Ритуал заключения брака предстояло придумывать на ходу, как и погребальный. И счастье еще, что Кирилла в универе мучили всяческими обрядами всех времен и народов: кое-что осталось в памяти.
Взять разных древностей, смешать, добавить щепоть новой веры, взболтать… Выйдет не хуже, чем у предков.
— Пошли, — решил он.
Дина ждала в соседней комнате, тщательно причесанная, но одетая так же, как обычно — в джинсы и рубаху. Федайкины, находившиеся тут же, как по команде расцвели улыбками, но глаза у всех троих остались серьезными.
— Доброе утро. — Кирилл улыбнулся. — Церемония будет простой и короткой.
Не то время, чтобы затевать выкуп и приглашать тамаду.
Он дождался, пока вернется Серега, и, взяв девушку под руку, повел ее за собой. Скрипнули ржавые петли выходной двери, и они очутились на крыльце, под прицелом множества взглядов — любопытных и удивленных, радостных и завистливых, и даже сердитых.
— Во имя Отца, Единственного и Несотворенного и перед его ликом, — Кирилл повысил голос, как во время беседы, чтобы его слышали во всех углах не такого уж и маленького двора, — а также перед лицом истинно верующих и этих достойных свидетелей, я беру эту женщину в жены безо всякого принуждения, с ее доброго согласия.
Он выдержал паузу, давая озвученной мысли проникнуть в умы слушателей.
— И пусть никто не говорит, что мы вступили в брак тайно, или этого не было, или кто-то возражал, — сказал Кирилл, после чего развернулся к Дине, взял ее руки в свои. — «Горько» можно не кричать.
Последнюю фразу он произнес вполголоса, так, чтобы услышала только девушка. Склоняясь к ней для поцелуя, заметил, что глаза Дины заблестели от удовольствия, а щеки заалели.
А затем остался только вкус ее губ, мягких и нежных.
Мир вокруг стал как будто ярче, светлее, и Кирилл услышал восторженные возгласы:
— Чудо! Благой знак!..
Солнце, до сего момента прятавшееся за облаками, нашло прореху, и его лучи упали как раз на крыльцо, где стояли молодожены и довольно пучили глаза свидетели — Федор с Серегой.
В голове у Кирилла словно что-то сдвинулось. Он увидел длинный, чуть ли не бесконечный ряд зеркал, а точнее, отражений, и всюду были целующиеся парочки, и некто восклицал «Во имя Отца, Единственного и Несотворенного!», и горели факелы, и проливали слезы довольные мамаши, одетые странно и дико, и еще более странно, и еще более дико…
Этот момент, коротенькая церемония, сочиненная больше из необходимости, безо всякого вдохновения, отбрасывала в будущее такую мощную «тень», что могла сравниться с иной крупной битвой.
С холодком Кирилл понял, что ее будут повторять, изображать, рассказывать о ней, пытаться воспроизвести то «небесное знамение», что произошло лишь благодаря случайности. Кто-то маленький, испуганный внутри него закричал «Нет! Я не хочу этого! Нет!», но другой голос, куда более сильный и спокойный, заявил «Людям нужны ритуалы, и пусть лучше они используют новые, которые лучше только потому, что они новы и не поросли мхом, не стали догмой и надоевшей привычкой».
А человечество нуждается в свежих идеях, без них оно обречено на вырождение.
Через миг эта раздвоенность кончилась, исчезли отражения, он вновь ощутил себя всего лишь обычным человеком. Правда, очень довольным, насколько может быть доволен мужчина, целующийся с красивой девушкой.
— Всё, хватит, — проговорил Кирилл, с трудом отрываясь от Дины. Она разочарованно вздохнула.
— Ура! — закричал кто-то, и этот крик подхватили остальные. — Ура! Ура!
Не все орали искренне, некоторые голоса звучали принужденно. Кирилл вполне понимал их обладателей — как же, Сын зари, посланник, почти мессия, родившийся из золотого света, и такое низменное дело, как женитьба!
Но ничего, никуда не денутся, привыкнут. А кто не сможет… тому же хуже.
— Вот и всё, — сказал он, подмигивая Дине. — Остальное сделаем позже, сейчас меня ждут дела.
Девушка снова вздохнула, но ничего не сказала — понимала, что так оно и есть, и что человек, доставшийся ей в мужья, никогда не будет только ее собственностью, что на его внимание всегда будут претендовать другие.
— Расходитесь, расходитесь, все за работу, — принялся наводить порядок Арсен. — Праздника не ждите, не время для него.
Дина скрылась внутри дома, а Кирилл поплелся следом за Серегой. Их ждал очередной военный совет.
И снова речь шла об операциях против коммуны Дериева, о том, куда послать боевые группы, где разместить заслоны и наблюдателей, чтобы враг не смог нанести им ответного удара. Бывший десантник отдавал распоряжения, на захватанную карту ставились карандашные отметки.
— Есть еще одно дело, — сказал Кирилл, когда основные вопросы были решены.
На молчавшего до сих пор посланника обратились удивленные взгляды.
— Я не могу отсиживаться в тылу, когда другие рискуют жизнями, — продолжил он. — И поэтому хотел бы сходить на боевую операцию с одной из групп. Скажем, завтра.
— Это опасно, — заявил нахмурившийся Серега. — Тебя могут убить и все такое.
— Сыну зари лучше умереть, отдав другим свет истинной веры, чем прослыть трусом.
Этот момент Кирилл тоже «вспоминал» не один раз и знал, что у него есть выбор, и что оба варианта будущего отличаются незначительно, лишь в каких-то деталях. Но ему самому было противно прятаться за спинами других, укрываться в безопасном месте, точно он старик или ребенок.
Он затеял эту войну и должен принять в ней участие!
— Ну, хм… Я понимаю это желание, — сказал Толик, поглаживая себя по лысине. — Но надо послушать, что скажет док. Посланник недавно претерпел пытки, он может быть не совсем здоров.
Кирилл про себя улыбнулся — он знал их аргументы, все возражения и готовился к ним. Спор закончился через десять минут, закончился так, как и должен был: безоговорочной капитуляцией одной из сторон. И этой стороной оказался вовсе не бывший журналист.
— Вот и славно, — сказал он. — Что у нас дальше? Встреча с неофитами?
После вчерашних боев, когда разбежались две бригады из «рабов» Дериева, многие из них потащились вслед за бойцами посланника. Серега не велел прогонять беглецов, распорядился поместить их в здании автовокзала на Сенной площади, накормить и приглядывать.
А сегодня Сыну зари предстояло решить, что делать с этими людьми.
— Она самая, — проворчал Серега. — Только это далеко. Сил хватит?
Он единственный на правах первого соратника позволял себе разговаривать с посланником в таком тоне.
— Я не настолько слаб, — кротко проговорил Кирилл. — И Отец поддержит меня.
Дождь, еще ночью казавшийся бесконечным, прекратился, и хотя небо было сплошь в облаках, время от времени проглядывало солнце. Они шагали вверх по узкой пешеходной лесенке, оставив Приволжскую Слободу внизу. Отсюда, если оглянуться, можно было увидеть белокаменные здания Печерского монастыря, а еще дальше — Гребной канал, а за ним Волгу.
Подъем дался Кириллу нелегко, он запыхался, вспотел, хотя вовсе не было жарко, и вспомнил темницу под Нагорным универсамом, где его терзали приступы лихорадки. На самом верху пришлось остановиться, чтобы перевести дух и попить воды.
Предусмотрительный Серега захватил с собой полную фляжку.
— Ничего, дальше будет легче, — сказал Кирилл, ополовинив ее, и вытер мокрое лицо.
Улица Родионова рядом с автостанцией «Сенная» выглядела совсем не так, как он ее помнил — всюду заросли, ржавые остовы автомобилей, на месте ночного клуба «Матрица», когда-то бывшего кинотеатром, высится груда обгорелых развалин.
Только сам автовокзал, выстроенный еще в советские времена, почти не пострадал.
— Как они, не бузят? — спросил Серега у часового, что стоял под навесом у входа, молодого парня, вооруженного охотничьим ружьем.
— Всё тихо, — ответил тот, переводя преданный взгляд с бывшего десантника на Сына зари.
— Вот и славно, посмотрим, что с ними, — сказал Кирилл, и часовой поспешно отступил в сторону.
Внутри автовокзала было сыро, пахло грязью и потом, на полу сидели и лежали мужчины.
При виде посланника они дружно поднялись, десятки лиц озарились надеждой и удивлением. Кирилл же обнаружил кое-кого из знакомых, в том числе из тех, с кем вместе проливал пот в бригаде Саленко.
Как давно это было. Вроде меньше месяца прошло, а кажется, что целую жизнь назад.
— Во имя Отца, Единственного и Несотворенного, приветствую всех, кто пришел, — проговорил Кирилл. — Вы вольны отправиться на все четыре стороны и делать, что вам вздумается. Никто не будет принуждать вас. Но если найдутся те, кто захочет остаться…
— Мы хотим! — воскликнул плюгавый мужичок из задних рядов.
— Куда нам идти? — поддержал его другой, поздоровее, с рябым широким лицом. — Дома наши лежат в руинах, родственники либо погибли, либо сгинули неведомо куда… Остаемся!
— Куда нам идти? — поддержал его другой, поздоровее, с рябым широким лицом. — Дома наши лежат в руинах, родственники либо погибли, либо сгинули неведомо куда… Остаемся!
Кирилл выждал, пока выскажутся все желающие, и только когда в здании автовокзала наступила тишина, заговорил вновь.
— Поспешные решения часто бывают ошибочными, вы должны еще раз подумать, ведь принять мы сможем только тех, кто уверует искренне, всей душой, и откажется от старых заблуждений…
Изнутри его словно толкнуло, на самой грани осознания замелькали картинки. Плюгавый мужичок из задних рядов рубит топором дерево, летят щепки. Рябой размахивает кулаками, из разбитого носа летят брызги крови, и жадно смотрит на драку молодая женщина в синем платке.
Будущее рвалось воплотить себя в настоящем, проклятый дар, полученный в недрах облака света, стремился проявить себя, помочь хозяину, подсказать, как поведет себя в будущем каждый из находящихся здесь людей.
Но если Кирилл будет во всем опираться на него, не разучится ли он принимать решения сам? И кто сказал, что он видит всё будущее, все его возможные варианты? Ведь собственное спасение с костра он так и не смог рассмотреть.
— …поэтому вам дается время до завтрашнего утра, — закончил он, решительно отодвигая «воспоминания» в сторону. — Да будет милостив к вам Отец, и да не смущает ваших душ ложными посулами Отраженный.
Некоторого труда стоило держать тон уверенным до конца, но Кирилл справился. Вышел из автовокзала твердым шагом. Часовой, ковырявший в носу, вытянулся так, что макушкой едва не воткнулся в навес.
— Ты сам или кто-то из истинно верующих должен поговорить с каждым из них, — сказал Кирилл Сереге, едва они отошли немного в сторону. — Думаю, что захотят остаться все, и нужно проверить сплошняком — кто на что годится, насколько может быть полезным, и принадлежит ли он к зрячим.
— Это как? — спросил Серега.
Кирилл задумался, вспоминая подходящее место из «Евангелия от Филиппа».
— Слепой и тот, кто видит, когда они во тьме, они не отличаются друг от друга. Если приходит свет, тогда зрячий увидит свет, а тот, кто слеп, останется во тьме. Понятно?
— Да. — Серега кивнул, хотя по тону было ясно, что если и понятно, то не особенно.
Но Кирилл не сомневался, что его первый помощник и самый верный последователь изобретет способ воплотить слова посланника в жизнь, и способ этот окажется полезным и удобным. Во всем, что касалось практики, на бывшего десантника можно было положиться.
— А еще надо бы устроить большую проповедь, хотя бы тут. — Кирилл повел рукой, показывая на площадку перед зданием автовокзала, утыканную кустами и «трупами» автобусов. — Чтобы послезавтра все было готово, включая трибуну.
Уже через несколько дней верующих в Сына зари будет куда больше, чем сейчас, и на вечернюю беседу всех не соберешь. А нужно каждому дать шанс увидеть «посланника небес», услышать его голос.
— Сделаем. — Серега вновь кивнул, на этот раз уверенно.
Обратно к Приволжской Слободе спускались под опять начавшимся дождем, и на это у Кирилла ушли все силы. После обеда он какое-то время поспал, а затем начал обдумывать вечернюю беседу: как связно и просто изложить этическую систему для последователей Сына зари, о чем сказать четко, о чем умолчать, на что лишь намекнуть.
Возникло желание взглянуть на записи, начатые Серегой и продолженные Тимохой: есть шанс, что Кирилл что-то говорил на эту тему, и благополучно запамятовал. В прошлый раз, когда он пытался читать собственные изречения, ничего не вышло, но вдруг все обойдется, если кто-то будет цитировать его слова?
Мальчишку быстро отыскали, тот приволок с собой кипу разноразмерных листков.
— Рад служить Сыну зари! — пылко воскликнул он, оказавшись в комнате, и начал кланяться.
— Оставь. — Кирилл сердито махнул рукой. — Садись и читай, что вы там понаписали.
Тимоха осторожно опустился на стул, прокашлялся и начал:
— Сын зари сказал: семь дней князь мира сего искушал меня деньгами, властью и похотью…
Кирилл сжался, будучи готовым к тому, что закружится голова, а из подсознания вырвется настоящая лавина образов, слишком ярких и живых, чтобы он мог осознать хотя бы десятую их часть. Но мальчишка отложил первую страницу, заполненную почерком Сереги, взялся за другую. И ничего не произошло.
Похоже, «проклятие» действовало лишь в том случае, если Сын зари читал сам.
Кирилл расслабился и стал слушать.
Когда он в сумерках вышел во двор, народу там оказалось еще больше, чем вчера. Откуда-то натащили лавок, приволокли несколько срубленных стволов, всюду расселись люди, мужчины и женщины, молодые и старые. Глаза их горели древней, как само человечество, жаждой чуда.
Тысячи лет назад его желали еще землепашцы Междуречья и долины Нила. И всегда находился тот, кто им его давал, кто придумывал это чудо.
Двое бойцов из отряда Арсена явились на беседу с оружием, а между ними обнаружился незнакомый парень, усатый и лохматый, в армейском камуфляже. Стас устроился в первых рядах, среди женщин, вид у него был мрачный и усталый, глаза решительно блестели.
Кирилл начал с общих фраз, заговорил тихо, вынуждая собравшихся напрягать слух, тратить силы на то, чтобы разобрать слова. И только когда определил, что в достаточной степени завладел всеобщим вниманием, перешел к делу: к принципам, по которым предстоит жить его последователям.
Их не должно быть много. Вспомним Моисея с его десятью заповедями. Они не могут быть очень сложными, чтобы их запоминал сразу и всякий, но их тяжесть должна быть ощутимой.
Только тот, кто чувствует бремя религиозных запретов, поверит, что они и в самом деле божественны.
— …и тело ваше пусть получает то, что должно… Не лгите, и то, что вы ненавидите, не делайте это… Нет Творца, кроме Отца, и Иисус — сын его по Свету единородный — если человек повторит это свидетельство, то будет он как брат вам…
Тимоха записывал, орудовал карандашом еще какой-то молодой человек, сидевший рядом с Арсеном, остальные внимали в благоговейном и — островками — чуть скептическом молчании.
На этот раз Кирилл закончил, сделав Омовение Светом, чтобы показать, что изложенное сегодня — не просто слова, повод для размышлений, а заповеди Отца, обязательные для исполнения, и что тот, кто с завтрашнего дня нарушит хотя бы одну из них, будет считаться грешником.
Бывший журналист собрался уже дать знак расходиться, когда неожиданно подал голос Арсен.
— Посланник, можно вопрос? — осведомился он.
— Конечно.
Кирилл подобрался. Он понимал, что высокий и худой, немного похожий на Кощея глава «прибрежной» общины вовсе не верит в Сына зари, а из рациональных соображений терпит его на своей территории.
— Вот у нас есть упорный, не желающий раскаиваться пленник. — Арсен указал туда, где между двумя его бойцами сидел усач в камуфляже. — Что нам делать с ним: убить как врага истинной веры, который возьмет в руки оружие, стоит только ему вернуться к своим, или оставить в живых, чтобы он увидел наш триумф и преисполнился стыда за собственные заблуждения?
Это было что-то вроде испытания, и с какой целью его проверяют, Кирилл понять не мог. Наверняка в вопросе крылась ловушка, но он ее не улавливал, а прибегать к своему дару и «вспоминать», в чем тут дело, не хотел — слишком устал, в таком состоянии легко потерять контроль над собой, оказаться во власти видений.
— Наверняка он будет не один такой, и бойцы Дериева не раз попадут к вам в плен, — сказал Кирилл. — Нужно использовать их в деле или отпускать за выкуп, если майор пойдет на такое. Или заставлять работать на нас, благо дел в этом новом, изменившемся мире очень много. Но помните, что в доброте — начало жестокости.
Арсен прищурился, на лице усатого отразилось изумление, Стас покачал головой. Кирилл смог удивить если не всех, то хотя бы тех, кто внимательно прислушивался к диалогу.
Они ждали высокомудрых слов, а он свел дело к практике.
Слушатели начали расходиться. Кирилл остался стоять, вслушиваясь в их шаги, глядя в темное небо.
— Пойдем, — сказала оказавшаяся рядом Дина, и решительно взяла его за руку.
— Куда?
— Туда, где мы будем жить.
Девушка потянула его за собой.
Кирилл испытал вялое удивление, смешанное с неохотой тащиться куда-то на ночь глядя. Затрещали факелы в руках федайкинов, поплыл назад покосившийся забор с разросшейся около него малиной, зашлепали под ногами лужи. Они с Диной свернули раз, потом другой.
— Вот. Это будет наше, наше, представляешь? — В голосе девушки прозвучало торжество.
Дом, стоявший посреди небольшого, густо заросшего участка, был не особенно большим, и до сегодняшнего дня тут, похоже никто не жил. Но повсюду виднелись следы того, что здесь торопливо и яростно наводили порядок: свежая поленница, будка сортира рядом с кучей земли, расчищенные от кустарника дорожки.