Спустя десять лет наш курс собрался на юбилейную встречу. Обрюзгший Денис сказал мне: «Казашка-то наша на конкурсах всех легко делает! Мировая звезда! Ни рожи, ни кожи, ни таланта, а по земному шару катается, президенты ей букеты подносят. Может, она была права, когда про железный зад говорила?» – «А где Оля?» – спросила я, оглядывая бывших сокурсников. «Ты не знаешь? – удивился Войтюк. – Она спилась, давно от алкоголизма лечится, выйдет из психушки и снова за бутылку. Не повезло Мясниковой, такая карьера ей светила, но все в пшик ушло».
Константин Ливанов явно был таким же: родился в семье известного живописца, окончил художественный вуз и стал прожигать жизнь. В анамнезе у Костика четыре брака и столько же детей, на которых он не платит алименты. Его супруги отлично понимали, что их благоверный не зарабатывает денег, поэтому первая женушка забрала у Кости квартиру, вторая – дачу, третья – коллекцию картин, которую с любовью собирали старшие Ливановы, а четвертая откусила по мелочи: драгоценности матери и бабушки да золотые монеты деда. Сейчас Костя гол как сокол и женат на Наташе. Пятая госпожа Ливанова – самая обычная женщина, из простой семьи, никаких творческих работников среди ее предков отродясь не наблюдалось, зато она отлично готовит и пригрела Костю в своей уютной трешке. Познакомились они в фирме «Портрет», Ливанов после крушения очередного брака явился туда трудоустраиваться, а Наташа, тридцатипятилетняя женщина, на тот момент ни разу не была замужем. Костя стал первым, кто повел старую деву в загс, и благодарная Наташенька окружила своего принца заботой и вниманием. Константин сидит дома, он якобы работает над картиной, жена вынуждена бегать на службу. Быть супругой гения непросто, талантливые люди капризны, но Ливанова готова простить Косте все, кроме измены. Художник не пропускает ни одной юбки, однако ему удается морочить Наташе голову. Удивительное дело, она пока верит мужу.
Константин сильно рискует, если Наташа поймет, что он ей не верен, она выставит сластолюбца за дверь. Ливанов не прописан у пятой супруги, он до сих пор числится на родительской жилплощади, которую занимает его первая жена.
– Ты гений! – похвалила я Риту. – Не только официальные данные нарыла, но и слухи собрала.
Маврикова весело ответила:
– Сплетни – вот лучшие друзья девушек. Тебе просто повезло. Одна моя хорошая знакомая работает в Союзе художников, она про Ливанова рассказала.
– Ну да, мне повезло, – согласилась я, – в том, что ты моя подруга!
– Не хвали, а то загоржусь, – смутилась Маргарита.
Я проехала метров триста в потоке машин. Мобильный снова ожил.
– Приветик, – сказал Вадим, – Макс приказал тебе доложить.
– Слушаю, – сухо ответила я Ковальскому.
Эксперт с недавних пор меня недолюбливает, а чувства обычно бывают взаимными. Если вы кому-то не нравитесь, то и этот человек вам будет не по душе.
– Труп без головы и рук, ошибочно идентифицированный как Лора Фейн, болел идиопатической спленомегалией, – сказал собеседник.
– Труп не может болеть, – не замедлила я ущипнуть Ковальского, – он мертвый.
Вадим сделал вид, что не слышал язвительного замечания.
– Поскольку Лоре Фейн такого диагноза не ставили, значит, тело не ее!
– Что это за спленомегалия? – спросила я. – Она опасна?
– Болезнь Гоше, – снисходительно пояснил Вадим, – названа по имени француза, который первым описал ее в тысяча восемьсот восемьдесят втором году.
– Давно, – вздохнула я.
– Но до недавнего времени детская и ювенильная ее формы в девяноста случаях заканчивались летальным исходом, – процедил Ковальский, – из-за накопления цереброзидов в головном мозгу. У взрослых отмечается спленомегалия, геморрагический диатез, сильное изменение костей.
Мне пришлось остановить Вадима:
– Извини, я не врач. Объясни по-простому.
– Не парься, – снисходительно протянул Ковальский. – Покойнице повезло. Она заболела в детстве практически неизлечимой болезнью, долгое время провела в постели, вытерпела кучу уколов и, несмотря на все усилия медиков, выздоровела и дожила примерно до сорока лет. А потом она погибла. Но анализ костного мозга показал болезнь Гоше. Это не Лора Фейн. В свое время эксперт, изучавший тело, в заключении указал на болезнь Гоше. Но следователь предпочел не заметить выводов криминалиста. Полнейшая безответственность! Из-за нее произошла неверная идентификация! Лора Фейн никогда не страдала этим недугом.
Я вспомнила равнодушное лицо Юрия Баландина и вздохнула. Мент не имел ни малейшего желания возиться с делом, его вполне устроили результаты опознания, а еще платье и сумочка с документами Лоры! Сомневаюсь, что Баландин дочитал до конца отчет из лаборатории. Болезнь Гоше, спленомегалия, костный мозг… Неохота было со всей этой лабудой Юрию разбираться. А вот наш Ковальский другой человек, он малоприятен в личном общении, но как профессионал безупречен.
– По-хорошему, тому следователю надо бы руки оторвать, – продолжал Ковальский, – часть документов по делу отсутствует. Где анализ крови на токсины? Его нет. Зато указана причина смерти: «Нахождение без головы».
– Это криминалист написал? – поразилась я.
– Нет, – сердито ответил Ковальский, – кто-то другой, знаток русского языка. Цитирую: «В связи с отсутствием ихней головы и рук тело опознавалось посредством ихней подруги и объявлено мертвым в связи с нахождением без головы».
– Баландин, – поморщилась я, – узнаю златоуста и вдохновенного литератора. Так от чего скончалась покойница?
– Фэзэ, – ответил Вадим.
– Не слышала о такой штуке, – удивилась я.
– Фиг знает, – расшифровал Ковальский, – половины бумаг нет! Осталось заключение про болезнь Гоше и еще кое-что по мелочи. То ли остальное потеряли, то ли не вложили, то ли… Сама понимаешь, как некоторым охота быстрее от геморроя избавиться. У Фейн родни нет, никто жаловаться не побежит. Дело закрыли и забыли.
– В каком возрасте несчастная заболела? – спросила я.
– Лет в семь-восемь, – ответил Вадим, – чао!
Я осторожно начала перестраивать свою машину в левый ряд. Мысли снова вернулись к Баландину. Ленивый Юрий хотел по-быстрому избавиться от дела, поэтому сшил его крупными стежками из белых ниток, забыв завязать узлы. А вот в лаборатории сидели ответственные люди, они увидели следы редкой болезни и сообщили о ней. Но Юрий предпочел не заметить выводов экспертов, быстренько назвал умершую Лорой Фейн и умыл руки. Кстати, мне он отчет криминалистов не показывал, дал те папки, в которых лежали протокол допроса Натальи Ливановой и снимки из квартиры Фейн.
Движение на дороге окончательно застопорилось, а я производила в уме математические расчеты. Незнакомой женщине было в районе сорока лет. Значит, от болезни Гоше она лечилась в советские времена. Сильно сомневаюсь, что тогда была армия детей с такой напастью. И основным медицинским учреждением, куда попадал малыш с редким недугом, был НИИ педиатрии.
Я схватила мобильный и опять вызвала Риту.
– Ну? – без особого восторга отозвалась Маврикова. – Что еще?
– Архив Научно-исследовательского института педиатрии. Поищи сведения о девочке семи-восьми лет, которая в конце семидесятых – в начале восьмидесятых годов прошлого века победила болезнь Гоше, – потребовала я. – Полагаю, таких детей было немного.
Глава 11
Лет десять-пятнадцать тому назад основными вопросами, мучившими россиян, были: «Что делать?» и «Кто виноват?» Теперь к ним прибавился третий: «Куда они все едут?». Сейчас справа на шоссе движется лента машин в центр, слева – поток автомобилей в обратном направлении. Меня на дорогу выгнала служебная необходимость, но остальные? Им-то зачем рулить по шоссе? Надо дома сидеть, смотреть телевизор, книги читать! А еще в пробках виноваты гаишники, которые берутся самостоятельно переключать светофоры. Как только парень в форме сам принимается руководить движением, жди беды.
Я поерзала на сиденье, посмотрела в зеркальце и решила чуть-чуть оттенить губы помадой. Темные волосы сделали мое и без того не пышущее румянцем лицо совсем сине-бледным. Я начала перебирать мелочи в сумочке, наткнулась на пластиковый футляр, хотела вынуть его, но тут в стекло постучали.
На дороге стоял улыбающийся мужчина. Он поднял руку и продемонстрировал штук пять наручных часов. Я помотала головой. Спасибо, не собираюсь покупать подделки, которые проработают двое суток.
– Бэри, дешево! – заорал коробейник. – Настоящее золото, сдэлано в Швейцарии! Пять тысяч рублей.
Я отвернулась от двери и открутила колпачок с помады. Я почувствовала знакомый, но совсем не парфюмерный аромат. Это показалось мне странным, но сосредоточиться не удалось. Уличный торговец не отставал.
– Дэушка, дэушка, купи, – надрывался он. – Есть платиновые, с брыльянтами. Во!
Я отвернулась от двери и открутила колпачок с помады. Я почувствовала знакомый, но совсем не парфюмерный аромат. Это показалось мне странным, но сосредоточиться не удалось. Уличный торговец не отставал.
– Дэушка, дэушка, купи, – надрывался он. – Есть платиновые, с брыльянтами. Во!
Я уставилась на громадный «будильник» в оправе из граненых бутылочных осколков, машинально провела по губам пару раз помадой и яростно замотала головой.
– Могу прэдложыт сапфыры, – вопил приставала.
Слава богу, стоящая впереди машина внезапно резво поехала, я нажала на педаль газа и поспешила следом, оставив позади разочарованного продавца.
Пробка рассосалась так же спонтанно, как и образовалась. До кафе «Оранжевая свинья» оставалось чуть-чуть, и я решила притормозить у небольшой закусочной. В «Оранжевой свинье» перекусить не удастся, там мне предстоит трудный разговор с четой Ливановых, поэтому лучше подкрепиться заранее.
Выбранное кафе было оформлено в итальянском стиле, а в меню значились пицца, равиоли, салат с крабовым мясом и макароны-болонез.
– У нас сегодня потрясающая «Маргарита», – заговорщицки шепнула официантка, – возьмете?
Я хотела ответить: «Да», – но не смогла, из горла вырвалось невнятное мычание.
– Вы глухонемая! – сделала предположение девушка в фартучке и заорала во всю мощь: – Берите «Маргаритуууу»!
Меня удивила глупость подавальщицы: если человек глухой, то хоть в барабан бей, он не услышит. Но потом меня сковал ужас. Что случилось? Почему я не могу говорить? Меня парализовало?
– Кофе хотитееее? – надрывалась глупышка. – Капучино! С пенойййй!
Я силилась произнести членораздельные звуки, но удавалось извлечь из себя лишь нечто вроде «м-м-м-м».
– Хо-ро-шо! – голосила официантка. – Ко-фе и пиц-ца! «Маргаритаааа»! Руки мыть! Тааам!
Я разозлилась. Если человек не может говорить, это не значит, что он идиот!
– Сейчас прииинесуу закаааз! – провыла официантка и ушла на кухню.
Я попыталась унять дрожь в коленях. Спокойно, Лампа, парализованный человек не способен передвигаться на своих двоих. Ну-ка, встань. Маневр удался, ноги мне повиновались, руки тоже, голова на шее вертелась, глаза моргали, вот только губы не двигались.
Я с силой ущипнула себя за подбородок и ощутила боль. Стало чуть спокойнее, но потом тревога вернулась. Ладно, у меня не инсульт, но что тогда?
В зал вошли трое мужчин.
– Ну, ребята, – потер руки один из них, – ударим по пиву?
– Не храбрись, Колян, – остановил его второй, – твоя Валька запах учует и устроит разбор полетов.
– Плохо ты меня, Андрюха, знаешь, – обиделся Коля, – выдрессировал я бабу.
– Она просто к матери в Красноярск укатила, – заржал третий, – повезло тебе, брательник, Валентина сибирская язва, от рождения такая.
– Молчи, Павлуха, – рассердился Николай, – я жену не боюсь и…
В кармане у хорохорившегося мужика зазвенел мобильник, Николай вытащил трубку и прищурился.
– Сюда тычь, – велел Павел и нажал на клавишу, – купил новую мобилу и до сих пор не разобрался с ней?
– Отвали, – прошипел Колян, – ты, ваще, не туда нажал.
– Колька, ты дома? – полетел по закусочной визгливый голос.
Павел, вероятно, включил громкую связь.
– Конечно, милая, – ответил Коля, – где ж мне еще быть?
– А с дружками погаными, Андрюшкой и Пашкой водку глотать! – не успокоилась Валентина. – Эй, ты не врешь?
– Чтоб мне сдохнуть! – с жаром воскликнул Николай и перекрестился. – Я один в квартире сижу.
– Один? – переспросила жена. – А чего телика не слышно?
– Надоел, – нашелся супруг, – ерунду показывают.
– Ну-ка, включи! – приказала вторая половина.
Николай втянул голову в плечи, а Павел ринулся к стойке бара и схватил лежавший на ней пульт. Экран висевшего в углу телевизора замерцал. «Когда он придет? – запищала маленькая девочка. – У меня уроки не сделаны».
– Слышь, Валечка, – вкрадчиво сказал Николай, – я на кухне валандаюсь.
– Странно, что ты «Папиных дочек» смотришь, – строго сказала супруга.
Николай показал Павлу кулак, друг моментально переключил канал. «Лучше всего готовить этот салат из куриной печени», – прозвучало с экрана.
– Говорил же, – забасил любитель пива, – хрень показывают, один сериалы и про жрачку. Поэтому я и вырубил телик. Как там наша мама?
– Моя на месте и хорошо себя чувствует, – буркнула жена, – а твоя, надеюсь, язык дверью маршрутки прищемила. Нет, ты брешешь! В пивнухе кучкуешься с Андрюхой и Павлом-кретином.
– Чегой-то я кретин? – возмутился приятель.
Николай снова погрозил ему кулаком, но поздно.
– Эй, у тебя гости! – завопила Валентина.
– Никогда! – уверенно солгал муж. – Телик орет.
– Выключи, – велела Валя.
Павел нажал на пульт.
– А теперь позови Бульку, – приказала Валентина.
– Он… э… гулять пошел! – объявил Николай.
– Один? – возмутилась жена. – Йорктерьер сам на двор потопал? Без хозяина?
– Я пошутил, – попытался вывернуться Николай, – хотел тебя повеселить.
– Ха-ха! – раздельно произнесла жена. – Валяюсь от хохота. Ну-ка, поднеси телефон к Бульке! Хочу послушать, как он сопит.
Николай открыл рот и начал часто-часто дышать.
– Булечка, – засюсюкала гарпия, – ты рад слышать мамочку?
Николай весьма успешно изобразил повизгивание. Павел и Андрей, зажав рты руками, давились от хохота.
– Булечка, – журчала Валентина, – чмок-чмок.
– Чмок-чмок, – ответил Николай.
Павел заржал в голос, Андрей повертел пальцем у виска.
– Это кто сказал? – удивилась Валя.
– Я, – признался Колян, – чмоки тебе, ласточка. Очень соскучился.
– У тебя там баба! – завопила Валентина. – Кто так противно гогочет?
– Это телик, – заюлил Колян и сделал вращательное движение рукой.
Павел кинулся к пульту. «Настоящий тигр – это хищник, – произнес голос Николая Дроздова, – человеку остается восхищаться его благородством. Тигр никогда не убивает просто так, он добывает себе пропитание».
– Чегой-то не слышу там хаханек, – не успокоилась Валя.
– Клянусь твоей мамой, – завопил Колян, – нет у меня никаких баб. Зачем они мне? Че с ними делать?
Андрей упал грудью на столик, Павел уткнулся лицом в ладони, а Валентина неожиданно успокоилась:
– Точно, тебе женщины ни к чему, ты у нас алканавт.
– Отдыхай, милая, – нежно пропел муж, – я дома, на диване лежу.
– А говорил, на кухне! – насторожилась Валя.
– Был, сейчас в комнату ушел, – быстро изменил показания врун.
– А телик по-прежнему громко слышно, – взвизгнула жена.
Я позавидовала ее въедливости. Интересно, кем она работает?
– Знаешь, что мне не по вкусу? – продолжала подозрительная супруга. – Когда Булька повизгивает, твоего дыхания не слышно.
– Ну… я его сдерживаю, чтобы йорк с мамочкой пообщался, – заюлил несчастный мужик.
– А может, это ты за него стараешься, а?
– Нет-нет-нет, – испугался Николай.
– Чертовы мобильные, – выругалась Валя, – по ним не определишь, где человек сидит. Жаль, у нас стационарного аппарата нет. Короче, дыши в трубку, и пусть Булька тоже сопит.
Николай умоляюще посмотрел на приятелей, троица склонилась над сотовым.
– И-и-и-и, – запищал Колян.
– Х-х-х-х, – задышал Павел.
А Андрей начал громко вдыхать и выдыхать.
– Чтой-то звуков много, – снова проявила недовольство Валя.
– Хорош деньги изводить, – проорали издалека, – давно говорено, не выходи замуж за рвань. Перестань его отслеживать! Воротишься – разберешься. К матери приехала, неча о муженьке переживать, чтоб он там своим пивом подавился, урод!
Из сотового полетели короткие гудки, к столику приблизилась официантка с подносом. Николай схватил кружку, сделал большой глоток и судорожно закашлялся.
– Тещино проклятье действует, – отметил Павел, – точно сибирская язва из Красноярска.
Андрей постучал бедолагу по спине:
– Не дрейфь, Колян, купи ей подарок.
– Теще? – возмутился справившийся с кашлем Николай. – Да никогда.
– Жене, – укоризненно пояснил Андрей, – бабы на мелочовку ведутся. Моей губной помады для счастья хватает, купи в переходе. Там можно найти мазилку за две копейки.
Не успел Андрей дать Коле ценный совет, как я сообразила: у меня нет паралича, нижняя челюсть двигается, просто рот не открывается, мне склеила губы помада, больше просто нечему!
В полном изумлении я начала рыться в сумке, очень скоро выудила из ее недр золотой футлярчик, открыла, потрогала пальцем розовый столбик и убедилась, что косметика в полном порядке. Да и пахла она так, как надо: розой и жасмином. На всякий случай я поднесла тубу к носу и вдруг поняла: когда я прихорашивалась в машине, пахло чем-то знакомым, но не так.
Я переворошила сумку и вытащила еще один футлярчик, на этот раз белый, из простой пластмассы. Отвернуть крышку оказалось секундным делом. И тут я сообразила! В тот момент, когда я шарила в ридикюле в поисках помады, меня отвлек продавец «швейцарских часов». Все-таки заниматься одновременно двумя делами совсем непросто: голова была занята мыслями о Лоре Фейн и Якове Баринове, а глаза наблюдали за коробейником. Что делали руки? Они наносили помаду на губы.