– Но результативно, – возразил Лев, – Аня выздоровела. Знаете, она была в некотором роде Маугли. Мы познакомились, когда ей исполнилось тридцать, сразу после смерти старших Волынкиных. Иван Сергеевич держал дочь на коротком поводке, устроил ее работать в библиотеку, неподалеку от дома. Сам ее на службу привозил, сам забирал. Ни о каких романах с мужиками речи быть не могло, Волынкин боялся, что Аня опять заболеет. Знаете, когда я ее пригласил в кино, она так бурно обрадовалась, воскликнула: «Всю жизнь об этом мечтала!»
Я едва не убежал, услышав такое заявление, но подумал: это кокетство. Ну а когда Аня про свои детство и юность рассказала, пожалел ее, почувствовал себя Дедом Морозом. Купил Ане мороженое – она в восторге: «Никогда не ела эскимо!»
Пошел с ней в магазин за шмотками – шквал эмоций: «Неужели сама выберу себе платье? Папа не разрешал мне заходить в торговый центр».
Поехали на море – жена разрыдалась от счастья. Подарил ей котенка – кинулась мне руки целовать.
Лев замолчал.
– Я читала о таких людях в специальной литературе, – подхватила я. – Там говорилось, что большинство из них, попав в обычные обстоятельства, осваиваются, а затем маятник идет в обратную сторону, и они начинают прожигать жизнь. Образно говоря, секс, наркотики, рок-н-ролл.
– До стимуляторов дело не дошло, – вздохнул Лев, – хотя Аня пропала, не знаю, что с ней случилось потом. Но вы правы. Через три года счастливой семейной жизни она словно с цепи сорвалась. Сначала сменила работу, устроилась костюмершей к одному эстрадному певцу. Я было начал сердиться, но Анна оказала сопротивление. «Хватит! Я устала от чужого руководства! Хочу жить на полную катушку, поездить о городам, пожить в празднике, в музыке! К черту библиотеку! Я сама хозяйка своей судьбы».
Я с жалостью посмотрела на Льва, могу себе представить, как развивались события дальше.
Аня с головой нырнула за кулисы шоу-бизнеса. У нее появились приятельницы, Волынкина начала курить, частые поездки на гастроли тоже не способствовали укреплению семьи. Лев понимал, что происходит с супругой, он любил Анну, поэтому решил дать жене перебеситься. Его терпения хватило на год, затем он сказал: «Аня, тебе тридцать четыре стукнуло, пора нам подумать о ребенке». – «Не хочу», – отрезала супруга. «Времени в запасе не осталось», – миролюбиво сказал Лев. «У меня его полно», – с детской наивностью заявила Аня. «В сорок рожать опасно, – предостерег муж, – возрастает опасность появления на свет ребенка с болезнью Дауна». – «Не собираюсь приковывать себя к пеленкам», – огрызнулась Аня. «Но я хочу ребенка!» – помрачнел Лев. «На здоровье, – бросила жена, собираясь на работу, – это дело нехитрое, пусть тебе кто-нибудь родит».
Вот тут Лев разозлился по-настоящему и закатил скандал. В пылу гнева он обозвал супругу шлюхой, добавил еще парочку подобных «комплиментов» и сурово распорядился: «Хватит хвостом в кулисах трясти. Немедленно бросай работу!»
Анна сложила конструкцию из трех пальцев и повертела ею перед его лицом. «Ты не имеешь права мною командовать! Ты мне не отец! Размножаться я не собираюсь, хочу жить свободно. Выбирай: или будет по-моему, или развод!»
Лев опешил. От робкой, даже забитой, плачущей от благодарности при виде эскимо Анечки не осталось и следа. Сейчас перед ним стояла абсолютно уверенная в себе женщина, решившая отыграться за проведенные под прессом родительской заботы детство и юность. Аня, похоже, поняла, что слегка перегнула палку, обняла мужа и начала ластиться, словно нашкодившая кошка: «Левушка, дай мне еще чуть-чуть погулять. Крохотулечку! Капелюшечку! Годик! В тридцать пять я непременно стану домоседкой, рожу мальчика».
«Ладно», – согласился Лев, ему в очередной раз стало жаль Анечку.
В начале июня Волынкина с шиком справила тридцатипятилетие. Лева снял ресторан, оплатил и еду, и развлечения, но чем дольше длилась гульба, тем больше муж ощущал себя чужим на празднике жены. Такой, как в тот вечер, Аню он никогда не видел. Она нарядилась в обтягивающее платье, которое наперекор хорошему вкусу было не только экстремально коротким, но и слишком декольтированным. Анна громко хохотала, целовалась со все прибывающими гостями, фотографировалась с ними, а потом совала мужу букеты, пакеты с подарками и приказывала: «Убери это». Лева послушно относил презенты в специальную комнату и возвращался назад. Анечка в тот момент уже была с другим тусовщиком. На Леву она не обращала внимания, забыла представить его вопящей орде, и он понял: теперь муж для Ани значит меньше, чем пустая пудреница. Волынкина улетела в другую галактику, они с мужем стали полярно разными людьми. Пятнадцатого июня Лев напомнил Ане об обещании стать домохозяйкой и матерью. «Дорогой, – быстро ответила она, – скоро заканчивается концертный сезон. Месяц роли не играет, мне неудобно подвести коллектив. На такой срок хорошую костюмершу не найти. Восьмого июля у нас будет последний концерт. Идет? Я работала с ребятами долго, не хочется, чтобы они меня поминали злым словом». – «В середине июля ты поставишь точку на работе!» – потребовал Лев. «Спорить не стану», – пообещала Аня и не обманула.
Девятого вечером она принесла трудовую книжку, в которой была запись «Уволена по собственному желанию».
«Видишь, милый, – сказала жена, протягивая документ Льву, – теперь я исключительно твоя. Запишусь на кулинарные курсы и перестану пить противозачаточные таблетки. Ты рад?» – «Очень», – совершенно искренне ответил Лев, и супруги отправились в постель.
Десятого июля Лев проснулся около полудня. Ани дома не оказалось, на столе лежала записка: «Ушла на рынок за творогом. Целую, Нюся».
Следующий час Лева провел в ванной, затем пил кофе, читал журнал и не беспокоился. Тревога охватила его около трех. Что можно так долго делать на рынке? Даже при условии, что Аня перепробовала все молочные продукты, а потом изучила ассортимент всех палаток и мелких магазинчиков с хозяйственной ерундой, ей давно следовало прийти домой.
Аня не любила, когда ей звонили на мобильный, она часто повторяла: «Я чувствую себя собакой на привязи, дергают, когда захотят».
Но Лев решил забыть о непростом характере жены и стал набирать номер. «Абонент находится вне действия зоны сети», – раз за разом повторял механически равнодушный голос.
Лева оделся и поспешил на базар. Он обошел весь рынок, но Ани не обнаружил. Около пяти он вернулся домой в надежде, что жена уже там, но квартира встретила хозяина тишиной, лишь сквозняк колыхал занавески.
Следующие несколько дней были кошмарными, Леву вымотали долгие препирательства в милиции, где никто не хотел начинать розыски пропавшей. «Вернется, – увещевали Леву менты, – к подруге поехала или, уж извини, мужик, к любовнику подалась».
Но в конце концов через три дня в отделении лениво зашевелились, Лева мотался по больницам и моргам. Сколько он пересмотрел изуродованных страшных тел! Какое количество трупов прошло перед глазами банковского клерка! Не сосчитать! Очень скоро испуганный муж понял, что у милиции есть более важные задачи, чем поиск Ани, и сам проявил активность. Лева обошел многих людей, узнал о жене ворох новых сведений, выяснил, что та зарабатывала намного больше, чем говорила, жаловалась на супруга, что он не хочет жить весело, вечно планирует доходы-расходы и сидит на службе положенное время.
«Он как дед! – сообщала Аня приятельницам. – А я ему внучка. Возраст у нас примерно одинаков, зато менталитет разный. Лев хороший человек, положительный, но мне от его правильности тошно».
Лева убедился, что жена его разлюбила, тяготилась семейными отношениями, и выяснил, что штамп в трудовой книжке был подделан. Волынкина не увольнялась, она заверила главного администратора: «Восьмого сентября я выхожу на работу». Аня лишь хотела провести лето без проблем, не желала слышать упреки от Льва.
«Анютка искала квартиру, – признался один из бэк-вокалистов, – я ей свою посоветовал, съезжаю в конце сентября. Она попросила подождать, никому ее не сдавать, сказала: «Отселю туда мужа, готова платить ему за жилье, лишь бы он ушел из моего дома. Собираюсь осенью развестись».
«Анька мечтала из костюмерш на сцену выбиться, – сообщил гитарист, – брала уроки балета, вместе с подтанцовкой у станка ломалась. Упертая баба». – «У нее могло получиться, – подхватила девочка-балерина, – возраст не юный, но задора у Ани было на десятерых. Она все твердила: «Мне на самом деле пятнадцать, я пробьюсь, хочу славы и денег. Если придется дома у телика сидеть, с ума съеду».
Леве пришлось признать, что он плохо знал жену. Но никто из опрошенных не упоминал о любовнике. «Секс ей по барабану. Аня даже не смотрела в сторону мужиков. Выпить, потанцевать, покуролесить – это за милую душу, но в койку она ни с кем не ложилась, – вот что говорили коллеги, – на гастролях разное случается, но Анька ни-ни».
Лева окончательно потерял надежду найти супругу, но продолжал регулярно наведываться в отделение милиции и требовать: «Почему сидите сложа руки? Ищите!» В конце концов Леву зазвали в один кабинет, и грузный майор, достав из ящика стола бутылку коньяка, сказал: «Лев Сергеевич, я вас понимаю, но и вы нас поймите. Скорей всего Анны Ивановны нет в живых». – «Нет, – замотал головой клерк, – она не погибла».
Начальник плеснул в стакан коньяку и предложил: «Глотните, полегчает». – «Спасибо, не пью», – отказался Лева. «Давай, дерни рюмашку, – перешел на «ты» майор, – отпустит душу. По статистике, большая часть пропавших погибает в первые сутки. Прошло почти четыре месяца, Анна не объявилась. Тут два варианта: либо она от тебя спряталась, либо давно покойница. Скорее второе, чем первое. Вещи ее дома?» – «Да», – кивнул Лева. «Колечки, цепочки?» – «Тоже», – подтвердил клерк. «Бабы так не смываются, – вздохнул майор, – от меня две жены удрали. Подчистую шмотье, цацки и прочую лабудень вывезли. И потом, вы живете в ее квартире. Разве б она жилплощадь вот так оставила? Тебя ей следовало выгнать, а не самой смываться». – «Где тогда ее тело?» – спросил Лев. «В реке, в земле, в лесу, на стройке, – перечислил мент, – может, обнаружится, а может, и нет. Ни ниточек, ни зацепочек у нас нет! Гиблое дело. Живи дальше, она не вернется. Вот, смотри». – «Что это? – удивился Лева, взяв протянутый лист с фамилиями. «Список пропавших, – пояснил майор, – дети, старики, женщины, мужики». – «Так много!» – прошептал Лев. «Это только по Москве, – уточнил милиционер, – а по России еще круче».
Леву охватила безнадежность. Он прекратил поиски Ани, повторял слова майора: «Если б хотела, давно бы вернулась, значит, она либо сбежала, либо умерла». Спустя положенный по закону срок Анну Волынкину признали умершей, Лева женился на тихой, абсолютно не амбициозной Ире и теперь готовится стать отцом.
– Почему вы вдруг заинтересовались Аней? – догадался спросить он лишь после того, как рассказал подробности исчезновения супруги.
Но у меня наготове имелся свой вопрос:
– Вы в самом начале беседы воскликнули: «Когда Аня пропала, я подумал про измену». У вас были хоть какие-то основания подозревать жену в адюльтере? В процессе поиска Анны вы не узнали случайно имя любовника?
Лев снова принялся наводить на столе порядок, переместил коробочку со скрепками влево, затем вернул ее на место, потрогал остро заточенные карандаши в стакане и грустно спросил:
– Разве были еще варианты? О ее смерти я тогда не думал! Или не хотел думать. В какой-то момент решил: пусть уж лучше она живет у любовника, чем окажется в могиле! Нет, Анна мне не изменяла. Вернее, не так! Она изменяла! Но только влюбилась не в другого мужика, а в свою работу!
Глава 17
Я попрощалась со Львом и пошла к машине. Аня Волынкина пропала шесть лет назад. Утром десятого июля ушла на рынок за творогом и не вернулась. Симпатичная тридцатипятилетняя брюнетка с выразительными карими глазами и крупным ртом сгинула в неизвестности. Хорошо понимаю начальника отделения милиции, куда обратился Лев. К сожалению, за год в России исчезает количество людей, равное населению среднего районного центра. Иногда их тела обнаруживают весной, после того как стают снега или вскроются реки, но очень часто родственникам остается лишь гадать, куда подевался член семьи. Находиться в неведении – самое ужасное, у вас даже нет могилы, куда можно прийти поплакать. Абсолютное большинство тех, кто столь странным образом лишился близких, покупает место на кладбище и ставит памятник с именем растаявшего в неизвестности родного человека. Но никакого душевного облегчения посещение «захоронения» не даст, ты ведь отлично знаешь: под холмиком пусто. Аня могла стать жертвой дорожно-транспортного происшествия, грабителя, насильника, свидетельницей преступления, которую решили для безопасности убрать… вариантов множество. И все они очень неприятные. Волынкину объявили умершей. Но через три года нашли тело женщины в платье Лоры Фейн. Голова и руки у трупа отсутствовали, зато имелась сумочка Лоры со всеми документами. А теперь внимание, Лора пропала в ночь с десятого на одиннадцатое июля. Она спешно сбежала из своей квартиры, оставив там противного Константина. Фейн исполнилось тридцать пять лет, она видная брюнетка с яркими глазами и чувственным ртом. Видите сходство? Но, с другой стороны, есть и много различий. Аня костюмер, служит у эстрадного певца, у нее в анамнезе тяжелая болезнь и непростой характер. Аня гиперобщительна, жадна до развлечений, любит погулять, повеселиться, обожает компании, она легко знакомится с людьми, то есть является классическим экстравертом.
Лора художница, бука и вредина. Она предпочитает проводить время в одиночестве, любит грубо подшучивать над знакомыми, рубит правду в лицо, чурается шумных компаний и, в отличие от замужней Ани, живет одна. Фейн ярко выраженный интраверт. Если их с Волынкиной поселить вместе, милые дамы через день подерутся. Но внешне они довольно похожи, а если сделать им одинаковые прически и нанести легкий макияж, исчезнувших женщин друг от друга не отличить.
Я уверена, что тело в платье Лоры Фейн – это труп Ани Волынкиной. Значит, жена Льва в течение трех лет после исчезновения была жива. А вот дальше начинаются сплошные вопросы без намека на ответ. Кто похитил Анну? Где ее держали? Почему Волынкина не связывалась ни с мужем, ни с кем-либо из своих многочисленных приятелей? По какой причине ее не отпускали? Что случилось с костюмершей?
Проходит три года после обнаружения тела, якобы принадлежащего Фейн, и я поднимаю в гараже клиники Баринова кошелек с запиской с мольбой о помощи. А спустя короткий срок обнаруживается новое тело без головы и кистей рук. На сей раз его идентифицируют как Ларису Ерофееву. Просто дежавю!
Теперь подведем итог. Исчезли три женщины одного возраста, сходной внешности. Все они пропали либо вечером десятого, либо одиннадцатого июля, но в разные годы.
Я схватила трубку, соединилась с Максом, рассказала ему о своих выводах и потребовала:
– Прикажи Вадиму тщательно порыться в архивах. Пусть ищет пропавших без вести брюнеток. Вероятно, мы узнаем и о других жертвах. Исчезали они или десятого, или одиннадцатого июля. Думаю, эта дата имеет принципиальное значение для убийцы.
– Какое? – тут же поинтересовался Макс.
– Пока не знаю, – призналась я, – но полагаю, что в этот день он перенес стресс: похоронил близкого человека, сам находился на грани смерти, потерял невинность, лишился работы, его выгнали из дома, отняли нечто ценное. Причин миллион, а вот чисел два. Вадиму нужно прошерстить все заявления о пропаже брюнеток с цикличностью в три года. Хотя, учитывая тот факт, что никого ранее в платье Анны не было найдено, Волынкина могла быть первой.
– Хорошо, – миролюбиво согласился Макс, – я озадачу Ковальского. А что у нас с делом Вайнштейна? Олег только что звонил, он злится.
– Рита Маврикова прислала смс, – ответила я, – она отыскала несколько студентов-скрипачей, отчисленных из музыкальных учебных заведений. Я уже связалась с Вайнштейном, через час мы встречаемся в кабинете Мавриковой. Надеюсь, Олег кого-нибудь узнает. Мозоль под подбородком четко указывает на человека, который долго занимался скрипкой.
– Маргарита отличный специалист, – согласился Макс, – вы давно дружите, и все же почему ты не обратилась к Вадиму?
– Он считает меня дурой, – честно призналась я, – тупой женой босса, которую ты взял на работу, чтобы не оставлять без присмотра.
– У нас дома случился форс-мажор, – неожиданно сменил тему муж, – я уж и не знаю, как тебе сказать.
– Прямо, – велела я, – и правду.
– Как ты относишься к маленьким детям? – спросил Макс.
– Нормально, – опешила я.
– А к младенцам? – продолжил он.
Я притихла. Надеюсь, Макс не собирается заводить собственных детей? В свое время я попыталась рассказать ему о некоторых проблемах со здоровьем, из-за которых я не могу забеременеть, но он не стал меня слушать. А сейчас решил обсудить столь деликатную проблему по телефону?
– У меня есть племянники, – сообщил Макс.
Из моей груди вырвался вздох облегчения, но я тут же удивилась:
– У тебя? Но племянник – это сын сестры или брата! А ты единственный ребенок в семье. Или я чего-то не знаю?
Максим быстро ввел меня в курс дела:
– У мамы был сводный брат, он давно уехал в Америку, но это события лохматых времен, совсем не интересные. Короче, у меня есть близкие родственники, маленькие дети. Их родители… Ладно, подробно объясню потом. Главный вопрос: ты будешь не против, если ребята поживут у нас?
– Квартира огромная, комнат несчитано, не вижу причины, почему бы тебе не помочь своей родне, – ответила я.
– Лампа, – перебил меня Макс, – семейные люди, как правило, употребляют выражение «мы». Я не имею права принимать серьезное решение в одиночку. Дети создания шумные, будут повсюду носиться, капризничать, ты вынесешь такой бедлам?