Они обежали корпус, выскочили за проходную, и тут санитарка отвалилась сама. Владу показалось, что она зацепилась за калитку, так резко это произошло, а Васечка как будто того и ждал.
Он затормозил, отдышался, кивнул на санитарку, подмигнул типа: «Как мы ее!» – развернулся, наконец, лицом вперед и пошел не спеша в сторону шоссе.
– Справились, да?! Марьсергевна – лицо ответственное, рабочее место так просто не оставит. Ребят, а куда вы меня везете?
– В монастырь, – ответил простодушный Васечка и поднял руку.
На шоссе было темно и тихо. Влад думал, они тут до утра проторчат, но через секунду, как по заказу, подъехал грузовик. Васечка запрыгнул на колесо и начал что-то быстро говорить водителю. Влад так и не отпустил свою половину кровати, и Алик неудобно лежал, задрав ноги выше головы.
– Ну хоть в женский?
Влад и отвечать не стал: кто их туда пустит? У него и насчет мужского большие сомнения. Алик не унимался:
– Ничего: вот будет осень…
– И что?
– Да ничего! Осенью тебя во дворе поймаю и так отделаю, не дожидаясь ночи.
– Грузим! – Васечка спрыгнул с колеса и побежал опускать борта кузова.
За это время Алик успел поведать Владу всю свою тяжелую жизнь, спеть весь свой нехитрый репертуар и пригрозить, наверное, всеми возможными расправами, до которых когда-либо додумалось человечество. Влад ехал в кузове вместе с кроватью (в кабине ему не хватило места) и, когда приехали, с облегчением откинул борт и спрыгнул в лужу:
– В другой раз ты с ним поедешь!
Васечка хихикнул и отправил Влада обратно: кровать-то надо выгрузить!
Ворота монастыря, почти не подсвеченные, если не считать несерьезных фонарей на солнечных батарейках, были в двух шагах – удачно подъехали. На шум мотора тут же выскочила сутулая фигура, хлопнула калиткой – Игорь!
– Здорово! – Влад обрадовался ему, как родному. Хорош бы он был, если бы навстречу им вышел кто-то другой! – Ты не передумал? А то он меня уже четвертовать грозился!
Игорь осовело уставился на Васечку, потом на кровать, пустую, на его взгляд:
– А это зачем приволокли?
– А это мы и будем крестить. – Васечка без церемоний приобнял его за плечи и повел в сторону калитки, что-то объясняя. Уже за воротами он спохватился, вернулся и помог Владу втащить кровать.
– Не сюда, не сюда! – засуетился Игорь. – В огород тащите, тут мигом заметят!
– В огород?
– Какая тебе разница?! Ты хотел крестить, будет тебе крещение. А духовное лицо подставлять необязательно. Знаешь, сколько здесь народу? Если заметит кто?
Территория монастыря и правда была огромной, насколько хватало глаз в этом полумраке. Далеко впереди торчала длинная одноэтажная постройка (жилой корпус), а прямо перед ней – кусок земли за забором (огород, туда-туда тащите). Влад подхватил свой конец кровати и пошлепал по грязи за Васечкой. В темноте ему было не видно, что делает Алик, но он притих, и то хорошо. Игорь тоже притих. Он шел рядом и с любопытством разглядывал кровать.
– Неужели она и правда здесь?
– Не сомневайся! – заверил Васечка. – Только это он.
– Как он? А я читал…
– Плохая экология, тяжелое детство, неправильное питание… Вот и он.
Игорь хмыкнул, как человек, понимающий шутку, но, кажется, не поверил.
В огороде, прямо за калиткой, стояла здоровенная железная бочка для полива. Рядом с ней шевельнулась черная тень, и Влад разглядел священника в рясе. Ну да, Игорь говорил, что сам не имеет права никого крестить. Выходит, нашел добровольца?
Доброволец погладил бороду и шагнул к ребятам:
– Который из них? Здрасьте… За какие ж грехи вас, детей, дома-то крестить отказываются? – Он разглядывал Влада и Васечку, как будто пытался определить грехи на глазок. – Ладно, давайте живее, нам тоже спать надо. Раздевайтесь, кто там, и… – Он кивнул на бочку.
Пока Влад прикидывал, как запихнуть туда Алика, не отвязывая, Игорь и Васечка с двух сторон нашептывали священнику страшную правду. Даже в темноте было видно, как округляются глаза у служителя культа. Он только кивал, повторял: «Вот оно что!» – странно поглядывая на Влада. Выслушав, он обошел кровать, перекрестил ее несколько раз, чем вызвал у Алика очередной приступ болтливости:
– Не губи, начальник! Я еще такой молодой! Не бери греха на душу! – Было непонятно, паясничает он или правда молит о пощаде. Священник (неужели он это слышал?) удивленно вскидывал брови:
– Ишь как завывает! Ладно, погуляйте пока, ребятки, только тихо. Вон, морковки погрызите. – Он кивнул на какие-то грядки в дальнем конце огорода и повернулся спиной, показывая, что занят.
Было страсть как любопытно посмотреть на крещение Алика, но Васечка потащил Влада в огород, как трактор, не оставив никакой возможности остановиться и подсмотреть. До ребят доносились только вопли угрозы:
– Ааааааа!
– Буйный попался. – Васечка буркнул это с таким удовлетворением, но быстро изменился в лице и уставился за забор: – Ой! На зов сбежались… К забору не подходи…
Влад проследил за его взглядом и увидел свой ночной кошмар всех последних недель. Из-за забора, по всей длине, как головы врагов на частоколе, торчали ведьмы. Красивые и страшные, молодые и старые, мужчины и женщины…
– Хана. Придется здесь ночевать.
– Чтобы у Игоря твоего неприятности были? Монастырь большой, вдруг нас кто увидит? Лучше попросим его нас отвезти. У них там грузовичок есть…
– А из-за грузовичка неприятностей не будет? Только в кузове сам поезжай.
– Поместимся.
Ведьмы торчали над забором, да в нем же метра два! Они махали, тянули руки, что-то выкрикивали. В многоголосом хоре Влад не разбирал слов, но мотивчик получался заунывный. Он стоял и слушал, как под гипнозом. А Васечка уже тянул его за рукав:
– Зовут. Идем, до утра управиться надо.
Влад с трудом отвернулся от забора, но звук-то, звук не делся никуда, он закладывал уши все двадцать длинных шагов, пока они шли к бочке, где оставили Алика…
Алика там больше не было. Священник был, Игорь, кровать была, и даже заговоренный скотч еще бугрился, как будто им что-то примотано.
– Ушел? – глупо спросил Влад.
– Человеком стал, – уточнил Васечка. – Чистая работа. – Он поблагодарил священника, так, будто он его, Васечкин, ученик-отличник. Влад так и не понял, откуда взялась у дурачка эта харизма, но уже не сомневался, что Игорь их отвезет.
Как они ехали, разглядывая за окном пролетающих ведьм; как триумфально появились в санатории с кроватью и затаскивали ее на этаж, стараясь не перебудить всех; как уснули под утро, обсуждая свое ночное приключение, Влад почти не помнит. Потому что утром Васечки не стало.
Эпилог
Влад проснулся в палате с незнакомым мальчиком. Тот божился, что живет здесь с начала смены и никакого Васечки знать не знает. Елена все еще не разговаривала с Владом из-за математички, значит, было все, не приснилось! И Войтекова продолжала двоиться в глазах. Только Васечка исчез, как не было. Жирный Дима и компания по-прежнему смеялись над Владом, так что поспрашивать их не было никакой возможности. Да и что бы они сказали! То, что Васечка необыкновенный, Влад и так знал.
Два дня он искал и думал, что сошел с ума. Позвонил Игорю, тот все помнил, и Васечку тоже. А в санатории дурачка будто и не было. Помаявшись, Влад решил, что так надо. Захотелось необыкновенному Васечке исчезнуть без следа, и он исчез.
Исчез и московский Невидимый друг. Влад больше не видел ни света дурацкого торшера, ни силуэта потомка Жана Бодена. Поначалу одному было страшно: ведьмы-то никуда не делись. Но Влад думает, что справится. Справился же когда-то с Лизой! И от чудо-санитарки не раз уходил живым.
Лиза – Черный монах до сих пор является по ночам. Она висит над бабкиной кроватью, не решаясь ничего ей сделать. Но и не приходить совсем, кажется, не может, иначе давно бы оставила это дело. Влад больше не гоняет ее огнем, даже здоровается.
Математичка больше не появлялась, наверное, починила уже свой дом.
Алик однажды пришел, не призрачный, а настоящий, с монтировкой. Но он был настолько пьян, что даже не мог сформулировать свои претензии к Владу. Так и ушел со своей монтировкой и заплетающимся языком.
Нашлась Пашкина овчарка. Влад не чаял уже увидеть ее живой, но она действительно была в бегах, а мусорный мешок оказался просто мусорным мешком. Инквизиторы тоже ошибаются.
Игорь пишет из своего монастыря, зовет в компанию через несколько лет, когда Влад подрастет. Спрашивает, не надо ли еще кого крестить ночью в огороде. Влад пока не решается. Одному без Васечки все-таки боязно, да и многого еще не умеет инквизитор Влад Воробьев. Он оправдывается перед собой, что ведьмы, как люди, разные. Спасла же его Лиза в ту ночь, не трогает же математичка, хоть и грозилась. В конце концов, не так уж и донимают его эти ведьмы. Хотя Влад не забывает посмотреть в зеркало и забежать в пустую квартиру потомка Жана Бодена почитать газету. Когда-нибудь ему придется действовать самому.
Мария Некрасова Большая книга ужасов – 52 (сборник)
© Некрасова М., 2013
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо»
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)
Мария Некрасова Лагерь ужасов
Глава I Овраг
Невидимые челюсти вцепились в мой бок и дернули изо всех сил. Сон вылетел из головы, я распахнул глаза. Даже, кажется, треск услышал: опять! Ночь. На телефоне половина второго. Да я и трех минут не проспал! Почему это всегда приходит неожиданно и все норовит выдернуть из сна?!
Боль сверлила в боку. Зубы, или что там, впивались в меня и тянули в темноту. Нет, шевелиться нельзя, только хуже сделаешь. Я подтянул ноги к подбородку и вцепился в матрас: вот так! Попробуй теперь, сдвинь меня с места! Но это не желало так просто отдавать добычу. На этот раз оно вцепилось мне в ногу, дернуло… Дернуло, дернуло, дернуло… Мама!
Я прикусил кусок спальника: от крика сразу проснется Кит и начнет, как всегда, разглядывать мои вены, бить по щекам… В конце концов, покрутит у виска и даст снотворного, а этого мне совсем нельзя. Нельзя засыпать слишком крепко. Нельзя раздеваться перед сном, нельзя… Да ничего мне уже нельзя! Можно только бояться и ставить крестики в календаре: день прожил – и слава богу.
Ногу не отпускали. Я, кажется, даже слышал, как хрустнула кость, но только сильнее вцепился в матрас. Главное – остаться на месте, не дать себя унести. Если не идти на поводу у минутной боли, не поддаваться, это уйдет, я знаю. Подергает за ноги, понюхает, полижет и уйдет, я все-таки невкусный для него. Для кого? Понятия не имею. Даже не знаю, зверь это или птица. По ощущениям, вроде похоже на гигантский птичий клюв…
Как будто подтверждая мою догадку, где-то в лесу закричала сова. Из окошка палатки пахнуло холодом, зашумели деревья снаружи. За сутки я уже в который раз подумал: случись что, здесь нас будут искать в последнюю очередь. Скорее, вообще никому не придет в голову ехать сюда, в огромный лес, где до ближайшей деревни не знаю сколько, но грибников не встречал. От станции мы добирались на попутке, наверное, час, а потом еще столько же шлепали пешком. Вот занесло-то! И ведь сами, сами на карте искали лесок подальше, чтобы никто даже случайно не нашел наш секрет. Мой секрет. И вот как все обернулось. Если что – никто нас тут не найдет.
Нога уже онемела, и я почувствовал, что замерз. Зубы стучали. Заледенели даже сжатые кулаки… А хватка ослабла. Значит, на меня напала птица. Они не вгрызаются, они клюют… Или все-таки зверь? Я привычно зажмурился и закрыл глаза руками: если птица, то странно, отчего сразу не начала с самого вкусного, с глаз? По пальцам ударили, как ножом. Еще и еще… Привет пернатым. Я закрывал руками глаза, стараясь не оставить ни щелочки. Невидимый клюв долбил упорно, царапая руки, кажется, мне залило кровью лицо. Я подтянул ноги еще выше, уткнул в них физиономию, закрылся сверху руками, и свежая боль ударила меня в колено.
Вот тварь! Лети домой к своим птенцам, я невкусный, вот привязалась! Невидимый клюв хватал то за пальцы, то за коленку, силясь добраться до глаз. Я лежал, свернувшись в клубок, и молился, чтобы это поскорее закончилось. Я всегда молюсь, когда оно приходит. В окопах не бывает атеистов, на войне как на войне. Даже убежать не могу, потому что не убежишь. Как в любом бою: откроешься – получай под дых, только не рукой, а клювом или зубами… А главное: не видишь, кто перед тобой, можно только гадать по силе укуса. Сегодня зверь, завтра птица, и ты не видишь ее и не знаешь, когда она придет… Остается только свернуться клубком и молиться.
– Уходи, уходи… – Слова молитвы бежали в уме как будто сами, вслух я шептал это нелепое: «Уходи» – и еще думал о Ваське: как он там без меня? Я крепкий, я и не такое выдержу, а он… Господи, пусть у Васьки все будет хорошо. Я выдержу, лишь бы он сам…
Клюв воткнулся под лопатку. Я взвыл и на секунду отнял руки от лица. Птице этого хватило, чтобы полоснуть меня по виску, еще б миллиметр, и прощай глаз. Слезы кольнули где-то в носу: Ваську жалко. Зачем я оставил его одного в лесу, он же не сможет один, он же маленький! Пусть Васька будет молодцом! Пусть у него все будет в порядке, пусть… Я, кажется, уже молился вслух, жуя несчастный спальник, когда птица лениво стукнула в плечо и притихла.
Меня снова обдало холодом. Под кожей будто бегали маленькие льдинки, и тонна зимней одежды меня не спасала. Улетела тварь? Необязательно. Если бы я хоть что-то видел, а так… Нет, я не буду раскрываться, пока не пойму, что птицы больше нет рядом. К тому же холодно. Я свернулся еще плотнее и натянул спальник на голову. Мне последнее время вообще неохота раскрываться. Если бы в школу не гнали, я бы так, свернувшись, и лежал целыми днями. Не надоело бы! Когда тебя могут убить в любую минуту, такая ерунда не может надоесть.
Классе во втором, когда по утрам не хотелось в школу, я мечтал о собственной комнате в четвертом измерении. Этаком пространственно-временном кармане, не знаю, как правильно назвать. Из любого времени, из любого места шагнул в сторону – и ты уже там. В малюсенькой комнате, чтобы только диван помещался и компьютер, конечно. Комната отдыха, комната для тайм-аута: сиди себе, хоть весь день, никто тебя не найдет, никто не хватится. Потому что вернешься ты из нее в то же самое время и место, откуда пришел.
Здорово? Я вот мечтал о такой. Потом подрос и понял, что шуточки с субъективным временем добром не кончатся, что состарюсь я быстро, может быть, даже слишком… А сейчас мне плевать! Я снова, и гораздо, гораздо больше, чем тогда, мечтаю о такой волшебной комнате. Черт со мной, что я там быстро состарюсь. Ведь пока я там, ничего не случится. Это же здорово: пространственно-временной карман, да я бы с удовольствием там состарился, если бы у меня такой был!.. Там никто не достанет, и я хотя бы высплюсь.
Кит сопел в полуметре от меня, даже не проснулся. А если бы и проснулся, какой от него толк? Нет, Кит хороший друг. Из тех, кто сперва согласится поехать с тобой в лес дождливой осенью, а потом уже спросит зачем. Он не верит во все эти мистические штучки и меня последнее время держит за сумасшедшего. А я, кажется, и правда схожу с ума. Пару месяцев назад, когда мы оставили Ваську в этом лесу, Кит сказал: «Надеюсь, ты наконец-то вернешься на землю?» Я был бы рад, но как? Как это вообще можно, спокойно жить, ходить в школу, ругаться с отцом, зная, что за много километров от тебя Васька пропадает в лесу? Здесь полно хищных зверей и птиц, здесь болото, наверное, здесь… Я не смог. Я уговорил Кита вернуться забрать Ваську, если еще не поздно. Место, где мы его оставили, конечно, никто не запомнил, я специально не запоминал, не рассчитывал, что вернемся… Мы блуждали уже вторые сутки, с перерывами на ночевку, и надежда найти Ваську таяла с каждым часом. Еще я почти перестал спать.
Я свернулся покрепче и в очередной раз почувствовал себя огромной мокрицей. Они сворачиваются в такие серые шарики, будто великан козявки катал. Вот этим самым я себя и почувствовал. Бросил Ваську. Птичку боюсь так, что вставать не хочется. Не хочется – и не буду. Я уже привык засыпать в одежде (ее труднее прокусить) и свернувшись так, что никто не подступится. Я привык, и от этого хотелось выть больше всего. Я бросил Ваську. Бросил Ваську – от этих двух слов сосало под ложечкой и стучало где-то в животе. Я боялся, что Васька нас не дождется, не доживет. И сам себя спрашивал: «Чем ты думал, когда сам же привез его сюда?»
Думать об этом было невыносимо. Мне захотелось вскочить и прямо сейчас бежать в лес одному и без Васьки не возвращаться. Ночь длинная, я найду. Еще вернуться успеем до того, как проснется Кит. Фонарик у меня хороший, не заблужусь. Страшно? Страшно, когда Васька один неизвестно где. Я его найду, и все будет хорошо.
Я разогнул пораненные, затекшие ноги, боль резанула коленку, но тут же прошла. Надо идти. Потихонечку расстегнул «молнию» спальника (Кит нервно всхрапнул), выбрался в предбанник. Нашарил фонарик в рюкзаке, сапоги (надеюсь, мои) и ступил в ночь.
По лицу тут же ударил ветер и горсть осенних листьев, как пощечина: ищи давай иголку в стоге сена. Пальцы сейчас же скрючило от холода, даже мыслишка предательская мелькнула: «Скорее назад в палатку!» – но нет. Хватит терять время, надо искать. На цыпочках я отошел от палатки и включил фонарик. Наконец-то рассмотрел свои руки: думал, тварь до кости исклевала, а нет, пустяки. «У страха глаза велики» – это про меня. Руки как руки. Красные, шершавые, чуть подпачканы кровью, несильно, будь фонарь послабее, я бы не заметил. Пара царапин всего. Нельзя ж так всего бояться!