— И долго он здесь жил?
— Может, неделю. Не помню я, говорю, у нас столько народу перебывало… А зачем вам этот парень понадобился? — задал Семен вполне здравый вопрос. Мне стало ясно, пора убираться отсюда подобру-поздорову, пока у граждан не возникли сомнения по отношению к моей личности.
— Извините, что отняла у вас столько времени, — с улыбкой сказала я, поднимаясь, достала из кошелька деньги и сунула их Семену. Он посмотрел на меня, на купюры в своей руке, крякнул, почесал в затылке и сказал:
— Вы куму о нем спросите. Может, она чего знает. Зовут Анна, вон первый дом. Если настроение у нее хорошее, так ее за день не переслушаешь.
Мы простились, и я направилась к куме. Женщина все еще стояла возле палисадника, ожидая моего приближения.
— Ну что, побеседовали?
— Он меня к вам направил, — сообщила я. — Говорит, вот этот человек останавливался у вас.
Я протянула женщине фотографию. Она с интересом взглянула и вроде бы удивилась:
— Как же, Алеша… Только он здесь чудной какой-то… много старше.
— Фамилию его помните?
— Фамилию? Нет. Простая какая-то… Волков. Точно. Или не Волков. Нет, не вспомню.
— Откуда он приехал?
— Из Москвы. Студент, хороший такой парень. Все дрова мне переколол, забор поправил, ступенька на крыльце сгнила, и ее заменил. Мне и деньги-то с него брать было неудобно. Уж так он мне понравился. Симпатичный, уважительный, меня по имени-отчеству. Моей бы Таньке такого мужа, а то вышла за алкаша, теперь мучается.
Из всей тирады меня заинтересовало только одно слово “студент”. Я считала, что Глебу на момент гибели было тридцать семь лет, выходит, три года назад он был студентом-переростком.
— Он вам что-нибудь о себе рассказывал?
— Да уж я сейчас и не вспомню. Учился в Москве, а сюда приехал на практику. Не помню, как это по-правильному называется, бабки наши ему песни пели да про молодость рассказывали, как гуляли, как свадьбы играли, а он все в тетрадку записывал и на магнитофон. Маленький такой магнитофон, это осенью было, бабкам делать нечего, они и рады. А потом с Глебкой на охоту подался, но так, из интереса. Никого не подстрелил. Мне, говорит, живность жалко.
— Сколько ему было лет? Женщина пожала плечами.
— Молодой совсем, двадцать с небольшим… А что вы им интересуетесь, неуж натворил что-нибудь?
— Его родители ищут. Уехал к другу год назад и с тех пор пропал.
— О господи, страсти-то какие. Неуж убили? Больно парень-то хороший, хотя хороших-то как раз и убивают.
— Извините, — решилась я, — вы меня чаем не напоите? Я с дороги. Вы не волнуйтесь, я заплачу.
— Чего ж за чай-то платить? Я вас и так напою.
Мы пошли в дом. Хозяйка по дороге сокрушалась о пропавшем Алексее, а я пыталась переварить сведения. Если женщина ничего не путает, Глеб три года назад был Алексеем, да еще студентом. Чудеса. То у него проблемы с сердцем, то неразбериха с возрастом. Будь Глеб намного моложе, чем мне представлялся, патологоанатом это несоответствие смог бы определить. Я не знаю как, но была уверена, что смог бы. Выходит, Глеб зачем-то изображал студента. Что ж, при его внешности это нетрудно, допустим, надел человек что-нибудь молодежное, бейсболку надвинул на ухо… Для человека в возрасте все, кто моложе двадцати пяти лет, почти что дети… Вопрос, что ему здесь могло понадобиться? Воспоминания старушек или он НЛО интересовался?
Между тем мы устроились в кухне, хозяйка включила электрический самовар и посмотрела на меня с любопытством.
— Значит, вы его ищете? — спросила она, вздохнув.
— Пытаюсь найти людей, с которыми Алеша последние годы общался. Вы мне расскажите поподробнее, с кем он здесь чаще всего виделся?
— А с кем тут видеться? Бабки, я, да вот с Глебом на охоту ходил. А так — уйдет в лес и гуляет. Хорошо, говорит, здесь у вас. Дышится легко. Далеко уходил. Вовка, сын мой, он в областном центре шофером работает, однажды видел его возле одинокого дома. Вон в какую даль забрел.
— А что за одинокий дом?
— Деревня Лоскутово, только от всей деревни один дом остался. Стоял на пригорке, тоже, считай, брошенный, потом в нем вдова поселилась, сын у нее погиб, и она вроде как чокнулась, вот и приехала сюда из Ярославля. Жила одна, в округе на десять километров ни одной живой души, сын мой ей раз в неделю продукты привозил, а она, точно сыч, кроме как с Вовкой, ни с кем не разговаривала. Совсем от горя помешалась. А страх-то в таком месте одной жить. Мало ли что… в наше-то время… ну и случилось. Убили ее, — перешла вдруг на шепот женщина. — Вовку моего полгода в милицию таскали. Он ее и нашел, она несколько дней в доме пролежала. А какую смерть приняла, не приведи господи. А Вовке моему страдать за что? Уж, думали, не добьемся правды, посадят. Слава богу, обошлось.
— Когда погибла женщина?
— Уж года три… да, в ноябре три года будет.
— Выходит, она погибла примерно в то время, когда здесь был Алексей?
— Нет, Алеша уехал, Вовка его в город отвез и на поезд посадил. А уж где-то недели через две и нашел ее. Вы чай-то пейте, пейте.
Я глубоко задумалась, не обращая внимания на женщину. Глеб болтается здесь по окрестностям, выдавая себя за студента на практике, а через несколько дней после его отъезда погибает женщина… и как раз к ее дому Глеб совершал одинокие прогулки…
— Женщину ограбили? — спросила я.
— Из дома ничего не пропало, ее домработница приезжала… Одно время тоже с ней жила. Но разве ж нормальный человек такую жизнь выдержит9 Очень она хозяйку жалела, но уехала. Так вот, домработница сказала, что ничего из вещей не пропало. А вещи были хорошие, шубы, и золото было, она ведь дама состоятельная, актриса, и муж у нее большим начальником был. Ничего не пропало из вещей, и в милиции решили, что не ограбление это, а какой-то маньяк. Там, говорят, полдома кровью залито было… Ужас. Ну, поискали, поискали, да никого не нашли. Слава богу, от Вовки моего отстали.
— А фамилию убитой вы помните?
— Еще бы не помнить. Кондратьева Вера Григорьевна. А домработницу зовут Люда, отчество не знаю, фамилия Логинова. Хорошая женщина, добрая. Она к нам сюда приезжала. Я, говорит, нисколько не сомневаюсь, что Володя ваш не виноват. Он, говорит, хороший молодой человек. И то верно, про моего Вовку никто сроду дурного слова не сказал, ну выпивает, это да, врать не буду, но убить… да он курицу не зарубит…
— А как получилось, что ваш сын познакомился с этой Кондратьевой?
— Так их Люда и познакомила. У нее сестра диспетчером в Вовкином ПТП. Когда хозяйка сюда приехала, за продуктами ей Люда ездила, пока сама здесь жила. Вот сестра их и познакомила. Вовка в пятницу к нам, он в городе в общежитии живет, а машину на выходной ему брать разрешают, вот он по дороге завозил продукты. Поначалу Люда с ним ездила в город на электричке, а обратно с Вовкой. А уж как она в город вернулась, так приходилось ему самому Люда все закупит, а он доставит. И пенсию за хозяйку она получала, да и так деньги у покойной водились, уж не знаю откуда, но водились. А Вовка ни в жизнь себе ни гроша не взял, все до копеечки отчитается, только уж то, что Люда за труды даст. Сама Люда сюда дважды в месяц приезжала, беспокоилась за хозяйку, та совсем чудить начала, из дома по несколько дней не выходила. Разве можно больному человеку одному? Ни телефона, ни соседей, ведь никакой помощи, вот и случилось…
— А сын ваш до сих пор на этом транспортном предприятии работает?
— А куда ж ему деться. Женился недавно.
— Телефона этой Люды У вас случайно нет?
— У сына есть. А зачем он вам?
— Хочу с ней поговорить. Может, она с Алексеем встречалась?
— Нет, что вы, откуда? Милиция всех допрашивала. Такое убийство, да тут вся округа полгода по ночам спать не могла, все маньяка боялись.
— Вдруг все-таки виделись?
— Я вам телефон сына дам, позвоните в обед на вахту, его позовут, он рядышком, в первой комнате. А вы в город поедете?
— Да, собираюсь.
— Так, может, я чего сыну соберу? Вы ведь на машине? Не затруднит?
— Нет, конечно. Я с удовольствием все ему передам.
Хозяйка начала торопливо собирать сумки, рассказывая мне о житье-бытье сына. Я допила успевший остыть чай и вскоре, сопровождаемая хозяйкой, направилась к машине. Подарков набралось предостаточно, я поставила две увесистые сумки в багажник и простилась с женщиной. От своего дома шел Семен, его слегка пошатывало, он помахал рукой, намереваясь что-то сообщить мне. Я завела машину, он приблизился, и стало ясно, что он уже успел выпить, причем основательно.
— Ну как, все выяснили? — спросил Семен весело. — Пропечатаете статейку, не забудьте нам газетку прислать.
— У, рожа бесстыжая, опять бельмы залил, — в сердцах сказала женщина, а я поторопилась уехать.
Мысли в моей многострадальной голове путались. Глеб в образе студента Алеши, золотого мальчика, а тут еще зверское убийство одинокой пенсионерки. Поверить в то, что Глеб как-нибудь к нему причастен, было свыше моих сил, но ведь для чего-то он бродил по округе? С бывшей домработницей встретиться мне придется хотя бы для того, чтобы убедиться, что никакого отношения к погибшей женщине Глеб не имел.
В город я прибыла ближе к вечеру и, едва миновав пост ГИБДД, стала звонить в общежитие. Мне повезло. Сначала я услышала детский голосок, который важно сообщил: “Вас слушают”. Я изложила свою просьбу, и девчушка сказала:
— Сейчас я дядю Вову позову.
После чего с интервалом в полминуты в трубке возник мужской голос:
— Да.
— Володя, ваша мама попросила меня кое-какие вещи передать.
— Ага… куда подъехать?
— Вы мне адрес свой скажите, я сама подъеду. Адрес я получила и в течение часа кружила по окраине, разыскивая общежитие. То ли Володя плохо объяснил, то ли я оказалась не очень толковой, но нужное мне здание нашла с трудом. Обшарпанный двухэтажный дом притулился между свалкой и забором какого-то предприятия и представлял собой довольно унылое зрелище. Непосредственно к общежитию было не подъехать: разбитую, в жутких колдобинах дорогу украшала гигантская лужа. Я оставила машину рядом с ней и пошлепала к подъезду. Нижнюю ступеньку лестницы залило водой, обойти ее возможным не представлялось, и я, зло чертыхаясь, прыгнула, едва не тюкнувшись носом в обшарпанную дверь.
В сумрачном холле за стареньким столом старушка и девочка лет семи играли в лото при свете настольной лампы, рядом стоял телефонный аппарат, перетянутый изоляционной лентой. Услышав, как хлопнула дверь, старушка отвлеклась от своего занятия и взглянула на меня.
— Я к Рязанову Володе, в первую комнату, — сообщила я.
Девчушка бросилась в боковой коридор и громко позвала:
— Дядя Вова, к вам пришли.
Через минуту в холле появился парень лет двадцати пяти в застиранном спортивном костюме и с удивлением уставился на меня.
— Это я вам звонила, — сообщила я. — Сумки у меня в машине.
— Ага, я сейчас, — засуетился он, посмотрел на тапочки, в которые был обут, хотел вернуться в комнату, но потом махнул рукой и пошел к двери. — Как там мамаша? — спросил он, все еще приглядываясь ко мне.
— Хорошо. Привет вам передает. Ловко перемахнув через лужу, Володя помог переправиться мне и поинтересовался:
— А вы какими судьбами в нашем Борине? Что-то я вас не припомню.
— Я из газеты, — соврала я, все больше входя во вкус. — Меня интересует убийство в Лоскутове. — Выражение его лица мгновенно переменилось, теперь оно стало хмурым, даже враждебным. — Я бы хотела встретиться с Людмилой Логиновой. Ваша мама сказала, у вас есть ее телефон.
— Ну есть. А зачем она вам?
— Не так давно произошло очень похожее убийство. И преступник тоже не найден. Мы проводим журналистское расследование.
— Ясно, — вздохнул он. Как видно, воспоминания о тех событиях никакого удовольствия ему не доставили. — Записывайте телефон, только ничего нового она вам не скажет, ее сто раз спрашивали-переспрашивали, никакого толку.
— Может быть, для начала вы ей сами позвоните, чтоб я не свалилась как снег на голову? — Я набрала номер и, пока он решал, стоит ли делать мне одолжение или нет, сунула ему трубку в руку.
— Люда, — заговорил он, — это Володя. Да, я… Тут вот девушка из газеты хочет поговорить с вами об убийстве. Да… журналистское расследование, говорит, ага.. Спасибо, хорошо. Да .. и вам того же… Поезжайте к ней, — сказал он, возвращая мне телефон, — она сейчас дома. — Я записала адрес, затем открыла багажник, и Володя забрал сумки. — Мамаша их гирями набила, что ли, — пробормотал он, поставив сумки на землю с намерением перехватить их поудобнее.
— Володя, — все-таки спросила я, хоть чувствовала, что говорить он не захочет, — той осенью в доме вашей мамы жил студент из Москвы?
— Ну жил. Зачем вам студент?
— Вы ведь рассказывали, что видели его возле Лоскутова.
— Я его с дороги видел, смотрю, человек идет к лесу, куртка зеленая. Такая у Лешки была. Вот и все. Он ли, нет, я не знаю. Чего б ему там и не ходить. А про то, что видел, говорил только мамаше, так, к слову пришлось.
— А в милиции про это не сказали?
— Про что? — вздохнул он.
— Про то, что видели вблизи дома человека.
— Там, между прочим, не запретная зона, ходи кто хочешь. И студента я сам на поезд посадил за несколько дней до убийства. Студент совсем ни при чем. Я хоть и пару раз с ним встречался, но людей чувствую. Парень он хороший…
— Хорошие иногда тоже убивают, — пожала я плечами, а он неожиданно засмеялся.
— Да вы хоть представляете… Вы знаете, что в этом доме творилось? Вера Григорьевна к стулу была привязана, весь пол и даже стены в крови. Там был псих. Это ведь я ее нашел, понимаете?
— Понимаю, — кивнула я.
Он подхватил сумки и, не попрощавшись, пошел к общежитию.
Я села в машину и только тут сообразила, что искать нужную мне улицу в чужом городе довольно затруднительно, однако окликнуть Володю и спросить, как проехать к Логиновой, не рискнула. Ладно, у меня есть номер ее телефона, в крайнем случае позвоню.
Выбравшись к очагу цивилизации, приземистому зданию, с одной стороны которого было написано “Кафе”, а с другой — “Продукты”, я притормозила и пошла выяснять, как мне проехать. Продавщица, девица лет двадцати, о такой улице вовсе не слышала, а грузчик, скучавший на подоконнике вблизи прилавка, сообщил только, что она на другом конце города. Не очень рассчитывая на удачу, я поехала прямо, посматривая на указатели, в центре города обратилась к постовому, и он очень доходчиво объяснил мне, в каком направлении нужно двигаться. Следуя его указаниям, я через двадцать минут уже тормозила возле девятиэтажного дома, стоявшего в окружении таких же типовых домов. Несмотря на это, район выглядел вполне уютным и даже живописным.
Загнав машину на стоянку возле подъезда, я позвонила, и женский голос пропел:
— Слушаю. — Я сообщила, что нахожусь возле дома и готова подняться в квартиру для беседы. — Я вас жду, — сказала женщина.
Так как в разговоре Володя называл ее Люда, я ожидала встретить женщину молодую, потому слегка опешила, увидев перед собой худенькую старушку лет эдак под семьдесят, которая куталась в пуховый платок.
— Людмила… простите, не знаю вашего отчества…
— Зовите Людой, меня так все зовут. Берите тапочки и в комнату проходите. У меня холодно, отопление отключили. — Мы прошли в единственную комнату и устроились на диване. — Значит, вы интересуетесь убийством Веры Григорьевны? — спросила она с улыбкой, это выглядело довольно странно.
Я молча кивнула. Чего доброго, бабка спросит удостоверение, а там, глядишь, и милицию вызовет, вот и объясняйся с ними, зачем мне понадобилось врать. Я всерьез забеспокоилась и оттого сразу перешла к делу.
— Люда, расскажите мне, пожалуйста, о Вере Григорьевне, что она была за человек и вообще…
— Верочка — человек очень непростой. Талантливая, красавица, с такими нелегко. Она сюда из Москвы приехала после смерти второго мужа. В молодости балериной была, но что-то не задалось, знаете как бывает… Но она всю жизнь отдала искусству, работала с детьми, написала прекрасную книгу. А потом Иван Ильич умер, и она приехала сюда к сестре, квартиру в Москве оставив дочери. Они, знаете, тогда не очень ладили. Дочка увлеклась молодым человеком, а он оказался женатым, и она покончила с собой. Вера так переживала, не знаю, как она вынесла все это. Потом погиб сын, ее любимый Ванечка. Ужасная история. Бедная женщина не вынесла потрясения, в голове у нее все перепуталось, она иногда считала себя маленькой девочкой… С сестрой они тоже не ладили, разница в возрасте… Именно сестра Надя "попросила меня присматривать за Верой Григорьевной. Я согласилась, потому что очень жалела Веру. Ей становилось все хуже и хуже, она по целым дням не выходила из комнаты, иногда совсем теряла голову, кричала на меня и швырялась подушкой. Надя не хотела отправлять ее в больницу, говорила, что это ее убьет. Конечно, ее лечили. Надя не жалела денег, и на какое-то время Вере стало лучше. Потом ей вдруг пришла в голову фантазия жить летом в деревне. У Нади был дом, доставшийся от родственников первого мужа, в этом самом Лоскутове, и Вера принялась его отделывать. Сестра не препятствовала ее фантазиям, считая, что | это как-то отвлекает Веру. Летом она жила в Лоскутове, а в начале сентября возвращалась в город. Мне там было скучновато, людей в округе нет, да и страшно. Вера целыми днями сидела в кресле-качалке, смотрела в сад и вспоминала свою молодость, мужей или своих детей.
— А на что она жила?
— Как же, у нее пенсия хорошая, но пенсия, конечно, не главное. Оба ее мужа занимали важные посты, у Веры имелись сбережения. И сестра ей помогала… Уже после гибели Нади Вера стала продавать вещи, кое-какую мебель, несколько картин. Коллекционеры охотно покупали.
— Вы сказали, что Надя погибла? — нахмурилась я.
— Да. И вправду поверишь, что над этой семьей тяготел злой рок. Когда это случилось с Надей, разум Веры помутился. Она сказала, что никого не желает видеть, и осталась зимовать в Лоскутове, закрыла в доме все ставни и иногда целые сутки даже свет не включала.