Вот так и пришла на пары! Судьба ты с меня злорадно там смеешься? Не зря я на ваши пары не ходила, Антон — Батон или мне теперь называть Антон Николаевич на Вы и шепотом? Все в этой аудитории видели молоденького преподавателя, лет 25, только я узнала в нем свою первую любовь. Может, по иронии судьбы или хорошему чувству юмора, одного из невидимых, никчемно выполняющего свои прямые обязанности купидона, случилась классическая история любви для подростков.
Он — первый парень, который обратил на меня свое внимание, как на красивую девушку. В начале школьного года, я ждала припаздывающего водителя, прихорашиваясь в зеркало. В отражении виднелась девушка шестнадцати лет, хотя выгляжу я намного меньше своих лет. На длинных музыкально сложенных пальцах маячил новенький французский маникюр. Школьная форма идеально подчеркивала мою невысокую, тонкую фигуру, еще сформировавшись до конца. Длинные, рыжие волосы чуть вьющееся, аккуратно собраны в хвостик. Немножко вздернутый носик, но не пяточек, придавал образу определенную наивность и забавность. Того самого не скажешь о моих губах всегда накрашенных коралловой помадой, подчеркивающим цветом мои рыжие волосы до более яркого цвета. Кстати, верхняя губа больше нижней, и так смешно поднятая вверх. Я всегда тыкаю указательным пальцем в нее пальцем, чертовая привычка. Отец говорил, что выгляжу, как волшебница.
Вид девушки строившей воздушные замки и бережно оберегавшую их в душе от злого вмешательства, с горчинкой боли и разочарования, в миксе с большой половиной детскости и наивности, так и не выветрилось с моей головы по сей день, спустя семь лет. Юношеством возрасте, я с уверенностью твердила школьной подруге: «Хочу парня музыканта и тоже рыженького! Будет у нас такая идиллия рыжих музыкантов! А после мы с ним обоснуем дует. Будешь приходить наслаждаться нашей любовью через музыку с зала?». Все стало, как желала, с точностью, да немножко не так.
— Ты Алиса? — поинтересовался подкравшийся парень, показалось, что голливудская улыбка ничтожна, когда он насколько ослепительно улыбнулся.
Еще тогда подкаченное тело Антона ловило на себе взгляды юных, млеющих, робеющих особ, девушки заглядывались на гитариста штабелями и вагонами. Мне же подобные стрижки, как у этого подошедшего незаметно парня, напоминали картину «побритый кактусятник». Уши казались из-за нее нереально огромными, как спутниковые антенны. Может, он ими и мог принимать сигнал с космоса? Длинным, очень светлим, напоминающим перышко ресницам с громадной завистью позавидовали все в округе девушки. Зеленые глаза, цвета хаки, излучали травяной цвет при попадании на роговицу играющих лучиков солнца с прохожими. Над глазами идеальной формы, красовались брови, правая была разбита, зашитая, но уже изрядно зажившая. Неформальная растрепанная одежда, без всяких там плащей или шипов, нагоняла на меня страх и не одобрение. Один намек на неформальность придавала футболка с изображением любимой группы и косуха, в которой кто-то сидел.
— Да. Мы знакомы? — обсмотрев парня, через минуту ответила не спеша, продолжая изучая неизвестного оборванца насторожившего своим неожиданным появлением.
— Еще нет. У меня для тебя подарок, — и с той косухи появился декоративный кролик белоснежного цвета с красными глазами, грызущий кусочек морковки. — Бери! Ее зовут Болтушка, она страшно любит много есть.
— Какая милая!
— Ну… вообще-то теперь ты просто обязана каждый день мне рассказывать: как живет Болтушка? Сегодня в семь на набережной, буду ждать. Кстати, я — Антошка.
— Антошка — Картош…
— Только не называй меня картошкой… — перебил меня, теперь уже профессор Антон Николаевич. Кто бы мог подумать, что с того оборванца — забияки вырастит такой мужчина? Почему нельзя узнать наперед, кем станет, какой вырастит тот или иной человек?
— Хорошо, — я сделала вид, что согласилась и уже вечером в телефоне записала его как Антон — Батон. Вот так оборванец назначал два года: куда и во сколько прийти. Я не люблю подчиняться, но почему-то выполняла всегда его просьбы с радостью. Именно Антон первый посеял вражду между мачехой и мною. Отец успокаивал свою жену, говоря: «Это первая любовь, они еще сотни раз расстанутся», а после попал в аварию и умер. Именно в день смерти отца, я и узнала от друзей: почему получила кролика? Кролик означал его выбор пасии, как исполнение чьего-то желания в «бутылочке». Я оказалась для него игрушкой, девушкой исполнения желания за проигрыш в настольной игре для подростков. Ни уронив не одной слезинки, наверное, их уже просто не было в организме в тот день, собралась с мыслями и отослала ему курьером ответный подарок — маленькую статуэтку-кубок, на которую приклеила подпись:
«За первое место мистеру исполнителю желаний. Соблазнителю и покорителю сердец богатеньких девочек» и приложила с записку «Болтушка — единственное, что было между нами хорошего».
Сердечко долго надеялось на звонок Антона, противного исполнителя желаний, такого любимого Батона. Каждый вздох был наполнений ожиданием его сообщения: «Да это было так, но я — благодарен за это желание. Иначе бы струсил к тебе подойти. Люблю тебя, моя Енигматичка». Пару месяцев подавленная, с разбитым в душе воздушным замком, не выпускала телефон с рук, проходили дни, потом недели, а Картошка так и не соизволил позвонить. Откуда мне было знать парень, получив подарок, решил «все потеряно». Следующей осенью ушел в армию. До сих пор я вспоминаю с нежностью совместные побеги от родителей за город, задорный смех и руки, играющие на гитаре под моим окном.
Разочаровавшись в первой любви, хоть внешне это не видно, ни с кем больше не встречалась. Парнем для меня стало одиночество. Одиночество — такая жизненная остановка, отрешенности от людей. Это как ждать прибытия поезда метро одной на платформе, потом сесть единственной в вагон и думать: «Почему нет ни кого рядом в мире кишащими его обитателями?». Одиночество — это тяжелая мука, наполненная собственными диалогами, разговорами с кошкой или телевизором. В одиночестве живет тишина, которую заглушают громкой музыкой, вызывая самые искрение мысли и поселяя чувство необходимости теплоты, но не поддаются ей. И, когда уже стает жарко от обогревателя, только тогда понимаешь, что теплота должна быть душевной, заполнить все и залечить раны, но боязнь того, что раны еще больше усугубят, убегаешь от этих мыслей прочь далеко и надолго. Многие сходят с ума от такого, многие бьются в истериках в поисках плохих качеств себя, окружающих, многие заглушают свой внутренний крик социальными сетями и разными говорилками-переписками. Может, на счастье или совсем на беду, в нашем мире сложно найти таких людей, которые влюблены в одиночество от первой до последней косточки, от головы до окончания нервных клеток. Да, кто-то подумает про невменяемость таких людей, но именно мне одиночество и отрешенность стало дорогим моментом в жизни, шубой в зимние морозы. В нем я нашла себя. Нашла силы быть тем, кем я есть, пережить предательство. Это мой способ пережить боль. В молчаливом крике выносятся важные вердикты души. Забыть любовь? Как забыть дорогой душе момент, постепенно превратившейся в драгоценный урок? А главное — зачем? Я просто стала жить дальше, и с годами восстановив свой замок чувств, обгородив его не преступной крепостью. Плача в подушку, я пообещала больше ни кого так близко не подпускать и старательно держусь обещания. Если не выполнять обещанное, то, как себя потом уважать?
Поклонников и завоевателей сердца было хоть отбавляй. Виктория говорила: «Бегают, как табун упрямых баранов за овечкой, а овечка еще та с характером: этот не этот, тот носатый, тот рогатый! С такими вкусами и параметрами будет в девках до пенсии». Я ни дня не возвращалась домой без подарков. Курьеры многих служб считали мой дом постоянными клиентами и знали, как зовут по имени отчеству всех членов семьи и прислуг. Дело не только в моей, отличающей с толпы внешностью, а и противоположный пол видит во мне по большей части — мешок наследства, подходящую партию.
Школьная подруга Лиза звала меня магнитом, объясняя их поведение — охотничьим турниром за руку и богатство, при этом смеясь: «Ты такая мисс всея Руси, глава неприступности». Одно время она собиралась лично наградить победителя. Трофеем должен был стать пояс с надписью на упряжке «Я вас сделал!». С этим подарком Елизавета каждый день ходила в школу-лицей. Грант-При так ни кто и не получил. Конечно, на выпускном вечере Лизка слезно на коленях просила поцеловать кого-то в щечку, чтобы не пришлось выкидывать столь долго ожидавший своей участи презент. Но, у меня личное плавило, можно сказать, табу не целоваться с нелюбимыми, уж насколько я старомодна. Ничего не добившись, подпоив меня слегка, подруга решила приняться за план «Б». Встав на высокий стул со второго раза (первый поднялась без микрофона, ей пришлось идти отбирать его у тамады силой) сто восемьдесят трех сантиметровая выпускница в коротком зеленом коктельном платье, сшитое под заказ одним из модных американских стилистов, со всей силой появившейся в крови алкоголя, прокричала в микрофон, заглушив всех:
— Любименькая моя подруженция! Вот это загнула! Хи-хи! Обещаешь ли отдать это тому, кто покорит тебя?
— Успокойся. Не смешно! — она скорчила плаксивую рожицу и уже открыла рот, чтоб продолжать меня позорить, пришлось соглашаться: — Ладно, давай сюда и отстань!
Все три класса, бывшие выпускники, с явным любопытством начали наблюдать эту ситуацию. Ненавижу лишнего внимания к своей особе, меня вполне устраивает быть тихой мышкой и наслаждаться любимыми вещами. Но об этом в выпускной вечер только и оставалась мечтать. Я, отобрав пояс, принялась снимать неутихающую Лизу, но та продолжила:
— Не слезу, не тяни! И так! Дамы и господа! Все мы. Хм… Евгений Семенович! Дядя! — обратилась она к директору и по совместительству к своему троюродному дяде: — Снимайте нас! Завтра будет еще отнекиваться! Че вы роетесь долго с камерой? На! Мой айфон бери, не чехли только, лысый! — дядьке явно нравилось представление или, возможно, сделав скидку на алкогольное опьянение племянницы, уважаемый мужчина не стал ничего говорить в противоречье, спокойно снимая на камеру, мысленно надеясь показать это нашим родителям, бывших без пяти минут школьниц.
— С завтрашнего дня я стаю студенткой факультета журналистики. Когда ты, причина грусти почти всех тут парней, найдешь себе достойного парнишу? Это риторический вопрос. Так вот. Мы будем дружить и пятьдесят, и в сто в гробу — не избавишься меня и не скроешься. Я обязательно о знаменательной дате в жизни Алисы Тарахановой, влюбленности, напишу статью! Узнает весь мир! Да-да! Весь! Ты же знаешь, я не шучу! Мой отец хозяин трех самых модных журналов. Устрою твоему будущему мужу пресс-конференцию и напечатаю во всех трех журналах ее с комментариями «завоевателя» под названием…ээээ… «Кузнечики в обмороке или Любовь играет в прятки…».
Я не теряла надежды отобрать микрофон, но одноклассница продолжила:
— Так что ждите парни! Я для вас фотку на разворот помещу этого покорителя сердца, чтобы знали, кому рожу бить или где вам пластику стоит сделать! Сеня! Сеня! Не смотри на нее так — тебе пластика и та не поможет.
Замолчать Лизку заставил тот самый злосчастный микрофон. Изворачиваясь от очередного захвата мной микрофона, подруга наступила на провод каблуком и плюхнулась на пол со свистом. Паркет принял Костенко с восторгом и громким звуком оповестил о падении барышни всех, в том числе, на втором этаже здания. К огромному удивлению всех ни косточки не повредив, пьяная Лиза приказала директору нажать кнопку «Разместить видео в социальной сети». Рейтинг видео зашкаливал через три недели. А сама Лизка еще не став журналистом, уже была самой ожидаемой скандальной фигурой желтой прессы. Именно тогда блогеры и комментаторы придумали ей кличку «Паркетная разоблачительница».
После выпускного я с содроганием сердца слышала каждый раз про этот вид интернет-общения — социальные сети. Первая моя регистрация в социальной сети вызвала фурор. Юноши решили это жестом «я соскучилась без вас, напишите мне, пригласите погулять». Многие решили воспользоваться, тем более теперь не нужно придумывать слова и бояться подойти. Все просто решили написать «пошли на свидание». Спасибо дядьке админу, ввел функции «Личные сообщения могут присылать только контакты» и «Писать на стене можете только вы», по-иному так и пришлось бы сидеть с другой странички под ником Дульсинея Фигвамовна и аваторкой маленькой девочки с мультика «Корпорация монстров».
А теперь передо мной — он. Картошка или Батон. Антон. Крохотный воздушный замок, который после Антошки пришлось собирать по частям, как пазил мелкой мозаики, затрясся. Душу переполняли капельки тревоги с запахом дыма от сгоревшего костра и весенних полевых цветов, смешанные с двоякими мыслями: дать пощечину и обнять. Вдруг я его еще люблю? Или просто мозг окончательно протянул свои руки к екающиму сердечку и навек закрыл его на ключик от любви, нежности и трепета.
В аудитории царила тишина, взгляды преподавателя со мной, студенткой, смотрящих друг на друга, переходили на гипнотический уровень, не отводя и не мигая, только Верочка толкала в бок, надеясь еще в начале года получить «отлично» за свое молчание. После такого рассматривания могу смело идти в конкурс «Кто кого пересмотрит». Чуть позже поднялся гул — группа принялась шептаться, некоторые принялись выкрикивать старосте: «Я выиграл пари, они втюрились — возвращай за ставку деньги». Первым отвел взгляд, нарушая тишину Картошка:
— Алиссса, — немножко протянул звук «ссс» под наплывом вспышек воспоминаний, мимолетно улыбнувшись, он взял себя в руки, сжимая сильнее, чем нужно, труд Фрейда «Die Zukunft einer Illusion» («Будущее одной иллюзии»), — Я… я Вас так давно не видел. Точнее никогда не видел. Вы думаете приходить на мои пары? — и, осознав, что долгое молчание захватило группу излишним интересом, добавил: — Я молчал десять минут, а Вы так и не объяснили, почему не были на наших парах. «Простите» — ни кто не услышал?!
Ответом стало отрицательное кивание головой.
Какой тебе простите? Не обнаглел ли ты часом тут? А не рухнул ли ты с неба на дуб, а с дуба на кактус? Может, подняться, положить красную дорожку, захватить хлеб с солью, поклонится и закричать: «О, царь-батюшка, велите меня казнить, а не помиловать!». Ага, сейчас! Тьху!
В душе замяукали кошки.
Вот еще что придумал! Буду ходить на тебя миловаться, а вдруг ты еще раз тут присоединишься к спору в нашей группе? Спор — это же дело чести для Антона-панталона! Может, правда ему предложить? И сама сделаю ставку на облом обломыч.
— Что ж! Тогда после ректорской вынужден с вами поговорить, и если вы не придете — забудьте о закрытии моего предмета больше, чем на низкий уровень. Надеюсь, ваша рассудительность в норме.
Кошки хором встали на дыбы, готовясь нацарапать ему на низком уровне все свои мысли. Одна с кошачьих-бунтующих сняла свой колпак, вообразив метательной звездочкой и в любую секунду приготовляясь использовать. Еще пара животных согласилось, чтобы их раскрутили за хвост, как метательную тарелку, для быстрой доставки к рожице красавца Помидора. Именно помидора. С первым зрительным контактом Бантошка слился кожей со своими волосами, сейчас прилично длинными и небрежно торчащими в сторону, выкрашенными в белый цвет, придавали более симпатичного вида хозяину, чем прежде. После еще пары минут, он вовсе стал похож на овощ, залившись яркой красной краской.
— Милая… — вся аудитория посмотрела на преподавателя, не понимая причины поведения.
По телу у бывшего возлюбленного (а может все-таки не бывшего?) синхронно пробежали мурашки, а после и по мне. Только мои мурашки пробежали в качестве митинга с возмущениями «Засранец!». Некоторые, видно старейшины, пошли в гости к дятлу в голову просить выклевать этому Буратино всех тараканов и остальную живность, подающие Картону надежды.
Сотни мурашек, а, может, и миллионы, промелькнули и на преподавателе, на его лице видно эту надпись старославянскими огромными буквами: «Тип, это твой шанс все исправить! Соберись тряпка! Будь мужиком. Ну, давай! Не мужик чтоль? А че тогда коленки дрожат? Даааа! Даже у твоих мурашек мурашки спинки покрыли».
— Милая девушка, после лекции подойдите ко мне. — исправился Батон.
— Алиса, что случилось? Ты его знаешь? Господи, не молчи только. Очнись. — все время повторяла над ухом шепотом Верочка. Еще бы! Она полгода об этом говорила б всем к месту и не месту!
Я тихонько собирала свои разбросанные вещи, подняла разбитый ноутбук, упавший на пол, когда впервые заговорил профессор, и немедля начала двигаться к выходу. Коснувшись дверной ручки, с уверенностью, что он просто воспоминание и привет из прошлого от чудака-купидона, шагнула за дверь, тяжело вздохнув, попрощалась. Но кто-то за вторую руку, довольно грубо схватил. Не стоило обворачиваться — прикосновение рук гитариста я запомнила навсегда. Такое же авторитарное, небрежное, но с долей нежности, а от рубашки веяло все тем же ароматом мужского насыщенного дешевого одеколона, такой еще дядьки пьют в подворотнях. Но, раньше руки у Картошки никогда не дрожали от прикосновения, были уверенными, а сейчас, наверное, решили превратиться во включенный миксер.
— Задание на доске. Уважаемые студенты, у вас час для решения ректорской контрольной работы. Тараханова, вы не посещаете мои пары. Как можно вас оценить? Если покинете аудиторию, придется сообщить в ваш деканат о подобном инциденте. Советую остаться и забыть. — как оказалось, у него не только руки дрожат, а в образовавшей тишине, стоящему возле профессора было слышно бешенный стук сердечка.
Картон, молча, бесцеремонно поволок меня в дальний угол, усадил за парту жестом. Уточнил вариант ректорской — седьмой, и сел к себе за стол. Время от времени поглядывал: не списывают ли студенты? Списывали все и каждый! Но, ни одного замечания преподаватель не сделал. Прохаживаясь между рядами, профессор незаметно подложил мне, любимой студентке, записку. К огромному удивлению, даже Верочка-сплетница не обратила внимания. Так ректорскую она себе б закрыла хорошей оценкой. Я, прочитав текст, взвыла, как волк на луну, от радости или от злости, как человек в зоопарке, обнаруживающий, что вольер со львом открыт.