Переворачиваясь с боку на бок, он иногда успевал поймать мгновение и взглянуть на небо с вращающимися облаками. Остальное его будто бы и не касалось.
Он не помнил, когда отключился; облака застыли, как на фотографии, а шелест листьев стал отчетливым и нестерпимо громким. Андрея больше не трогали. Сбоку что-то трещало и пыхтело, но это относилось не к нему.
Подняв голову, он обнаружил, что находится в сознании. Цепляясь за жесткую траву, Андрей перекатился на живот и кое-как встал. Драка продолжалась - видимо, мужчина очнулся и вызвал бой на себя. Парни нападали с двух сторон, но им редко удавалось достать его по-настоящему, и даже когда они прорывали оборону, мужчина великолепно держал удар.
Помедлив, Андрей до хруста в пальцах сжал кулак и впечатал Гоше в ухо. Тот не упал, но отвлекся, и мужчина добил его прямым в нос.
Второй перешел из нападения в защиту и начал потихоньку отступать. Споткнувшись о торчавший корень, он повалился на землю и по-собачьи, на четвереньках, побежал куда-то в глубь рощи.
- Спасибо, выручил...
Андрей посмотрел на мужчину и с удивлением узнал в нем Царапина.
- Как ты здесь оказался?
- Случайно. Позвонил бригадиру, отпросился, а потом все-таки решил выйти.
- Тебя уже заменили.
- Ну и хорошо. Какой из меня работник? - Илья-с кряхтением доковылял до пенька. - Этого урода надо в полицию сдать, - показал он на Гошу.
- А что тут случилось?
- Шел от станции, увидел, как они в лес девчонку тащат. Та кричит, а вокруг нет никого. Я, пока их догнал, они на ней уже кофту разорвали.
- И ты ее... спасать?
- Нет, очередь занял! - раздраженно ответил Илья. - Я надеялся, она полицию вызовет, до вот ни черта. Смылась куда-то. В следующий раз пусть сами отбрыкиваются. Может, она только так, для порядка сопротивлялась? Стерва!
История про девушку Андрею не понравилась. Что-то они, девушки, зачастили в беду попадать.
- Красивая? - спросил он.
- Кто, баба? Так, средняя. Вся в розовом... Спасибо тебе, Андрюша.
- За что?
- Пока тебя хайдакали, я отлежался немножко. А то насмерть забили бы. Ребята, кажись, под кайфом. Ладно, кайф уходит, статья остается. Слышь, эротоман? Покушение на изнасилование, плюс злостное хулиганство - это до десятки. А за десять лет тебе такую шахту продолбят, что проктолог будет заходить, не нагибаясь.
- Ты откуда знаешь?
- Сиживал я там, Андрюша, - спокойно сказал Илья. - Брезгуешь?
- Да я... нет... - смутился он.
- Все, что положено, я отбыл. Чист перед обществом.
- Да я ничего... А что с ним в тюрьме будут делать?
- Примерно то же, что он с этой девочкой собирался, - ответил Илья не без удовольствия. - Но гораздо дольше и разнообразней.
- Кошмар...
- Святая традиция, не я ее придумал.
- Мужики, отпустили бы... - оживая, пролепетал Гоша.
Он попытался сесть, но Илья ударил его по лбу - несильно, для острастки.
- Не успели же, она только испугалась... - захныкал Гоша. - Гришаня все, скотина! Я его отговаривал...
- А по-моему, ты первый ей в трусы полез. Следствие разберется.
- Илья... правда, - сказал Андрей. - И девушка эта, жертва... Где ее искать-то?
- Не переживай. Они завтра еще одну поймают. Если мы его отпустим.
- Не, мужики! - горячо воскликнул Гоша. - Чтоб я!.. Когда-нибудь!.. Это Гришаня, он позарился. А я... да я практически девственник!
- Вот в камере и лишишься.
- Надо его отпустить, - сказал Андрей. - Если впредь пообещает...
- Ты серьезно? Он - пообещает?! И ты поверишь?..
- Иногда люди обманывают, но он получил хороший урок.
Илья подобрал трухлявый обломок и задумчиво раскрошил его пальцами.
- Наивный ты человек, Андрюща... Пес с ним, пойдем. А ты чтоб лежал, ясно?
- Ну! - счастливо затряс головой Гоша.
- Еще раз мне попадешься...
-Я?! Ни в жизнь!..
Внутри у Андрея вроде все было цело, но едва он .вышел из рощи, как в боках закололо. В животе что-то беспрестанно екало и шевелилось, а на подходе к станции его разобрал болезненный, непрекращающийся кашель.
- Полечиться тебе надо, - сказал Илья.
Он держался бодрее, о побоище напоминала лишь опухающая губа и вымазанная в глине рубашка. Илья немного прихрамывал, но без него высокие ступени тамбура Андрей не одолел бы.
В вагоне Илья наорал на какую-то бабку и заставил ее уступить Андрею место. Андрею было страшно неудобно, но от возможности сесть он отказаться не мог. Он опять куда-то уплывал - дурнота то исчезала, то накатывала с такой силой, что темнело в глазах. Илья всю дорогу стоял рядом и придерживал его за плечо.
От станции до дома Илья тащил Андрея на себе.
- У тебя же нога... - слабо протестовал Андрей.
Илья весело матерился, называл его захребетником и приказывал заткнуться. Он говорил, что скулеж ему мешает, и если Андрей произнесет еще слово, то он его бросит. Андрей благодарно умолкал, но через пять шагов снова начинал сетовать.
Так они и плелись - мимо гуманитарки, мимо детской площадки и смеющихся женщин в розовых блузках.
Ввалившись в квартиру, Илья уложил Андрея на кровать и велел раздеваться. Сам он снял рубашку, вымыл руки и пошел на кухню. Минут двадцать оттуда доносилось какое-то позвякивание. Андрей подумал, что время для обеда выбрано не очень подходящее, но спорить не стал.
Из кухни Илья вернулся с большой кастрюлей, в которой находилось что-то густое и черное.
- Я это есть не буду, - заявил Андрей.
- Я тоже, - сказал Илья. - В туалет хочешь?
- Как?..
- Как-как!.. По-маленькому.
- В смысле?..
- Не в смысле, а в кастрюлю. Давай, заодно посмотрим, что у тебя с почками. Будет кровь - связываюсь с клиникой. Не будет - без врачей обойдемся. Давай, говорю! - прикрикнул он. - Или я пописаю, если тебе приятней,
Андрей, глупо улыбаясь, повернулся на бок и исполнил распоряжение.
- Жить будешь... - промолвил Илья.
- Что здесь? - осведомился Андрей с отвращением.
- Народное средство. Чай, тертая картошка, сода и геркулесовые хлопья, - перечислил он. - И еще кое-что.
Илья воткнул в черную массу любимую ложку Андрея и принялся перемешивать.
- Ты где этому научился? - спросил Андрей.
- Там, - нехотя бросил он. - Не дергайся, щипать будет. А потом будет чесаться. Терпи. Когда совсем невмоготу станет, пойдешь мыться.
Илья зачерпнул народного средства и без предупреждения вывалил его Андрею на грудь.
- Поздно, уже в дерьме, - сообщил он, опережая все возражения.
Размазав по телу горячий ком, Илья зачерпнул еще и шмякнул ниже, на живот.
Андрей подставлял синяки и меланхолично следил за возносившимся к потолку паром. Особой вони, против ожидания, не было, однако мысль о последнем ингредиенте, как выразился Илья - "растворителе", удовольствия не доставляла.
- Ты точно соду туда добавил? - спросил Андрей. - Не соль? Ты из какой баночки брал? Та, что со слоном? Или с котятами?
- Щиплет, да? Хорошо, - умиротворенно сказал Илья. - Если щиплет, значит ты живой.
- "Щиплет!" - с сарказмом повторил Андрей. - Так дети говорят: "щиплет"... а это не щиплет, это... как будто меня жрет кто-то!..
Илья включил монитор, и он на какое-то время отвлекся. По четвертой программе показывали шестьсот седьмую серию исторического детектива "Московские тайны". Андрей в этом фильме ничего не понимал, но его увлекали длинные планы городских пейзажей, в которых, по заверениям съемочной группы, каждый кирпичик был воссоздан в соответствии с оригиналом.
В "Московских тайнах" рассказывалось о каких-то странных, никому не нужных интригах. Андрей в них запутался еще на первых сериях, и дальше было совсем неясно, тем не менее он продолжал смотреть. Ему нравилось любоваться домами - чудными, но разными. И людьми - ни капли не изменившимися. Единственное отличие заключалось в том, что во времена "Московских тайн" никому не приходило в голову определять интеллект-статус человека, поэтому многие на работе и в жизни занимали чужое место. Начальник часто оказывался глупее подчиненного, а жена умнее мужа, - ничего, кроме беды, это не сулило.
Илья устроился в кресле и не переключал программу, хотя сегодняшняя серия была скучной. Герои не покидали помещений и вели нудные разговоры про деньги и про любовь.
Когда лысый человек в блестящей куртке достал автомат и крикнул: "Грохну, падла!", Андрей наконец-то уснул.
Проснулся Андрей от невыносимого зуда. Черная корка уже подсохла и кое-где осыпалась круглыми чешуйками, но тело от этого чесалось не меньше.
Он вскочил с кровати и, не говоря ни слова, понесся в душ.
- Рано, рано! - крикнул Илья. - Потерпи еще.
- Все, не могу! - отозвался Андрей, судорожно хватая краны.
Струя, рванувшая из рассекателя, была слишком ряча, зато чесотка тут же унялась. Андрей постоял, переминаясь с ноги на ногу, пока не догадался сделать воду холоднее.
Самочувствие было сносным. Синяки на ребрах не пропали, но выглядели какими-то выздоравливающими и благодарными. Андрей, проверяя мышцы, помахал руками, понагибался - насколько позволяли габариты душевой - из стороны в сторону и пришел к выводу, что способен спасти кого-нибудь еще.
Самочувствие было сносным. Синяки на ребрах не пропали, но выглядели какими-то выздоравливающими и благодарными. Андрей, проверяя мышцы, помахал руками, понагибался - насколько позволяли габариты душевой - из стороны в сторону и пришел к выводу, что способен спасти кого-нибудь еще.
- Простыню уже не отстираешь, - задумчиво сказал он, одеваясь.
На штанах появились две новые дырки - не считая той, от кустов. Рубашка пострадала не так сильно, но тоже нуждалась в ремонте.
- Простыню? Нашел, о чем горевать, - сказал Илья.
- Ты-то как? .
- В норме. Мне бы рубаху... Одолжишь?
Андрей открыл дверцы шкафа и заглянул туда так, словно менял наряды по десять раз в день. Парадные брюки и две рубашки - вот все, из чего он мог выбирать. Одну, ношеную, он взял себе, вторую, ненадеванную, положил перед Ильей. Возможно, для кого-то ему было бы жалко. Для Ильи - нет.
- Что делать будем? - спросил Илья.
- А чего нам делать-то?
- Я тут мест никаких не знаю. Я же у вас недавно, в тридцать седьмом. Развлечься бы как-нибудь.
- Какие у нас развлечения?.. Как везде. Чаю попьем, да телик посмотрим.
- Э, нет. Дома я торчать не могу.
- А где же нам торчать?
Илья оделся и расчесал волосы. Рубашка сидела сносно - шили их настолько приблизительно, что даже не указывали размеров.
- Кошмар... - молвил он, подворачивая рукава. - Нет, ты серьезно собрался тут до вечера околачиваться? У тебя друзья-то есть?
- К ним, что ли, пойти?
- Лучше, конечно, к подругам.
- Подруга у меня была, - оживился Андрей. - Наставница, Эльза Васильевна.
- Тьфу, ты! Ей небось лет шестьдесят?
- Нет, не шестьдесят. Но она уже улетела.
- Тогда что о ней говорить? Еще кто-нибудь остался? Из работоспособных.
- Ну, Вадик. Он тоже работает.
- Вадик?.. - разочаровался Илья. - А таких Вадиков, чтоб юбки носили, и желательно покороче, у тебя нет?
Андрей сообразил, что Илья шутит, но самой шутки не понял.
- Таких нету, - сказал он. - Вадик - художник...
- Худо-ожник?! Давненько я с ними не общался. Что ж, веди.
Вадик жил в одном корпусе с Андреем, этажом выше. Иных знакомых у него быть и не могло - все, что находилось за пределами родного тридцать седьмого блока, Андрею казалось несусветной далью. Единственным островком посреди чужой земли он считал конвертер. Между блоком и конвертером простиралась та же чужая земля, которую он проезжал, не выходя из линейки.
- Здравствуй, Вадик. А я к тебе... с другом, - сказал Андрей, чуть запнувшись. Для него это было непросто.
- Привет, - Илья широко улыбнулся и, не дожидаясь приглашения, прошел в комнату.
Вадик недоуменно изогнул брови. Он почти все делал так - одними бровями, это была единственная выразительная часть его лица. Остальное терялось в его вечной щетине, удивительно густой для двадцатилетнего молодого человека.
- Кто это? - спросил Вадик.
- Очень хороший человек, - отрекомендовал Андрей. - Благородный и смелый. И вообще...
- О-о-о! - протянул Илья, останавливаясь перед импровизированным мольбертом - двумя раскуроченными тумбочками. - Опыты с формой? Два треугольника, между ними зигзаг и еще маленький треугольничек... Свежо.
Было видно, что он и рад бы не издеваться, да не может. Действительно, картина получалась так себе. Половина была еще не дорисована, но то, что уже находилось на холсте, вызывало лишь недоумение.
Андрею за Вадика стало неловко. Он верил, что Вадик настоящий художник. Да и как не верить? Вадик, обладая довольно высоким ИС, два раза в неделю мыл вагоны - на краски этого хватало. Он был либо талантлив, либо безумен. Большинство, естественно, усматривало второе. Но Андрей в него все-таки верил.
- Это не картина, - равнодушно сказал Вадик. - Вернее, не совсем картина. Не моя. Соседка ходит заниматься. Наташенька, ей восемь лет.
- А-а-а! - Илья расхохотался и хлопнул себя по ноге. - Купи-ил, купил!
Андрей почувствовал облегчение.
- Вадик, покажи что-нибудь из подлинного искусства, - сказал он.
- Из подлинного?.. - Тот, прищурившись, поскреб шею и вытащил из-за шкафа квадратное полотно. - Ты это еще не видел.
- Да я что... - отмахнулся Андрей. - Я не разбираюсь... Мне у тебя все нравится. Ну, кроме треугольников Наташенькиных.
Вадик укрепил картину на тумбочке и отступил в сторону.
- Прошу!..
Андрей увидел дерущихся людей. Потасовка была порядочная: человек сто, и все - по колено в крови.
Дрались люди не так, как Андрей с Ильей, а немного по-бабьи - кусая и таская друг друга за волосы. Впрочем, нарисованы они были хорошо, как настоящие, правда, очень мелко.
- Оп-ля... - растерянно сказал Илья. - Слушай, дружище... ты не обижайся, но это не ты писал.
- Я. Больше некому.
- Как назвал?
- Номер двадцать один.
- Двадцать первая работа? - спросил Илья уже без насмешек.
Кажется, он был шокирован, и удовольствия от этого Андрей испытывал больше, чем сам автор.
- Название ни к чему, - заметил Илья. - Название - это слова, литература, а в живописи все должно быть здесь, на холсте. В пределах рамки. Верно?
- Абсолютно, - сказал Вадик.
- А где предыдущие двадцать?
- За шкафом, под кроватью... Места у меня маловато.
- Да-а... - снова протянул Илья. - С композицией ты наворочал... Но это дело хозяйское. Отнесем на" своеобразие манеры. А вот в рефлексах ты ошибся серьезно, тут уж тебя никакое своеобразие не оправдает.
- Согласен. Если смотреть так, то это ошибка. Но она же стоит неправильно.
- Чего? - нахмурился Илья.
Вадик, млея, перевернул картину. Андрей увидел те же сто человек, только вверх ногами. Вряд ли рисунок мог от этого что-то выиграть. Вдобавок Андрею не нравились туманные разговоры про "рефлекс". Это напоминало о бригадире.
- Невозможно... - выдавил Илья. Он был ошарашен.
- Если повернуть обратно, то ничего не найдешь. Хочешь убедиться? сказал Вадик, переворачивая картину обратно.
Андрей молча пожал плечами. На его вкус, так было лучше. Люди не должны стоять на голове.
- Да... - произнес Илья скорее подавленно, чем восхищенно. - Кто тебя учил?
- Никто. Жизнь.
- Я не буду говорить, что ты гений... - начал он.
- И не говори...
- Но где твои выставки? Это должно быть доступно всем!
- Выставки?! - хмыкнул Вадик. - Ты с луны свалился! Какие у чера выставки? Мне даже в блоке их проводить запретили, я во дворе хотел... Спасибо, кисти не отнимают. А так - кто в гости придет, тот и посмотрит. Да это и не нужно никому.
- Даже во дворе не разрешили?! - возмутился Илья, но что-то вспомнил и осекся. - Вот сволочи... - буркнул он.
Вадик продемонстрировал Илье остальные работы, с первой по двадцатую. Андрея эти номера сбивали с толку, он бы предпочел, чтоб картины имели нормальные названия. Минут через сорок он откровенно заскучал.
Илья, напротив, все больше возбуждался. Под конец он уже не стоял, а нервно расхаживал по комнате, тревожа соседей своими возгласами.
У Вадика они пробыли до самого вечера. Новоиспеченные приятели обменялись сетевыми адресами, при этом Вадик сказал, что будет рад видеть Илью в любое время. Сам Андрей от него ничего подобного не слышал.
- Здорово ты в картинах разбираешься... - молвил он, садясь в лифт.
Илья щелкнул по кнопке и лукаво улыбнулся.
- Как же мне не разбираться? Я их ворую с шестнадцати лет. Воровал, раньше. Тебя это напрягает?
- Меня ваши "рефлексы" бесят. Я Вадика люблю и уважаю... но зачем вы картины вверх тормашками смотрели?
- Не знаю... наверно, я не смогу объяснить. Ну, вот представь себе добро. Добро в принципе, как образ.
- Ну, представил, - сказал Андрей, хотя это была неправда.
Они вышли на площадку, но Илья остался возле кабины.
- И представь себе зло, тоже образ, - продолжал он. - А теперь представь, что Добро и Зло - это одно и то же. И ты это увидел. Идея, конечно, старая, но твой Вадик ее по-новому показал. И почти доказал. Нет... Я же говорил - не поймешь.
- Чего ж непонятного? - насупился Андрей. - Слушай! А ты в тюрьме часто сидел? Как там? Вообще.
- Там-то?.. Хреново. Везде хреново. Столько тюрем повидал, а такой, чтоб хорошо было - нет. В Архангельске холодно. Под Рейкьявиком тоже холодно. Не как в Архангельске, но все равно не курорт. В Лиссабоне жарко. В Банджармасине тоже... Ты бывал в Банджармасине? Ну и правильно. Очень жарко... И сыро. Под ногтями все время нарывает, и писаешь, как будто подцепил чего... А в Тегусигальпе мотыльки, столько мотыльков, что с ума сойти. От них ночью вентиляция гудит громче вертолета. Попробуй, засни! Однажды сетка порвалась, и они ко мне в камеру повалили. Вот где мрак-то был. Пока охрана с гидрантами разобралась, эти твари на мне майку сожрали. Месяц в больнице... Потом, правда, половину срока скостили, как психически травмированному, но оно того не стоило.
- Неужели везде климат плохой?
- Почему? Во Флориде нормальный. Только там с педиками проблема.
- А в чем проблема-то?
- Да много их там очень, вот и проблема. Тебе любой подтвердит: во Флориде самая паршивая отсидка. Лучше в Якутске, и больным, чем во Флориде, и здоровым.