Тимошина проза (сборник) - Олег Зайончковский 17 стр.

Чемоданная ручка повязана яркой ленточкой, будто шея любимой собачки, но это сделано не для красоты, а для будущего опознания.

Аэродром похож на ладонь, с которой взлетают, как птички, и куда садятся доверчиво аэробусы. Гул их моторов почти не слышен в здании аэропорта; только видно через стекло, как одни приземляются осторожно, а другие вспархивают, подбирая лапки.

По эту, аэродромную, сторону терминала происходит движение, непонятное непосвященному. Смешные приплюснутые толкатели самолетов и другая ярко окрашенная спецтехника ездит туда-сюда, но не как попало, а в соответствии с линиями разметки. Ярко окрашенные спецчеловечки управляют сложными механизмами. Аэропорт, он весь функционирует, словно отлаженный механизм. Если б еще пассажиры были все как Марина Викторовна, то есть ходили бы строго по стрелкам и слушали объявления, здесь вообще не случалось бы никаких недоразумений. Но среди пассажиров всегда найдутся такие, что встрянут соринками в точные шестеренки. Парочка идиоток запокупается в дьюти-фри или чей-то ребенок вздумает опорожняться в то время, когда объявлена уже посадка. Марина Викторовна тоже женщина и тоже мать, но ей претит такая неорганизованность. Перед отлетом земные дела должны быть завершены заранее.

Лобастый авиалайнер напоминает какое-то океанское существо. Он и есть обитатель воздушного океана, вынырнувший сверху вниз. Сейчас у Марины Викторовны есть возможность увидеть его в лицо. Обычно она рассматривает придирчиво, свежий ли самолет и нет ли на нем заплаток и потеков ржавчины. Вообще-то она в авиации ничего не смыслит, но просто немного нервничает перед полетом. Скоро Марина Викторовна погрузится в самолетную обнимающую утробу, словно вернется в хранимое предсознанием эмбриональное состояние.

Есть у Марины Викторовны легкая клаустрофобия, но в общем-то ей всё равно, у окна сидеть или нет. Если бы она летела с мужем, он бы, конечно, таращился в иллюминатор. Ему, как мужчине, свойственна бесцельная любознательность. Но муж далеко отсюда и продолжает стремительно удаляться. Под крылом самолета съеживается Москва, заволакивается дымкой. Марина Викторовна медитирует с леденцом во рту. В течение полетного времени ей предстоит перейти в иное качество: насколько возможно, освободиться от бремени возраста, стать из Марины Викторовны Мариной просто – без отчества и без забот.

В спинках кресел для пассажиров встроены персональные медиацентры. Те, кто хочет отвлечься и релаксировать, могут смотреть киношку или слушать музыку; для тех же, кому нужна иллюзия, что они контролируют ситуацию, выкладывается в реальном времени маршрут полета. На экране показано, как самолет на своем пути огибает неспокойные регионы планеты. Где-то внизу, на дне, копошится и ссорится само с собой нелетающее человечество, но с высоты десяти километров эта активность уже практически незаметна. Преобладающая картина мира, видимая в иллюминатор, выглядит как ослепительная комбинация голубого с белым. Созерцание горних величественных пейзажей помогает преображению Марины Викторовны.

А обед на борту помогает скоротать полетное время: за едою Марина минует Черное море и Турцию. Питание в самолетах бывает разное, в зависимости от экономического положения авиационной компании. Но оно непременно в себя включает плавленый сыр «Дружба». Это традиция наших авиалиний, как для швейцарских горячие булочки, а для турецких орешки. Сыр этот кушать необязательно, но если вздумаешь, то узнаешь, какой он прыгучий и крепкий.

После обеда Марина слегка откидывает спинку кресла. Медиацентр информирует, что она пролетает над Средиземным морем. Конечно, оно показано без подробностей, но Марине и так известно, что оно из себя представляет: его повидавшие виды воды сейчас бороздят круизные лайнеры, набитые гедонистами, а также резиновые посудины с изголодавшимися беженцами. Средиземное море Марину в общем-то не привлекает, хотя оно и обставлено разными античными древностями.

Опали, как взбитые сливки, истаяли облака Европы. Небо над Африкой голое, а земля ее бурая и бесплодная, не похожая даже на песочный торт. Только Нил извивается, как змея с разможженною головой. Неужели это всё та же наша планета, обитель жизни? При виде спаленных солнцем колючих угрюмых гор хочется минералки.

И однако, марсианские эти горы служат преддверием земного рая. Скоро авиалайнер начнет снижение. Пора пристегнуться Марине и в рот положить леденец. Евреи блуждали сорок лет в пустыне, а ей предстоят всего-то пятнадцать минут относительного дискомфорта. Зато когда самолет приземлится – будем надеяться, благополучно, – Марина выйдет из чрева его, как бы рожденная заново.

Аэродром Хургады военно-гражданского назначения. На полях его притаились, словно тарантулы в норах, истребители в капонирах. К счастью, они туристами не питаются и, кажется, даже наоборот, обеспечивают безопасность. Тем не менее такая близость чужой боевой авиации настораживает и слегка тревожит.

Самолет приземлился и отрулился; турбины его умолкли, устало распластались крылья. К нему подкатывает приставная лестница, а за ней автобусы. Покуда вокруг самолета длятся хлопоты, внутри него происходит мобилизация. Но вот наконец отворяются его люки. Самолет, как большое живородящее существо, прямо в Африку выпускает несколько сот возбужденных засидевшихся россиян. Наши люди, попавши в непривычную для себя реальность, инстинктивно делаются решительными и хищными, как свежевылупившиеся крокодильчики.

Русские молодцы; они очень быстро ориентируются в неразберихе хургадского аэропорта. Египетская администрация подбрасывает им задачки, а русские их раскусывают. Времени на тратя даром, русский папа бросается к визовому окошку, дети вцепляются в хвост очереди на контроль, а мама уже заполняет идиотские египетские туристические анкеты. Ей досталось самое трудное: вспоминая латинские буквы, мама грызет авторучку. Впрочем, какая разница, ведь египтяне в латинице смыслят не больше, чем она сама. Можно писать на листочках произвольную абракадабру.

В человеческом водовороте ловят рыбку решалы с бейджиками. За каких-нибудь двадцать долларов они всё устроят без очереди. Это было бы возмутительно, если бы не было так смешно. Русские у них не ловятся.

Но наконец-то осуществлены все египетские формальности. Со свежим штампиком в загранпаспорте Марина торопится встретиться с собственным чемоданом. Вот запущен уже транспортер и поползла чемоданная вереница. Марина поедает ее глазами, ждет не дождется, когда покажется ее единственный.

Дальше всё будет не так волнительно. Скоро Марина выберется из хаоса и попадет в надежные руки отечественного туроператора.

Чемодан отправляется в брюхо автобуса, но она сама в автобус войти не торопится. Ей хочется постоять на воздухе, понежиться под африканским солнцем и выкурить сигаретку для полноты блаженства. На душе ее делается легко; в эту минуту она даже не просто Марина, а просто женщина, не утомленная солнышком. И вот уже кто-то, стоящий рядом, протягивает зажигалку – просто мужчина проявляет к ней свое мужское внимание.

Автобус, наполненный щебетанием гида, развозит отдыхающих по отелям. Дорога бежит параллельно морю: справа горы, острые, как акульи зубы, слева череда резортов и впечатляющих парадизов. Время от времени их автобус сворачивает налево и, лавируя в аллеях пальм, подкатывает к подъездам. Марина из окна автобуса рассматривает фасады чужих отелей. Их названия ей знакомы, потому что, собираясь в отпуск, она мониторила предложения. Эти отели Марина отвергла по тем или иным причинам, и надо теперь воочию убедиться, что она поступила правильно.

Но кто-то уже высаживается – те, кто сделал неверный выбор. Ох уж эти наши русские, как еще много в них наивного дурновкусия! Любят, чтобы их встречали позлащенные сфинксы и нефертити, а того, что на въезде кривой шлагбаум подвязан бельевой веревкой, даже не замечают. Ну и будет им переполненный ресторан с дурным питанием, тесный пляж, до которого топать долго, как тем евреям из Библии, и невоспитанный персонал. Впрочем, русским такие мелочи нипочем. Две недели пролетят как сон, и вернутся они в свою Россию загорелые, просоленные и премного довольные.

Марина же выбрала себе отель небольшой и не слишком пафосный. Однако не дураки составляют рейтинги. В нем, по отзывам, неплохая кухня, а также песчаный пляж и европейский менеджмент. И, что существенно, наших русских в этом отеле мало. Попадая куда-нибудь на курорт, немец тянется к своим немцам, француз ко французам, если найдет, а Марине, наоборот, хочется от соотечественников отдохнуть.

Но помимо всего перечисленного, для окончательного комфорта важно добыть себе номер поближе к морю. Это делается при регистрации на ресепшене. Чтобы служащий-египтянин понял, о чем вы просите, надо дать ему двадцать долларов. У Марины достаточный запас английского и валютных резервов хватит, чтобы хорошо устроиться.

Но помимо всего перечисленного, для окончательного комфорта важно добыть себе номер поближе к морю. Это делается при регистрации на ресепшене. Чтобы служащий-египтянин понял, о чем вы просите, надо дать ему двадцать долларов. У Марины достаточный запас английского и валютных резервов хватит, чтобы хорошо устроиться.

Автобус опять маневрирует, неуклюже поворачиваясь всем туловищем. Очередной отель, однако, отличается от других. Здесь, в этом отеле, отдых забронирован для Марины; кто как, а она приехала.

Присутствие моря чувствуется даже на расстоянии, ощущается всеми фибрами. Всё живое вышло из моря и только немецкое, видимо, из бассейна. Взрослые немцы полощутся в хлорированной купели, игнорируя призывы моря. От бассейнов доносится банный дух и гортанный немецкий гам. Марина проходит мимо.

И вот наконец в просвете цветущих отельских кущ показывается море. Целых полгода не виделись они с Мариной. Море, которое существует миллионы лет, могло бы подождать еще, но у Марины времени гораздо меньше. У нее перехватывает дыхание, а море дышит, как дышало вечность – величественно и мерно. И все-таки они друзья – огромное море и маленькая Марина. Оно забавляется с ее тельцем, а ей сладко нежиться в его лапах.

В номере чемодан еще не разобран; Марина даже не успела выяснить, где в отеле находится ресторан. Всё потом; оставшиеся часы от приезда и до заката она проведет у моря.

Первое утро в отеле. Солнце уже проклюнулось и наливается силой, чтобы, жарким цветком распустившись, вознестись над пальмами. Марина сидит на балконе номера, попивает растворимый кофе. Чайник и этот кофе она привезла с собой. Возле нее висит и улетать не хочет облачко сигаретного дыма. Воздух недвижим и необыкновенно тих. Даже не слышно моря, которое в этот час лежит расслабленное и такое гладкое, будто шелковое покрывало. Помалкивают и голуби, но это потому, что у них закончился период спаривания. В Египте, конечно, всегда тепло, но голубям ведь тоже нужна какая-то передышка. Здесь они мелкие, в сравнении с нашими, но зато певучие; весной их звонкое «курру-ку-ку» целыми днями стоит в ушах. Египетские вороны тоже маленькие и худые, величиной с российскую галку. А вот кошки в обычном теле. Когда-то они в Египте считались священными существами, но теперь навряд ли. Уборщики в ресторане их гоняют из-под столов.

Кстати, о ресторане. Скоро начнут пускать на завтрак. Марина еще не знает, чем по утрам тут кормят, однако надеется в душе на лучшее. Оптимизм и хорошее настроение надо в себе вырабатывать, чтобы деньги, потраченные на отдых, не пропали зря. Прямо с утра начинай улыбаться, невзирая на самочувствие. И если ты эту свою улыбку подаришь первому встречному немцу, он ответит тебе зеркально. Так вы оба с ним сбережете деньги, потраченные на отдых. А еще лучше будет сказать ему «морнинг». «Гутен морген» говорить не стоит, потому что немец может полезть с разговорами, а если приветствовать его по-нашему – «доброе утро», он задумается надолго. По дороге на завтрак Марина здоровается с каждым встречным; если кто и не отвечает, то это русские.

Походка у женщины должна быть плавной и слегка замедленной, даже когда ей хочется кушать. Так, во-первых, она не вспотеет, а во-вторых, мужчины успеют открыть перед нею двери.

– Битте, мадам! – улыбается высокий немец.

– Сэнк ю, – говорит Марина. Ей по душе мужчины рослые и любезные.

На завтрак мадам съедает омлет, круассан и кусочек сыра. Лишнего – ничего, потому что она заботится о своих кондициях. С чашкой кофе Марина идет на уличную террасу – кофе в ее представлении неотделим от курения. Здесь, на террасе, пасутся все представители местной фауны: от голубей, ворон и кошек до большеногого глупого ибиса. Разве что крокодилы остались в Ниле. Вместо того чтобы охотиться друг на друга, египетские животные охотятся на кусочки, упавшие со столов белого человека.

Марину не раздражает компания перепархивающих и попрыгивающих попрошаек, но мысли ее сейчас не с ними. Заканчивается утренняя прелюдия, пора возвращаться в номер, переодеваться в пляжное – и скорее к морю.

И вот уже Марина шествует по дорожке к пляжу. На голове у нее соломенная широкополая шляпа, на бедрах развевающееся парео, а на плече сумка с купальными принадлежностями. Опытная, экипированная курортница, только телом пока что белая. И конечно, по опыту она знает, что в это время ей уже не достанется зонтика на первой линии. Русские и даже некоторые из немцев еще на рассвете бегают занимать на пляже место. Марина ни в каких отелях не делала этого и не будет; за место под солнцем ей надоело воевать в Москве. Впрочем, здесь не Москва, а, наоборот, Египет; всё живое здесь стремится в тень. Две беды угрожают всякому отдыхающему в египетском «олинклюзиве»: переедание и перегрев. Опытная Марина об этом знает. Первой угрозы она избежала за завтраком, а сейчас постарается избежать второй.

Главная добродетель цивилизованного человека – предусмотрительная умеренность в том, что касается удовольствий. Надо из-за стола вставать с легким чувством голода, а с любовного ложа с чувством легкой неудовлетворенности. Сигаретка должна иметь всепоглощающий фильтр, а тело под египетскими лучами солнца должно быть защищено средствами предохранения. Только одно удовольствие показано всем без ограничений – это морские ванны.

Под зонтиком реет повязанное на столбе парео. Так поступают многие – повязывают столбы, чтобы отпугивать опоздавших искателей свободных мест. Реет под зонтиком штандарт Марины, но где же она сама? Конечно, Марина в море – плавает, узнаваемая по широкополой шляпе. Медленно, но уверенно шляпа перемещается по акватории, ограниченной шариками буйков. В избранном неторопливом стиле Марина изящно движется; жаль, что увидеть это могут одни лишь рыбы. Впрочем, достаточно и того, чтобы ею любовалось море, ведь это оно научило Марину плавать.

Воды Красного моря, теплые и уютные, подсознанием, вероятно, ощущаются как плацентарные. Покидать их никак не хочется. Но время от времени человеку требуется покурить и помазать плечи. Выходящая из воды Марина – это тоже приятное зрелище, впрочем, рыбам уже недоступное. Оказывается, она может изящно двигаться в любой стихии. Марина поводит бедрами, потому что ей с каждым шагом приходится отнимать у песочка ногу. Этому море ее не учило, но честное слово, она так привлекательна не намеренно. Просто женщина хороша всегда, когда у нее хорошее настроение.

Пляжное времяпрепровождение состоит из купания и лежания под зонтом. Такое двухтактное существование кому-то покажется примитивным. Человек деловой, активный, привыкший решать задачи и стремиться к целям, – такой человек на пляже почувствует нехватку вводных. Ощущение это в просторечии зовется скукой. Марине в ее московской жизни тоже приходится ежедневно решать задачи. Целей она давно особенных не преследует, но от задач никуда не денешься. Однако ей не бывает на пляже скучно. Просто надо уметь перестроиться, переключить мозговую деятельность на созерцание и размышления. Когда успокоишься, втянешься, то начинаешь получать и вводные – извне и даже изнутри себя. С кем такого не происходит, те, значит, внутренне пустые люди.

Даже в капле воды обитает множество организмов, достойных изучения и описания. А у Марины для наблюдения целая водная акватория и прилегающий участок суши. Ей даже и микроскоп не нужен, только темные очки для защиты глаз. Конечно, она ничего не описывает, но размышляет и делает свои выводы. О том, например, что немки поразительно некрасивы и совершенно не стоят своих мужчин. Немцы мужского пола крупные и подтянутые; в плавательных трусах они неплохо смотрятся. Удивительно, как они женятся на таких страшилах. Русские женщины толще немок, но более симпатичные. А вот россияне-мужчины напоминают Марине мужа и потому не являются интересными для нее объектами.

Когда она переводит зрительный фокус подальше, то видит прогулочные суденышки, заякоренные на рейде. Это не вся флотилия; многие поутру загрузились дайверами и ушли куда-то за горизонт. На якоре остались худшие, на которые не нашлось спроса. Подоржавевшие старички, видавшие лучшие времена, а может быть, и не видавшие. «Принц какой-то», «принцесса какая-то» – поистерлись на их бортах пышные имена. Эти названия выведены латиницей, чтобы могли прочитать туристы. Но египтяне на всех языках пишут как слышат, и оттого в здешнем море часто плавают орфографические недоразумения.

Суденышки привязаны за корму и за нос, чтобы не вертелись и стояли смирно. В бездеятельном забытьи они медленно переваливаются с боку на бок. Старички-неудачники погружены то ли в мечты, то ли просто в сон. Но что это? Одно суденышко, кажется, вздумало погрузиться въяве. Марина не верит своим глазам; может быть, она не заметила, как задремала сама? Но нет, это в действительности происходит: суденышко тонет прямо напротив пляжа. Если кому-то здесь недоставало событий, то ему неожиданно повезло.