Хочется верить, но меня поражает другое: Ларс снова мягкий и ласковый, он убеждает, а не приказывает. А ведь только что был в бешенстве. Неужели у него вот такие перепады настроения всегда? Это плохо.
Не знаю, чем бы закончилась эта беседа, но вдруг совсем недалеко раздается собачий лай. Собственно, назвать это лаем не повернется язык, «бухает» огромная собака. Я замираю от ужаса, собаки и коровы — что может быть страшней?
Ларс смотрит с веселым изумлением:
— Испугалась? Это Бой.
К нам подлетает нечто ростом и объемом больше похожее на теленка, чем на собаку и тычется огромной мордой в руки Ларса и… мои!
— Погладь, он же ждет.
Погладить и остаться без руки? Нет уж, руки мне еще пригодятся. Но пес уселся и смотрит. А Ларс смеется:
— Бой, она тебя боится.
Собака, пока он говорит, внимательно, даже с обожанием смотрит в лицо Ларсу. Вот так, его даже местные псы обожают. Потом Бой поворачивает голову ко мне и перебирает лапами на месте, кажется, все его существо просит: ну погладь, чего же ты?
Я протягиваю дрожащую руку, касаюсь шерсти надо лбом (черт возьми, где их там гладят, чтобы не разозлить?). Шерсть на удивление мягкая и ухоженная. Появляется желание запустить в эту шерсть руки, что я и делаю, ужасаясь сама себе. Попросту тереблю пса за ушами, он, довольно ворча, подчиняется рукам, а потом вдруг, коротко взвизгнув, лижет меня в нос!
В любое другое время меня бы уже собирали по частям с земли и отпаивали лекарствами, но сейчас почему-то смешно. Я усаживаюсь на корточки и… обнимаюсь с огромным псом, который в таком положении одного со мной роста.
— Эй, разобнимались тут! Пойдемте, нас ждут. Ждут, Бой?
Пес, освобожденный от моих рук, взвизгивает и галопом мчится обратно, откуда прибежал.
Ларс ворчит:
— Как Боя, так обнимать, а мне только: «Ларс, перестань!»…
Я мотаю головой:
— Впервые в жизни обнимала собаку, да еще такую огромную.
— Правда? Геройский поступок.
— Тебе смешно, а я боюсь собак и коров.
Ларс довольно хохочет:
— Придется подарить тебе маленького вредного сенбернара.
Пара, с которой Парс меня знакомит, действительно интересна. Их небольшой сказочный домик на лесной полянке в окружении заснеженных деревьев кажется чем-то нереальным. Увидев эту красоту, я замираю, как вкопанная.
— Что?
— Ларс, так не бывает…
— Рядом со мной все бывает. Ты еще не поняла, что я волшебник?
— Поняла.
На крыльце нас ждет Бой. Он протискивается в дверь рядом со мной, словно понимая, что без этого не пустят. Так и есть:
— Эй, а ты куда? Ну ладно, сиди у порога.
Бой переступает лапами, но двинуться дальше не решается. Я наклоняюсь к собаке:
— Сиди уж тут…
Хозяйка дома Инга слепа. Совершенно, и, видно, очень давно. Как все слепые, она держит голову приподнятой и слышит великолепно. Уверенно берет мои руки в свои:
— Как тебя зовут? Произнеси свое имя так, как ты хочешь, чтобы его произносили, и я все про тебя пойму.
Я невольно смеюсь:
— Ли-инн… так зовет меня бабушка.
Инга поворачивает голову к Ларсу:
— Тебе повезло. Торстен, принеси моего вина.
Ларс чуть наклоняет голову к плечу, насмешливо глядя на меня, мол, вот так-то!
Пока я помогаю хозяину дома Торстену накрыть на стол, Инга что-то тихонько говорит и говорит Ларсу, тот слушает с непроницаемым видом, но его глаза, не отрываясь, смотрят на меня.
А потом мы сидим, разговаривая обо всем на свете, и мне кажется, что я всю жизнь знаю этих людей.
— Бабушке бы очень понравилось у вас.
За это время Бой тихонько-тихонько, двигаясь по сантиметру, подобрался ко мне и уселся почти вплотную. Заметив это, Ларс хохочет:
— Вы посмотрите на этого хитреца!
Бой честно смотрит ему в глаза, мол, я ничего, Линн же не против. Я кладу руку на шею собаки, словно беря Боя под свою защиту, тот тихонько взвизгивает от избытка чувств. Теперь смеются все.
— Сиди уж!
В ответ раздается «Гав!», от которого я подскакиваю на месте.
— Только молча! — приказывает Инга, и Бой сконфуженно опускает голову.
Так хорошо мне бывает только у бабушки, когда папа возвращается из очередной поездки.
Когда приходит время возвращаться домой, Инга подзывает меня к себе, теперь Ларс стоит в стороне и наблюдает, как Инга беседует со мной.
— Я слепа, девочка, так давно, что не помню, как выглядят солнечные блики на воде, но я вижу сердцем. Вам с Ларсом повезло, что вы встретились. Ты любишь его… Не возражай, это так, и ты это знаешь. Он любит тебя, даже если не говорил пока этого. Знаешь, вы будете вместе, но перенесете столько трудностей, что временами будет казаться, что это невозможно. Но запомни: Бог не дает человеку испытания, которые тот не способен вынести. За счастье нужно платить, чем оно дороже достается, тем большим будет. Ты только верь Ларсу, тебе он не опасен. Иди, и будьте счастливы…
— Спасибо…
Бой провожает нас примерно до того места, где встретил, я снова долго тереблю его за ушами, потом целую в нос и отпускаю. Собака с восторженным лаем мчится обратно домой. Ларс возмущенно фыркает:
— Нет, вы на него посмотрите, мне даже «до свиданья» не сказал! Предатель.
Издали несется мощное «Гав!», «предатель» вспомнил и попрощался.
— Что тебе сказала Инга?
— Вот еще! Ты же мне не говоришь, что она тебе сказала.
— Она сказала, что ты меня любишь, — в глазах Ларса вызов. В ответ я пожимаю плечами:
— Мне тоже.
— Инга не ошибается…
— А еще она сказала, что нам с тобой предстоит много почти невозможных трудностей.
— Линн, ты испугалась?
— У меня такое же предчувствие.
Он обнимает меня, прижимает к себе, словно желая защитить от всех бед и невзгод на свете:
— Ничего плохого не случится, девочка. Ты только люби меня. Просто люби, с остальным я справлюсь сам.
Хочется крикнуть:
— С чем остальным, Ларс?!
Но я молчу, боясь спугнуть птицу счастья, которая села совсем рядышком на дерево и прикидывает, стоит ли опускаться нам на плечи.
Свет в доме горит во многих окнах. Ларс морщится:
— Явился…
— Кто?
— Сейчас увидишь.
Что-то неуловимо изменилось, Ларс, только что бывший мягким и ласковым, внезапно напрягся, стал жестче даже по отношению ко мне.
* * *Опрошены все, кто только умеет разговаривать в округе, сняты все отпечатки пальцев, выверено поминутно, пошагово то, что происходило. Даг и Фрида знали об убийстве Кайсы Стринберг все, кроме главного — кто это сделал.
Ни фоторобот, ни фотографии красавца Ларса Юханссона никто не признал. Нет, таких не видели. Вангер умудрился даже прокрутить для Карин запись беседы с Ларсом Юханссоном, но та мотала головой:
— Нет, мужского голоса не слышала вообще, только женский.
За телом Кайсы приехал отец, много не разговаривал, оформил бумаги, все подписал и отбыл. Он даже не задавал вопросов о том, как дочь убили, то ли знал подробности от старшей, то ли ему просто все равно. Сестра погибшей словно в воду канула, как появилась тогда, наговорив кучу всякого и дав телефон морга, так и не появлялась. Да и зачем, если Кайсу кремировали и увезли в далекий Боден.
Но Вангер был этому рад. Они с Фридой уже устали от бесконечных разговоров, расспросов, размышлений. Кому-то Кайса Стринберг насолила настолько, что пришли и повесили. Вот все, что было понятно. Расследование топталось на месте и, как обычно бывало в таких случаях, начальство исподволь, осторожно принялось нагружать другими делами. Вангер понимал заботы Бергмана, кроме расследования убийства Кайсы Стринберг есть и другие преступления.
Наконец, Микаэль Бергман вызвал их с Фридой и, вздохнув, сообщил, что они должны заняться еще одним убийством, правда, там все проще:
— Она любила его, а он любил выпить. Сковородки бывают тяжелыми, хотя супруга погибшего твердит, что ничего не помнит, как вернулся с работы муж, не слышала, обнаружила его без сознания в прихожей на полу утром.
Пришлось заняться жертвой семейных разборок…
Загадки Кайсы Стринберг на время отложены. Но если не удается раскрыть дело по горячим следам, иногда бывает полезно отложить его на несколько дней, вдруг вспоминаются важные детали, что-то начинают говорить свидетели, что-то складывается, как мозаика…
Даг радовался только тому, что работает теперь с Фридой, как и хотел. Бергману тоже нравилась такая пара, Фрида Волер действовала на Вангера, как хороший транквилизатор, он становился живей и сообразительней.
Конечно, надо бы поехать в Боден, расспросить родственников основательней, потому что сказанное шустрой серой курицей на поверку оказалось пустой болтовней. Она назвала тех, кого Вангер и Фрида знали и без ее откровений. Даг все тянул с поездкой, мотивируя занятостью новым делом, в действительности ему просто не хотелось снова встречаться с обманувшей его серой дрянью. Фрида предлагала съездить самой, но Вангер отнекивался: сам напортачил, самому и исправлять.
В холле нас встречает Свен:
— Мартин наверху.
Ларс смеется:
— Да пусть себе.
В это время сверху раздается визгливый фальцет:
— Ла-арс? Ла-арс, ты уже верну-улся-а?
— Да. Я не один.
— Ты с девушко-ой? Ой! Как интере-есно-о… Я иду-у…
Так разговаривают капризные женщины или… или мужчины, пытающиеся говорить женским голосом — гортанно и заканчивая фразу на подъеме.
Я в изумлении таращу глаза сначала наверх, где говорящего пока не видно, только слышно, потом на Ларса. В глазах Ларса чертенята выплясывают зажигательную джигу. Он склоняет голову к плечу, уголки губ подрагивают в улыбке.
— Это мой двоюродный брат Мартин, в комнату которого ты умудрилась сунуть любопытный нос. Только не вздумай сказать ему об этом.
Меня пронзает понимание, даже дыхание перехватывает. Я беззвучно раскрываю рот, не в состоянии что-то вымолвить, потом осиливаю пару слов:
— А я… думала…
— Знаю, потому и интересовался, есть ли у тебя вопросы.
Меня охватывает неудержимый смех.
Внезапно Ларс хватает меня за плечи и прижимает к себе лицом, шепча на ухо:
— Не смей смеяться! Наживешь себе смертельного врага.
— Не могу…
Я смеюсь, уткнувшись в грудь Ларса, а он прижимает меня к себе, чтобы не были слышны всхлипы.
С лестницы раздается все тот же капризный голос:
— Девушка плачет? Ты обидел ее?
— Нет, насмешил. Она у меня смешливая. Линн, это Мартин. Мартин, это Линн.
Я с трудом отрываюсь от Ларса и киваю Мартину:
— Добрый вечер…
Ростом он ниже Ларса, но выше меня, лицо женственное, манеры жеманные.
— Ой… Ну сегодня и погода! — Его «г» гортанное до тошноты.
— Мартин, мы переоденемся к ужину.
Ларс хватает меня в охапку и тащит наверх, потому что я едва не заливаюсь неудержимым смехом снова. Затолкав в мою комнату, плотно прикрывает дверь и… начинает хохотать сам.
Мы падаем на постель и смеемся, уткнувшись друг в дружку.
— Па-агода-а…
— Ларс прекрати, это же хуже щекотки!
— Ты еще не слышала, как он по телефону воркует со своими «девочками».
— Я не пойду ужинать. Не смогу не смеяться.
— Ты же могла не хохотать, представляя меня в его тряпках?
— Не представляла, а вот теперь пытаюсь представить и не могу удержаться.
Ларс вдруг нависает надо мной.
— Как ты могла подумать, что это мои шмотки?! Или представить меня с накладной грудью?! — его глаза мечут притворные молнии.
— Не смогла, — честно признаюсь я.
— Правда?
— Угу, сколько ни старалась.
— Значит, все-таки старалась?
— Это единственная секретная комната?
— Не-ет… есть еще одна, — руки Ларса уже расстегивают пуговицы рубашки, оголяя мою грудь. — Комната страха и боли. Но туда я затащу тебя сам, и буду делать там с тобой все, что захочу.
От этой угрозы внутри у меня все сладко замирает, тем более, он разложил мои руки в стороны, прижал их к постели и принялся нежно целовать грудь.
— Ларс…
— Да, дорогая…
От его ласки я выгибаюсь дугой.
— Неприятно?
— Приятно…
— Тогда не крутись. А впрочем, крутись, так даже интересней.
— Ах… — я опять выгибаюсь от сладкой муки.
Ларс покусывает соски, ласкает их языком, потом его губы опускаются ниже, доходят до живота… Руки уже оставили мои запястья и взялись за молнию джинсов. Еще чуть, и я потеряю сознание.
И молния уже расстегнута… Но губы останавливаются на животе!
Ларс вдруг поднимается, его глаза потемнели явно от желания.
— Пора спускаться на ужин, не то этот урод явится сюда сам.
Он поднимает меня на ноги, я едва успеваю подхватить спадающие джинсы. Ларс прижимает меня к себе и шепчет на ухо:
— Линн, старайся держаться от меня подальше.
Вот уж нет! Но я не успеваю спросить почему, он разворачивается и уже у двери, обернувшись, неожиданно добавляет:
— А от Мартина и того дальше.
— Почему?
— Увижу тебя рядом с ним — убью обоих.
За Ларсом закрывается дверь, а я стою, поддерживая расстегнутые джинсы. Вот так! Хозяин велел не приближаться к своему двоюродному брату.
Нет, я и без его требования не стала бы иметь с этим обладателем капризного фальцета никаких дел, но какое он имеет право мне указывать?!
И вдруг поняла, что имеет, потому что я влюблена в него по уши, потому что он действительно хозяин моей души, моего тела. Угу, хозяин, за которым я явилась сюда следить и которого подозревала в убийстве. Почему же мне не верится в его способность убить?
Ох, хорошо, что меня не слышат Анна или Оле. Доверили козлу капусту…
— Линн, ты уже одета?
От голоса Ларса я вздрагиваю и обнаруживаю себя в гардеробной, с задумчивым видом стоящей перед большим зеркалом. Он становится рядом.
— Надень платье, которое мы купили.
— Из-за Мартина? — ляпаю я и немедленно об этом жалею, потому что рука Ларса поворачивает мою голову за косу, а глаза впиваются в глаза. В голосе слышна угроза:
— Для меня! Еще раз услышу такое — убью. Чтоб не смела думать ни о ком другом! Пока я рядом, для тебя существую только я. Понятно? Одевайся, как я сказал.
— Хорошо, выйди.
Он качает головой:
— Не дождешься. Одевайся.
— Но, Ларс…
— Какого черта! Я видел твою грудь, от того, что увижу бедра, не растаешь.
— Нет, я толстая.
— Что у женщин за идиотские заботы по поводу идеального веса? Он для каждой свой, тебе, например, не пойдет худоба. У тебя и без диет все в норме. Раздевайся.
— Не буду!
Я тоже в бешенстве. Меня трудно вывести из себя, предпочитаю отступать и уступать, но все же бывает. В конце концов, все имеет свои пределы. Одно дело топлес… Видно, мой тон действует, он идет на попятную.
— Жду в комнате две минуты. Не вздумай упаковать грудь в бюстгальтер, сниму прямо в столовой.
Я поспешно натягиваю платье, поправляю волосы, обуваю босоножки и направляюсь к выходу. Непривычно ходить на каблуках…
Ларс оглядывает меня критическим взором, потом решительно затягивает пояс платья потуже:
— Ты все равно ничего не ешь.
Берет за руку и ведет вниз в столовую. Но еще перед лестницей вдруг проводит по спине рукой, видно проверяя наличие или отсутствие бюстгальтера. Однако, контроль!
Я вздергиваю подбородок, кажется, пора показывать зубки. В конце концов, что за хозяйский тон?! Если бы не огрызнулась, так и смотрел, как я переодеваюсь. И грудь не надо давать ему целовать, не то подумает черт-те что. Хотя о таком решении я тут же жалею, вспомнив, насколько это приятное мучение.
Ну, ладно, грудь пусть, но не больше!
Ларс с интересом наблюдает за моими душевными переживаниями.
— Ну, твердо решила не допускать меня до своего тела?
Я задыхаюсь от возмущения, а он смеется:
— Дурочка! Ты же не знаешь, на что я способен… Захочу и возьму сам. Но я не буду тебя насиловать, я тебя буду дразнить до тех пор, пока ты сама не придешь. — Вкрадчивый голос, обещание неземного блаженства и угроза одновременно. — А к Мартину не приближайся и не вздумай смеяться, он действительно опасен.
И все, словно не было этих переговоров, Ларс спокойно держит меня за руку, помогая спуститься по лестнице. Я осторожно перебираю ступеньки, ругая себя за малодушие и безволие.
Увидев меня, Свен за его спиной восхищенно качает головой и закатывает глаза, мол, красотка, да и только! Издает вопль восторга и Мартин:
— Вау! Какая красивая у тебя девушка! Стоило так долго воздерживаться, чтобы заполучить этакую красотку.
Ларс, не обращая внимания на его восторг, усаживает меня рядом с собой. Мы с Мартином оказываемся в разных концах довольно длинного стола. Видно, это привычно, потому что Мартин не возмущается.
— Ла-арс, съемка будет, как договаривались. — Похоже, он просто разучился нормально разговаривать.
— Я знаю. Придется уехать на это время.
— Ты звонил тете Энн?
— Да, звонил.
— Как ее картина?
— Пока не продана.
Разговор о предметах и людях, мне незнакомых. Ларс продолжает говорить с Мартином о каком-то Джерими.
На сей раз я, конечно, не напиваюсь и даже не допиваю свой бокал.
— Вино не понравилось?
— Нет, не хочу повторять предыдущий опыт.
Ларс серьезно кивает:
— Достойный урок. Но как только Мартин уедет, я напою тебя до беспамятства.
— Зачем?
Он спокойно пожимает плечами:
— Чтобы воспользоваться твоей беззащитностью сполна.
— Ларс…
— Да, дорогая? — В его глазах опять пляшут чертики. — Ты не допускаешь меня в свою гардеробную, не позволяешь увидеть нагишом, не зовешь с собой в душ… Что мне остается делать? Придется влезть в окно твоей спальни ночью и изнасиловать.
Все это произносится тихо и серьезно, словно речь идет о викингах, а не о наших отношениях.