Максим бросил ему простыню.
— Вставай.
— Чего вам надо? — сглотнул капитан.
— Оберни вокруг чресел, покажешь, кто бил лесника.
— Не пойду!
Максим рывком поднял Посвитлого за руку, перехватил её особым приёмом и повёл голого из спальни в горницу. На ходу обернул торс капитана простынёй.
Их встретили пять пар глаз.
Омоновцы ошалело уставились на своего командира: в таком положении они его ещё не видели.
Бритоголовый качок вскочил.
— Сядь! — повёл стволом пистолета-пулемёта Брызгалов.
— Вы что делаете?!
— Выясняем степень адекватности ваших действий.
— Чего?
— Кто? — выпрямил Посвитлого Максим.
— Я… н-не… знаю…
— Спрашиваю в последний раз! Всех! Кто бил лесника?!
Омоновцы начали переглядываться.
Капитан Посвитлый покрылся плёнкой пота.
— Отпусти…
— Кто?!
— Ну, я, — искривил губы бритоголовый. — И что теперь?
— Ещё кто?
— Был бы ты без «кедрика»… — пробормотал жилистый сосед бритоголового, с татуировкой на шее.
Максим толчком отправил капитана Посвитлого в угол горницы, так что тот пролетел над полом торпедой и врезался головой в деревянную стоечку на гнутых ножках, на которой стояла ваза для цветов.
Ваза упала, но не разбилась.
— Антоныч, уравняем шансы? — сказал Максим.
Брызгалов с ухмылкой положил «Кедр» на стол.
— Почему бы не доставить орлам простор для полёта? Пусть докажут, что они настоящие пацаны. Ну, вот, я положил «кедрик», так лучше?
Омоновцы вскочили с лавки.
Бритоголовый первым рванулся в атаку, и Максим обработал его в лучших традициях наглядного тренировочного процесса: пропустил удар над плечом, перехватил руку, вывернул, вонзил кулак в живот, находя солнечное сплетение. А затем, не удержавшись, врезал бритоголовому снизу вверх в подбородок, так что верзила пролетел всю горницу вслед за капитаном Посвитлым и сбил его, встающего, с ног.
Жилистый напарник бритоголового напал слева, метя Максиму ногой в пах.
Майор подставил бедро, пропустил второй удар — кулаком — над головой, почуяв порыв ветра, нанёс удар ребром ладони по колену противника, крутанулся вокруг оси и безошибочно нашёл ребром второй ладони шею бритого, отправляя его под стол.
Брызгалов в это время легко справился с крупногабаритными парнями, умеющими, наверное, разбивать кулаками и лбом кирпичи, но слабо знающими принципы боя в замкнутом пространстве.
К счастью, при этом удалось сохранить мебель, не считая стоечки с графином, разбитой Посвитлым.
Максим дождался, когда очухается бритоголовый бугай, рывком поднял его на ноги, держа таким образом, чтобы он не помышлял о сопротивлении.
— Запомни, гадёныш! Даже если твой командир-идиот, способный мучить стариков, отдаёт тебе приказ бить человека, годящегося тебе в деды, сто раз подумай — праведный это приказ или нет! Сегодня я тебя, считай, пожалел, в следующий раз, не дай бог подвернёшься под руку, искалечу! Понял?!
Бритоголовый дёрнулся, пытаясь освободиться.
Максим сильнее сдавил ему сухожилие.
— Понял, спрашиваю?!
— Да пошёл ты на… — договорить бритоголовый не успел.
Максим развернул его лицом к себе, ударил торцом ладони в лоб — как поршнем.
Бритоголовый пересёк горницу в обратном направлении, врезался затылком в косяк двери и сполз на пол.
Фотографии в рамках, висевшие на стене возле двери, покачались на гвоздях, но не упали.
Максим повернулся к Посвитлому, шевелившемуся на полу.
— И ты запомни, квасдопил грёбаный! Уходи из органов! Не жди переаттестации! Такие болваны не должны обеспечивать охрану правопорядка в стране. И чтоб духу твоего через час не было в хуторе! Как понял, приём?
— Я выз-зо… в-ву…
— Значит, не понял, — соболезнующе качнул головой Максим, шагнул к нему. — Повтори!
Капитан поддержал сваливающуюся с торса простыню, поёрзал задницей, пытаясь вжаться в стену, заговорил торопливо:
— Я по-по-по…
— И учти: я не шучу! Моих полномочий хватит, чтобы доставить тебя в Сыктывкар в автозаке.
— Лучше в гробу! — проворчал Брызгалов, по очереди разряжая оружие омоновцев.
— Заканчивай. — Максим направился к выходу.
Они вышли из дома, встретили первого омоновца, выставленного в качестве часового у дома. Он взялся было за пистолет-пулемёт, но Брызгалов, проходя мимо, щёлкнул пальцем ему по уху.
— Отдохни.
Уже когда подходили к дому Пахомыча, Юлий Антонович спросил с любопытством:
— Кем ты его назвал, душку Посвитлого?
— Когда?
— В хате, перед уходом. Что за квасдопил такой?
— А-а… анекдот вспомнил детский: «Ты квас допил?» — «От квасдопила слышу».
Брызгалов хохотнул.
— Не слышал. Но я бы назвал его скорее пивдопилом, вряд ли он знает, что такое квас.
Володя Есипчук встретил их на пороге.
— Дозвонился, «Скорая» приедет через полчаса.
Максим прошёл в спальню.
Пахомыч, бледный до зелёного оттенка, лежал с закрытыми глазами, но стоило скрипнуть половице, как он сразу встрепенулся.
Максим пожалел, что не сломал капитану Посвитлому нос или ключицу.
— Как дела, старый?
— Как сажа бела, — попытался улыбнуться лесник. — Ничего, я не единожды битый, оклемаюсь.
— И я так думаю, тем более что скоро врач приедет, осмотрит. Если понадобится, в больницу тебя отвезём.
— Никуда я не поеду, дома отлежусь.
— Это уже как доктор скажет. Ну, отдыхай пока, мы тут недалеко будем, позовёшь, если что.
Максим вышел в сени, подчинённых не обнаружил и вышел во двор, где послышались голоса оперативников.
Оба замолчали, когда майор открыл дверь.
— Как ты думаешь, командир, капитан Посвитлый не станет начинать военные действия? — спросил Брызгалов.
— Пусть попробует, — угрюмо ответил Максим. — Где Евгения Евграфовна?
— К соседям пошла, за яйцами, — сказал Володя. — А что?
— Спрошу, не надо ли помочь по хозяйству.
— Могу позвать.
— Не стоит, сама придёт.
— Я — пас, — поднял руки Брызгалов. — Никогда в руках лопату не держал или там грабли. Родился в Москве, дачи нет. Как говорится, человек асфальта.
— А на вид ты типичный фермер.
— Так то ж легенда, камуфляж.
— Пойду на улице подежурю. — Лейтенант скрылся в сенях, из которых и можно было попасть на улицу.
Зазвонил телефон Максима.
Он вытащил айком, глянул на экран: вместо цифр по экрану проползла надпись: «Номер не определён». В душе родилось нехорошее предчувствие, потому что звонили скорее всего эмиссары НАМР.
— Слушаю.
— Где хаур? — прозвучал в трубке тягучий голос.
— Где и был, — коротко ответил Максим.
— Даём вам сутки! Если за это время не получим хаур, начнём активные действия.
— Это какие? — иронически поинтересовался Максим. — Напишите жалобу в полицию?
— Ликвидируем всех свидетелей экспедиции на Сьён! В первую очередь Ольгу Валишеву. Потом лесника, вас, ваших подчинённых и слуг.
— Послушайте, милейший… — зло начал Максим.
Но в трубке раздались гудки отбоя, сменившиеся полной тишиной.
Максим с трудом удержался от ругани, посмотрел на Брызгалова.
— Зуб даю — они, — догадливо хмыкнул капитан.
— Требуют хаур. Иначе…
— Секир башка.
— Надо срочно возвращаться в Москву.
— А как же твой дядя?
— Дождёмся врача, выясним серьёзность положения и решим, что делать. Если Пахомыча не надо будет везти в синдорскую больницу, оставим с ним Есипчука.
— Думаешь, Посвитлый не станет выёживаться?
— Надеюсь, он кретин не до такой степени. Да и куда он от нас скроется, если закусит удила?
— Эт верно, — согласился Юлий Антонович.
Вдали послышался всхлип мотора, затем ближе и ближе.
— Едут, — встрепенулся Брызгалов. — Пошли встречать.
Они поспешили к дому.
Хутор Синдор — Москва
9 июля, вечер — 10 июля, утро
Врачом оказалась симпатичная женщина средних лет, русоволосая, с кроткими серыми улыбчивыми глазами. Звали её Анна Сергеевна. Она осмотрела Пахомыча, пропальпировала, исследуя места ударов, замерила температуру, давление и категорически потребовала везти травмированного в районную больницу.
— Похоже, у него повреждены почки, — сказала она Максиму, отозвав его в горницу. — Мне не нравится его слюна, не нравится температура, жалобы на подвздошные боли, общее состояние. К сожалению, в нашей «Скорой» нет ни узи, ни томографа, ни экспресс-лаборатории, а оставлять человека такого возраста без исследований и анализов нельзя.
— Да мы не возражаем, — успокоил её Максим. — Надо в больницу — поедем. Кстати, у нас есть вертолёт, можем доставить больного в посёлок за несколько минут.
— Да, это было бы здорово, — обрадовалась Анна Сергеевна. — Тут от хутора до посёлка всего-то десять километров, но мы ехали сорок с лишним минут, дорога никакая. Если повезём — растрясёт.
— В таком случае мы поможем погрузить его и выгрузить у больницы. Вертолёт там сможет приземлиться?
— Рядом с больницей есть небольшое поле до болотца, наверно, сесть можно.
— Тогда давайте скоренько за дело.
— А что случилось-то? — понизила голос врач. — У него ударные гематомы. Если бы не возраст больного, подумала бы, что он подрался.
— Вы не поверите, да и зачем это вам?
— Во-первых, мне придётся писать историю болезни, где я должна буду описать причину полученных повреждений. Во-вторых, молодой человек, я столько всякого разного повстречала на своём веку, что смогу отделить правду от лжи. Где он получил травмы?
— Избили в полиции.
Анна Сергеевна изогнула бровь, изучая лицо Максима с неопределённым интересом.
— За что били?
— Хотели выяснить некие дополнительные обстоятельства происшествия, случившегося здесь две недели назад. Слышали о пропаже группы охотников во главе с генералом из Сыктывкара?
— Слухи разные ходили.
— Это не слухи, охотники действительно исчезали, но потом благополучно нашлись, а полиция почему-то решила обвинить лесника в том, что это именно он завёл их в болото.
— Чушь!
— Увы, мозги полицейских устроены иначе, нежели у простых граждан. Как сказал Бальзак: встречаются стражи порядка, чья глупость и упорство поистине превосходят всё, чего можно ожидать от божьего создания.
— По-моему, Бальзак говорил не о стражах порядка, а о мужчинах.
Максим улыбнулся.
— Примите моё уважение и респект. Читающий врач нынче редкость. Впрочем, как и любой читающий человек. Бальзак и в самом деле имел в виду мужчин, но для полиции его высказывание верно на все сто процентов.
— Так что мне посоветуете записать?
— Упал с крыши, сильно ушибся.
Анна Сергеевна поиграла стетоскопом, кивнула:
— Хорошо, давайте грузить больного. Вертолёт ваш далеко?
— Метров четыреста от дома.
— Предлагаю довезти его до вертолёта на «Скорой», чтобы не нести на носилках.
— Это лишняя возня, донесём.
— Как хотите, но я полечу с вами.
— Никаких проблем.
Максим нашёл Евгению Евграфовну, объяснил, что им предстоит сделать, получил добро и, несмотря на слабые протесты Пахомыча, заставил его подчиниться решению врача. Старика уложили на носилки, за ручки взялись санитар, приехавший с врачом, и Брызгалов.
— Стыдно… — проговорил Пахомыч с бледной улыбкой. — Что люди скажут?
— Ничего, от болезни никто не застрахован.
— Так то ж болезни.
— А полиция разве не болезнь? Вся страна ею болеет, вот и тебе досталось.
По деревне пронесли Пахомыча быстро и практически незаметно, не встретив ни одного человека. Лишь возле дома Матрёны, где остановился капитан Посвитлый, стояли два омоновца с сигаретами в руках. Увидев процессию, они замолчали, потом один из них скрылся в хате. Но вопреки ожиданиям Максима командир ОМОНа не рискнул предпринять какие-то шаги к задержанию москвичей. Возможно, урок пошёл ему на пользу.
Погрузили лесника в вертолёт, уместились сами, освободив место для врача рядом с носилками.
Евгения Евграфовна всплакнула, и Максиму пришлось успокаивать старушку, обещать скорое возвращение мужа.
— Мы побудем с ним в больнице какое-то время и постараемся сообщить о состоянии дяди Коли. А с тобой останется его телефон.
— Я сама поеду.
— Приедешь позже, — категорично заявил Пахомыч, — за хатой следи.
Вертолёт взлетел и направился на запад, вдоль узкоколейки, прорезавшей лесной массив и болото, где располагался посёлок Синдор.
Пахомыч морщился, но терпел.
Анна Сергеевна предложила сделать ему укол обезболивающего, но старик отказался.
— До больницы как-нибудь доживу.
Долетели до посёлка буквально за три минуты, сели прямо на просёлочной дороге в сотне метров от здания больницы.
Санитар и Брызгалов снова взялись за ручки носилок, но Максим отстранил капитана.
— Теперь моя очередь.
Процедура размещения травмированного заняла четверть часа. Из приёмного покоя его перевезли на каталке в рентгеновский кабинет, и врачи принялись хлопотать над лесником, не нуждаясь в помощи родственника.
Вскоре к Максиму, сидевшему в приёмном отделении, вышла Анна Сергеевна.
— К счастью, ничего серьёзного, ни внутренних кровотечений, ни переломов, два микроразрыва сосудов, спазмированная печень, повреждения тканей, почки слегка деформированы, но не сплющены. Полежит у нас с недельку, мы его поддержим, прокапаем папаверин с платифиллином, глюкозку, что-нибудь укрепляющее. Но я всё-таки советовала бы вам обратиться в органы.
— Пожаловаться на другие органы, что ли? — усмехнулся Максим. — Себе дороже будет. Да и не смогу я постоянно наведываться сюда, оберегать старика. У сыктывкарского ОМОНа наверняка найдутся покровители. Не воевать же с ними?
— Ну, как знаете. Всего хорошего. — Анна Сергеевна ушла в палату.
— Что будем делать? — поинтересовался Брызгалов. — Искать местную гостиницу?
— Летим в Москву.
— А Пахомыч?
— Володя останется, присмотрит за ним пару дней, подежурит в больнице на всякий случай, если Посвитлый всё-таки затеет свару.
— Я готов, — подтвердил лейтенант.
— Гостиницу найдёшь?
— Без проблем.
— Тогда мы полетели.
— Фруктов ему купи, — сказал Брызгалов. — И звони почаще бабе Жене.
Есипчук промолчал по обыкновению, и без подсказок хорошо представляя, чем ему надлежит заниматься.
— Деньги есть? Могу подкинуть.
— Обойдусь.
Максим попросил у дежурной медсестры халат, посетил Пахомыча в палате, где старику уже устанавливали капельницу, попрощался с ним, и они с Брызгаловым покинули учреждение, не зря прозванное больницей: люди приходили сюда в надежде освободиться от боли и недуга, но доживали до этого момента не все.
Уже из кабины вертолёта Максим позвонил Евгении Евграфовне, обрадовал известием о положении дел.
— Так я могу поехать к нему? — спросила женщина с облегчением.
— Лучше завтра к вечеру, — посоветовал Максим. — Фруктов привези. Володя будет тебе докладывать о состоянии дяди Коли.
Вертолёт набрал высоту и понёсся на север, к Сыктывкару.
В Москву они прилетели рано утром десятого июля, на борту «Рысачка» — самолёта сельскохозяйственной авиации, которому зачем-то срочно понадобилось лететь в Подмосковье. Впрочем, причина рейса Максима не интересовала, главное, что службисты ГРУ не подвели и оперативно отреагировали на приказ Сидорина доставить «опергруппу Одинцова» к месту дислокации. Как они договаривались с владельцами «Рысачка», осталось неизвестным.
В десять часов утра он был у себя.
С великим удовольствием искупался в ванной, вылив на себя дневную норму воды. Приготовил кофе, поймав себя на мысли, что с радостью выпил бы кофе в компании с Ольгой где-нибудь на берегу моря. Рука сама потянулась к телефону. Но аппарат его опередил, пустив тревожную трель.
Максим глянул на экран, предполагая два варианта: звонит Володя из Синдора или эмиссар НАМР. Но это был полковник Лапин, зам. главы Управления экологической безопасности ФСБ.
— Я думал, вы о нас забыли, — пошутил майор.
— Не до вас было, — отрывисто проговорил Лапин. — Ольга Валишева случайно не с вами?
— А вам хотелось бы, чтобы она была со мной? — не сразу оставил шутливый тон Максим.
— Да или нет?
— Разумеется, нет, у неё своя жилплощадь и свои планы. К тому же я только что вернулся из… командировки.
Лапин не заметил паузы.
— Она исчезла.
На голову словно опрокинули ушат холодной воды.
— Как это — исчезла? Разве она не находится под вашей опёкой?
— Вечером её отвезли домой, и с тех пор она не отвечает на звонки.
— Так проверьте квартиру.
— Проверили, её там нет.
«Начнём активные действия, — пришли на ум слова эмиссара НАМР, — и начнём с Ольги Валишевой». Неужели они решились на ликвидацию свидетелей?! Не дождавшись хаура? Но ведь в этом случае они его не получат!
Вспомнилась визитка, переданная ему одним из гостей. Максим отыскал штаны, пошарил в карманах и нашёл визитку — самый обыкновенный квадратик белого картона с тиснёным номером и золотой галочкой в уголке. Ни имени, ни фамилии на визитке не было, только девять цифр.
Он набрал номер.
В трубке раздался прерывистый писк. На экранчике айкома высветилась надпись: «Абонент не отвечает».
Максим беззвучно выговорил нехорошее слово, подождал, снова набрал номер.
Пауза. Тягучий голос:
— Хаур у вас?