Между тем находившиеся в гостиной люди расселись за круглым столом. Портьеры на окне были задёрнуты лишь наполовину, но узорчатый тюль не позволял рассмотреть всех подробностей, ради которых оперативники, собственно говоря, и взобрались на каланчу.
Цимбаларь уже приставил к правому глазу свой испытанный оптический прицел. Ване, за неимением ничего лучшего, приходилось довольствоваться театральным биноклем.
Созерцая в нём только какие-то смутные пятна, он всё время теребил Цимбаларя:
— Сколько там человек?
— Ясно вижу одного, сидящего ко мне спиной, и другого, который расположился напротив, — отвечал тот. — И ещё наблюдаю справа и слева по паре рук. Итого четыре персоны. Полный комплект. Кроме того, на заднем плане постоянно мелькает какая-то фигура в малиновом халате.
— Человек в чёрных очках среди гостей есть?
— Не разобрать отсюда...
— Чем они занимаются? Играют в карты?
— Похоже на то...
— Деньги на столе видны?
— Говорю тебе, всё как в тумане! На, смотри сам.
Передав оптический прицел Ване, Цимбаларь извлёк из-под одежды фотоаппарат с длиннофокусным объективом и стал снимать жанровые сценки, происходящие за тюлевой занавеской. Напарнику он пояснил, что завтра отдаст снимки в фотолабораторию особого отдела, где специалисты, прежде служившие в аэрокосмической разведке, уберут с них всё лишнее и добьются приемлемой четкости, которая позволит опознать игроков.
— Да мы их при выходе из подъезда и так опознаем! — безапелляционно заявил Ваня. — Никуда эти шлеперы от нас не денутся.
Около одиннадцати часов ночи люди, сидевшие за столом, дружно поднялись и верхний свет в гостиной погас. Цимбаларь, не мешкая, предупредил Людочку:
— Встречайте, сейчас будут выходить! Мы мчимся на помощь.
Но оказалось, что покинуть каланчу, едва не ставшую для них ледяной Голгофой, не так-то и просто. От холода и неподвижности члены одеревенели, а сумрак, который они застали внутри каланчи, поднимаясь наверх, теперь превратился в непроницаемый мрак. Спускаться приходилось буквально на ощупь, ежесекундно рискуя сорваться вниз и сломать себе шею.
Однако возле подъезда, где и должно было произойти знакомство с картёжниками, царило подозрительное спокойствие. Людочка по-прежнему сидела в машине, а Кондаков, наставив воротник плаща, околачивался неподалёку. Оба категорически утверждали, что после получения предупредительного сигнала никто из подъезда не выходил, хотя хлопанье дверей на верхнем этаже как будто бы слышалось.
В безмолвном ожидании прошло ещё полчаса, после чего Цимбаларь в сердцах вымолвил:
— Всё ясно! Ушли по чердаку. Но ничего, завтра мы на такие мансы не купимся. Тёпленькими их возьмём... А сейчас пора заступать на дежурство в казино. И так уже припозднились. Кто сегодня куда?
— Тебе в «Шангри-Ла», мне в «Эльдорадо», а Петру Фомичу в «Амбассадор», — без всякого энтузиазма сообщила Людочка.
И на этот раз ночное бдение у игорных столов не дало никакого результата. На следующее утро, пока все отдыхали, почерневший от недосыпания Цимбаларь явился в фотолабораторию особого отдела, где, срывая флёр низкой разрешающей способности, световой дифракции и оптической анизотропии, тайное превращали в явное.
Здесь его прекрасно знали как с хорошей, так и с плохой стороны, а поэтому старались не перечить. Снимки, мутные и расплывчатые, словно этюды экспрессионистов, преобразовали в набор электромагнитных импульсов, которые были последовательно пропущены через все фильтры, имевшиеся в распоряжении специалистов по дешифровке слабых оптических сигналов.
При этом особое внимание, пусть даже в ущерб окружающему фону, уделялось лицам, рукам и фигурам Людей, представленных на снимках.
Оказалось, что под приметы Пляжника больше всего подходит игрок, находившийся к окну спиной. И хотя На фотографиях были видны только затылок, шея и уши, за которые цеплялись дужки очков, на стекле дверей, ведущих в соседнюю комнату, осталось его профильное отражение, правда, весьма и весьма неясное.
Но главное состояло в том, что под лёгкой тканью сорочки на загривке этого очкарика просматривалось тёмное пятно, имевшее симметричную форму.
Лучше всего получился мужчина, сидевший к окну лицом. Даже не будучи физиономистом, можно было сразу сказать, что это человек с сильным характером, способный на самые решительные поступки. Такие типы на испуг не поддаются и всегда умеют постоять за себя.
Два других игрока, располагавшихся слева и справа от окна, к сожалению, были представлены на снимках только руками — всё остальное скрывала плотная ткань портьер. Неизвестная особа в малиновом халатике на деле оказалась тщедушной интеллигентной старушкой, по-видимому, хозяйкой квартиры.
Когда во второй половине дня снимки попали к Людочке, её вновь охватило томительное ощущение чего-то уже виденного, но всякий раз упорно ускользающего от ясного осмысления.
Не вызывало сомнений, что собравшиеся за столом мужчины действительно предаются какой-то азартной игре, однако вследствие низкого качества фотографий установить её точное название не смогли даже такие многоопытные эксперты, как Цимбаларь и Ваня. Если первый утверждал, что это банальный покер, завоевавший у нас популярность благодаря голливудским фильмам, то второй называл «храп» — игру более жесткую и бескомпромиссную, вошедшую в широкий обиход под влиянием преступного мира.
В любом случае формальный повод для визита на квартиру мадам Герхард имелся — с точки зрения закона подпольные игорные дома ничем не отличались от борделей и наркопритонов. Вот только подготовиться к этой операции нужно было самым серьёзным образом.
Сначала возник спор о том, как лучше проникнуть в квартиру. Миролюбивая Людочка предлагала воспользоваться старым испытанным способом — прикинуться участковым врачом, производящим профилактический обход, или почтовым курьером, доставившим срочную телеграмму. Цимбаларь обещал без шума и пыли вскрыть дверь отмычкой. Кондаков, кичась своими познаниями в подрывном деле, наоборот, призывал действовать с шумом и пылью, зато наверняка.
В итоге решено было придерживаться второго варианта, но третий держать про запас.
Затем перешли к обсуждению боевой экипировки. Людочка настаивала на том, что в квартиру следует врываться, так сказать, с открытым забралом, не скрывая ни своих лиц, ни своей ведомственной принадлежности. В пику ей мужчины полагали, что лучше надеть чёрные маски, дабы в случае возникновения непредвиденных осложнений всегда оставалась возможность с достоинством ретироваться. В конце концов Людочка уступила, не преминув напомнить, что истинная демократия подразумевает не столько приоритет воли большинства, сколько уважение к мнению меньшинства.
Все члены опергруппы, кроме Вани, вооружились табельными стволами, а сверх того прихватили несколько светошумовых гранат, предназначенных для психологического подавления противника. Кондаков прямо в кабинете собрал несложное, но, по его словам, весьма эффективное взрывное устройство, способное, наподобие легендарной ключ-травы, открывать любые запоры.
Едва стемнело, как всё уже было готово к штурму.
Ваню, снабжённого видеокамерой и узконаправленным микрофоном, послали на каланчу. Наученный горьким опытом предыдущей ночи, он обрядился как на Северный полюс — не забыл ни вязаной шапочки, ни мехового комбинезончика, ни пуховых варежек. Однако сволочная погода будто бы издевалась над ним — ближе к ночи внезапно потеплело и хлынул проливной дождь. Ваня, доступный всем капризам стихии, словно вперёдсмотрящий парусного судна, насквозь промок и взопрел, как бы побывав в сауна-баре.
Лишь только в знакомом окне вновь вспыхнул свет и гости, взявшиеся неизвестно откуда, стали рассаживаться, лилипут навёл на цель остронаправленный микрофон, внешне похожий на старомодный жестяной абажур. Однако все попытки уловить хотя бы одно прозвучавшее в квартире слово оказались тщетными, и Ваня уже стал подозревать, что капризный прибор вышел из строя. Но стоило навести микрофон на первое попавшееся постороннее окно, как в наушниках раздался бурный семейный скандал, в ходе которого жена обвиняла мужа сразу и в разврате и в импотенции.
Ваня по мобильнику сообщил о своих проблемах Цимбаларю, и тот, не задумываясь, ответил, что окна «катрана», скорее всего, снабжены специальными стеклопакетами, не пропускавшими наружу ни единого звука (в точности такие же недавно установили на всех этажах особого отдела).
В заключение Цимбаларь осведомился:
— Все каталы собрались?
— Ага, — подтвердил Ваня. — И даже расселись в прежнем порядке. Учти, на столе возле Пляжника лежит какой-то массивный предмет, похожий на пистолет.
— Учту, — зловещим тоном пообещал Цимбаларь. — А ты не забывай снимать все наши действия на видеокамеру.
— Учту, — зловещим тоном пообещал Цимбаларь. — А ты не забывай снимать все наши действия на видеокамеру.
Без всякого труда одолев кодовый замок, они проникли в подъезд и почти бесшумно (если не считать пыхтения Кондакова) поднялись на лестничную площадку верхнего этажа. Применять в таких операциях лифт категорически возбранялось, поскольку его шум мог выдать опергруппу с головой.
Цимбаларь стал с ходу совать в замочную скважину свои лучшие отмычки, но это было то же самое, что смертному посягать на девственность валькирии или верблюду пытаться пролезть сквозь игольное ушко. Фраза: «Уж очень тут хитроумный замок стоит!» — означала, что основной вариант вторжения в квартиру потерпел фиаско.
— Ну что же, они сами виноваты. — В устах Кондакова эти слова прозвучали как приговор.
В замочную скважину он напихал какого-то вещества, похожего на жвачку, и туда же воткнул тоненький стерженёк, от которого на лестничную площадку нижнего этажа тянулись два провода. Взрывную машинку заменял выключатель от торшера и обыкновенная батарейка.
— Ты обещал, что всё будет сделано аккуратно, — напомнил Цимбаларь.
— Не аккуратно, а ювелирно, — ответил Кондаков, заканчивая последние приготовления к взрыву. — Таким способом я когда-то вскрывал сейфы в резиденции принца Нородома Сианука. А там хранились драгоценные камни стоимостью в миллионы долларов. И ни один из них не пострадал.
— Ну тогда приготовимся. — Цимбаларь натянул на лицо маску. — Людка возьмет на себя старуху, а мы мужиков. Действовать жёстко, но в рамках закона.
— Поучи цыгана коней красть, — замыкая взрывную цепь, буркнул Кондаков.
Ювелирной работы, конечно же, не получилось. Более того, не получилось вообще ничего. Сколько Кондаков ни щёлкал выключателем, сколько ни зачищал контакты, а результат был один — чепуха на постном масле.
— Кина не будет, — с расстановкой произнёс Цимбаларь. — Кинщик от старости забыл, куда заправляется киноплёнка.
— Наверное, батарейка села, — резюмировал оконфузившийся Кондаков. — Или взрывчатка отсырела.
Тут наверху что-то лязгнуло и заминированная дверь распахнулась сама — распахнулась ровно настолько, чтобы выпустить наружу белую пушистую кошечку.
— Вперёд! — Увлекая за собой товарищей, Цимбаларь рванулся к двери, которая должна была вот-вот захлопнуться.
— Ноги вытирайте! — успела пискнуть старушка, оттеснённая Людочкой на кухню.
Выставив вперёд пистолеты, Цимбаларь и Кондаков проскочили узкую, как пенал, прихожую и влетели в ярко освещённую гостиную, где четверо мужчин как ни в чём не бывало продолжали шлёпать картами о зеленый плюш скатерти.
Лицо игрока, сидевшего спиной к окну, и в самом деле было наполовину скрыто массивными солнцезащитными очками, но рядом с ним лежал отнюдь не пистолет, а пухлый бумажник, сделанный из чёрной кожи. Человек с волевой внешностью, оказавшийся к опергруппе ближе всех, оглянулся через плечо, но не со страхом, а скорее с любопытством. Двое других игроков проявили к незваным гостям ещё меньше интереса. Тот, который находился справа от окна и в данный момент держал в руках трефового туза, был удивительно похож на полковника Горемыкина.
Заранее приготовленная фраза: «Руки вверх!» — всё же сорвалась с губ Цимбаларя, но прозвучала как-то неубедительно.
— Вы бы оружие опустили, — посоветовал человек, чьё тождество с Горемыкиным уже не вызывало сомнений. — Так и до беды недалеко.
— Слушаюсь. — Цимбаларь беспрекословно исполнил приказание своего непосредственного начальника.
— Явившись сюда, вы забыли представиться, но по голосу я, кажется, узнаю майора Цимбаларя. — Оставив игру, Горемыкин всё своё внимание сосредоточил на оперативниках, ощущавших себя как тот волк из басни, который вместо овчарни попал на псарню.
— Так точно, — вынужден был признаться Цимбаларь.
— Какие же ветры занесли вас сюда? — поинтересовался Горемыкин. — Только не говорите, что хотели поздравить меня с юбилеем особого отдела или с международным днём стандартизации.
— Разрешите доложить! — на ходу срывая дурацкую маску, вперёд выступил Кондаков. — Сюда мы явились в поисках карточного шулера по кличке Пляжник, якобы владеющего тем самым предметом, который мы в настоящее время разыскиваем. К сожалению, оперативная информация оказалась недостоверной. Приносим наши глубочайшие извинения.
— И кто же из нас подходит на роль Пляжника? — Горемыкин окинул своих друзей критическим взором.
— Вот этот гражданин. — Кондаков указал на человека, сидевшего спиной к окну.
— Разве? — делано удивился Горемыкин. — А я-то прежде знал его как кавалера ордена «За заслуги перед Отечеством» отставного полковника Российской армии Игоря Петровича Гусельникова. Ну-ка, Игоша, сними очки и яви нам свою злодейскую сущность.
Гусельников приподнял очки на лоб, и стало видно, что верхняя часть его лица обезображена шрамами от ожогов, а левый глаз вообще отсутствует.
— Вы удовлетворены? — с оттенком снисходительности осведомился он. — Или у вашего Пляжника должны иметься какие-то особые приметы?
Поколебавшись всего мгновение, Кондаков сказал:
— Разрешите глянуть на заднюю поверхность вашей шеи.
— А что вы там хотите увидеть?
— Родинку в форме сердечка.
— Смотрите. — Гусельников привстал и, повернувшись к Кондакову боком, оттянул ворот сорочки вниз, так что стал виден вытатуированный на его загривке двухглавый российский орёл. — Другие вопросы имеются?
— Никак нет. Ещё раз извините. Такая уж у нас служба.
— Да, переусердствовали, — неодобрительно произнёс Горемыкин. — Весь паркет моей тетушке затоптали. А она особа строгая. Когда соседи приходят ко мне переброситься в преферанс, случается, метлой их гоняет.
— Так вы, значит, все здесь живёте? — с глуповатой улыбочкой промолвил Кондаков. — В одном подъезде?
— Да практически даже на одной лестничной площадке, — ответил Горемыкин. — Друзья детства... Вот Анатолий Иосифович работает в Министерстве налогов и сборов, а Виктор Николаевич в прокуратуре. Все, так сказать, на государевой службе...
— Подождите-ка. — Человек с волевым лицом, которого Горемыкин назвал Анатолием Иосифовичем, обратился к Кондакову. — Я уже где-то слышал о матёром шулере, безбожно обирающем игорные дома и имеющем на шее отличительный знак-родинку, похожую не то на сердечко, не то на бабочку. Если хотите, я наведу о нём справки в гильдии владельцев казино. С посторонними они своей информацией, как правило, не делятся, но от меня, думаю, таиться не станут.
— Будем весьма признательны... Разрешите идти? — Толкая задом Цимбаларя, Кондаков попятился из гостиной.
— Идите, идите. — Горемыкин на прощание даже помахал им рукой. — Да не забудьте извиниться перед моей тётушкой.
Людочку они застали на кухне, где та — естественно, уже без маски — в обществе хозяйки пила чай.
— А я Клотильду Карловну узнала, — радостно объявила девушка. — Лет пять назад, ещё в бытность секретаршей, я привозила ей лекарства... Правда, Клотильда Карловна?
— Правда, деточка, правда, — охотно подтвердила старушка. — У меня в ту пору было обострение базедовой болезни.
— Вы уж извините, что мы так опростоволосились, — расшаркался Кондаков. — Спутали райские куши с геенной огненной.
— Ох, как я вас понимаю! — затрясла головой Клотильда Карловна. — Сама когда-то приняла желаемое за действительное и поверила этим бредням о грядущем царстве социальной справедливости. А ведь у меня была возможность преспокойно перебраться во Францию.
Дождавшись, когда хозяйка отойдёт к закипающему на плите чайнику, Людочка шёпотом сообщила:
— Провалиться мне на месте, если в эту передрягу мы попали не по вине Ваньки Коршуна. Он, паршивец, наотрез отказался носить мезузу и потому остался уязвимым для зловредного влияния бетила. Вот иудейское зелье и сыграло с ним злую шутку. Заодно и нам перепало на орехи.
— Похоже на правду, — согласился Цимбаларь, всё ещё потрясённый случившимся ляпсусом. — В такое дурацкое положение я не попадал с тех пор, как однажды в плавательном бассейне «Луч» потерял плавки... Словно какое-то помутнение на нас нашло. Дали маху. Как предки под Калкой.
— Ничего ещё не известно, — заметил Кондаков, старавшийся не падать духом. — Авось мы через приятелей Горемыкина выйдем на боссов игорного бизнеса. Сообща-то этого хамелеона легче будет выявить.
— А ты заметил, во что играла здешняя компания? — тихо спросил Цимбаларь.
— Горемыкин же сказал, что в преферанс.
— Как бы не так! Пока ты им уши шлифовал, я на карты смотрел. Голову даю на отсечение, что они в очко резались, как отпетые уркаганы. И не на щелбаны, между прочим. Недаром возле очкарика бумажник лежал... Может, в рассказе того бомжа и не всё было туфтой.