Инга выходит в моросящий дождичек, Крадущийся заботливо набрасывает на неё плащ. Инга хочет спросить у Крадущегося, как он теперь без неё будет, и будет ли. Не спрашивает.
Теперь очередь Крадущегося садиться во главе стола. Призраки почтительно расступаются. Здесь, в мире призраков, собираются призраки одинокие, безлюдные, то есть, которые без людей. Которые с людьми, те сейчас сидят в мире живых, или гуляют с людьми по холмам призрачного мира.
— Лот тридцать восемь, — говорит Крадущийся, — девушка, двадцать пять лет. Кличка Инга. Волосы пепельный блонд, от природы темно-русые…
— Рост, вес? — смеется кто-то.
— А вам не всё равно?
— Она, может, страшненькая, — не сдается бестелесный дух.
— Фото могу показать, — обижается Крадущийся, — вот… смотрите…
Бесплотные духи смотрят. Им нравится. Девушка как девушка. С воображением у нее вроде бы все нормально, запросто представит себе призрака…
— А чего отдаёшь? — спрашивает дух, сотканный из лунных лучей.
— Устал я от неё.
Духи понимающе кивают, устанешь тут от этих пустышек со стразами вместо мозгов, ой, миленький, я такой фильм видела, там силы света сражаются с силами тьмы.
— Устал… Ну, и внушил ей, что я ей сам надоел. Кто-нибудь возьмет? — спрашивает Крадущийся.
— Я возьму, — кивает дух из лунного луча.
— Да на кой чёрт, с ней и поговорить толком не о чем, — Крадущемуся становится не по себе.
— Ну и ладно! Мне в материальном мире побывать, и то хорошо. Сколько за нее возьмёшь?
— А сколько дашь?
— Два лунных луча.
— Дёшево.
— А кто за такую больше даст? — фыркает дух, здесь его называют Лунный Луч.
— Тоже верно…
Подписывают договор, Крадущийся наскоро объясняет новому хозяину, как обращаться с Ингой, что любит, чего не любит, чего боится. Крадущийся… что за имя ему дурацкое дала? Крадущийся…
— Номер… на одного, на двоих?
Димка смотрит на администратора. Испепеляюще. Мысленно прожигает в нём дыру. Какой, к хренам собачьим, на одного, не видишь, что ли?!
— …Не видите, что нас двое?
Администраторша смотрит на пустое место рядом с Димкой.
— М-м-м… какой номер пожелаете?
— С вай-фаем… и прочими такими причиндалами.
— Без проблем.
— Да, и чтобы розетки были, всё при всём… ю-эс-би…
Администраторша бледнеет.
— М-м-м… боюсь, нет таких…
Димка снова прожигает тётеньку за стойкой. Что за гостиница у вас, какие, к чертям собачьим, пять звёзд… олл иклюзив…
— А… м-м-м… кто ваш друг?
Димка хочет снова обидеться, а ну да, на что обижаться-то, тётенька же его не видит!
— Виртуал… человек… виртуальный. Хомо виртуалис. Ему вай-фай нужен, чтобы жить. И еще много чего… из области интернета.
— A-а, так это у нас интернет-кафе, — кудахчет тётенька.
— Это мне в кафе теперь жить?
— Ну, что вы… отдельные комнаты, диванчик там, всё при всём…
— Вот это по-нашему, — Димка переводит дух, — пошли, Дата-Крайм.
Бросает сумку в кого-то невидимого, сумка повисает в пустоте, плывёт по воздуху за хозяином.
Дата-Крайм-двести смотрит на Димку. Насмешливо. Холодно. Пристально.
— Не дам.
— Что значит, не дашь, мне что, всю жизнь с тобой теперь мучиться?
Дата-Крайм-двести кивает.
— Всю жизнь.
Дата-Крайм-двести. Тонкий, бестелесный, отдаленно похожий на человека. Хомо Виртуалис.
— Слушай, ну, другого человека себе найдёшь, я-то тебе на что?
Дата-Крайм-двести фыркает. Презрительно. Вот так же он фыркал сегодня в загсе, когда Димка долго объяснял про расставание, ну, со школы с этим Дата-Краймом-двести дружит, сейчас универ кончил, в Москву переехал, как-то уже не до Дата-Крайма-двести, ни до кого, ни до чего… И регистратор за столом терпеливо оформляет документы, и тут на тебе, та-дамм — Дата-Крайм-двести заявляет, что ничего подписывать не будет!
— Я тебя по-хорошему прошу, — не сдаётся Димка, — пусти. Думаешь, если расставаться со мной не хочешь, я тебе и дальше программы писать буду? Хрен дождёшься.
— И будешь.
Дата-Крайм тоже не сдаётся. Дата-Крайму-двести Димка нужен, ещё как нужен, где ещё такого программёра найти, да мало того, что программёра, ещё и чтобы свободный был, сам по себе, чужой для всех, ничем не связан. А одинокий программёр, это редкость, большая редкость, у каждого какой-нибудь дружок, какая-нибудь виртуальная нечисть из Сети.
Так что Дата-Крайм-двести с Димкой не расстанется. Даже не просите. Тут, главное, пару месяцев подождать, привыкнет Димка к Москве, перебесится, там, глядишь, и раздумает расставаться.
— Ой, а я знаешь, такую книжку читала, такую книжку…
Лунный Луч недоверчиво смотрит на Ингу, надо же, она ещё и читать умеет, по ней бы в жизни не сказал.
— Карлсон? Прикольная книжка.
Лунный Луч пытается шутить. Шутить не получается, ничего, лиха беда начало.
— Ну, я читала, что это… раньше друзья только у детей были.
— Да ну.
— Не, правда, там так написано… что раньше только дети маленькие друзей видели… ну таких…
Лунный Луч кивает. Н-да-а, хлопотное это дело, состоять при Инге, выслушивать то, что тридцать три раза слышал, и делать вид, что слышишь в первый раз. Ух ты… да ты что, да быть не может…
Бармен оглядывает ресторанчик — за каждым столиком сидит по одному человеку, отчаянно жестикулируют, говорят что-то в пустоту. Бармен пытается представить себе, как выглядят их друзья. Вон та дамочка вроде как с призраком пришла, у этого парня друг — седой мудрец, вон мальчишка пришёл с каким-то понавороченным супергероем…
— О чём задумался? — спрашивает Говорящий Пеликан. Бармен стряхивает с себя оцепенение. Улыбается своему другу. Бармен может гордиться своим другом, ещё бы, со школы вместе… говорят, теперь за долгую дружбу какие-то премии давать будут, как людям, которые много лет в браке.
— Ты прикинь, что тут в гостинице вчера было, — не унимается Инга.
Лунный Луч навостряет тонкие уши, терпеливо готовится слушать, как вчера какая-нибудь девка плясала голая на столе, и какой-нибудь турист пьяный свалился в фонтан с шампанским.
— Сюда же эти все приезжают…. Кто развестись хочет. Тут единственный загс по стране, где разводят… с друзьями. Так это… Тут парень с каким-то кибером приехал, или не кибером, уж не знаю, с кем… Короче, он расстаться хотел, а кибер сказал — не хочу.
— Ну, ему от этого парня польза была какая-то.
— Ну, вот… А парень сильно хотел от друга избавиться… И это… Вай-фай ему отключил. Или я не знаю там, что… Короче, убил его…
Лунный Луч вздрагивает.
— Это же… криминал голимый… это в полицию надо.
— Да уже заявили, парня, правда, на свободе оставили, но следствие уже возбудили.
Лунный Луч кивает, ишь ты какие мы слова умные знаем… И всё-таки не по себе, очень не по себе, это что же делается, первый раз такое, чтобы один друг другого… вот так… убил… а если мы людей так же будем… убивать… нет, мы людей так же не будем, у нас-то с этим строго, если человек твой погибнет, самому тебе тоже долго не жить.
В зал входит парень. Сидящие за столиками ничего не говорят, только многозначительно переглядываются — тот самый.
Димка и сам чувствует на себе взгляды, отворачивается, а я что, а я ничего, а он сам, кто вообще сказал, что это я его… Поправляет пиджак, специально вышел в трауре, показать, что ему тоже очень жаль…
Заказывает завтрак. Садится так, чтобы не видеть сверлящие взгляды — на этот раз до других постояльцев дошла очередь прожигать взглядами в Димке дыры…
Инга что-то оживленно верещит, Лунный Луч кивает, делает вид, что слушает. Смотрит на Димку, что-то не нравится ему в Димке, что-то, что-то…
Парень за столиком вздрагивает, падает на пол, извивается в конвульсиях. Люди — живые, материальные — мечутся вокруг, орут что-то про скорую и валидол. Димка растворяется в воздухе. Медленно, но верно. Раз, два, три, вот уже просвечивает скелет, пульсируют сосуды, одежда мягко оседает на ковёр, какое-то время ещё мелькает мозжечок, вот уже никого нет…
Инга визжит. Протяжно, жалобно. Лунный Луч обнимает её, бормочет какие-то слова утешения.
— Это… это как это так?
— Так вот… если один друг умер… другому не жить, — говорит Лунный Луч.
Инга не понимает:
— Так это… слушай, ну, извини, конечно… Но это же мы вас придумали! Это же вы исчезаете, когда мы про вас забыва…
Инга буквально напарывается на взгляд Лунного Луча — насмешливый, холодный, пристальный…
— Правда? Я думал, наоборот.
Инга внезапно вскакивает и выбегает из зала — в улицу, в ночь, кажется, напугал её чем-то Лунный Луч… вот, блин… без году неделю в мире людей, а уже всё испортил!..
Лунный Луч бросается за Ингой, хочет позвать, понимает, что забыл её имя…
Лунный Луч бросается за Ингой, хочет позвать, понимает, что забыл её имя…
Отчаянный сигнал! Визг тормозов!..
Лунный Луч высматривает что-то в темноте ночи, это бывает, Челси ему что-то рассказывал, люди ездят на домах на колёсах, иногда дом на колёсах сбивает пешего человека, человек был, и вдруг перестаёт быть…
Как-то так…
Лунный Луч приближается посмотреть, ему интересно увидеть, как это, когда были — и вдруг перестают быть… смотрит на распростёртое на асфальте тело, узнаёт…
Проклятье…
— Мои соболезнования…
Лунный Луч оборачивается. За ним стоит Крадущийся В Сумерках, он видел, что случилось, он всем своим видом показывает, что ему очень-очень жаль.
— Можешь найти себе другого человека, — не унимается Крадущийся. — Пойдём, с девчонкой одной сведу.
— Не надо.
Лунный Луч наклоняется над сбитой.
— Что делаешь, погибнешь!
— Уйди. Не мешай. Дай подумать… подумать…
Лунный Луч думает. Лунный Луч не верит… чёрт возьми, должно же получиться…
Инга поднимается с асфальта. Отряхивается, кусает губы от боли, набрасывается на водителя грузовика: ты смотри, куда прёшь, по людям, блин, как по асфальту!.. Наконец, спохватывается, смотрит на Лунного Луча.
— Крепко он меня сбил.
— Насмерть.
— Да ну. Как же… Я же…
— А я тебя обратно выдумал. Придумал, что ты живая.
— Номер на двоих? — спрашивает тётенька за стойкой.
— Нас же двое, — кивает парень, показывает на свою спутницу.
— Откуда я знаю! С вами, может, ещё человек двадцать.
Посмеиваются. Тётенька за стойкой разглядывает пару, парня и девушку, пытается понять, кто из них из этого мира, кто не из этого, кто настоящий, кто вымышленный. Оба какие-то полуреальные-полупризрачные, ни туда, ни сюда.
— Какие-то пожелания к номеру?
— Вай-фай. Ну, и чтобы тепло было, мы тепло любим.
Тётенька за стойкой не выдерживает.
— А… вы… простите… кто?
— Ну, папа у нас человек был, а мама кибер.
— А что, так бывает, что ли?
— Всяк бывает, — парень разводит руками, а что тут такого…
— Сеньор Карамболь, сегодня мы хотим поговорить о новом уникальном феномене размножения…
Михаил Деревянко[7] Путёвка
Доктор всё больше хмурился и повторял одно и то же междометие: «М-да».
— Что «м-да»? — в конце концов не выдержал Бойк.
— Ваше дело дрянь, голубчик.
— Я понимаю, что до идеальной формы мне далеко, но нельзя ли поконкретнее?
— Пожалуйста: организм изношен, нервы ни к черту, мозги набекрень. Продолжать?
— Не надо. Лучше скажите, что делать.
— Полная релаксация.
— Какая релаксация!? Я же не покончил с Дреем!
— Голубчик, вы сейчас не то что с Дреем — с мухой не сможете покончить.
— Но я даже не спас Илону!
— Если вы не спасёте своё здоровье, то ни вы не будете нужны Илоне, ни она вам.
— Нет, без Илоны мне не нужен никакой отдых, — твёрдо заявил Бойк.
Доктор оторвал взгляд от анкеты и неожиданно подмигнул:
— Скажу по секрету: Илона уже там.
— Точно?
— Не сомневайтесь.
— Так что вы там говорили про релаксацию?
Доктор самодовольно хмыкнул:
— Давно бы так, голубчик. Сейчас оформим путёвочку.
Он достал чистый бланк:
— Итак, начнём. Что с именем?
— А что, и с именем что-то не так?
— С именем всё в порядке, а вот с мозгами не очень, — хмыкнул доктор и пояснил: — Имя будем менять?
— Зачем? Что в нём плохого?
— Ничего, но на отдыхе у вас будет совсем другой вид, иная внешность.
— Вам что, не нравится мой вид и моя внешность?
— Вид у вас глупый и уставший, а внешность примитивная и ужасная. Для полноценного отдыха совершенно не годится.
Бойк покосился на своё обезображенное шрамами тело.
— Так и быть, внешность меняйте, но имя не троньте.
— Оно совершенно не будет подходить новому облику.
— Тогда давайте вначале определимся с обликом, а потом с именем.
— Нет, сначала имя.
— Почему?
— Потому что вначале было слово, — терпеливо разъяснил доктор.
— И как же мы его подберём?
— Назовите первое пришедшее на ум имя.
— Почему первое?
— Назовите, потом объясню.
— Глеб, — произнёс Бойк и потребовал:
— А теперь объясняйте.
«Глеб» удовлетворенно записал доктор в анкету и пояснил:
— Непроизвольно произнесённое слово выражает вашу суть независимо от облика и сознания.
— И какую же суть выражает «Глеб»?
— Голубчик, на это лучше вас никто не ответит. Идем дальше?
— Валяйте, — устало согласился Бойк-Глеб, — с вами всё равно спорить бесполезно.
— Вот и прекрасно! Не будем тратить время на пустые разговоры и быстренько определимся с памятью.
— А чего с ней определяться?
— Сотрём её частично или полностью?
— Зачем её вообще стирать?
— Опять глупый вопрос, — поморщился доктор. — Ну как вы сможете полноценно отдохнуть, если будете помнить все ужасы, которые пережили?
В сознании Бойка пронеслись сцены кровавых битв, и он непроизвольно вздрогнул.
— Кошмар.
— Да, такое лучше забыть, — согласился доктор.
— А вы откуда знаете? — насторожился Бойк.
— Догадываюсь по вашей реакции.
— Так я и Дрея забуду?
— Обязательно.
— А Илону?
— И её тоже.
— А можно Дрея забыть, а Илону помнить?
— Голубчик, если вы вспомните Илону, то всплывёт и Дрей.
— Как же я узнаю Илону?
— «По плодам их узнаете их».
— Как? — не понял Бойк.
— Там у вас будет книга, в которой всё будет написано.
— А потом память вернётся??
— Когда «потом»?
— После релаксации.
— Не волнуйтесь, придет время, и Дрей сам о себе напомнит.
— А вас, доктор?
— Зачем?
— Чтобы было с кого спросить, если что.
Доктор нервно рассмеялся:
— Меня, голубчик, помнить совсем не обязательно.
Бойк на мгновение задумался.
— Как же я буду жить без памяти?
— В пределах системы, в которой вы будете находиться, память сохраняется.
— Думаете, этого достаточно?
— Для полноценного отдыха — вполне.
— Ладно, стирайте и отправляйте на отдых.
Доктор сделал очередную отметку в анкете и многозначительно заметил:
— Рано: мы ещё не определились с плотью.
— А как с ней определяться?
— Пол будете менять?
— Глеб женского рода? Как-то не звучит.
— Теперь, голубчик, вы понимаете, почему вначале нужно было определиться с именем.
Бойк-Глеб непроизвольно хмыкнул:
— Хоть что-то сохраню. А что с телом?
— Имени «Глеб» соответствуют следующие образцы. Посмотрите.
Доктор пододвинул Бойку толстый альбом. Тот открыл его и расхохотался.
— Это я?! Это я буду таким мурзиком?
— Там есть и другие образцы, — невозмутимо заметил доктор.
Бойк попытался листать альбом, но не смог. С каждой страницы его всё больше трясло от смеха. Доктору пришлось дать Бойку воду, чтобы остановить нервный тик. Однако, тот упорно продолжал тыкать в альбом и вопрошать:
— И это вы называете телом?
— Голубчик, если бы это тело увидело вас, то умерло бы от ужаса. А вы только рассмеялись.
Наконец, Бойк успокоился и спросил:
— Вы в самом деле думаете, что я соглашусь на такое тело?
— А что вы предлагаете?
— Сохранить своё.
— Да вы что! Появление в той системе такого монстра, как вы, вызовет такие потрясения, что мировая революция покажется детской забавой.
— А после релаксации мне вернут моё тело?
— В лучшем виде. Посмотрите.
Доктор нажал пульт, и в центре помещения возникла голограмма Бойка.
— Вас восстановят таким.
Бойк, пока еще Бойк, самодовольно хмыкнул:
— Совсем другое дело. Тогда не имеет значения, каким я буду «там». Отправляйте.
— Не спешите.
— Ну что ещё?
— Вам по системе «всё включено» или записать на самообслуживание?
— Неужели я не смогу сам себе прокормить?
— Вы же видели, каким «там» будете.
— Каким ни буду, а о себе сам позабочусь. Что скажут, когда узнают, что Бойк себя прокормить не смог?!
— Вы будете не Бойком, а Глебом.
— Не имеет значения, я же сам назвал себя Глебом.
— «В поте лица твоего будешь есть хлеб», — вздохнул доктор.
— Что? Не понял?
— Там поймешь, — хмыкнул доктор. — Счастливого пути!
* * *Жирный боров, смачно чавкая и добродушно хрюкая, потерся о ногу Глеба.
— Что, голубчик, нравится тебе система «всё включено»? — задал Глеб риторический вопрос и выплеснул в корыто остатки пойла. — Кушай на здоровье, поправляйся.
Он потрепал борова за холку и вышел из хлева. Солнце заходило за покрытый лесом гребень холмов, привольно раскинувшихся на том берегу озера. На водной глади лучезарно искрилась солнечная дорожка, завораживая и притягивая. Огромный тополь, посаженный Глебом в детстве, ласкал слух тихим шелестом кроны. Глеб погладил толстую кору и с улыбочкой спросил: