— …а как вот очнулся, так и понял, что нельзя так жить, — продолжал рассказывать Серега. — Ведь к майору многие пристали оттого, что поверили в него, решили, что спасет.
— Душа того, кто ищет спасения, должна следовать за другой, в которой есть Дух жизни, — сказал Кирилл, вспоминая древнее сочинение безымянного гностика, известное как «Апокриф Иоанна». — Она спасена через него. Ее не бросают в другую плоть…
Он глянул в сторону Сереги, увидел, что тот слушает, приоткрыв рот.
— Ладно, хватит в облаках витать, — проговорил Кирилл. — Не пора ли отсюда выбираться?
— Снаружи патрули ходят, я два видел, — сообщил бывший охранник. — Прошли мимо, следов не отыскали, так что уже и не найдут, но до темноты нам придется здесь посидеть.
Кирилл про себя выругался. До вечера торчать в сырой и холодной дыре, не имея возможности сдвинуться с места? Беспокойство за дочь стало глодать душу с новой силой, в какой уже раз за последние дни захотелось, чтобы все это оказалось жутким сном.
— А что там, ну-у… в том свете, откуда ты пришел? — спросил Серега. — Наши говорили, что еще один такой, только большой, за Щелоковским хутором есть. Так там всякая хрень творится, только внутрь войдешь, как глюки начинают одолевать такие, что до блевоты.
«Развлекаться так развлекаться», — подумал Кирилл. И заговорил:
— Это есть капли Света Вечного, Света Первого, пролитые в наш грешный мир Творцом, не тем, кого почитают в церквах, мечетях и синагогах, а истинным богом, отпрысками которого мы все являемся.
Глаза Сереги стали как донышки стаканов.
— Кому же, это, как бы свечки-то ставят? — спросил он.
— Тому, кто узурпировал власть над миром, — вкрадчиво сказал Кирилл. — Кто велел называть себя Вседержителем, не имея на то права, ложный владыка, отражение Вечного в материи, его завистливое и злое подобие, коего знающие именуют Демиургом. Сострадающий Отец, помнящий о детях своих, попытался разорвать наложенные на них оковы и снизойти в наш мир, но этого не выдержал никто из живущих, наделенных разумом…
— Поэтому все и заснули, да?
— Именно так, — кивнул Кирилл. — Ибо, как сказано в откровении Иоанна, и я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя смерть; и ад следовал за ним, и дана ему власть над четвертою частью земли — умерщвлять мечом и голодом, мором и зверями земными.
Ему стоило большого труда оставаться серьезным, глядя на ошарашенную физиономию бывшего десантника.
— Мечом и зверями земными… — повторил тот. — Ведь и верно, так и есть.
— Те, кто погиб, были истинными грешниками, негодными к раскаянию… — Тут Кирилл запнулся, ему вспомнился их выпускающий редактор, Антон Павлович, добрый и душевный, соседка по дому, воспитавшая после смерти мужа пятерых детей… Они что, «грешники»? Он продолжил: — Оставшиеся же будут разделены на тех, кто достоин света, и тех, кого ждет мрак и скрежет зубовный…
Нет, всё. Пора заканчивать эту шутку, посмеялся и хватит.
— Расслабься, — сказал Кирилл. — Неужели ты веришь тому, что я говорю?
— Конечно. А как же? — Серега изумленно посмотрел на него. — Ведь ты сам сказал: чтобы спастись, надо идти за тобой и тебя слушаться, а иначе тьма и пытки всякие.
Кирилл отвернулся.
Признаться, что это бред, что он знает о произошедшей катастрофе не больше остальных, нельзя — «поклонник» запросто может скрутить бывшего журналиста и сдать его обратно Дериеву, а тот беглеца не помилует. Придется играть роль новоявленного пророка до тех пор, пока они не доберутся до Машеньки, а потом… Потом он что-нибудь придумает.
— Майор-то бесится, я его знаю, — сказал Серега. — Из коммуны еще никто не уходил.
А вот тут хорошо подойдет строка из не признанного церковью «Евангелия от Филиппа».
— Те, кто облекся светом, их не видят силы и не могут схватить их. Но облекутся светом в тайне, в соединении, — проговорил Кирилл, сам удивляясь, насколько хорошо огрызки древних текстов засели в памяти — четыре года прошло, а он может цитировать их не хуже, чем средневековый монах Библию.
Ему было стыдно: грех использовать чужую наивность, чужую веру. Но иного выхода он не видел.
— Ага, точно, — заулыбался Серега. — Я так и подумал, когда они ночью мазали.
Этот парень, в жизни мало что видевший, кроме войны, и даже на гражданке продолжавший воевать, был неколебим, точно скала, и если уж что-то попадало в его большую голову, то выбить это оттуда мог разве что метеорит. Зато чужие сложные мысли преломлялись там странным образом и делались своими, простыми и понятными.
До вечера они просидели в подъезде.
Дважды мимо проходили патрули, и оба раза Серега обнаруживал их, не выглядывая в окно. Он прикладывал палец к губам, и тогда они сидели тихо, а Кирилл даже старался дышать пореже — вдруг у врага есть такие же чуткие парни с большими ушами?
Когда начало темнеть, доели остатки консервов.
— Всё. — Серега заглянул в опустевшую банку, и на лице его отразилось сожаление. — Теперь только то, что поймаем… Пока еще до Автозавода доберемся. Ну что, готов?
Кирилл поднялся, поморщился от боли в боку, и они двинулись вниз, к двери подъезда. Та открылась, чуть слышно скрипнув, и бывший десантник несколько минут постоял. Вглядываясь и вслушиваясь.
Шелестели листья под свежим северным ветром, покачивались деревья, по небу ползли облака, предвещая новый дождь.
— Тут тихо, — сказал Серега. — Давай к Ванеева, но осторожно.
Они обогнули угол дома, в котором прятались. Стали видны закрывающие улицу гаражи и за ними — серые пятиэтажки в окружении деревьев, район, где безраздельно властвовал Дериев.
Кирилл не понял, что произошло — огромная ладонь хлопнула его по затылку, и он уткнулся носом в землю. Серега бесшумно шлепнулся рядом, выставил перед собой автомат и снял с предохранителя.
Донесся смех, чей-то голос, и из-за гаража выступили двое мужчин в камуфляже.
— …она ему и говорит — ну и хрень! — закончил один из них фразу, и оба заржали.
Кирилл прижался к земле плотнее, мечтая стать крохотным, словно муравей, чтобы его точно не увидели. Вновь заболел бок — то место, куда угодила пуля. Накатило головокружение, такое сильное, что он на миг потерялся, забыл, где находится, и что происходит.
Едва очухался, из памяти всплыла картинка из далекого прошлого: он в большой комнате, около стены с висящим на ней ковром, сидит в кресле, а вокруг расположились люди, мужчины, женщины и дети, и все они его слушают…
Когда же это было? И было ли вообще?
Патрульные, чьи фигуры смутно вырисовывались в полумраке, прошли мимо, и даже голов в их сторону не повернули. Но Серега остался лежать и тогда, когда голоса стихли вдалеке, а поймав вопросительный и нетерпеливый взгляд спутника, пояснил шепотом:
— Это обманка может быть, двое лохов играют, а настоящие — следом идут.
Было довольно прохладно, от вчерашней жары не осталось и следа, и Кирилла начало знобить. Словно бы вернулась ночь, когда он бежал сквозь дождь и трясся от холода. Команду «Пошли» он едва не прозевал. Поднялся и побрел вслед за Серегой.
Укрываясь за гаражами, они прокрались до следующего переулка. Бывший десантник мельком заглянул в него.
— Там наблюдательный пункт хотели устроить, — сообщил он, тыча туда, где над забором поднимался горелый остов дома. — И устроили, похоже, рога и копыта им всем в глотку! Хотя еще вчера ничего не было.
— И что делать? — спросил Кирилл.
— Что делать? Обходить. А для этого назад топать.
И они развернулись и пошли в обратную сторону.
Но не успели добраться до места, где прятались от патруля, как далеко впереди мигнул луч фонарика.
— За мной, — скомандовал Серега и рванул туда, где во тьме чернел пролом в задней стене одного из гаражей.
Внутри разило гнилью, и Кириллу не хотелось даже задумываться, что чавкнуло под подошвами. Он затаился, прижавшись к холодной стенке, со страхом вслушался в доносившиеся снаружи звуки.
Знобило сильнее и сильнее.
Донеслось жужжание, с каким работает механический фонарик, зашуршала под чьей-то ногой трава, стукнулись друг о друга обломки кирпича. Луч света заглянул в отверстие, через которое они только что пролезли, вырвал из мрака покрытый пылью стеллаж, где валялись ржавые железяки, детали и даже обрывок тракторной гусеницы.
— Сюда вроде шмыгнули, — сказал кто-то гнусаво, и Кирилл краем глаза увидел, как Серега поднял автомат.
— Точно? Или ты опять грибов наелся? — долетел второй голос, тонкий и неприятный.
— Да какие там грибы, так, грибочки, — хмыкнул гнусавый.
Фонарь отвели в сторону.
Вновь зазвучали шаги, на этот раз удаляющиеся, и Кирилл облегченно вздохнул. Понял, что сердце бешено колотится, а пот едва не капает с бровей. Зато озноб исчез без следа.
Из гаража выбрались уже в полной темноте.
— Двинули, — решил Серега.
И они действительно «двинули», хотя куда именно, Кирилл не очень понял.
Район этот он совсем не знал, кроме того, они с Серегой шарахались по буеракам и подворотням, кое-где бежали, затем ползли. Кирилла бросало то в жар, то в холод, голова казалась такой тяжелой, словно мозг вытащили, а получившуюся полость залили свинцом.
Немного пришел в себя, когда они лежали посреди заросшего огорода, а неподалеку в зарослях кто-то шуршал и похрустывал, будто грыз сочные стебли и закусывал ботвой.
— Кто это там? — спросил Кирилл, с трудом ворочая языком.
Бок болел куда сильнее, чем раньше, и вдобавок ощущалась пульсация, будто внутри тела рос крохотный Чужой.
— Крысы, — ответил Серега. — А вообще, дело худо. Напрямую через Ванеева не перебраться.
— Почему?
— Патрули. Похоже, майор знает, в каком направлении ты пойдешь, и на нем нас и ловит. Так что тут разве что крыса и проскользнет.
Кирилл попытался вспомнить, говорил ли Дериеву о том, что ему надо на Автозавод, но не смог.
— Пойдем через Высоково, — продолжил Серега. — Крюк большой, но что поделать.
Они поднялись и вновь побрели сквозь тьму, по буграм, ямам, огибая куски заборов и участки вспучившегося асфальта. Наткнувшись на колонку, попытались накачать воды, но выяснилось, что колонка не работает — рычаг заело от ржавчины.
— А пить-то хочется, — просипел Кирилл.
— Ничего, там дальше речка, — жизнеутверждающе выдал Серега. — Недалеко, метров пятьсот.
— Погоди только, я передохну немного.
Похоже, сказалось то, что в последние дни Кирилл работал много, а отдыхал мало, да еще и не доедал — каждый шаг давался с трудом, по мускулам гуляли судороги. Ломило спину.
— Ну хорошо, — неохотно согласился бывший десантник.
Кирилл уселся прямо там, где стоял. Потер уши руками. Это не помогло — бодрости не прибавилось.
— Что-то со мной не в порядке, — сказал он. — Устал.
— Это ничего, — подбодрил его Серега, — вот доберемся до безопасного места, хотя бы до той же Высоковской церкви, там можно будет передохнуть.
Кирилл с трудом встал. На автомате затопал следом за неутомимым спутником.
Вскоре начался дождь, и им пришлось укрываться от очередного патруля: долго сидеть в густых зарослях сирени, где было холодно, сыро, и почему-то нестерпимо воняло кошачьим дерьмом.
Стало понемногу светать. Разрушенный, заросший труп города начал выбираться из ночного мрака, словно зомби. Поплыли между опустевших домов клочья серого тумана, похожие на обрывки погребального савана.
Потянулся район, где много лет назад бушевал жуткой силы пожар. Из кустов и деревьев поднимались закопченные остовы зданий.
Они миновали остатки одноподъездной высотки, и впереди открылся неглубокий овраг, а за ним, на холме — небольшая церковь.
Тучи на востоке разошлись, и луч выбравшегося из-за горизонта солнца позолотил купола. Кириллу их блеск показался настолько ярким, что он невольно вскинул руку, прикрывая глаза.
— Вот тут речушка должна быть, — сообщил Серега. — Раньше из нее только самоубийца пить рискнул бы, а теперь вроде можно. По крайней мере, из наших никто не траванулся.
Речка больше напоминала ручей, но выглядела и в самом деле чистой.
Кирилл спустился к самому берегу, осторожно зачерпнул воды и даже на всякий случай понюхал. Подумал, что бактерии и вирусы с помощью носа так и так не обнаружить, и хуже уже вряд ли будет. Начал пить.
Серега умылся, затем тоже утолил жажду.
— Теперь в сторону «Медвежьей долины» двинем, — сказал он. — А там свернем, куда тебе надо.
Кирилл кивнул. Ему в этот момент было настолько паршиво, что он с трудом соображал, куда и зачем они идут. Вместо головы на плечах будто бы торчал раскаленный валун. Мышцы слушались еле-еле.
Через речушку перебрались по остаткам деревянного мостика. Некоторое время двигались вдоль берега, а затем полезли вверх, к церкви.
Когда Серега неожиданно остановился, Кирилл налетел на него, уткнулся носом в спину и лишь после этого слегка очухался.
— Что там? — спросил он, кое-как ворочая немеющим языком, и морщась от пульсирующей боли в боку.
— Зверь вроде бы. Крупный, — шепотом отозвался бывший десантник.
Чуть выше по склону, среди молодых деревьев, кто-то ходил, негромко хрустя ветками. Время от времени доносилось недовольное взрёвывание и то шлепанье, какое издает вступающая в лужу нога.
Когда меж стволов мелькнул бурый мохнатый бок, Кирилл сообразил, кто перед ними.
— Медведь. Обойдем, — шепнул Серега.
Чуть дыша, они двинулись в сторону.
Хруст и шлепанье удалились, заросли сменились голым склоном, а затем впереди обнаружилась стена церкви — облезло-желтая, точно старая львиная шкура. Прямо перед воротами, что вели во двор храма, из щели в асфальте вырос раскидистый куст, а сбоку, у ограды, притулился ржавый автомобиль.
Кириллу почудилось, что за ним что-то шевельнулось, и тут Серега сбил его с ног.
— Назад! — рявкнул он, и утреннюю тишину порвал в клочья грохот выстрела.
Бывший журналист покатился вниз по склону, боль в боку вспыхнула с такой силой, что он едва не потерял сознание. Кирилл сумел остановиться, только врезавшись в кустарник. Мгновением позже рядом оказался Серега.
— Кто-то там есть, — сообщил он, настороженно глядя вверх. — Но стреляли, это, как бы не на поражение. Так что я пойду, гляну, кто это, а ты пока укройся здесь и не высовывайся.
Кирилл кивнул, поднялся на четвереньки и забрался поглубже в заросли.
Серега бесшумно и ловко, точно огромная змея, уполз вверх. Вскоре оттуда донесся его голос. Следом долетел другой, приглушенный и вроде бы не агрессивный — похоже, им встретились вовсе не бойцы Дериева. И это хорошо, можно будет с ними договориться, чтобы пройти… уйти…
Кирилл обнаружил, что клюет носом, почти спит, и что за спиной кто-то громко сопит.
— А, это ты? — спросил он, оборачиваясь.
Но круглой физиономии бывшего десантника не увидел.
Рядом, удивленно разглядывая человека, стоял медведь. Розовый язык свисал из приоткрытой пасти. Зверь был вроде бы не очень большим, но зубы и когти на лапах выглядели достаточно внушительными.
— Э… — выскочило у Кирилла.
Ощущение было, будто его обдало кипятком.
Медведь негромко рыкнул и помотал башкой так, что у него затряслась шерсть на шее.
Кирилл встал, стараясь двигаться как можно плавней, чтобы не спровоцировать медведя. Сделал шаг назад. Но хищник потащился следом, не отводя от человека маленьких настороженных глазок…
Подниматься по склону спиной вперед не очень-то удобно, да еще ноги скользят по сырой траве…
Упадешь, и всё! Никуда не денешься, останется только закрыть глаза и ждать, когда тебя начнут рвать на куски. Развернуться возможности нет: потеряешь медведя из виду…
О том, чтобы позвать на помощь, Кирилл даже не подумал.
Когда под ногой оказалась не земля, а потрескавшийся асфальт, он все же споткнулся. Взмахнул руками, чтобы удержать равновесие — его развернуло, — и увидел краем глаза, что Серега стоит рядом с ржавой машиной и разговаривает с невысоким мужчиной в штормовке.
Медведь тоже заметил других людей и вновь зарычал. На этот раз — предостерегающе.
— Твою мать! В сторону с линии огня! — воскликнул бывший десантник, вскидывая автомат. — Брысь!
Но не успел Кирилл даже вздрогнуть, как хищник опустился на четвереньки и оказался рядом. Вновь поднялся, обнюхал лицо, недовольно сморщился, будто учуял какую-то гадость, и рванул вниз по склону.
Треск веток сообщил, что медведь вломился в заросли.
— О, мой бог… — обронил Кирилл.
— Ничего себе, — голос у мужчины в штормовке оказался скрипучим. — Даже не сказал ничего, а косолапый так и дунул прочь, словно ему задницу наскипидарили… Говоришь, что это и есть Сын зари, пришедший из рассвета, чтобы принести нам спасение, да?
«Нет! Неправда! — захотелось крикнуть Кириллу. — Ничего и никому я не собираюсь приносить! Хочу только добраться до дочери, убедиться, что с ней все в порядке, а на вас мне плевать…»
— Да, — сказал Серега убежденно. — Что ему какой-то медведь? Ты сам видел чудо!
— Да какое это чудо. — Кирилл повернулся к ним. Прокашлялся. — Он сам… убежал.
— Испытывает крепость нашей веры, — бывший десантник сообщил это совершенно серьезно.
— Ты, идио… — Кирилл осекся.
Гневные слова застряли в горле, поскольку боль в боку стала необычайно острой. В ране словно заполыхал костер, и огненные струйки потекли по коже.
В голове будто щелкнуло, и из глубин памяти хлынули воспоминания, которым неоткуда было там взяться — бегущие люди с оружием, огромное полуразрушенное здание, вид на «нижнюю» часть города с откоса, но какой-то странный, непривычный…