Комментарий вампиролога
Разговор о вампирах во Франции был бы неполон без упоминания исторических деятелей, чей вампиризм можно считать доказанным и документально подтвержденным.
Самый известный из них, пожалуй, прототип Синей Бороды маршал Жиль де Рэ (Жиль де Монморанси-Лаваль, барон де Рэ, граф де Бриен, 1404-1440). Жиль де Рэ был сподвижником Жанны Д’Арк, блестящим полководцем. После казни Жанны он удалился в свое поместье, окружив себя пышной свитой, а также всяческими алхимиками, магами, гадалками и толкователями снов. Вскоре поползли слухи о том, что он заманивает в свой замок и зверски умерщвляет крестьянских детей в ходе каких-то сатанистских ритуалов, удовлетворяет свою извращенную похоть с израненными жертвами и мертвыми телами, а главное - пьет их кровь. По показаниям свидетелей Жиля де Рэ осудили и казнили, а тело его было сожжено.
Второй знаменитый французский вампир - некий виконт де Морьев. Этот французский дворянин родился в Персии, женился на индианке и вернулся на родину предков, во Францию, перед самой Великой французской революцией. Каким-то образом ему удалось не просто отсидеться в имении, но и сохранить свои владения после революции. После переворота виконт начал казнить своих слуг и работников - так он мстил классу, который мог бы его гильотинировать. В результате виконт был убит. Вскоре после его гибели внезапно умерло несколько маленьких детей, а на их телах были обнаружены следы укусов. В течение следующих семидесяти двух лет ходили упорные слухи, что именно виконт (восставший из могилы) повинен в том, что в округе часто умирают дети. В конце концов внук виконта де Морьева решил доискаться до правды. Он вскрыл фамильный склеп в присутствии городских властей, и они обнаружили, что все тела уже истлели, а тело виконта не тронуто разложением - кожа была свежей, а ногти сильно отросли. Внук Морьева пронзил сердце деда колом (в этот момент раздался стон) и сжег тело. Детская смертность в тех краях резко снизилась. Как видим, виконт де Морьев был, так сказать, классическим европейским вампиром-джентльменом.
А вот сержант Франсуа Бертран скорее напоминал фольклорного упыря. В 40 годы XIX века он раскопал несколько могил в Париже и пожирал плоть покойников. В 1849 году его схватили. Его история стала основой романа Ей Эндора «Парижский оборотень» (1933).
Вампиризм на территории России
Фольклорные вампиры, промышлявшие на территории России, Украины и Белоруссии, практически ничем не отличались от «среднеевропейских». Однако следует отметить, что слово «упырь» впервые засвидетельствовано именно в русском тексте - в «Книге пророчеств», написанной в 1047 году для Владимира Ярославича, князя Новгородского, правившего на северо-западе России. В этом тексте одного священника с дурной репутацией называют «упырь» - «кровосос-вымогатель». Не исключено, что слово было позаимствовано у южных славян, скорее всего - у болгар.
После того как Владимир крестил Русь в 988 году, на протяжении нескольких веков православие, как это обыкновенно бывает, уживалось с уже существующими культами и верованиями. Однако православная церковь упорно искореняла дохристианские культы. Борьба, естественно, вызывала сопротивление - постоянно возникали еретические течения, многие из которых сочетали христианство с языческими обрядами. Разумеется, официальная церковь обвиняла еретиков не только в том, что они действительно делали, ной в любых, самых фантастических, преступлениях, - например, в том, что они пьют человеческую кровь. В результате словом «еретик» стали называть любую нежить, в том числе вампиров, а также ведьм и колдунов. За многие годы на всех огромных территориях, составляющих Россию, понятие «еретик» приобрело ряд дополнительных значений. Временами это понятие относили к членам многочисленных сектантских групп, которые отвлекали людей от истинной веры. Он также применялся к ведьмам, которые продали свою душу дьяволу. Еретик обладал дурным глазом и мог свести человека, на которого упал такой взгляд, в могилу.
Образ еретика-вампира, восставшего из могилы, вероятно, также возник в результате борьбы, которая велась православием против религиозных сект. Сектанты - это «иноверцы», которых не хоронили на православных кладбищах: поскольку они умирали без исповеди, то считалось, что они умерли в грехе, а поскольку не верили в истинного Бога, то, возможно, служили дьяволу, а следовательно, были колдунами.
Уничтожали еретиков традиционным противовампирским способом -всаживали в спину осиновый кол, а затем сжигали.
В результате понятие о вампире в русском, украинском и белорусском фольклоре стало тесно связываться с колдовством, которое, в свою очередь, тесно ассоциировалось с ересью.
Интересно, что степень греховности и вероотступничества и в православии, и в католичестве определялась по тому, как разлагается тело после смерти. Однако в этом мнения православных и католиков в очередной раз разошлись: католики полагали, что нетленное тело - признак святости, а православные -что отсутствие нормального разложения, вероятно, указывает на ересь и даже вампиризм. Считалось, что если смерть наступила в период, когда человек был отлучен от церкви, его тело не будет разлагаться - а отлучить могли как раз за ересь. Следовательно, еретик (еретник, еретика, еретника или ерестун) рисковал после смерти стать вампиром. Связь ереси и вампиризма становилась в русском сознании все теснее, и в конце концов их стали отождествлять друг с другом.
Итак, еретик при жизни мог стать вампиром после смерти. Особенно часто такое происходило с еретиками-колдунами (кудесниками, ведьмами, знахарями). В чем состоял процесс превращения в вампира, тогда еще не знали и поэтому представляли его себе по-разному. Например, в Олонецком районе считалось, что вампиром мог стать кто угодно, даже благочестивый священник, если колдун в момент смерти забирал тело себе. Такое могло произойти, если заболевший обращался к знахарю и умирал у него в доме, а тот пользовался удобным случаем. Тогда покойник возвращался в мир живых и казался выздоровевшим, но на поверку оказывался ерестуном (вампиром) и пил кровь своих домашних и соседей, которые начинали умирать загадочной внезапной смертью. В восточно-центральной России рассказывали о женщинах-еретичках, которые продали душу дьяволу и после смерти не могли найти успокоения, бродили по земле и пытались отвратить православных от истинной веры. Спали еретички на кладбищах в неосвященных могилах, а иногда пробирались в местные бани и поднимали там гвалт и суматоху.
Комментарий вампиролога
Любопытно, что начиная с середины XIX века, а особенно с начала XX вампир (упырь) становится героем народных сказок - они есть в сборнике А.Н. Афанасьева, составленном в 1860 году. Например, в сказке «Упырь» рассказывается о девушке по имени Маруся, которой вскружил голову молодой человек, прибывший в город, где она жила. Он был богатый, красивый, любезный - но оказался упырем. Маруся знала об этом, но ничего не предприняла, и в результате умерло несколько человек из ее семьи. В итоге она узнала от бабушки, что надо делать: назвать упыря по имени, и он сгинет. Таким образом, слушателям давалось руководство к действию. Этот сюжет вдохновил Марину Цветаеву на создание стихотворной сказки «Молодец».
В разделе «Рассказы о мертвецах» есть сказка о том, как доблестный солдат «шел на побывку к себе домой. По дороге случилось ему, познакомится на кладбище с мертвым колдуном. Пошли они с колдуном в родное село солдата и попали на свадьбу. Колдун рассердился и убил жениха и невесту». Примечательно, как именно он это сделал: «Усыпил повенчанных, вынул два пузырька и шильце, ранил шильцем руки жениха и невесты и набрал их крови». Затем колдун проболтался солдату, как оживить жениха и невесту -влить им в раны по капле их же крови - и уничтожить самого колдуна: сжечь «на костре из ста возов осиновых дров». Интересно, что колдун-вампир говорит и о том, что тот, кто захочет уничтожить его окончательно и бесповоротно, должен действовать «умеючи; в то время полезут из моей утробы змеи, черви и разные гады, полетят галки, сороки и вороны; их надо ловить да в костер бросать: если хоть один червяк уйдет, тогда ничто не поможет! в том червяке я ускользну!» в этой рекомендации мы видим указание на то, что вампиры обладают необычайной способностью к регенерации и погибают только если от их тела ничего не остается. После этого колдун грозится убить солдата, но поют петухи, и он падает замертво. Солдат успешно оживляет новобрачных, а затем собирает крестьян, жжет тело колдуна на костре, а прах развеивает по ветру. «С того времени стала на селе тишина».
Обратите внимание, что в сказке солдат прибегает к традиционным противовампирским мерам, общим для всей Центральной и Восточной Европы. Во всех сказках и быличках о вампирах тело выкапывали, всаживали в сердце кол (обычно осиновый) и, как правило, сжигали труп и развеивали пепел - причем Афанасьев указывает, что для этого использовались именно осиновые дрова. Из записей, сделанных в Олонецком районе, известно, что иногда перед началом этой процедуры труп хлестали кнутом. Кроме того, в сказке указано, что с наступлением рассвета вампир «падает бездыханен» -то есть впадает в глубочайший анабиоз, подобный смерти. Кроме того, нельзя не отметить очевидные параллели с ирландской сказкой об отважной Кейт.
Обратите внимание, что в сказке солдат прибегает к традиционным противовампирским мерам, общим для всей Центральной и Восточной Европы. Во всех сказках и быличках о вампирах тело выкапывали, всаживали в сердце кол (обычно осиновый) и, как правило, сжигали труп и развеивали пепел - причем Афанасьев указывает, что для этого использовались именно осиновые дрова. Из записей, сделанных в Олонецком районе, известно, что иногда перед началом этой процедуры труп хлестали кнутом. Кроме того, в сказке указано, что с наступлением рассвета вампир «падает бездыханен» -то есть впадает в глубочайший анабиоз, подобный смерти. Кроме того, нельзя не отметить очевидные параллели с ирландской сказкой об отважной Кейт.
Итак, повторим алгоритм - он нам еще понадобится: выкопать тело, пронзить его колом, обезглавить, сжечь дотла и развеять пепел. Запомнили?
Глава 4. Вампиры в литературе и искусстве
Итак, налицо удивительная тенденция. Мы видим, что представления о кровососущих сверхъестественных существах распространены практически по всему миру - где-то традиция сильнее, где-то слабее, но присутствует везде. Однако очевидно, что до XVIII века случаи появления вампиров были если не единичными, то не слишком частыми, - и это почти всегда были чудовища, не вызывавшие, мягко говоря, особой симпатии и далеко не обязательно похожие на людей. А с первой трети XVIII века образ вампира быстро - а учитывая тогдашние темпы распространения информации, молниеносно - меняется.
Любопытно проследить, как трансформировался образ вампира в культуре разных народов. Каким образом страшное, уродливое чудище, кровопийца-вурдалак, к XXI веку превратился в лощеного красавца, разбивателя сердец, объект не ненависти и страха, а скорее симпатии, восхищения и жалости?
XVIII век
В качестве культурного героя вампир появляется в эпоху романтизма. Романтиков начинает пленять то, что стоит на грани прекрасного и отвратительного. Триада «истины, добра и красоты», обязательная для эпохи Просвещения, уходит в прошлое. Интересно, что вампир появляется сначала в поэзии и лишь затем - в прозе.
Одним из первых художественных произведений о вампирах было стихотворение Г. А. Оссенфельдера «Вампир» (1748). У этого стихотворения - очевидный эротический подтекст. Лирический герой грозится, напившись вина, как вампир крови, явиться ночью к своей не в меру благочестивой возлюбленной, «выпить румянец» с ее щек, подарив ей «поцелуй вампира», и в финале спрашивает: не приятнее ли его уроки, чем христианские наставления матушки? Другое знаменитое произведение, где говорится если не о вампире, то об ожившем мертвеце - «Ленора» (1773) Г. А. Бюргера, известная российскому читателю в великолепном переводе В. А.
Жуковского: строчку из этой баллады - «Denn die Todten reiten schnell» («Гладка дорога мертвецам», букв. «Мертвецы скачут быстро») цитирует Брэм Стокер в «Дракуле». Речь в балладе, напомним, идет о девушке, не дождавшейся возлюбленного с войны; ночью он является ей и похищает -якобы на свадебный пир, но на самом деле на кладбище. Крови никто не пьет, но неотразимо притягательный покойник налицо.
В 1783 году появляется «арабская сказка» Уильяма Бекфорда «Ватек», в которой есть и ожившие мертвецы, и вампиры-гули, пожиратели трупов.
Нельзя не упомянуть и «Коринфскую невесту» Гете (1797), написанную под влиянием уже знакомого нам античного сюжета о прекрасной Филинии -это история о молодой женщине, вернувшейся из мира мертвых, чтобы отыскать своего суженого. У Гете речь идет, однако, о девушке, которую родители насильно отдали в монастырь, где она и умерла от тоски по любимому. Гете был одной из самых значительных фигур в литературном мире того времени, и его внимание к подобной тематике, разумеется, придало ей весомости в глазах и собратьев по перу, и читающей публики.
Первое упоминание вампиров в английской литературе - «восточная» поэма Роберта Саути «Талаба Уничтожитель» (1797), в котором главный персонаж - покойный возлюбленный Талабы по имени Онейза превращается в вампира, хотя это скорее побочный сюжет.
На становление образа вампира в литературе XIX века повлияла и поэма С. Т. Кольриджа «Кристабель», написанная в 1797-1801 годах, но опубликованная лишь в 1816 году. Юная невинная Кристабель встречает в лесу прекрасную даму по имени Джеральдина, приводит ее к себе в замок, а та - змея-оборотень - обольщает и ее, и ее отца. Собственно о питье крови в поэме ничего не говорится, более того, она не о вампире и даже не об ожившем покойнике, а скорее о колдунье-оборотне. Видное место в вампирской традиции она занимает потому, что на ее основе почти столетие спустя, в 1872 году, была написана знаменитая «Кармилла» Дж. Ш. Ле Фаню - откровенно вампирская история, необычайно популярная и многократно экранизированная.
XIX век
XIX век - эпоха бурного расцвета вампирской литературы. Главный «вампир» в европейской литературе XIX века - это, конечно, лорд Байрон. В эпической поэме «Гяур» (1813) он пишет о вампирах как о существах, обреченных сосать кровь и отнимать жизнь у своих ближних:
И, как чудовищный вампир,
Под кровлю приходить родную —
И будешь пить ты кровь живую
Своих же собственных детей.
(пер. С. Ильина)
В 1816 году на вилле Диодати у Женевского озера произошло событие, судьбоносное для литературной вампирской традиции. Байрон, Перси Биши Шелли, Мэри Шелли и личный врач Байрона Джон Уильям Полидори от нечего делать заключили пари - кто напишет самую страшную историю. У Шелли ничего интересного не получилось, Мэри Шелли создала прославленного «Франкенштейна», а Байрон сочинил серию разрозненных отрывков о таинственной судьбе некоего Огастеса Дарвелла. Джон Уильям Полидори на основании этих отрывков написал повесть «Вампир» (1819), главный герой которой лорд Ратвен поразительно напоминал лорда Байрона - и одновременно стал образцом для современного литературного вампира, умного, обаятельного и аристократичного. Эту повесть первоначально даже приписывали Байрону. Она имела бешеный успех, многократно переводилась на множество языков, в том числе и на русский - первый перевод был сделан в 1823 году, и Пушкин упоминает его в «Евгении Онегине». Французский писатель Шарль Нодье поставил «Вампира» на сцене, Александр Дюма тоже сделал из повести пьесу (1851), немецкий композитор Генрих Маршнер написал на этот сюжет оперу. Возникла целая поросль подражаний и продолжений.
Произведения о вампирах множатся, как грибы после дождя. В 1819 году вышла в свет поэма Джона Китса «Ламия», в 1820 году - сказка Э. Т. А. Гофмана «Аурелия» (речь в которой, строго говоря, идет не о вампирах, а о вурдалаках), а в 1823 году - рассказ «Не будите мертвого»: это был перевод не дошедшего до нас немецкого оригинала, выполненный Джоном Тиком.
«Не будите мертвого» - самая настоящая история о вампире: аристократ Вальтер полюбил прекрасную Брунгильду и женился на ней, но однажды проснулся и обнаружил, что обожаемая жена пьет его кровь. В Германии в XIX веке появилось еще два значительных романа о вампирах - «Вампир, или Мертвая невеста» Теодора Гильдербрандта (1828) и «Барон-вампир, зарисовка из прошлого» Эдвина Бауэра (1846).
В 1860 году в Англии был опубликован перевод еще одного не дошедшего до нас немецкого анонимного рассказа «Таинственный незнакомец». Герой рассказа Аззо Ван Клатка - аристократ, живший в Карпатах. Своей жертвой он избрал дочь соседа, австрийского помещика. Близкие заметили, что она начала слабеть, а на шее у нее появились ранки от укусов. Ван Клатка между тем молодел на глазах. В конце концов жертву заставили вбить в голову вампира гвоздь, чтобы уничтожить его.
Мы так подробно останавливаемся на этом рассказе, поскольку отдельные моменты «Таинственного незнакомца» прослеживаются в «Дракуле» Брэма Стокера. История начиналась с того, что рыцарь (как и Джонатан Харкер у Стокера) едет в незнакомые Карпатские горы. Он поражен живописным ландшафтом. Внезапно на него нападают волки, но его спасает «незнакомец», который поначалу кажется приветливым и добрым (как Дракула), но в конце концов оказывается вампиром - его находят в открытом гробу в разрушенной часовне в подвале замка. Один персонаж этой истории - Войслав - пожилой человек, много знающий о вампирах, - мог оказаться прототипом вампиролога Абрахама Ван Хельсинга.
Важной вехой в литературе о вампирах XIX века стал и роман «Варни-вампир» Джеймса Раймера (1847), настолько типичный образец вампирской истории с эротическим подтекстом, что современному читателю он покажется, пожалуй, смешной пародией. Кроме того, роман этот, как тогда было принято, выходил выпусками по главе в неделю - как только читательский интерес падал, выпуск сворачивали, - поэтому стройность сюжета оставляет желать лучшего. Тем не менее популярность «Варни -вампира» была так велика, что он выдержал 220 выпусков! Похожее тяготение к эротике очевидно и в уже упоминавшемся классическом романе Шеридана Ле Фаню «Кармилла» (1871), где изображена вампирша с лесбийскими наклонностями, которая соблазняет героиню Лауру и вытягивает из нее жизнь. История Ле Фаню начинается на юго-востоке Австрии, в Штирии. Место действия в центре Европы - типичная особенность историй о вампирах (следы вампирской паники 1720-30 годов).