– Посмотрите, кто у нас в гостях! – заходясь от восторга, завопила Маруся.
– Кто? – спокойно спросила Капа, подсаживаясь к столу.
– Да сам Феликс, это страшно популярный актер, вроде Брюса Уиллиса.
– В самом деле? – вежливо отреагировала Капитолина. – Простите, но я не смотрю фильмов и редко включаю телевизор.
Сразу две придурочные в одной семье! Такое показалось для телезвезды уж слишком, и он стал откланиваться.
Не успел джип отъехать, как Маня накинулась на усталую Капу:
– Ну, достали младенца? Когда дадут?
В глазах американки сначала появилась легкая растерянность. Может, в этот момент в ее голову впервые пришла простая мысль – дети не всегда приносят только радость. Но потом вздохнула и, обратившись к Манюне, как к взрослой, сказала:
– Просто кошмар. Ваши чиновники – жадные гарпии.
Весь день Капа провела, бегая по длинным коридорам разных учреждений. Разные-то они разные, но люди в них вели себя одинаково. Стоило им увидеть паспорт американской гражданки, как моментально требовалась мзда. Без ста долларов невозможно миновать даже секретаршу.
– У нас в Америке тоже берут взятки, – возмущалась Капа, – но уж если приняли деньги, то обязательно выполнят просьбу. А у вас совсем не так. Забирают купюры и отсылают с легким сердцем просителя куда подальше.
Миновав с десяток кабинетов и лишившись почти всей наличности в кошельке, Капа наконец набрела на чиновницу, не взявшую ни копейки и принявшуюся решать проблемы весьма деловито. Все оказалось легко и сложно одновременно. Да, Капитолина могла получить ребенка хоть завтра, следовало только соблюсти несколько условий. Во-первых, младенцу нужно быть полным сиротой или отказным, во-вторых, его никто не берет на воспитание в России…
– Что-то не понимаю, – напряглась Зайка.
– Сама сначала не сообразила, – вздохнула Капа. – Если девочка воспитывается в детском доме, но у нее есть мать или отец, не отказавшиеся от родительских прав, удочерить ее нельзя. А таких, оказывается, большинство.
– Я тоже не врубилась, – влезла Манюня, – отдали ребенка в приют, значит, не нужен! Почему не хотят совсем отказаться?
– Боятся потерять статус многодетной семьи и денежное пособие, – пояснил Кеша, – некоторые дамы из, так сказать, определенных социальных слоев рожают по восемь, девять младенцев и всех спихивают государству. Но все равно считаются по закону многодетными. А это льготы при оплате жилья, бесплатный проезд в транспорте и многое другое…
– Возмутительно! – вскипела Маня. – А о детях кто-нибудь подумал? Так и проживут без ласки!
– Dura lex, sed lex, – заявил наш адвокат.
– А попроще нельзя? – совсем обозлилась Маня.
– Закон суров, но это закон, – перевела я крылатое латинское выражение и спросила: – Значит, никаких шансов? А что, круглых сирот нет?
– Почему? Есть, – ответила Капа, – только их берут российские граждане, иностранцам отдают тех, кто никому не нужен. Это, как правило, тяжело больные дети. Вот завтра должна ехать в детский дом, там покажут таких. Очень прошу кого-нибудь из вас меня сопровождать, одной тяжело разобраться.
Она обвела нас умоляющим взглядом. Так, сейчас каждый из домашних быстренько придумает повод, чтобы отделаться от «родственницы», – и Капой придется заниматься мне. Так и вышло. У Кешки уже назначена встреча, у Зайки – зачетная контрольная по арабскому языку. Полную готовность смотреть младенцев высказала только Маня, но ей велели отправляться завтра в колледж. Я вздохнула:
– Ладно, когда выезжаем?
ГЛАВА 19
Для поездки пришлось взять Зайкин «Фольксваген». Травмированный «Вольво» с утра отправился в техцентр залечивать раны. Мы влезли в пропахший любимыми Ольгиными духами салон и покатили на Третью Пролетарскую улицу.
Лучшего района для детского приюта, кажется, не придумаешь. Со всех сторон торчат трубы, вдоль дороги тянутся ряды разнокалиберных гаражей. Четырехэтажное типовое здание школы стоит в глубине большого, плохо заасфальтированного двора. Ворота и калитка заперты, но между прутьями дырка. Мы с Капой легко проникли внутрь.
Кабинет директора на первом этаже – словно напоминание о шестидесятых годах. Я вошла внутрь большого, застеленного линолеумом помещения и ощутила себя шестиклассницей, вызванной на ковер. На стене бессмертная картина «Ленин и дети», в углу у окна примостился гипсовый пионер с горном и настоящим галстуком, вдоль стены стеклянные шкафы с табличкой «Подарки шефов». Сейчас из-за громадного письменного стола грозно поднимется директор из моего детства – Игорь Павлович и недовольно скажет:
– Васильева, ты что себе позволяешь? Явилась в школу в красных чулках! Здесь тебе не танцплощадка.
Отгоняя непрошеное видение, потрясла головой и увидела директрису, крупную даму в синем кожаном костюме. На столе табличка: «Анна Степановна Мирная».
– Меня прислали из министерства, – на безупречном русском сообщила Капитолина и вынула из сумочки паспорт и какую-то бумажку.
Начальница повертела документы в руках и весьма любезно сказала:
– Могу предложить шесть детей. Возраст от трех с половиной до семи лет.
– Лучше совсем маленького, – поспешила заявить Капа. – А годовалых нет?
– Такие в Доме малютки, а вы приехали в детский дом, – пояснила Анна Степановна.
– Понятно, – кивнула Капа. – Как посмотреть детей?
Мирная повернулась на вертящемся стуле и вытащила тоненькую папочку.
– Так, Леночка Филимонова, три с половиной года, рост семьдесят сантиметров, вес одиннадцать килограммов. Правый глаз отсутствует.
– Как?! – оторопела Капа.
Анна Степановна развела руками:
– Малышка упала лицом на железную игрушечную машину и лишилась глаза. У ребенка бронхиальная астма, энурез, задержка развития и дефект привратника. Это клапан в желудке. Станете смотреть?
– Ну да… – пробормотала растерянно Капитолина. – Впрочем, подождите, а другие, ну те, чуть постарше… у них что?
– Эти еще хуже, – махнула рукой Мирная, – Леночка самая здоровенькая.
По огромной лестнице забрались на третий этаж. Директриса распахнула дверь. Поражала тишина. В комнате, на большом, довольно потертом ковре, среди редких разбросанных игрушек молча сидели и лежали дети. Некоторые беззвучно ковырялись с машинками и лысыми куклами, другие просто пребывали в ступоре – этакие юные старички с неулыбчивыми личиками и потухшим взглядом.
Откуда-то издалека слышался плеск воды и недовольный голос:
– Ну, Володина, я тебя убью, опять обосралась, дебилка недоделанная.
– Маргарита Львовна, у нас посетители, – громко одернула ее директриса.
Из туалета выплыла тучная баба в грязном белом халате. Под рукой у нее повисло тоненькое существо с крохотной мордашкой.
– Где Филимонова? – осведомилась Мирная.
– Вон, у окна сидит.
Мы подошли к девочке. Сосредоточенно сопя, та выковыривала ворс из ковра.
– Лена!.. – позвала воспитательница.
Ребенок поднял личико. Меня передернуло. Через всю ее щеку шел уродливый шрам – наверное, хирург, зашивая крайне неаккуратно рану, забыл, что работает с лицом. Правая глазница со сжатыми запавшими веками, рот полуоткрыт, беспрестанно двигающиеся руки.
– Ну, – спросила Анна Степановна, – берете?
Не в силах говорить, мы затрясли головами.
Минут через десять, сидя в машине, пытались успокоиться.
– Как это ужасно! – смогла наконец выдавить из себя Капа. – И почему дети там молчат?
– Разговаривать не умеют, – пояснила я, – отстают в развитии.
Кто-то постучал в дверцу. Мы увидели толстую, неопрятную воспитательницу, но на этот раз на ее грубоватом лице сияла улыбка.
– Откройте.
Мы впустили тетку в салон. Распространяя удушливый запах пота, гостья плюхнулась на сиденье и осведомилась:
– Иностранка кто? Только с ней говорить буду!
– Мы обе гражданки других государств, – поспешила я заверить женщину, вытащив из сумочки свой французский паспорт. Хорошо, что ношу его с собой, документ не раз выручал меня из щекотливых положений.
Капа показала свой. Воспитательница изучила его и осталась довольна.
– Эмигрантки, что ль?
Мы кивнули.
– Вот и хорошо, – повеселела тетка, – а то настоящие штатники не сразу врубаются в суть. Значит, ребеночка хотите, а Ленка убогая не понравилась? И правильно, ей до Америки не долететь, не сегодня-завтра помрет…
Мы слушали потрясенно, не в силах вставить словечко.
– Могу предложить нормальный вариант, – сообщила женщина.
– Что это значит? – удивилась я.
– А вот что… – ответила бабища, – есть тут неподалеку одно местечко. Дети – на выбор, абсолютно здоровы, медицинские карты на руках.
– А как же юридические формальности?
– Все берем на себя. Абсолютно законным путем получаете нужные документы, осечек до сих пор не случалось.
Капа напряженно молчала.
– И сколько такое стоит? – практично поинтересовалась я.
– Десять тысяч долларов, – сообщила воспитательница. – Если сейчас вы берете ребенка, через три дня можете улетать. И потом, у нас нет детей от алкоголиков и наркоманов или из многодетных семей. Вот у Филимоновой Лены, которую вам сейчас Анна Степановна всучивала, три брата и две сестры. Все старше, двое в колонии для несовершеннолетних… Представляете, узнают такие, что сестричку американцы удочерили? Ведь прохода не дадут, письмами забросают, а то и в гости соберутся…
– Хорошо, – взяла я инициативу в свои руки. – Посмотреть можно?
– За просмотр денег не берут, – отреагировала тетка. – Давайте прямо по шоссе, у первого светофора свернем налево.
Она долго мотала нас по улицам и переулкам, пока наконец не остановила у большого серого дома постройки тридцатых годов. Набрав на домофоне номер, наша провожатая крикнула в окошечко:
– Откройте, это я, Маргарита Львовна!
Мы поднялись на второй этаж и попали в огромную квартиру с большими коридорами и высокими потолками.
Худой, похожий на Мефистофеля мужчина провел нас в прекрасно обставленную гостиную и, не представившись, потребовал:
– Покажите паспорта!
Мы вытащили книжечки. Чуть ли не попробовав документы на зуб, мужик вернул их и уже другим тоном произнес:
– Извините, вынужденная предосторожность. Имеем дело только с иностранцами, вот и приходится проявлять бдительность, вы и не представляете себе, какие фрукты иногда встречаются. Кого желаете – мальчика?
– Девочку, – сказала Капа.
– А возраст?
– От года до двух, боюсь, с очень маленьким будет трудно.
– Прекрасно, – оживился мужчина, – есть у нас такие.
И мы пошли по коридору в глубь помещения.
Большая комната выглядела совершенно иначе, чем игровая в детском доме. Огромное, чистое, светлое помещение. На полу мягкий пушистый ковер, вокруг горы дорогих импортных игрушек: мишки, собачки, конструкторы, кубики. Полно книжек на маленьких столиках. Да и сами дети другие – толстенькие, с розовыми мордашками, они весело что-то лопотали, бегая по комнате. На всех аккуратная красивая одежда и памперсы. Волосы на детских головенках блестят.
– А что мы должны сказать, когда приходят гости? – ласково пожурила малышей пожилая воспитательница в безупречном брючном костюме.
– Здласти, – произнесло несколько тоненьких голосков.
– Молодцы, – похвалила няня, – ну играйте пока сами.
– Здесь только девочки, – пояснил мужчина, – у мальчиков другое помещение. Посидите, приглядитесь.
Мы устроились в удобных креслах и принялись разглядывать «товар». Пять малышек на любой, так сказать, вкус. Две брюнетки, две блондинки, одна рыжая. На вид все одного возраста, года примерно по полтора. Воспитательница стала подводить к нам поочередно каждую, демонстрируя ум и сообразительность детей. Последней оказалась русоголовая девчоночка.
– Как тебя зовут, скажи-ка тете, – потребовала няня.
– Оля, – ответила девочка, и я почувствовала, что сейчас потеряю сознание. Передо мной стояла улыбающаяся и абсолютно всем довольная Полина Артамонова.
«Господи, помоги! – пронеслось в моей голове, затем я, как Карлсон, стала про себя повторять: – Спокойствие, Дарья, только спокойствие, ты, наверное, обозналась. Дети этого возраста очень похожи друг на друга. Ну блондинка, ну голубые глаза…»
Был только один способ проверить догадку, и я спросила:
– Можно девочку раздеть?
Воспитательница не усмотрела в моей просьбе ничего странного и ловко стащила с ребенка одежду, не забыв и памперс.
– Оля голая, – засмеялась девчушка.
– Ох и озорница, – ласково проворчала нянька.
Я приподняла правую ручку ребенка и опять почувствовала дурноту. Под мышкой виднелась крупная родинка на ножке, похожая на спелую вишню.
– Не сомневайтесь, ребенок здоров, – произнесла нянька, – такое «украшение» элементарно удаляется.
Те же самые слова сказал хирург Лиде, когда она показала ему родинку малышки. Тогда еще специалист предложил подождать и посмотреть, станет ли родинка увеличиваться, и только потом принимать решение об операции…
– Мне блондинка не подойдет, – извиняющимся голосом сказала Капа, заметив мой интерес к Полине.
Она права. Генка шатен, Капа брюнетка, лучше выбрать из двух темноволосых девочек.
Я попросила одеть Полю и, чтобы не вызвать подозрений, стала внимательно разглядывать других малышек. Язык нес какую-то ерунду, губы улыбались, а мозги просто кипели. Что делать? Позвонить Александру Михайловичу? Не пройдет и часа, как сюда прибудет ОМОН. Полину-Ольгу, конечно же, вернут родителям. Но что будет с Капитолиной? Придется ей уезжать с пустыми руками. И кому от этого лучше? Вон как Капе понравилась одна из девочек, уже целуются. Так-так, что же делать? Ладно, попробуем взять хитростью.
– И когда можно забрать детей? – спросила я у няни.
Та позвала мужика.
– Выбрали ребеночка? – растянул «Мефистофель» в улыбке тонкие злые губы.
– Хочу вот эту, – сказала я, ткнув пальцем в Полину.
Только бы Капа не удивилась и не принялась расспрашивать.
Но американка и глазом не моргнула.
– Мне по душе толстушечка, – заявила она.
– Прекрасно, – возликовал продавец.
– Так когда можно забрать девочку? – настаивала я.
– Не терпится? Понимаю. Оплачивайте наличными, и сразу же завернем, – пошутил торговец живым товаром.
– Прямо так? – растерялась Капа. – А документы?
– Встретимся через три дня и передадим, только скажите нужные имена, отчества и фамилии. Если хотите, выбирайте и дату рождения, – пояснил «бизнесмен». – Да вы не сомневайтесь, у нас все четко, как в аптеке, формальности соблюдем, не в первый раз. Впрочем, если боитесь, что обманем, оставляйте детей здесь и получите потом сразу вместе с бумагами… Просто некоторые тут же увозят.
– Возьму свою сейчас, – заявила я, думая, что бумаги мне ни к чему.
– Хорошо, я тоже, – решилась Капа, – только вот денег-то с собой нет!
Мы вышли в холл, и я стала названивать в банк. Управляющий Константин Сергеевич – славный человек, но такие суммы просит заказывать заранее. Короче, около шести вечера мы сели в машину. Девочки начали капризничать, но купленное мороженое вернуло им хорошее расположение духа.
– Вот что, Капа, – решилась я, – сейчас скажешь дома, что взяла двух девочек.
– Идет, – кивнула американка, – я еще там поняла: ты что-то затеваешь.
Капитолина нравилась мне все больше и больше. Мы подрулили к «Макдоналдсу», и, пока малышки жевали «макчиккен», я неожиданно рассказала гостье все. Капа слушала не прерывая, потом очень разумно заметила:
– Мне кажется, ребенка не надо сейчас возвращать. Человек, который руководит этим бизнесом, уверен, что все идет удачно, пусть пока так и думает. Мать в коме, радостную весть ей все равно не узнать, а отец с бабушкой не слишком-то беспокоятся. Согласись – несколько дней ничего не решают. Я бы попробовала потрясти не няньку, которая возится с детьми, и не продавца, надо проследить за воспитательницей из детского дома, за этой толстой Маргаритой Львовной. В конце концов можно напугать ее или подкупить… В полицию ты ведь из-за меня не стала обращаться?
Я пришла в полный восторг:
– Ты рассуждаешь, как профессионал!
– Я и есть профессионал, – заявила Капа, – закончила полицейскую академию и работаю в участке. Конечно, Юм – маленький провинциальный городок, но у нас тоже случаются сложные дела.
– Так ты же говорила, преподаешь музыку?
– Не знала ведь, – усмехнулась Капитолина, – как вы отнесетесь к моей настоящей профессии. Некоторые копов недолюбливают, а учительница пения – так хорошо звучит: женственно и красиво.
Мы засмеялись, и моя нога машинально надавила на педаль.
– Стой, – охнула Капа, но было уже поздно.
Любимый Зайкин «Фольксваген» влетел в троллейбус. Послышались звон и скрежет. «Рогатик» затормозил, и водитель двинулся к нам. Честно говоря, троллейбус совершенно не пострадал, лишь крошечная вмятинка на гигантском бампере. Нашей малолитражке досталось куда больше – расколотая фара, помятое крыло и капот… Перепуганные девочки заревели. Шофер оглядел все повреждения и задал вопрос:
– Дама, чем я вам помешал?
– Ничем, – успокоила я его, вытаскивая из кошелька приятную зеленую бумажку, – вот, возьмите за беспокойство…
Троллейбус снова покатил по маршруту. Я тихонько завела, слава богу, работающий мотор и двинулась в Ложкино.
– Знаешь, – как ни в чем не бывало продолжила разговор Капа, – нужно найти поставщика детей. Выяснить, каким образом и откуда дети попадают в «магазин». И таким путем можно выйти на того, кто украл девочек. Правда, от исполнителя до заказчика может быть долгая дорога, но это уже нитка… Только очень прошу, не сообщай властям ничего, пока я не уеду, а то ведь отберут девочку…