– Как могут позвонить ночью? Ночью же все спят, – удивился кто-то.
– Не спят, – пытался доказать всё тот же мальчик. – Вспомни природоведение. Что там говорили? Мы хоть этого не проходили ещё, но учительница сказала, что когда у нас ночь, в Америке – день. Нам солнце по очереди светит. И враги всякие могут, пока мы спим, объявить соревнование. И пока наших там нет, взять и все первые места забрать. Вот поэтому спортсмены не пьют, чтобы не проспать.
– Тогда что он болтается и ничего вокруг не видит? – не отступал тот мальчик, который настаивал, что тренер может быть пьяным.
Но следующий мальчишка вмешался и предложил свою версию.
– Да у него голова, может, закружилась. С кем не бывает? У спортсменов такое часто. Он, может, с велосипеда на соревнованиях упал. А теперь, значит, голова кружится. А что, не может голова кружиться? – грамотно отстаивал свою позицию мальчишка, который внимательно наблюдал за тренером.
Обсудив таким образом причину странного поведения, ребята успокоились.
– Петруха, бери велосипед и катайся. Герка тебе разрешил, – сказал один мальчик и направился домой.
Подскочил Колька и попросил всё-таки прокатиться, если никто не хочет. К тому же и тренер ушёл. Значит, теперь никакой очереди нет.
– Катись, разве жалко?
Колька запрыгнул на велосипед и звякнул звонком. Сначала раз. Потом два раза. Снова раз. Затем два. И разошёлся. Звонок дребезжал и дребезжал. Ребятам уже надоел этот звук. Они не разделяли радости Кольки и стали расходиться дружно по домам.
– Катись же, Колёк. Хватит звенеть. Видишь, все расходятся, – напутственно пробубнил Петруха, который жалел, что теперь он тратит время впустую, вместо того, чтобы лишний раз самому прокатиться на Геркином велосипеде.
– А тебе что, жалко? – Колька оттолкнулся и покатил. Руль сначала неуверенно мотался из стороны в сторону. Но потом выправился, Колька привык и стал уверенней разгоняться.
Набирая скорость на пустой дорожке, он сильно пожалел, что не отказался от своей очереди. «Надо же, какой я раззява! А ведь у меня не хуже, чем у других получается. А может, и лучше».
Ему так понравился лёгкий ход велосипеда, манёвренность и мягкость, что он поставил лицо под ветер и вдыхал полной грудью. Он размечтался и проехал один круг, второй, третий.
– Ты давай недолго, – не выдержал и крикнул ему Петруха, – мне за сестрой в садик надо.
Тогда Колька съехал с дорожки и поехал совсем в другую сторону, чтобы не слышать противного голоса Петрухи.
Теперь Колька накручивал педали вокруг школы, где Петруха не мог его видеть, но если бы пошёл искать, то сразу бы наткнулся не него.
Гошка с Моцартом пошли в сторону Гошкиного дома. Мимо них проехал Колька, словно не замечая их.
– Моцарт, пошути в последний раз.
– Как пошутить?
– Да вот с Колькой. Забрал Геркин велосипед и разъезжает. Петруха крикнул же ему, что за сестрой в садик надо. А ему один круг мало, два круга мало. Что, у Петрухи дел никаких нет? Только ждать, когда накатается Колька.
– Что в моих волшебных силах, давай сделаю, – Моцарт остановился. – Говори, если у меня получится.
– Пусть он ему отдаст велосипед. Да и всё, – потом добавил старую поговорку, которая пришла ему почему-то в голову. – Любишь кататься – люби и саночки возить, – Гошан сказал это, словно бы он сделал дело, и пошёл дальше.
Моцарт подумал над пожеланием Гошки, закрыл на какое-то мгновение глаза, затем в несколько шагов догнал друга.
Они шли не торопясь, и Гошан ждал, что же придумал Моцарт на этот раз. Выходя в ворота школы, Гошан обернулся и увидел вдали, как Колёк тащил на себе велосипед. Навстречу ему шёл Петруха.
– Моцарт, ты что с велосипедом сделал? Он что, сломался? – нахмурился Гошка.
– Не сломался. Колёса перестали крутиться. Временно. Когда отдаст, тогда они снова закрутятся.
– А тащит-то Колёк его зачем? Разве катить не лучше.
– Нет, он с места не сдвинется. Я решил сделать так, что если катишь, то очень тяжело. Если велосипед на себе тащить, то гораздо легче.
– Да, умеешь ты насолить, – улыбнулся Гошан. – В следующий раз умнее будет, не станет далеко уезжать.
Глава 9 Настоящие друзья и их большие и маленькие секреты
– ЖАЛКО, Моцарт, что нет сегодня моих настоящих друзей, – Гошка мечтательно посмотрел на волшебника. – Они самые настоящие друзья. И тебе бы они тоже понравились.
– Тогда кто были эти ребята? Они что, не настоящие друзья?
– Моцарт, ты как будто наших правил не знаешь. Это тоже друзья. Но не совсем такие. Знаешь, когда играешь в войну понарошку. Ну, в тебя стреляют, ты стреляешь. Вот стреляй в меня.
– Как стрелять? – не понял Моцарт.
– Очень просто. Вытягивай руку, – Гошан помог вытянуть Моцарту руку. – Сжимай в кулак, как будто держишь в руках пистик. Делай указательный палец, как дуло.
Моцарт вытянул руку и направил указательный палец вперёд.
– Молодец, – Гошан взял его за руку, – держи так.
Гошан отошёл на два шага и громко скомандовал:
– Стреляй в меня!
– Как стрелять? – опять не понял Моцарт.
– Сначала целься в то место, куда хочешь попасть. Потом делай так, – и Гошан изобразил губами звук выстрела. – Ды-ы, дыдч! Дуф. Дуф.
Моцарт повторил точь в точь так, как ему велел Гошан.
– Ды-ы! Дыдч. Дуф.
– Да разве так стреляют? Ты громче давай, чтоб как из настоящего пистолета!
Моцарт повторил. Но так громко, что если бы они играли на самом деле в войну, то Гошка подумал, что его соперник палит из пушки или из модной во время игры ракетной установки «Катюша».
– Вот это у тебя хорошо получилось. Теперь повтори. Покажу тебе ещё кое-что.
На этот раз Моцарт повторил складно.
Он вытянул руку. Направил палец на Гошку и выстрелил.
– Ды-ы! Дыдч. Дуф.
Но Гошка перехитрил его, уклонившись от выстрела, как ковбой в фильме. Но в последний момент схватился за плечо и начал падать. Потом он немного покорчился, поизвивался, как змея, изображая раненого. И мученическим голосом сказал Моцарту:
– Палпатин, теперь ты не можешь меня убить. У тебя был последний патрон. А я увернулся. Силы добра на моей стороне. Ты только ранил меня. Потому, – и Гошка резко вскочил на ноги, – мы ещё продолжим схватку на равных!
Гошан быстро встряхнулся и встал в стойку, как боксёр, расставив ноги и выставив перед собой руки сжатые в кулаки.
– Ну что, понял, что значит понарошку? Тебя или меня убивают или ранят. Ты падаешь и притворяешься, что мёртвый или раненый. А потом встаёшь, а на самом деле ты живой. Мы же играем. Вот это и называется понарошку.
– Что же это получается? Все эти ребята притворяются, что они твои друзья? – снова спросил Моцарт.
– Моцарт, а у тебя в твоей стране волшебников есть друзья? А то ты как-то странно спрашиваешь! – и Гошка изучающе посмотрел на Моцарта.
– Друзья? – переспросил Моцарт. – А зачем они нужны? Это вредно и губительно.
– Да ты что?! – Гошку смутил такой ответ. – А как же тайны, секреты? Ты вот кому рассказываешь свои маленькие и большие секреты?
– Какие секреты? У меня нет никаких секретов, – спокойно ответил Моцарт.
– Нет секретов – значит нет друзей! Друзья для того и есть, чтобы делиться секретами. И тебе, Моцарт, так нельзя. Вспомни Тома Сойера и Гекельберри Финна.
– Это тоже твои друзья? – Моцарт совсем расстроился.
– Кто? – Гошан остановился и внимательно посмотрел Моцарту в глаза. – Ты их не знаешь?
– Нет, – Моцарту даже стало обидно за себя.
Ведь Гошан знает всех и дружит со многими. У него столько товарищей, что Моцарт стал ему завидовать. И непременно решил стать Гошану лучшим другом.
– Так кто же эти Том и… Берри?
– Ого, ты даёшь! – Гошан свистнул. – Если ты не знаешь про них ничего, тогда я тебе рассказывать не буду, а лучше дам книгу, и ты сам прочтёшь. И тогда ты поймёшь, что такое настоящая дружба. Ты, Моцарт, какой-то холодный, как заколдованный мальчик Кай из книжки про Снежную Королеву. Так нельзя. Должны быть маленькие секреты. Их можно рассказывать и таким друзьям, как эти ребята, которые сейчас на велосипеде катались. А большие секреты надо рассказывать только настоящим друзьям.
Моцарт слушал с большим любопытством.
– Но есть и такие секреты, которые нужно знать только одному. И никому совсем их нельзя рассказывать, даже под угрозой смерти.
Моцарт тронул Гошку за локоть.
– И какие же это секреты? Про которые совсем… никому… нельзя… рассказывать? – почти шёпотом спросил он.
Новость про секреты, о которых нельзя никому рассказывать, Моцарту понравилось, и он решил подробнее расспросить Гошку.
– Моцарт, я бы тебе рассказал про такие секреты, о которых нельзя рассказывать, но пока такого секрета я сам ещё не выдумал. Но если бы он у меня уже был, то я бы никому-никому его не выдал!
– И что, даже своим настоящим друзьям не рассказал?
– Да ты что! – напугался Гошан. – Если ты поклялся никому не говорить, но всё равно секрет разболтал, то твоя клятва ничего не стоит.
– И что, даже своим настоящим друзьям не рассказал?
– Да ты что! – напугался Гошан. – Если ты поклялся никому не говорить, но всё равно секрет разболтал, то твоя клятва ничего не стоит.
– Какая клятва? – Моцарт снова ничего не понял.
– Какая, какая? Которую ты даёшь и берёшь, когда рассказываешь свою тайну или слушаешь чужой секрет. Ты, например, хочешь знать мою тайну. Я тебе могу её рассказать. При условии, если ты мне дашь клятву. Я выслушаю твою клятву. Если она меня устроит, то я тебе расскажу свой секрет.
– А если я разболтаю? Что тогда?
– А ничего, в первую очередь я с тобой дружить не буду. А ещё, по условиям клятвы, с тобой случится то, чем ты поклялся.
– Это серьёзно? – вздохнул Моцарт.
– Что серьёзно? – переспросил Гошка.
– Ну что дружить не будешь? Ты вот, например, мне понравился, а если скажешь, что дружить не будешь, тогда я сильно расстроюсь. У нас в стране и школе, – сознался Моцарт, – нет друзей, нет секретов, мы как бы делаем одно дело.
– Какое дело? – пришла очередь удивиться Гошке.
– Не знаю, нам ещё не сказали. Мы пока маленькие для этого.
– Кто мы?
– Я и мои товарищи из школы.
– Ладно, Моцарт, потом расскажешь. Я вот сейчас тебя хочу проверить. Расскажу тебе секрет. Маленький и простой. Ты мне дашь клятву. И вот тогда узнаем, хочешь ли ты мне стать другом.
– Конечно, хочу! Даже не сомневайся. Можешь сколько угодно проверять, – убеждал Моцарт Гошку.
– Ладно, сейчас придумаю, какой тебе можно секрет открыть. Вот придумал! Есть секрет, – Гошан подумал и возразил сам себе. – Нет. Думаю, придём домой – я его на бумажке напишу, ты прочитаешь – запомнишь. А бумажку сжечь надо потом. И тогда, кроме тебя, никто знать не будет. Надо только маленький секрет. Для большого секрета нам надо дольше общаться, – Гошка обдумывал план действий по рассекречиванию какой-нибудь своей незначительной тайны.
– А давай, пока мы домой возвращаемся, ты мне скажешь свой секрет. Совсем маленький. Сразу и проверишь меня.
– Давай, – согласился Гошан и похвалил Моцарта за сообразительность. – Молодец, Моцарт. Ты тоже смекалистый. Что время терять, надо сразу проверять настоящих друзей!
– Вот и я говорю, – кивнул польщённый Моцарт. В нём всё сильнее нарастала симпатия к Гошке.
– Слушай, Моцарт. Вот, например, – начал Гошан, – мне нравятся две девочки в школе. Одна беленькая, а другая чёрненькая. И вот какую выбрать? Не знаю.
– А куда ты их хочешь выбрать? – не понял Моцарт.
– Куда, куда! Чтобы тоже понравиться кому-нибудь из них! И мы, например, нравились бы друг другу.
– Тогда кто больше нравится, того и выбрать нужно.
– Как же их выбрать, если они мне нравятся одинаково.
– А ты у своих друзей спрашивал, они что говорят? – по-другому поставил вопрос Моцарт. – А то я даже немного растерялся от такого вопроса.
– Балбес говорит, что чёрненькую надо выбирать. У неё, ну, у её родителей есть дача двухэтажная за городом.
– А что дача? Причём тут дача, девочка и ты?
– Как же? Когда она вырастет, дача будет её. А если мы будем вместе, значит, дача будет наша. Родители старые будут. Зачем им дача? Если только вишню и яблоки собирать. И варенье нам варить. Ну, что молчишь?
– Тогда не думай. Выбирай чёрненькую.
– Нет, Моцарт. Не смыслишь ты ничего в житейских вопросах.
– Почему?
– А потому, кудрявая твоя голова! – засмеялся над ним Гошка.
Моцарт встал и погладил зачем-то свои волосы.
– Они у меня разве кудрявые? – спросил он вслух и принялся разглаживать их.
– Это так говорится, – быстро отреагировал Гошан, не понимая, зачем понадобилось Моцарту разглаживать волосы. – Я с утра, когда волосы дыбом стоят, руки мочу под краном и прямлю их. А когда нечем помочить, плюю на ладони.
Гошка плюнул на ладонь, чтобы показать, как он это делает, и пригладил причёску. Хотя его короткие волосы приглаживать особенной нужды не было.
Тут же он увидел перед собой ладони Моцарта.
– Ты чего, Моцарт?!
– Плюнь мне тоже.
Гошка не понял для чего и плюнул. Но сразу после остолбенел, увидев, что Моцарт потёр ладони точно так же, как он, а затем старательно стал приглаживать волосы.
– Ну, ты, Моцарт-Бах, даёшь! – Гошка открыл рот и покачал головой из стороны в сторону.
– Чего не так?
– Да всё так, Моцарт! Учить тебя надо всему.
– Так что у нас там про секрет? – вернулся Моцарт к интересующей его теме.
– На чём остановились? – Гошан забыл, о чём они говорили, после того, как плюнул Моцарту на ладошки.
– Про чёрненькую девочку. И про беленькую, – напомнил волшебник.
– Ах, да! Так слушай. У беленькой мать на кондитерской фабрике работает. А у отца джип.
– И что это значит? – допытывался Моцарт.
– А то и значит. Конфеты всегда дома, разные сладости. Представляешь, если с ней дружить, то всегда, когда захочешь, можно кушать конфеты, запивая сгущёнкой и закусывая кренделями. Вот, например, ты в гости зашёл, а по вазочкам конфеты разные: шоколадные, карамельки, сосачки. И птичье молоко тоже везде.
Гошка сделал паузу.
– А вот с джипом, конечно, дела хуже обстоят. Джип отец не отдаст. Ему самому, небось, нужен, но думаю, если куда надо будет поехать, то отвезёт. Что ему, жалко? Я же друг его дочери. А раз мы все друзья, то и… и мне можно даже порулить дать. На этом джипе.
– Да, вот задача! – задумался Моцарт. – Не из лёгких. Я и не знаю, что подсказать. В чём же тут секрет?
– Секрет! – и Гошан принялся думать, в чём же тут действительно секрет.
Вроде бы всё рассказал, ничего особенного. Все в классе знали об этом. А вот в чём секрет Гошан вдруг забыл.
– Забыл, Моцарт! В чём секрет забыл, – и он постучал себя по голове.
Раздался звук, словно Гошан постучал по пустому кувшину. Гошан услышал этот звук и опять постучал. Раздался тот же звук.
– Моцарт, ты слышал?
– Угу, – поддакнул тот.
– У меня голова пустая. А с утра была не пустая. Я точно помню, – он снова постучал. – Точно помню, обычно звук у неё другой.
Он встал на дорожке и время от времени стучал себя по голове.
– Ты меня случайно не заколдовал? Ничего там со мной не сделал? Уж что-то особенно пусто в ней сегодня. Мне даже страшно становится.
Моцарт отрицательно покачал головой.
– Скажи, а ты и на джипе умеешь рулить? – Моцарт задумался о чём-то своём.
– Нет, не могу. Но думаю, что это не сложно. В компьютере-то в автогонках я неоднократный чемпион. На машине-то, наверно, проще. Там только колёса качать надо и бензином заправлять по-правдашнему. А всё остальное то же самое.
Гошан сказал это таким уверенным тоном, что у Моцарта не возникло сомнений в словах друга. Гошка в его глазах поднимался всё выше.
– Послушай, Моцарт, постучи мне по голове. Я послушаю, какой будет звук. А то когда я стучу, то толком и не слышу. Меня рука, которой я стучу, отвлекает. Только не сильно, костяшками лучше, от них звук отчётливей.
Моцарт один раз ударил костяшками по голове Гошана. Звук получился такой, будто ударили в колокол. У Гошана глаза стали как два иллюминатора.
– Ты чего? – сначала улыбнулся, а потом испугался Моцарт.
– Ещё раз, можно и два. Нет. Давай три. Что-то я не расслышал или мне померещилось.
Моцарт старательно ударил три раза. Гошан услышал тот же колокольный звон. Моцарт уже не стучал, а звон всё продолжал литься.
– Моцарт, – Гошка смотрел на волшебника, как разведчик на боевое задание, – ты слышал, или это я только слышу?
– Что слышишь? Колокольный звон?
– Угу, – Гошан широко открыл глаза. – Значит, ты тоже его слышишь?
– Конечно, это же я тебе его сделал, – признался Моцарт.
– Ты-ы? – не поверил Гошка.
– Тебе не нравится? А хочешь – выбери звук, который тебе нравится!
– Как это, звук, который мне нравится?
– Очень просто, – и Моцарт снова не сильно стукнул по голове Гошана.
«Пим», – раздался тонкий звук, как будто чирикнула птичка. «Тинь», – тукнул Моцарт ещё раз, и звук был такой, словно зазвенела тонкостенная рюмка. «Бах», – послышался звук разбитой бутылки.
Замахнувшись, Моцарт хотел ещё раз стукнуть, но Гошка остановил его.
– Хватит! Я думал, мне показалось, а это ты чудишь.
– Я подумал, тебе не нравится звук. Решил сделать такой, который бы тебе понравился.
– Так ты и разные звуки умеешь создавать?
– Могу, – как о пустяке, рассуждал Моцарт.
– А так можешь? – Гошан скинул майку с одного плеча, сунул в подмышку левую ладонь, а правой свободной рукой начал поднимать вверх-вниз. Раздался звук: «Пр – пр! Хр – хр». Похоже не то на утку, не то на рвущуюся одежду.
Моцарт засмеялся над тем, как Гошка проделал свой фокус.
– А так? – и Гошка стал приседать.
Присев сначала раз тридцать, он стал делать медленное приседание. Ничего не происходило. Он снова быстро присел раз двадцать. И снова ничего.
– Не получается, Моцарт! В следующий раз, – грустно задышал Гошка.