— Вот только не надо бросать на меня магнетические взгляды! — немедленно отреагировал тот. — Ну прямо в затычку превратили! И в дурдом меня, и к сумасбродной бабе... А я, между прочим, имею другую специализацию.
— Нужда всему научит. — Похоже, Людочка уже загорелась своей идеей. — Ты ведь слышал, что маленький сын Халявкиной, которого она по каким-то причинам избегает уже пятый год, находится в пансионате. Явишься к ней и скажешь, что ты и есть тот самый сынок, сбежавший из опостылевшего пансионата. Дескать, прошу любить и жаловать. Глядишь, материнское сердце и растает!
— Материнское сердце, скорее всего, подскажет ей, что я самозванец, — возразил Ваня. — Да и не похож я на Халявкину. Ни цветом глаз, ни мастью.
— Голову мы тебе подстрижем под нуль, а в глаза вставим контактные линзы соответствующего оттенка.
— Чепуха! — продолжал упорствовать Ваня. — Сами знаете, что за пацана меня можно принять только при мимолетней встрече. Рано или поздно блеф раскроется... Что мне, спрашивается, делать, если Халявкина вздумает искупать меня в ванной или на радостях уложит с собой в постельку? Нет, этот номер не пройдёт! Лично я предложил бы другой вариант, — он с заговорщицким видом подмигнул Людочке, — голову даю на отсечение, что эта оторва обожает однополую любовь. Тогда тебе, подруга, и карты в руки! Ни одна лесбиянка не устоит перед твоим очарованием.
— Дурак! — Людочка с трудом удержалась от более резкого выражения. — У лесбиянок не бывает такого количества гетеросексуальных связей. Лучше сразу признайся, что струсил.
— Если после этого ты отвяжешься, охотно признаюсь! — Ваня, не сходя с места, изобразил какое-то замысловатое танцевальное коленце.
Тогда Людочка сняла с себя хасидский амулет и повесила его на шею Цимбаларю.
— Все надежды только на тебя, — сказала она, глядя товарищу прямо в глаза. — Ты должен любыми средствами заслужить благосклонность Халявкиной.
— Неужели я похож на альфонса? — нахмурился тот.
— Если не считать ныне отсутствующего язвенника Кондакова, ты наиболее подходящая кандидатура на эту роль, — ответила Людочка. — Кроме того, существует гораздо более благозвучный термин — жиголо. То есть спутник состоятельной дамы.
— Состоятельные дамы предпочитают спутников совсем другого сорта, — возразил Цимбаларь.
— Не надо прибедняться! Ты, конечно, не Нарцисс, но определённый шарм имеешь. Что-то вроде молодого Бельмондо, когда тот вынужден был зарабатывать себе на жизнь мытьём посуды.
— Спасибо, похвалила, — буркнул Цимбаларь, однако амулета не снял.
В этот момент дверь распахнулась и на пороге кабинета появился Кондаков, ещё бледный, но улыбающийся.
— Вы что, сбежали? — ахнула Людочка.
— Никак нет, отпущен под свою ответственность, — радостно сообщил он. — Даже расписку лечащему врачу оставил. Сами подумайте, ну что мне там делать, если капельницу и уколы уже отменили? Глотать таблетки я могу и за стенами больницы.
— Это надо обязательно отметить! — потирая руки, предложил Ваня.
— Могу хоть сейчас. — Кондаков достал из кармана аптечный пузырёк, наполненный густой, тёмной жидкостью. — Облепиховое масло. Должен пить его три раза в день, желательно перед приёмом пищи.
— Да вы все как сговорились! — в сердцах воскликнул Ваня. — Один перешёл на одеколон, второй на облепиховое масло, третья вообще выпивки гнушается. С кем же мне теперь прикажете квасить? С полковником Горемыкиным?
— Почему бы и нет? — пожал плечами Цимбаларь. — Ты ведь ему ещё не предлагал. Рискни.
— Вместо того чтобы пикироваться, вы бы лучше ввели меня в курс дела, — с упрёком произнёс Кондаков. — Так по работе соскучился, что аж внутри свербит.
— Если это твоя язва свербит или, скажем, геморрой, ты лучше обратно в больницу топай, — посоветовал злоехидный Ваня. — Как-нибудь и сами справимся.
— Типун тебе на язык! — Кондаков погрозил ему пальцем. — Вы, может, и сами справитесь, но не раньше, чем до новых веников. Я, между прочим, недавно одну литературную шараду решил, тем самым сэкономив вам драгоценное время. Вот Людмила Савельевна не даст соврать.
— Действительно, — охотно подтвердила Людочка. — Только благодаря Петру Фомичу мы ищем сейчас не какую-то абстрактную Сонечку, а вполне конкретную Саломею Давыдовну.
Спустя полчаса, когда Кондаков врубился в сложившуюся ситуацию настолько глубоко, что уже не путал графа Габриэля де Сент-Карбони с писателем Антуаном де Сент-Экзюпери, Цимбаларь сказал:
— Итак, мы с Ваней займёмся мадам Халявкиной. Сначала резко возьмем её на гоп-стоп, а потом аккуратненько — за жабры. Можете пожелать нам удачи.
— Ни пуха вам... — начала было Людочка, но Кондаков, поднабравшийся в больнице всяких хамских присказок, с жизнерадостной улыбочкой закончил:
— ...ни три пера!
Цимбаларь, слегка поморщившись, продолжал:
— А вы, коллеги, за это время постарайтесь найти ответы на некоторые весьма важные вопросы... Во-первых, куда делись большие деньги, которыми прежде ворочала Халявкина? Во-вторых, почему в материалах прокурорского расследования сказано, что при падении на кухне она ударилась головой именно об электроплиту, а, скажем, не о раковину? В-третьих, кто является отцом её сына и что собой представляет пансионат, где сейчас обитает мальчик? В-четвёртых, кто из мужчин был близок с Халявкиной непосредственно перед тем досадным происшествием и как сложилась его дальнейшая судьба? И в-пятых, почему она никогда не пользуется услугами постоянной прислуги, предпочитая переплачивать приходящей? Ну вот, пожалуй, и всё.
— Мне ясен ход твоих мыслей, — сказала Людочка. — Добыв исчерпывающие ответы на эти вопросы, мы, вполне возможно, решим свою главную задачу: где сейчас находится бетил. Или им по-прежнему владеет Халявкина, или он ушёл в другие руки, что лично мне кажется более вероятным.
— Надо бы поговорить с налоговиками и обэповцами, которые в своё время сталкивались с Халявкиной и её бизнесом, — предложил Кондаков, по-видимому, собиравшийся взять это дело на себя.
Однако у Людочки была своя точка зрения на проблемы, стоящие перед опергруппой.
— С кем надо, я поговорю сама. Слава богу, азы следственной работы знаю. А вы, Пётр Фомич, лучше подстрахуйте эту парочку. — Она кивнула на Цимбаларя и Ваню. — Халявкина штучка не простая. Её голыми руками не возьмёшь. Как бы нам не оказаться в неприятном положении.
Цимбаларь и Ваня решили велосипед не изобретать, а воспользоваться давно отработанным и практически безотказным приёмом, рассчитанным специально на женщин.
Целый день они выслеживали Халявкину, разъезжая за ней от бутика к бутику, от ресторана к фитнес-клубу, а оттуда опять к бутику. Но, учитывая особый статус заведений, которые посещала Саломея Давыдовна, подгадать удобный момент для проведения намеченной операции пока не удавалось.
Колеся таким манером по всей Москве, Цимбаларь одних штрафов за незаконную парковку заплатил чуть ли не на сотню долларов (свою принадлежность к правоохранительным органам он из конспиративных соображений, конечно же, не афишировал).
Вольготней всего приходилось Ване, который в костюме малолетнего бродяги дремал на заднем сиденье «Мицубиси» и жажду утолял только пивом. Кондаков парился в наглухо застёгнутом плаще, надетом поверх милицейского мундира. Питался он исключительно облепиховым маслом, от которого его губы приобрели ярко-оранжевый цвет.
Когда чересчур затянувшаяся езда вконец осточертела оперативникам, они решили форсировать события, что само по себе уже не могло считаться чистой работой. Дождавшись, когда Халявкина скроется в дверях очередного роскошного магазина, Цимбаларь сунул в замочную скважину её голубого «Ситроена» спичку, а сам занял неподалеку выгодную позицию, позволявшую наблюдать за развитием ситуации.
Халявкина, покинув магазин, попыталась открыть дверку машины, но с первого раза у нее это не получилось. Тогда, чтобы освободить руки, она положила пакет с покупками и сумочку на крышу «Ситроена».
Ваня, возникший как из-под земли, схватил сумочку и бросился наутёк. Спустя какое-то время, необходимое для того, чтобы Халявкина осознала горечь невозвратимой потери, путь воришке должен был преградить Цимбаларь, как бы случайно оказавшийся поблизости. Вернув сумочку хозяйке, он надеялся заслужить её благосклонность. По крайней мере, прежде этот приём осечек не давал.
Однако на сей раз всё сложилось не так, как было запланировано. Халявкина, сбросив туфли-шпильки и поддёрнув узкую юбку, бросилась за Ваней, словно голодная пантера за детенышем антилопы. В двадцать шагов догнав маленького бродяжку, она учинила безжалостную расправу, то швыряя его на мостовую, то за шиворот вздёргивая в воздух. Цимбаларь ничем не мог помочь другу, поскольку его вмешательство означало бы полный провал операции.
Неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы к месту происшествия не подоспел Кондаков, уже сбросивший цивильный плащ и напяливший на голову форменную фуражку. Дальнейшее напоминало короткую схватку льва и пантеры, когда последняя, убедившись в бесперспективности своих притязаний, со злобным рычанием уступает добычу более сильному противнику.
Прикрывая собой измочаленного Ваню, Кондаков заверил взбешенную Халявкину, что для дальнейшего разбирательства преступник будет немедленно доставлен в ближайшее отделение милиции. Что касается пострадавшей, то вместо того, чтобы заниматься самоуправством и рукоприкладством, ей следует написать заявление по установленной законом форме.
В ответ Халявкина обложила его бранью, самым нелицеприятным образом отозвавшись о царящих в Москве порядках, а в особенности об их стражах, у которых мало что песок из задницы не сыплется, так ещё и говно изо рта лезет (здесь она, конечно же, имела в виду губы Кондакова, отличавшиеся весьма странным цветом).
Затем, размахивая спасённой сумочкой, Халявкина вернулась к машине. Не обращая внимания на то, что её туфли и покупки уже успели слямзить, она залезла в салон со стороны пассажирского сиденья и умчалась, врубив с места бешеную скорость.
Кондаков, дабы не уронить своё реноме, принялся разгонять зевак, столпившихся на тротуаре.
Ваня, с трудом ворочая языком, пробормотал:
— В похожую переделку я попадал лишь однажды, когда цыгане-наркоторговцы спустили меня с крутого обрыва в железной бочке.
— Да, огонь-баба, — констатировал Цимбаларь, только сейчас покинувший свою засаду. — Если она столь же темпераментна и в любви, то становится понятным, почему поэт Уздечкин и граф Сент-Карбони не протянули долго. Такой и бетил не нужен — она сама всего добьётся... Вань, может, тебе в больницу надо?
— Нет. — Лилипут отрицательно мотнул головой. — Лучше в какую-нибудь кафешку...
Глава 12 МЕНЕДЖЕР КЛИРИНГОВЫХ И КОММУНАЛЬНЫХ УСЛУГ
Отпаивая Ваню коньяком, Цимбаларь, как мог, успокаивал его:
— Да не принимай ты эту пустяковину так близко к сердцу! С каждым может случиться... Не зря ведь на соревнованиях каждому спортсмену даётся несколько попыток. Сорвал одну — ещё парочка в запасе. Только паниковать не надо... Главное, что ты жив-здоров, а я не засветился. Верно, Пётр Фомич?
Кондаков, вновь облачённый в наглухо застегнутый плащ, что-то неопределённо промычал. Злые слова Халявкиной задели его за живое, и теперь, глотнув облепихового масла, он всякий раз тщательно вытирал губы салфеткой.
В кармане Кондакова запиликал мобильник, и он молча протянул его Цимбаларю. Это звонила Людочка, уже начавшая нервничать.
— Почему не хвастаетесь успехами? — поинтересовалась она. — Или на радостях забыли обо мне?
— Нечем хвастаться, — ответил Цимбаларь. — Относительно Халявкиной ты оказалась права. Не женщина, а стихийное бедствие. Разделала бедного Ваню, как чёрт младенца. И вдобавок нанесла Петру Фомичу гнусное оскорбление.
— А ты, значит, выкрутился?
— Точнее сказать, отсиделся. Но только из соображений профессионального долга. Меня так и подмывало надавать этой стерве по роже.
— Разве можно бить женщину? — с укором произнесла Людочка.
— Говорю тебе, это не женщина, а тропический ураган. Торнадо! Цунами! Сметает на своем пути любые преграды... Вот сейчас сидим и кумекаем, как бы её половчее обштопать.
— В пивной небось сидите? — с оттенком издёвки осведомилась Людочка.
— Ничего подобного, — не моргнув глазом соврал Цимбаларь. — В сквере на лавочке.
— А почему рядом стаканы звенят?
— Какие стаканы? — Цимбаларь ладонью прикрыл мобильник от посторонних звуков. — Это Пётр Фомич свое облепиховое зелье хлебал. Случайно задел пузырьком о зубы.
— Так я вам и поверила... Ты в отделе скоро будешь?
— А я там нужен?
— Решай сам. Дело в том, что я работаю над поставленными тобой вопросами. И кое-какие результаты уже есть.
— Например?
— Приезжай — расскажу.
— Рассказывай по телефону, он всё равно казенный.
— Как хочешь... Что касается денег, которыми прежде ворочала Халявкина, то она их просто потеряла.
— Миллионы? — удивился Цимбаларь.
— Да. Оказывается, потерять миллионы ещё проще, чем единственную сотнягу. Мне знакомый специалист по фондовому рынку объяснил ситуацию с Халявкиной. Аферистка она была умелая и удачливая. Любого могла вокруг пальца обвести. Все свои средства вкладывала в ценные бумаги и имела на этом большие барыши. Но в один прекрасный момент её словно подменили. Халявкина стала делать одну непростительную ошибку за другой. А в мире финансов нравы даже пожёстче, чем в преступной среде. Биржевые и банковские воротилы не упустили возможности погреть руки. Взяли Халявкину в оборот. Вот так её денежки и утекли в чужие карманы. Осталась наша красотка, словно ощипанная курица. Хотя кое-какие перышки, конечно, уцелели. На стриптизёров, пластические операции и норковые манто хватает.
— Как я понимаю, капиталы Халявкиной испарились после того злосчастного случая на кухне?
— Само собой разумеется... Кстати, несколько слов об этом происшествии. Врач, оказавший ей первую помощь, утверждал, что мягкие ткани вокруг раны были словно обожжены. Хотя и не очень сильно. Примерно первая-вторая степень. Благодаря его словам и появилась версия прокуратуры о электроплите. Сама-то Халявкина заявляла, что совершенно ничего не помнит... Догадываешься, откуда взялся этот ожог?
— Я с самого начала догадывался, — ответил Цимбаларь. — Потому и поставил вопрос в такой форме... Что ещё?
— Теперь о сыне Халявкиной. Установить, от кого она его прижила, не удалось. Скорее всего этого не знает и сама мамаша. Восемь лет назад любовники у неё менялись чуть ли не каждую ночь. Вот и залетела случайно... Пансионат, где находится её сын, заведение весьма любопытное. По сути, это неприступная крепость. Зажиточные люди, у которых возникают проблемы с криминалитетом, прячут там своих близких. Удовольствие не из дешёвых, зато безопасность любимых чад гарантирована.
— Но сама-то она ничего не боится, — заметил Цимбаларь. — Носится по городу как угорелая, причём без всякой охраны.
— Значит, ей самой терять нечего.
— Ты узнала, с кем Халявкина крутила любовь непосредственно перед происшествием на кухне?
— Не успела. Я и так буквально на части разрываюсь.
— Это я потому спрашиваю, что, если мы этого мужика вычислим, появится возможность просто перешагнуть через Халявкину. Большой выигрыш по времени получится. Опять же возни меньше.
— Что-то не верю я в семимильные шаги, — с сомнением произнесла Людочка. — Как бы потом назад не пришлось возвращаться. Ведь то, что Халявкина осталась без бетила, это пока всего лишь наше предположение, пусть и подтверждённое целым рядом косвенных доказательств. Лучше будет, если она сама изольёт тебе душу.
— На сентиментальную дурочку Халявкина не очень-то похожа. — Былого апломба в голосе Цимбаларя почему-то не ощущалось.
— Сентиментальные дурочки на Тверской стоят любовью торгуют! — с несвойственной для неё резкостью ответила Людочка. — А нам приходится работать с самым разным человеческим материалом. Даже с кремнем. Поэтому не вешайте нос и готовьтесь к новому заходу... Да, забыла тебе сказать, — спохватилась она. — Есть информация, что Халявкина ещё с прошлого года пытается нанять киллера.
— Разве с этим товаром в Москве случился дефицит?
— Представь себе! Уж если не везёт, так во всём. Один её просто пробросил — взял аванс и смылся. Второй уже в принципе согласился, но через пару дней случайно погиб в какой-то разборке. Третьего с поличными взяли убоповцы. Эти сведения, кстати, от них же и исходят... Да и нет сейчас у Халявкиной денег на хорошего киллера. Это как минимум сто тысяч. А у неё все уходит на содержание сына да на любовные утехи.
— Пусть бриллианты продаст, — обронил Цимбаларь.
— Уже давно продала. То, что на ней сверкает, это имитация, обыкновенные стразы.
— Дожила, бедняжка... И кого она собирается заказать? Уж не того ли самого типчика, который оставил её без бетила?
— Всё может быть... Но когда ответы слишком очевидны, возникают законные сомнения в их достоверности... Ладно, как только придумаешь новый план, позвони. Передай мои искренние соболезнования Ване и Петру Фомичу. Отольются кошке мышкины слёзы.
— Это уж непременно! — Отложив в сторону умолкший мобильник, Цимбаларь сказал: — Братва, у меня, кажется, появилась одна идея. Причем настолько перспективная, что за неё просто необходимо выпить. Но сие возможно лишь при том условии, что Пётр Фомич сядет сегодня за руль моего «Мицубиси».
— Валяй, отрывайся, — махнул рукой Кондаков. — Я советские танки через пустыню Дашти-Маркох водил, так неужели на японском драндулете по родной столице не прокачусь?