люди чувствовали? Во где ужас, наверное. Как таракан под тапком. Бррр. Это не от страха, это от холода. Что - тепло? Тогда от волнения.
- Ваше благородие! Мертвый тать! Две пули в нем засели. - Хриплый голос гренадера слева.
Ага, лежит голубчик, бритый каторжанин. Две раны, обе - смертельные. Как после первой еще стрельнуть смог?
- Задержать хотел, каналья! Рядом они, ребята. Еще немного и догоним. Давайте ребятушки, не выдайте. Вперед! Вперед! - прапорщик похож на терьера у лисьей норы, рвется в погоню.
- Вашбродь! - это Алесь - Их четверо, двое нясут чего-то тяжелое. Меняются все время. След видный, не уйдут, вашбродь.
Мягкий белорусский выговор вроде успокаивает прапора.
- В линию, рассыпались! Проверить затравку! Шагом, пошли!
Еще минут тридцать погони.
Природа сегодня за нас, дорогу разбойничкам перегородил овраг, а мы уже рядом. Как там у Киплинга? - Они приняли бой.
Кабанов чуть не кинул нас в штыки, но его вовремя зацепило пулей. Целили в офицера, и почти достали. Могли и грохнуть, но я успел сбить с ног, увидев вспышку затравки. Хотя пулей в голову по касательной все же прапор получил. Ну и вырубился. Контузия.
Штыки я отменил, мне понравилось, как мы обезвредили первую засаду. Повторяем трюк со стрельбой в три ружья. Я с винтовкой страховал.
Через пятнадцать минут выбили всех, поднять руки никто не захотел. Последний, уже раненый, даже в атаку кинулся. Этого снял я, винтовка не подвела, но отдача конечно…. Синяк на плече обеспечен. У нас слегка задело в плечо Бронислава, больше потерь не было.
Перезарядился, велел лешим поглядывать. Наверное, это погоняло за ними так и закрепится. И пошел проверять. Сам.
Во идиот, да? Нет. Просто я хочу перебороть этот холод в животе, задавить его раз и навсегда. Через страх надо переступать, да еще попинав его при этом, иначе никак.
Прохожу мимо первого. Моя пулька угодила ему в голову. Ага, все шестнадцать с половиной мм. Готов. Дальше.
Огибаю бугорок, за которым скрывались бандиты. Все мертвы, двое сжимают в руках ружья. А вот и третий - лежит, обхватив одной рукой небольшой, но видно очень тяжелый сундучок и накрыв его своим телом. Спихиваю труп, чтобы рассмотреть что там.
Тихий стон. Еще не труп, но почти.
Мужик отходит. Кровь изо рта струйкой стекает на подбородок и шею. Глаза уже не видят света, но губы что-то шепчут. Другая рука сжимает мешочек-ладанку на груди.
Внезапно голос умирающего крепнет:
- Wys #322;a #322;em z Moskwy do r #243; #380;nych dobre … woz #243;w w bramie Ka #322;udze do Mozhaisk. Poszed #322;em z Mozhaisk starej drodze do Smole #324;ska, i sta #322;…. (Я отправил из Москвы с разным добром… подводы, в Калужские ворота на Можайск. Из Можайска пошел я Старой дорогой на Смоленск, остановился…. (польск.))
Рука судорожно рванула шнурок ладанки срывая его с шеи и швыряя прочь. Тело выгнулось и опало. Все.
Странный мужик, похож на благородного, вон бачки, руки без мозолей хоть и с черными грязными ногтями. Лицо, бритое прежде, сейчас заросло недельной щетиной. А вот одет мужчина в сермягу. Тут бы больше сюртук подошел.
Махнул солдатам, чтоб подходили. Сам, подняв ладанку и кинув ее в патронную сумку, попытался поднять сундучок. Ого! Если предположить, что не свинец, то это много.
Приподнял крышку. М-да - не свинец. Хоть бы капральство золотую лихорадку не подхватило. Хотя, вон и Кабанова под руки ведут, теперь это его забота.
Быстро оклемался. Были бы мозги, было бы хуже. Ну, это я так, отходняк пошел. Он вообще ничего, смелый малый. И насчет его заботы, тоже не прав.
Действуя скорее инстинктивно, чем осознанно, пока не подошли, набросил на сундучок каторжанскую хламиду, выдернув ее из-под мертвеца с ружьем. Потом усадил на этот импровизированный табурет прапорщика и стал оказывать ему первую помощь, одновременно отдавая распоряжения.
Приказал оттащить трупы, сложить их в ряд. Алеся, вот уж истинный следопыт, вместе с астраханцами отправил навстречу подмоге, чтоб не блудили. Велел не трепаться там лишнего. Остальным приказал отдыхать.
Приказал оттащить трупы, сложить их в ряд. Алеся, вот уж истинный следопыт, вместе с астраханцами отправил навстречу подмоге, чтоб не блудили. Велел не трепаться там лишнего. Остальным приказал отдыхать.
Вздохнул о горячей воде, но мои солдатики утешили:
- Щас будет, господин унтер-офицер.
И сделали. Двое запалили костерок, а один умелец, содрав немного бересты, соорудил небольшой кузовок и в нем вскипятил воду. Саперская смекалка сразу видна.
Обработал рану на голове прапорщика горячей водой.
Кабанову было плохо. Бег после пьянки, а потом и контузия никого еще не укрепляли. Пришлось его уложить у того же сундучка и наказать не двигаться, после подошел к своим солдатам.
- Слушай сюда, братцы. Что разбойнички несли, небось догадались. Но то такой кусок, что простому человеку не прожевать, не проглотить. Большие деньги - большие заботы. Тут только за то, что видели, можно живота лишиться. Забудьте и молчите. Упадет что нам - хорошо. Тут я стараться буду. Все-таки славно воевали. Не упадет - не страшно, остались с тем, что имеем. Будем считать, что от пули откупились.
- А мы и не видели ничего. - Голос от костерка.
- Так, а я о чем? Глаза не видят - сердце не болит. Так как?
- Добро, господин унтер-офицер, мы и сами не без понятия.
До наступления темноты оставалось совсем недолго, когда прибыла подмога во главе с капитаном Вениамином Андреевичем Васильевым. Банду добивала, по слезной просьбе командира четвертой роты именно четвертая, усиленная двумя взводами нашей третьей. Она прибыла почти сразу вслед нам. В губернии такого массового побега еще не было. По крайней мере, давно не было. Солдаты за своих побитых товарищей мстили. Пленных не брали.
- Разрешите доложить, господин капитан! - Вытянулся перед ротным. Тот кивнул.
- При преследовании разбойных людей, дважды вступали в бой. Сперва на засаду попали, там один всего был, а после остальных у оврага прижали. Еще четверо. Легко ранен один солдат. Прапорщик Кабанов - контужен, просит подойти к нему, дозвольте проводить.
Махнув рукой сопровождающим, чтобы остались, капитан отправился к лежащему. Подошли.
- Да он спит?! Горский, ты что это…?
- Прошу простить, но речь идет о золоте. Не решился при всех…. - Скучающее выражение лица капитана не изменилось, лишь бровь вопросительно приподнялась.
- Много, одному едва поднять. Еще раз прошу простить, если что сделал неправильно, прапорщик без сознания был.
Во нервы, даже скучающее выражение с лица не исчезло. Постоял, чуть подумал, шевеля левой бровью. Этакий Фауст в раздумье.
- Солдаты знают?
- Догадываются, ваше благородие. Но глазами не видели.
- Без чинов, Горский. Сейчас я всех уведу, а ты с прапорщиком, и…. Есть пара абсолютно надежных людей?
- На пару могу положиться. Молодые, мира еще не видели.
- Значит ты с прапорщиком и двумя солдатами, ждешь здесь. Утром будут телеги, заберут тела и прапорщика. В телегу с раненым все и сложите. Надо будет сопроводить его до дома губернатора, где герою-прапорщику окажут помощь.
Все делаешь спокойно, не привлекая внимания. На въезде я встречу, провожу.
- Понял, Вениамин Андреевич, на перевязке экономить не буду.
- Понятливый юноша. Это хорошо. Я надеюсь на вас, Сергей Александрович.
- Не подведу, Вениамин Андреевич.
Пароконные телеги прибыли на рассвете. Кабанов с аккуратно перевязанной головой был бережно положен на сено в одной из них. В это же сено был запрятан сундучок. На вторую покидали трупы разбойников.
Ехали не торопясь, чтоб не растрясти прапорщика, так что до города добрались далеко за полдень. Васильев с тем же скучающим видом встречал нас на въезде в город и вместе с капральством сопровождения эскортировал до дома губернатора. Там геройский прапорщик был перенесен в гостевой флигель, а сундучок незаметно в одну из комнат дома. После меня и солдат отпустили отдыхать.
Почти двое суток на ногах - это много. Спать охота, просто жуть. Даже есть не хочу. Спать….
Три последних дня вересня стояла удивительно тихая погода. Золотая осень. Воздух настолько прозрачный что, кажется можно заглянуть за горизонт. По утрам уже прохладно, на почве заморозки, новая шинель пришлась как нельзя более кстати. В карауле по ночам тоже зябко.
Служба идет своим чередом, но свободного времени совсем нет. Васильев приказал расположения не покидать, загрузив меня по полной, через день - на ремень вместе со всем капральством. Из караулов практически не вылезаю, даже Кабанова проведать не могу.
Нашему бравому прапору досталось неслабо, от контузии стала отниматься левая сторона тела, думали, будет калека. Но я не зря говорил, что предки были людьми стальными, отсутствие медицины компенсировалось крепким здоровьем. Отлежался прапор. Одинцов, проведывавший его, рассказывал, что уже пытается вставать и вовсю пристает к горничным. Ну и хорошо, славный он парень.
Приехал Тимоха, привез целый продуктовый обоз как благодарность от населения Горок за безоброчный год. Я действительно оказался выгодным постояльцем. Гаврила, распоряжаясь этим продуктовым изобилием, выделил толику и хозяевам моей квартиры.
Пока я нес караульную службу, Гаврила наставлял старосту на путь истинный. Бедный Тимоха, он не знал, что дело ему придется иметь не с молоденьким барином, а с тертым мужиком-управляющим который умеет действовать и кнутом и пряником.
Тимохе Гаврила сначала показал кнут, зашугав до икоты. Как он сказал:
- Чтоб холоп знал свое место.
После - пряник, объяснив:
- Хорошо барину - хорошо и старосте. Барин заботится о своих людях, но и они пусть не ленятся.
А после вдумчиво вдолбил ему в голову план работ на ближайшее время. Список вышел длинный, но судя по тому, как Тимоха кланяясь мне, уважительно косился на Гаврилу, сделано будет все.
Перед отъездом староста традиционно бухнулся мне в ноги и клятвенно заверил, что в поместье все, что должно быть сделано, сделано будет всенепременно. Барский дом за зиму отремонтирован, конюшня подновлена, заброшенная пашня по весне распахана, а все пожелания Гаврилы Савельича учтены. Получил под отчет триста рублей, завернул в тряпицу, еще раз бухнулся в ноги и уехал к себе в Горки.
Гаврила ходил довольный собой как слон. Оказывается, потомок скоморохов неплохо разбирался и в сельском хозяйстве. Уж лучше меня точно. Даже поверхностного взгляда на мои владения ему хватило для того, чтобы понять - растить злаки на не слишком плодородных почвах - дело зряшное, а вот огородничество и лен - самое то. Плюс животноводство, места для выпаса скотины там много. С моей подачи еще подсолнечник и картофель. Уж больно его заинтересовало подсолнечное масло. Оказывается, масло из семечек еще не давят. А это еще одна незанятая ниша. Технологию я ему пересказал. Теперь Гаврила экспериментирует с давильней. Семечки продаются и недорого, для экспериментов хватит. Деньги под это дело я выделил. Короче, он управляющий пусть и управляется.
На первый день октября выпал снег. К обеду он растаял, но нас порадовал. Снег на Покрова - снежная зима, верней приметы нет.
После утренней молитвы вестовой от капитана Васильева передал приказ, прибыть всем отделением в канцелярию комендатуры. Все - при параде.
За внешний вид своего отделения мне стыдно не было.
Немного денежки потратить пришлось, но и фельдфебель Семен Мироныч помог. Мы с ним поладили. Глядя, как я муштрую своих людей на плацу, он вдруг проникся симпатией к новому унтеру, а может тому посодействовало мое уважительное отношение к старику - не знаю, но под свою опеку он меня принял. Несколько раз, между караулами, взяв фляжку с бодрящим напитком и немудреную закуску, заходил к нему поговорить о службе, о старых временах. Семен Мироныч сперва ворчал на молодежь, а после выпитой чарки начинал рассказывать.
Службу старый фельдфебель знал насквозь, причем изнутри, всю от корки и до корки. Видя мой интерес к службе снабжения, квартирьерской службе и прочими вопросами, связанными с жизнедеятельностью боевых подразделений, старик охотно говорил на эти темы. Мне же знания были необходимы, если придется партизанствовать на коммуникациях французов. Да и вообще, умение воевать ложкой не менее ценно, чем умение воевать штыком и пулей. В промежутках между караулами я с удовольствием учился у старого служаки этой премудрости.
В одни из этих посиделок, видя благостное настроение старика, подкатил к нему с вопросом приодеть своих орлов, пообещав не обидеть. Покряхтел фельдфебель для виду, поругался, но таки посодействовал. Я естественно отблагодарил и теперь имею геройский вид десятерых бойцов. Вся амуниция добротная и в идеальном порядке. Мундиры, утепленные шинели, рейтузы и самое главное для пехотинца, сапоги обновлены, форма ушита по фигуре у всех солдат, включая и молодых леших. Красавцы, одним словом.
Строю своих орлов и отправляюсь к комендатуре.