Пэбб вновь вернулся к своим изворотливым манерам:
– Я еще не до конца вас шокировал. Вы ведь думаете, что я наконец-то начну задавать вопросы, не так ли? Что ж, да будет так! Первый будет самым бестактным. С чего вы решили, что я захочу вам помочь стать счастливой с этими вашими солнцами? С чего бы это я вдруг должен вмешиваться в эту историю?
– Из интереса.
Пэбб был настолько озадачен, что даже не смог протестовать. Эммануэль продолжила:
– Потому что в этом случае вы откроете мне менее банальные причины интереса ко мне, чем те, что вы недавно привели.
Казалось, Пэбб на мгновение заколебался, а потом незаметно наклонился вперед, будто признав неопровержимую проницательность ее логики. Это молчаливое потворство подчеркнуло его улыбку. И Пэбб сказал, что, по его представлению, заключается в этом интересе:
– Расскажите мне, в чем, например, состоит отличие любви между двумя от любви на троих? А также от любви на четверых, на пятерых…
Он остановился и переспросил:
– А я знаю этих мужчин и эту женщину, которых вы любите?
– Единственный человек, которого вы еще не видели, даже со стороны, – это изобретатель ткани, чью способность исчезать вы могли наблюдать своими собственными глазами. Его зовут Лукас Сен-Милан, ему двадцать пять лет. Он также является автором еще более сногсшибательного открытия, благодаря которому можно менять цвет кожи, словно рубашку. И вообще обходиться без рубашки! Скоро я вам покажу это чудо!
Пэбб очередным кивком головы продемонстрировал, что верит ей. Затем он проявил свой талант в области дедукции:
– Насколько я понял, вы любите своего мужа Марка Солаля. Он – одно из ваших солнц. Другое – женщина, как вы говорите? Это, наверное, Аурелия Сальван? Не спешите хвалить мою интуицию: я слышал, как вы с ней разговаривали. Я с первого взгляда понял, что она вам нравится. Невелика заслуга представить, что с тех пор вы уже встречались: я лишь заметил тон, с которым вы несколько раз произнесли ее имя. Нужно с восхищением отметить, что у нее очень подходящее имя для наших солнечных исследований.
Эммануэль выжидательно коснулась его колена, подбадривая его продолжить ход своих мыслей. И Пэбб не заставил себя ждать:
– Тем вечером, на выставке, я заметил, как ведет себя муж Аурелии, и догадался, что вы для него много значите. Позволю себе сделать вывод, что четвертое солнце – Жан Сальван.
– Мы были мужем и женой на протяжении девяти лет. Ими мы, по-своему, остаемся и сейчас, – подтвердила Эммануэль. – У вас удивительная интуиция, Пэбб!
– Но этого недостаточно, чтобы я понял, каковы в точности ваши намерения по поводу этих солнц.
– Я хочу, чтобы все они любили меня вместе. И желаю, чтобы они полюбили друг друга.
* * *Пайан-Эростен-Белиал-Барабба де Дьёэд, казалось, был впечатлен размахом проекта Эммануэль.
– Получается, мы должны найти решение? – решил убедиться он. – Но для этого по меньшей мере понадобится гений!
– Вы и есть гений, – заявила Эммануэль.
Он рассмеялся от всего сердца:
– А я надеялся на вашу гениальность! Я не чувствую в себе никаких исключительных способностей.
– Их ростки взойдут этой ночью, – пообещала она. – Хотите, чтобы я завтра пришла вновь?
Пэбб ответил ей угрозой:
– Если не придете, я о вас забуду.
– И будете сожалеть об этом на протяжении веков, – предсказала Эммануэль.
– А сожаление, если верить Спинозе, – это вторая ошибка.
Он проводил ее до улицы. Как и в прошлый раз, она попрощалась с ним со словами:
– Бай-бай, Пэбб!
«Это станет нашей традицией», – решила про себя девушка.
И она его поцеловала.
В губы.
3
В первый раз Эммануэль позировала не так уж долго. Главным образом она занималась любовью. Без Жана и без амазонок. Аурелия заявила, что она очень хотела бы побыть с Эммануэль наедине. Та не заставила себя упрашивать.
Вернувшись домой после обеда со своей любовницей, Эммануэль обнаружила на ступеньках Петру.
Она изумленно спросила девушку:
– Что ты здесь делаешь? Ты здесь давно?
– Жду тебя, – ответила Петра. – С утра.
– Я была у Аурелии. Ты не знала?
Зеленоглазая красавица недовольно выпятила губу.
«Что с ней такое? – всполошилась Эммануэль. – Она что, ревнует? Этого еще не хватало!»
Чтобы все прояснить, она уточнила:
– Я позировала Аурелии. И занималась с ней любовью! Ты делаешь то же самое, она сама мне сказала об этом. С ней и с другими ее подружками. Полагаю, тебе это нравится?
Петра утвердительно кивнула, пока Эммануэль открывала дверь в квартиру. Едва войдя, девушка скинула замшевое болеро, которое наполовину скрывало ее груди. Практически тем же движением она отстегнула свою мини-юбку из того же материала с таким высоким разрезом на бедрах, что он практически полностью демонстрировал ее бедра и при малейшем движении открывал взгляду светлый лобок.
Девушка положила болеро и юбку на руки коленопреклоненной статуи, которая, казалось, специально была поставлена здесь, чтобы получать подобные подарки.
– Где твоя комната? – спросила Петра.
Эммануэль засмеялась:
– Я смотрю, ты не теряешь времени на разговоры.
Петра строго оглядела легкое платье своей старшей подруги.
– Ты же не будешь оставаться одетой? – спросила она, будто испытывая отвращение.
– Ты называешь это «одетой»? – развеселилась Эммануэль, наклонив голову, чтобы рассмотреть свое одеяние.
Тончайший линон бледно-голубого цвета, который едва прикрывал ее тело, представлял собой намеренное покушение на целомудрие. Чтобы усугубить желание, портниха (не та, которая подарила ей трусики с голубями, а другая) его укоротила и украсила большими разрезами, словно маргаритками. Эти разрезы были расставлены так свободно, что невольно возникал логичный вопрос: а есть ли у платья еще какое-нибудь предназначение, кроме функции замочной скважины?
Но Петра была не из тех, кто довольствуется полумерами и кто бросает взгляды украдкой.
– Я хочу, чтобы ты была обнаженной, – уточнила она.
– Не сейчас, – объяснила Эммануэль. – Мне нужно уходить.
– О нет! – воскликнула девушка. – А может, я сначала доведу тебя до оргазма?
Она была так расстроена, что на ее глазах появились слезы. Эммануэль смутилась.
– Ты очень красивая!
– Но зачем мне красота? – почти расплакавшись, ответила Петра. – Ведь ты меня не хочешь.
– Что ты говоришь, птичка моя? Ты уже забыла, какое удовольствие доставила мне позавчера?
– Я все время об этом думаю и хочу сделать это вновь. Каждый день.
Эммануэль притворно выдохнула:
– Не уверена, что выдержу. Я несколько измотана!
– Я не займу у тебя много времени, – заспорила «птичка».
– И если в довершение всего ты еще и ревнивая, а у меня возникло такое впечатление, тогда действительно мы друг другу не подходим.
Петра энергично закивала головой:
– Ну что ты! Я хочу только одного: обладать тобой. Мне абсолютно безразлично, что ты спишь с другими.
– Ты слишком добра, – поблагодарила Эммануэль, сомневаясь в искренности ее слов.
Потеряв терпение от этих разговоров, Петра без колебаний начала раздевать свою собеседницу. Та сжала ее руки:
– Свет моей луны, я же тебе сказала: не сейчас. У меня встреча. Я не хочу заставлять себя ждать.
– А я прождала тебя четыре часа!
– Это просто неслыханно! Я не люблю заниматься любовью на скорую руку.
– Позволь мне лишь поласкать твою киску! И выпить хотя бы одну каплю твоего сока! – начала умолять ее девушка. – Все говорят, что она у тебя самая неуемная, самая щедрая, самая сочная, самая красивая из всех!
Эммануэль вновь разразилась смехом.
– Все? И кто же эти «все», хотелось бы знать?
– Все – это все, – настаивала Петра.
– Хорошо! – отрезала Эммануэль. – Я прошу прощения, что приходится тебя разочаровывать, любительница моей вагины, но у меня есть идея получше: возвращайся этим вечером, и мы заснем с тобой вместе.
* * *Петра слабо запротестовала:
– У меня нет сил уходить.
Подобная слабость совершенно не соответствовала ее телу горной газели, поэтому Эммануэль заподозрила единственно возможную причину:
– Что с тобой, красавица моя? Ведь не влюбилась же ты в меня?
– Влюбилась, – пылко подтвердила Петра.
Эммануэль была ошеломлена. Она не ожидала, что эта девочка проявит к ней страсть – да еще и так решительно, от всей души!
Девушка сразу же затораторила:
– Ты мне не веришь? Вот увидишь! Я докажу тебе.
Если бы Эммануэль не должна была отправиться на встречу к Дьёэду, то она немедленно отдалась бы соблазнительнице. Но его она просто не могла подвести. И Эммануэль, ненавидевшая конфликты, возникающие на почве желания, разозлилась из-за необходимости делать выбор.
Ей казалось, что Петра могла бы ее и подождать, ведь у нее было больше времени.
– Тогда оставайся здесь, – сказала она. – Пока я не вернусь. Думай обо мне в моей кровати.
4
– Пэбб, что вы скажете насчет μx? Это послужило бы хорошим дополнением к названию Гелиак – последнему изобретению моего любовника?
Пэбб показался озадаченным.
– Я хотел бы знать, что это значит.
Эммануэль хотела бы станцевать с ним джигу, но подумала, что не умеет ее танцевать. Если и Пэбб тоже не мастер танцевать кельтские танцы, то Пенфизер, конечно, смог бы дать им несколько уроков. Нужно будет это обдумать. Но сначала следовало разрешить вопрос, который она поставила перед Пэббом:
– Вы ведь не будете говорить, что ничего не смыслите в математике? Вы хотя бы знаете, что такое состояние равновесия?
– Эмпирически.
– Уже лучше, чем ничего! Согласно теории, это состояние элемента, который зависит от конечного числа степеней свободы.
– Ах, вот как! Что ж… Это определение волнует душу. У меня практически создается впечатление, что я его понимаю. Полагаю, с вами я быстро начну разбираться в науке.
– Что делают тела, когда им грозит нестабильность? Пытаются от нее ускользнуть. И в итоге на самом деле лишь ухудшают свое положение.
Чтобы доказать свою готовность, Пэбб постарался перевести эту трагедию неодушевленной природы в человеческий эквивалент:
– Точно так же у некоторых из нас одиночество перетекает в агрессию; у других злоба перетекает в болезнь, разочарование в иллюзиях – в самоубийство, а скудность воображения – в чрезмерную заботу о семье. Все это никогда не устареет и всегда будет актуально.
– Видите, математика нужна многим! Если вы подставите в уравнение эти «собственные колебания», то какой у них будет общий фактор?
– Неустойчивость.
– Вы – гений! На языке математики мы скажем, что эти индивидуальные решения, мудрые они или ошибочные, ничтожные или эффективные, являются функциями времени. Не возражаете, если мы обозначим между нами время как x? Время ведь действительно является неизвестной величиной, не так ли? Своеобразным эталоном неизвестности.
Он нежно ей улыбнулся и сделал знак, что слушает. Эммануэль продолжила:
– Такие крупные знатоки, как вы, но более сведущие в математике, предчувствовали, что все несоответствия, которые сдерживают наши несчастные тела, могут привести к некой общей неизбежности, которую они обозначили как U.x. Уверяю вас, милее было бы назвать это именем греческой богини, но каждому свой миф! Для ученых, о которых я вам рассказываю, U означает квадратную симметричную матрицу. Думайте об этом что хотите. Что сын думает о матери или наоборот. Не в этом дело.
– Если я правильно помню, речь идет не о U.x, а о μx, – отметил Пэбб, чтобы показать, что его не так-то просто сбить с толку.
– На самом деле это одно и то же. Важно не рассказать вам, каким образом выявили это равенство, но изложить, что оно означает: вопреки тому, что думали испокон веков, наше условие не обречено наткнуться на свинцовую границу этого рокового конечного числа степеней свободы. Способ, с помощью которого мы можем избежать этих границ, в математическом анализе называется переходом от конечного числа к бесконечности. Вы следите за моей мыслью? Дело не в моральном или воображаемом переходе, а именно в переходе физическом. Материальном переходе. Паспортом, необходимым для перехода от конечного числа к бесконечности, как в абстракции, так и в повседневной жизни, является уравнение, простое, как все настоящие открытия. Выглядит оно так: U.x = μx.
Губы Пэбба бесшумно прошептали эту формулу, но взгляд его оставался отстраненным. Эммануэль почувствовала, что нужно объяснить ему покороче.
– В этом новом мире, где невозможное становится возможным, – сказала она, думая прежде всего о Лукасе, а не о математике, – матрица времени U.x считается идентичной неисчислимому количеству идей и вольных действий, которое позволит представить наше воображение и которое позволит исполнить наша отвага. Бесконечность этого предела обозначается как μx. Этим обозначением, которое мне очень дорого, я хочу назвать переход от конечного числа к бесконечности, μx в моих глазах заключается в солнечном открытии моего светоносного любовника.
* * *Пэбб долго кивал головой, больше впечатленный лиричностью Эммануэль, чем убежденный ее расчетами.
Она опередила его возражения:
– Вы правы. В терминах строгой науки Гелиак μx не обозначает ровным счетом ничего. Но это допустимая поэзия, не так ли?
– Я в этом полностью уверен. Каждый раз, когда я буду слышать это название, мое сердце будет биться поэтическим биением. И этим я буду обязан нашей встрече.
Эммануэль была готова вскочить с дивана, на котором лежала, и обвить шею Пэбба руками, но у нее были еще и другие соображения, которые девушка хотела представить своему собеседнику:
– Вы услышите, как все будут говорить лишь о нашем Гелиаке, Пэбб! – вскричала она. – Скоро вы увидите его на коже всех людей! Помимо тех цветов, которые Лукас уже создал, он пообещал мне, что создаст покрытие в виде эмали, чешуек, шелка и надкрыльев. Мы станем скарабеями, рогатыми гадюками, уклейками, эротичными гольцами. Для нас не будет составлять проблемы стать животным, подружиться с представителями своего вида… Однажды у нас появится возможность обрести мех, оставаясь при этом обнаженными. Мы будем встречать на улице леопардов и ласкаться с ними в кровати. Однажды утром мы станем бобрами, в полдень – белыми мышками, вечером – гамадрилами. Вам не кажется, что длинная пепельно-белая шерсть староанглийской овчарки прекрасно подойдет вашему дворецкому?
– Но в свободе присутствует определенный риск, – беспокойно произнес Пэбб. – Пенфизер может захотеть стать бульдогом.
– В этом есть нечто привлекательное. А вы не хотите стать филином? А может, малиновкой или соловьем? Я же предпочла бы оперение горлицы. Вы не находите, что перья козодоя, крылья бабочки-эвфемы или перышки канарейки сделают меня менее яркой?
Пэбб скромно улыбнулся.
– Вам позволено все. Насчет остальных – не знаю. Оперение украшает лишь красивых людей.
– Аурелия сказала, что мы выбираем наш цвет прежде всего согласно нашему эстетическому суждению, а не форме. Если изобрести окраску или оперение, которое будет улучшать характер, больше не будет некрасивых людей и никто не назовет другого человека уродливым.
– До этого момента я предпочитал думать, что именно характер влияет на оперение. Но, возможно, я пойму, что под влиянием вашей красоты могу стать лучше. Лишь бы ваши друзья оставили мне достаточное количество вашего времени.
– Мое время не принадлежит моим друзьям… Им не принадлежит ни одна моя клеточка! – воскликнула Эммануэль. – К тому же, Пэбб, неужели вы считаете меня собственницей? Я таковой никогда не была, да и сама никому не принадлежала. Я не хочу ни удерживать, ни быть удерживаемой. «Тристан не любит то, чем он обладает…»
Эммануэль вновь инстинктивно приняла позу, в которой предпочитала размышлять: она села, приподняв колено, сжав двумя руками ногу и касаясь пяткой ягодиц; другую же ногу она наискось свесила к полу. Она знала, что Пэбб, сидящий напротив нее в широком кресле, внимательно ее слушает.
– Пэбб, мои солнца страдают вовсе не от того, что кому-то принадлежат: скорее наоборот. Им не хватает сознательности, чтобы принадлежать одной системе. Что же сделать, чтобы они начали это осознавать?
– По законам науки, на которые вы опираетесь, все должно быть очень просто, – ответил Пэбб. – Нужно, чтобы первая встреча солнц расположила их друг к другу.
– Действительно, просто! Но как же этого добиться?
– Этого я уже не знаю. Если хотите, давайте начнем с того, что устроим встречу. Пригласите их ко мне на ужин.
– Лукас не придет. Он считает, что светское общество – это дьявол во плоти.
– Он прав. Светское общество – это не средство коммуникации и не способ сближения. Это карикатура, как и дьявол: искусственное общение, ритуал двуличия. Вы меня подозреваете в общении с этим демоном? Я предлагаю вам не светский ужин. Я лишь рассматриваю все это как эксперимент на совместимость элементов в присутствии катализатора.
– Теперь вы стали химиком?
– Это вы меня заразили! Что же, этот план вам подходит? Если подходит, то давайте без промедления претворять его в жизнь. С завтрашнего дня.
– Как скажете, – объявила Эммануэль. – Я доверяю это дело вам, потому что не сильна в составлении планов и программ. Я следую по жизни спонтанно, не следуя никаким предварительно составленным планам. Я верю в будущее, но не готовлюсь к нему заранее.
– Подобный метод не рекомендуют использовать государственным деятелям. Однако мне кажется, что вы лучше управляете своей жизнью, чем они – нашей, – отметил Пэбб.