— Алексея нет дома! Он, знаете ли, уехал! Понимаете?
Та, что стояла за дверью, явно не понимала. Женщина бешено звонила в квартиру, пинала дверь и орала что-то вроде:
— Выйди, тварь!
Ну все, теперь это надолго. Я даже сценарий знаю примерный. Эта обманутая Лешей дура сейчас вдоволь наорется. Пока она будет изливать свой праведный гнев, колотя руками и ногами по дверной стали, прибегут соседи. В определенном порядке. Сначала прибудут те, кто живет по бокам от нас. Затем примчатся с двух нижних этажей. Потом причалит степенный семидесятилетний дедок с супругой, который является старостой подъезда. Соседи споются все вместе и будут хором уговаривать бушующую девушку успокоиться. Через какое-то время они все тем же хором начнут орать, чтобы вышел Леша и разобрался со всем этим балаганом. Тот, естественно, не выйдет, и соседи начнут вопить еще громче. Следом подойдет еще пара-другая жильцов подъезда, которым нечем заняться в весенний вечер, и они всем сборищем начнут обсуждать нашу семью. Затем перейдут на личности. Особенно часто от этого страдает мой папа — кем его только не считают: от умственно-неполноценного до идолопоклонника. Через какое-то время несчастная возлюбленная, наслушавшись криков, опять решит, что сможет выбить дверь, и будет ломиться в квартиру. В результате она уйдет лишь ночью. Потом же возможны варианты: кто-то караулит неверного Лешу с утра пораньше, кто-то приходит к двери следующим вечером, не забывая звонить перед этим весь день и угрожать, некоторые оставляют его в покое, понимая, что опозорились, а кое-кто даже просит прощения!
— Тварь, выходи! — рычали на лестничной площадке.
— Здесь нет никакой твари! — опять вежливо закричал папа в ответ.
— Есть! — явно не поверили ему. — Есть! Дома, козел, шифруется! Открывайте! Я ему устрою!
— Не откроем! Мы вас боимся!
— С ума сошел, — возмутился шепотом Леша, который почему-то стоял за шкафом, словно боялся, что старая пассия сможет увидеть через дверь, — кто тут боится?
— Я боюсь, — так же шепотом пояснил папа. — Такое чувство, что она боксом занималась. Так стучаться — это же уметь надо! Бедная дверка.
— Она и занималась, — хмуро ответил ему младший брат. — И тхэквондо тоже занималась. У нее третий дан, между прочим. И четвертый она получить хочет — как раз лет десять занимается…
Томас только головой покачал.
— Ну, ты нашел, с кем шашни водить. Еще бы чемпиона по боям без правил нашел себе…
— А я и не водил, — заметил меня и Антона Леша. — Я просто… заказ ее не хочу принимать.
— Какой еще заказ? — внимательно глянул Томас на младшего брата. Женщина за дверью опять заорала:
— Откройте! Я его убью сейчас! Выходи, подлый козел!
— Подлый трус, — захихикала Нелька, крутившаяся тут же. — Я теперь тебя так буду звать. Лешенька — кот Леопольд.
— Заказ. Ну? Я же выполняю заказы, — сделал большие глаза Леша и, подмигнув папе, посмотрел на меня.
— Чего ты мне мигаешь? — не понял ничего папа. — Ты на почве этого, — покосился он на дверь, — совсем перестал адекватно воспринимать реальность?
— Соринка в глаз попала, — поджал губы Леша. — И давай об этом в другой раз поговорим? Дети, ну что вы тут стоите? Катя, напои гостя чаем.
— Да мы по вашей милости уже часа полтора чай пьем. И мы не дети.
Дверь тихонько затряслась. Несчастная влюбленная продолжала отчаянно ругаться.
— Слушай, — посерьезнел Томас, — а она нам дверь не выбьет с этим твоим тхэквондо?
— Не знаю. А тхэквондо вообще-то не мое. Оно, видишь ли, корейское. Национальное.
В это же время женщина за дверью почему-то расхохоталась и завопила:
— К Алексею я пришла, ха-ха-ха! А он боится и не открывает! И я не успокоюсь! Ха-ха-ха-ха! Только вот дверь ему к чертовой матери, вышибу! <запрещено цензурой>!
За дверью ей в ответ раздалось невнятное бурчание. Кто-то из соседей уже пришел на крики.
— Семеновна, — глянул в глазок папа.
Семеновна или Татьяна Семеновна, являлась родной бабушкой моей подружки и соседки Насти. От других старушек отличалась она крайне склочным характером, здоровой комплекцией и умением готовить такие ужасные блюда, что их запах долго не выветривался с нашей общей лестничной площадки. Настя постоянно страдала от родной бабули. Но надо заметить, что ко мне она обычно относилась довольно хорошо, в отличие от прочих своих пенсионерок-соратниц.
— Сейчас они начнут орать вместе, — с явным удовольствием сказала Нелька.
Для нее этот скандал — очередное развлечение, а мне стыдно перед Антоном. Он, конечно, не важный гость, но, согласитесь, не слишком приятно приходить к кому-то домой и становиться участником нелепых семейных сцен.
Как по заказу, Семеновна грянула:
— Чевой ты тут вопишь, как оглашенная! Иди, давай, отседова!
— Я к Алексею! — злобно откликнулась Лешина бывшая. — И не уйду, пока он мне не откроет.
— Да и не откроет он тебе! — загремел голос Семеновны. — Уходи давай!
— Оставьте меня в покое!
— Я те щас оставлю!
Все, кто сейчас находился в прихожей, застыли, как изваяния, и слушали то, что происходило на лестничной клетке, благо что слышимость была хорошей.
— Ступай отсюда, ступай! — поддержала соседку Татьяна Олеговна из тридцать шестой. По непонятным причинам она питала к Леше нежные симпатии и даже защищала перед разъяренными пассиями. — Лешеньки нету, он уехал! Нет его дома, девонька. Сама видела, как он в свою машину сел и уехал с утречка.
— Дома этот мудак сидит! Закрылся! — не поддалась на развод его бывшая и застучала по двери ногой.
— Вот это силища, — восхищенно прошептал папа, — вот это напор! Вот это женщина!
— Ты ей еще памятник поставь, — буркнул Леша, так и стоявший за своим шкафом.
Тем временем Семеновна при поддержке своей лучшей подружки Фроловны, бабки куда более злобной, и еще пары соседей с одиннадцатого этажа стала популярно объяснять женщине, куда ей стоит пойти, чтобы не мешать честным людям.
— Бабка! — разъярилась не на шутку Лешина бывшая. — Захлопни уже свой рот! И подавись нотациями!
— Ах ты, грубиянка! Бесстыжая! Убирайся!
— Не уйду, пока он мне не откроет, — очень упрямо произнесла женщина и заорала Леше. — Выходи, урод! Не будь бабой! Откройте!
— Я тебе сейчас сам открою! Чего орешь на весь дом, дура? — раздался зычный бас Олега Сергеевича, соседа с десятого этажа.
Вообще он руководитель одной крупной фирмы. Но выглядит Олег, как бандит из фильмов про бесчинства девяностых. Ну, или как мясник.
Женщина ничуть не смутилась и сказала столько невежливых и матерных слов, что Олег Сергеевич на пару секунд потерял дар речи.
— И где ты такую откопал? — то ли с восхищением, то ли с укором посмотрел Томас на Лешу.
Тот нервно тер щеку с модной трехдневной щетиной. Он ничего не ответил.
— Катя, может, мне уйти? — тихо спросил меня Антон.
Леша услышал и даже подскочил на месте:
— Парень, ты уйти не можешь! Если эта штука, — ткнул дядя в дверь, — откроется, фурия залетит сюда и меня растерзает.
— Из-за заказа? — блеснули за стеклами тонких очков глаза Антона.
Мне показалось, или он умеет иронизировать?
— А, ну да, из-за него самого. Слушай, будь другом — не выходи пока никуда? Ты же ведь не торопишься? — с надеждой спросил Леша.
Антон отрицательно покачал головой.
— Ну, вот и отлично! Посиди пока у нас, еще чаю попьем! Катя тебе покажет детские фотографии или еще чего-нибудь. Кино посмотрите! — преувеличенно бодро воскликнул дядя.
Антон вновь кивнул, только теперь положительно. Интересно, но все-таки смущается, или его забавляет такое вот положение вещей в нашей квартирке?
— Или уединитесь в какой-нибудь комнате, — продолжал родственник.
Папа на него укоряюще посмотрел, но промолчал, а Нелли заявила, что в таком случае будет подглядывать. Пришлось на нее рявкнуть.
Еще минут с десять мы все вместе слушали ругань Лешиной пассии и соседей. Прибывший староста скрипучим голосом призывал всех к спокойствию.
— Какое спокойствие? — визгливо закричала соседка, работавшая учительницей по физике. — Вечер пятницы, между прочим! Мы все пришли домой с работы, и все хотим отдыхать! А из-за этих Радовых… — она многозначительно замолчала. Остальные с жаром принялись поддерживать учительницу.
— Господа Радовы, откройте дверь вашей гостье!
— Извините, — сказал папа тут же, — это не ко мне гостья.
— Зато к вашему брату! — выкрикнула какая-то домохозяйка. — Она всему подъезду мешает! Сделайте что-нибудь!
— Я не могу ничего сделать, уважаемые!
— Пусть тогда ваш брат выйдет, — предложил староста.
— Моего брата нет дома! — под яростное пинание двери отозвался Томас. Пассия дяди не прекращала попытки выбить нашу дверь. — Он уехал!
— Он всегда у вас уезжает, когда к нему бабы приходят! — возмутился тут же голос какого-то дедка. — Каждые два месяца одно и то же, одно и то же. Бабы все — дуры! И чего в нем находят? Слюнявый да расфуфыренный!
— Это так про меня? — дрожащим от негодования голосом произнес Леша и заорал было: — Ах ты, старый хры…
Нелька ловко закрыла ему рот рукой.
— Да ты реальный дурак! Чего орешь, ты же не дома! — зашипела она.
От высказывания деда Лешина бывшая девушка вообще пришла в ярость. Кажется, эти слова открыли ей глаза на действительность:
— Так он бабник! Так у него таких, как я, тысячи!
— Ну уж не тысячи, — прошептал усталым тоном Леша. — Тысячи я бы не выдержал. Э-э-э… я хотел сказать, заказов тысячи.
Тем временем на лестничной площадке заголосили еще больше.
— Да эта семейка вообще сумасшедшая! — Тут же подхватил кто-то. — Вы у них коридор видели? А эти картины? Сектанты там живут придурочные.
— Точно, сектанты. Как бы и нас туда не затянули!
— И потопы они нам устраивают постоянно! — взвизгнула вновь учительница.
— Вот же дикий народ, — сокрушенно вздохнул папа, не отлипая от глазка, — не понимают, что такое искусство. И вообще, — развернулся он к нам, — футуристы провозглашали «искусство в массы» еще в далекие двадцатые годы. А народ их не понимал. Прошло почти сто лет. И до сих пор эти массы — отсталые люди! Темный лес! Не понимают сложное искусство. И никогда не поймут.
Пока он разглагольствовал, я прильнула к глазку. Перед самой дверью, что-то бессвязно выкрикивая, стояла та самая ненормальная. Коротко стриженная блондинка в дорогом коротком пальто кремового цвета с широкими карманами. Кажется, Нинка недавно говорила, что такая верхняя одежда называется «тренчкот» в стиле сороковых годов.
Позади девушки, чье перекошенное от злобы лицо меня даже несколько испугало, стояли многочисленные соседи и бурно обсуждали нашу семью. Девушка перестала бить в ногами дверь, зато вновь принялась звонить.
— Иттай![9] Как громко! — сестра прикрыла уши руками. — Может, звонок перегорит и станет тихо?
— Тихо не станет до ночи, — возразил папа. — Давайте сделаем так — я перережу проводочки одни, и звонок сам собой… отключится.
— И никогда больше не включится, — добавила я и пояснила ничего не понимающему Антону: — У папы уникальные руки. Он может сломать все что угодно. Но вот сделать это потом крайне сложно.
— Нет уж, перерезай свои проводочки. Этот трезвон меня заколебал! Сумасшедшая какая-то! — потребовал Леша, забыв, что именно он «виновник торжества».
— Откройте ей дверь! — музыкально проскандировали нам соседи.
— Открывай, зараза! — обрадовалась поддержке бывшая пассия. Теперь она билась в дверь всем телом.
— Ну не сможет же хрупкая женщина действительно стальную дверь выбить? — внимательно оглядел нас Томас.
Ответом ему было молчание.
В результате поступили так: папа все-таки лишил звонок электрического питания, и в квартире стало относительно тихо. Потом все мы переместились обратно на кухню, тщательно захлопнув дверь в нее, чтобы не слышать назойливые крики. Изредка папа ходил и проверял, все ли в порядке с дверью. Часу в двенадцатом бешеная девушка стала менее активной, да и почти все соседи разошлись по домам. Леша уговорил изрядно повеселившегося Антона остаться ночевать у нас. Тот, к моему ужасу, согласился. Знала бы Нина, что моя квартира стала приютом для ее несчастного поклонника! Почему-то представилась картинка, как подруга сидит дома, а к ее двери прорывается Антон и начинает ей орать, чтобы она вышла. Я тихо засмеялась.
Вот уж уморительная ситуация была бы!
— Сама с собой смеется уже, — произнесла над моим ухом Нелли, — вот видишь, до чего твои женщины со своими скандалами довели мою сестру, Лешка?
— Это моя клиентка, — показал ей украдкой кулак дядя.
— При чем тут твоя клиентка? — вновь поинтересовался папа.
Леша не выдержав схватил брата за плечо и выволок его из кухни сказав, что «надо поговорить бы».
Я не выдержала и под шумок выбежала вслед за ними (в это время Нелька терроризировала Антона какими-то расспросами). В коридоре, под уже слабеющие стуки в дверь, Алексей выговаривал папе:
— Ну почему ты не понимаешь! — змеем шипел он. — Я не хочу подавать плохой пример этому ее Антону! Я постоянно расстаюсь с женщинами и частенько по их вине попадаю в такие дурацкие положения. Но не хочу, чтобы этот чувак бросил твою драгоценную дочку! Она будет ходить сама не своя, ныть и действовать мне на нервы.
Я заулыбалась над словом «чувак». Меньше всего Антон походил на «чувака». Дядя бы его еще «крутым перцем» назвал!
— Почему он должен бросать мою дочку? — заволновался Томас, — он очень хороший. И в искусстве разбирается прекрасно. Отличный парень! С чего ты решил, что он с тебя пример будет брать?
— Ну как же? Парни помладше всегда берут с меня пример. Я не хочу, чтобы этот Катькин Антон думал, что я бабник. Начнет повторять за мной. Я ведь идеал мужчины, — хвастливо заявил Леша, на что папа заливисто расхохотался. Его младший брат обиженно закашлялся.
Я вернулась на кухню ровно за минуту до них.
— Ты уж извини, сынок, — подсел папа к Антону, который, кажется, не был огорчен тем, что его едва ли не насильно заставили ночевать в нашем доме, — что так получилось! Но мы очень тебе рады! Раньше Катя не водила домой мальчиков.
— Папа все ждал, когда приведет! — радостно поделилась с Антоном сестра под моим грозным взглядом. — Он уже думал, Катька старой девой будет.
— Что ты мелешь? — рассердилась я.
— Не стесняйся! — подмигнул почему-то мне папа. — Антоша, будь как дома! С Катенькой тебе не получится уснуть, вам будет мешать Нелли, я, пожалуй, постелю тебе в своей комнате….
— И тогда ты никогда не уснешь, парень. Советую спать в комнате Эдгара. Там удобный диван, — скороговоркой вставил Леша. — Комната нашего художника выглядит еще хуже коридора.
— Мне нравится стиль Томаса. Иногда мне кажется, что это смесь неоромантизма, натурализма и невероятного постмодерна, — улыбнулся Антон, и папа даже в ладоши захлопал — так ему понравились слова парня.
А Нелли предложила поиграть в настольную ролевую игру «Корона Эмбера». Эту штуку подарила нам бабушка лет эдак десять назад, и сначала никто из Радовых не мог врубиться в правила игры по мотивам известного произведения Роджера Желязны «Янтарные Хроники». Однако потом, выучив их, мы могли целыми вечерами зависать над «Короной», расположившись за кухонным столом, выбрав одного из фэнтези-персонажей. У каждого из них были свои особенности, кидая игральный кубик и проходя задания, забывшись, что мы не в волшебном мире Желязны, а в обычной блочной двенадцатиэтажке.
Обычно я выбирала себе карту наемника «Ниндзя» и была одной из лучших. Папа предпочитал быть «Звездочетом» — как и сегодня, — или «Безумным ученым», Алексей и Нелли постоянством не отличались — они успели перебрать едва ли не всех героев «Короны Эмбера», а сейчас остановились на «Эльфе» и «Амазонке».
Антон, не слишком долго думая, стал «Оборотнем» — его выбор меня изрядно повеселил. А Эдгар, выползший к нам вновь, превратился в «Инопланетянина». Кстати, если с нами играла Нинка, то непременно становилась «Королевой ведьм».
— Три добрых, два злых и один нейтральный герой, — провозгласил папа, раскладывая карточки. — А злые у нас Катрина и Антон. Эх, парочка… Друг мой, — обратился он к нашему гостю, — она обычно впереди всех…
Но в этот вечер мне в игре совершенно не везло. Я злилась, пыталась даже мухлевать, но неизменно оставалась последней. В конце концов папа сказал мне с явным намеком:
— Не везет в картах или в другой любой игре — повезет в любви. Я прав, ребята?
«Ребята» дружно промолчали. Только сестра, по обыкновению, захихикала, но я легонько лягнула ее ногой, и она замолчала.
Вскоре, когда за окном стояла совсем уже непроглядная темень, все улеглись. Я слышала в нашей с Нелькой комнате, как папа что-то рассказывает Антону об искусстве и о своем к нему специфическом отношении. Тот изредка что-то спрашивал, и тогда Томас вновь отвечал ему целой тирадой.
Иногда притаившаяся за дверью фурия скребла по ней когтями и что-то вяло орала. Еще реже раздавались тихие победные вопли брата, проходившего очередную игрушку.
В довершение всего на улице громко лаяли собаки и ездили туда-сюда две машины с нетрезвыми водителями, которые включили на полную громкость заводную клубную мелодию.
Под такой букет звуков я и уснула, надеясь, что завтра все в нашем доме нормализуется.
Но и следующее утро спокойным я назвать не смогла. И в этом была виновата Нинка, пришедшая с утра пораньше в гости. Сегодняшний день был для нее особенным — именно сегодня моя полубезумная подруга хотела «зачаровать» несчастного Кея по методу экстрасенса Альбины. Потому что концерт «На краю» должен был быть сегодня.