— Что скажешь на это? — обратилась Мэри к Говарду Стрэву.
— Хотя ты поселишься не здесь, — ответил тот, ничего не поняв, как обычно, — ты будешь жить рядом, в Коттон Мэзер Эстейтс с Дино Уотерсом и ему подобными.
— Он хихикнул. — А некоторые еще хуже, сама увидишь. Мы позволим тебе остаться здесь на несколько дней, но потом придется уйти. Ты не из наших. — Потом он добавил, уже не так сухо: — Если бы ты предвидела это, держу пари, хорошенько подумала бы, прежде чем идти в ТЕРПЛАН. — Он внимательно смотрел на нее.
Мэри молча пожала плечами, а потом расплакалась к удивлению всех собравшихся.
— Господи, я не хочу жить с этими чертовыми депами, — прошептала она. — Я вернусь на Терру. В отличие от тебя, Чак, я могу это сделать. Мне не нужно оставаться здесь, чтобы найти свое место в жизни.
— Чак, что ты будешь делать теперь, когда знаешь результаты тестов? — подумал студняк.
— Пойду и заложу собственную колонию, — сказал Чак. — Назову ее Томас Джефферсонбург. Мэзер был депом, Да Винчи маном, Адольф Гитлер — паром, Ганди — гебом. А у меня будет Томас Джефферсонбург — колония нормов, состоящая пока из одного жителя, но с большими видами на будущее.
«По крайней мере проблема выбора делегата в высшую ассамблею будет решена автоматически», — подумал он.
— Ну и дурак же ты, — насмехаясь, заметил Говард Стрэв. — Никто никогда не придет жить с тобой, и остаток жизни ты проведешь в полной изоляции. Ты рехнешься через шесть недель и будешь годиться для любой другой колонии спутника, кроме этой.
— Может, ты и прав, — кивнул Чак.
Но сам он не был в этом уверен. Еще раз подумал он об Аннет Голдинг. В ее случае требовалось немногое: она была уравновешенна, почти нормальна и практически не отличалась от Чака. Если имелся один такой человек, значит, должны были найтись и другие; и Чак предчувствовал, что недолго останется единственным жителем Томас Джефферсонбурга. Но даже если так… Он подождет, независимо от того, сколько времени это продлится. И наверняка ему помогут в строительстве поселка; он уже знал, что возможно сотрудничество с Габриелем Бейнсом, представителем паров, и это был добрый знак. Удалось с Бейнсом, удастся и с другими кланами, может, за исключением манов, вроде Стрэва и, конечно, вконец дегенерировавших гебов, вроде Игнаца Ледебура, не чувствовавших ответственности, вытекающей из межчеловеческих отношений.
— Я ужасно себя чувствую, — сказала Мэри дрожащими губами. — Заглянешь навестить меня в Коттон Мэзер Эстейтс, Чак? Я не хочу всю жизнь провести одна среди депов.
— Но ты сказала… — начал он.
— Я не могу вернуться на Терру, особенно, после того, что показали тесты.
— Ну, конечно, — сказал он. — Мне будет приятно навещать тебя.
Честно говоря, он и сам собирался много времени проводить в других колониях, чтобы поломать пророчество Говарда Стрэва.
— Когда я в следующий раз размножусь, — подумал студняк, — меня будет уже много, и тогда некоторые из нас с удовольствием поселятся в Томас Джефферсонбурге. Мы постараемся держаться подальше от горящих автомобилей.
— Спасибо, — ответил Чак. — Мне будет приятно иметь вас друзьями. Всех вас.
Говард Стрэв разразился язвительным безумным смехом — идея студняка здорово развеселила его. Однако никто не обратил на это внимания. Стрэв пожал плечами и вернулся к своим рисункам.
Снаружи ревели тормозные ракеты кораблей, опускающихся на спутник — долго откладывавшаяся альфанская колонизация Да Винчи Хейтс началась.
Чак поднялся, открыл парадную дверь и вышел в темноту ночи. Какое-то время он стоял один, куря сигарету и вслушиваясь в приближающиеся звуки. Много времени пройдет, и может, он сам сойдет со сцены, прежде чем альфанские корабли уберутся отсюда. Он отчетливо чувствовал это, стоя в темноте у дверей дома Говарда Стрэва.
Вдруг дверь за его спиной открылась. Его жена — точнее, бывшая жена — вышла наружу и молча встала рядом. Они вместе слушали вой двигателей альфанских кораблей, вглядываясь в огненные столбы на небе и думая каждый о своем. Наконец все стихло.
— Чак, — сказала вдруг Мэри. — Нам нужно кое-что сделать… Может, ты даже не думал об этом, но если мы собрались здесь поселиться, нужно как-то доставить с Терры наших детей.
— Верно. — Именно об этом он и думал. — Но ты действительно хочешь привезти их сюда?
«Особенно Дэбби», — подумал он. Девочка была чрезвычайно впечатлительной и, живя здесь, несомненно, переняла бы какие-то формы поведения психопатического большинства. Это была серьезная проблема.
— Но если я больна… — Мэри не закончила фразу, это было ни к чему. Ясно было, что если она больна, Дэбби наверняка подверглась воздействию ее деформированной психики за время их совместной жизни. Если с ней что-то могло произойти, то наверняка уже произошло.
Чак бросил окурок в темноту, обнял жену и прижал к себе. Он поцеловал ее в макушку, вдыхая тепло и сладкий запах ее волос.
— Рискнем. Может, наши ребята станут образцом для местных детей… Можно будет отправить их в общую школу, если, конечно, ты не возражаешь.
— Хорошо, — тихо сказала Мэри, а потом добавила, уже энергичнее: — Чак, ты и вправду думаешь, что у нас есть шанс создать новые принципы нашей жизни… и дальше жить вместе? Или же… — она махнула рукой, — вернемся к нашим старым подозрениям, ненависти и прочему в том же духе?
— Не знаю, — ответил он, и это была правда.
— Ты можешь солгать. Скажи, что у нас получится.
— Получится.
— Ты на самом деле так думаешь? Или лжешь?
— Я…
— Скажи, что не лжешь, — голос ее звучал умоляюще.
— Не лгу, — ответил он. — Я знаю, что у нас получится. Мы молоды и открыты, мы не закостенели как пары или маны. Ведь правда?
— Правда. — Мэри помолчала, потом сказала: — Ты уверен, что не хочешь эту девушку-поли, Аннет Голдинг? Только честно.
— Я хочу тебя. — На этот раз он точно не лгал.
— А как с той, которую Альфсон снял с тобой? Джоан или как там ее? Все-таки ты… спал с ней.
— Все равно я предпочитаю тебя.
— Объясни, почему, — попросила она. — Ведь я больная.
— Не знаю, как тебе объяснить. — Он вообще не мог этого объяснить — сам не понимал. И все же так было.
— Желаю тебе удачи с твоей колонией, — сказала Мэри. — Один человек и дюжина студняков. — Она рассмеялась. — Что за безумный получится анклав! Да, я уверена, что мы должны привезти сюда наших детей. Я всегда думала, что… ну, отличаюсь от своих пациентов. Они были больные, а я нет. Но теперь… — Она умолкла.
— Нет особой разницы, — закончил он за нее.
— Но ты ведь этого не чувствуешь, правда? Что ты совершенно иной, нежели я… В конце концов, тесты показали, что ты здоров, а я нет.
— Это лишь на одну ступень ниже, — совершенно серьезно ответил он. Его действия определялись позывами к самоубийству, тогда как у Мэри — стремлением к убийству. Он удовлетворительно прошел тесты, тогда как ей это не удалось. Но, впрочем, какая разница? Мэри, как и он сам, как любой на Альфе III M2, включая Говарда Стрэва, грубого представителя манов, стремилась к достижению психического равновесия; это было естественным желанием всех живых существ. «Всегда есть какая-то надежда, может, даже для гебов. Хотя шансы у них, увы, невелики. У нас, терран, тоже ничтожные шансы, — подумал он. — У нас, ставших эмигрантами на Альфе III М2. А может, и мы сумеем?»
— Я только что поняла, — хрипло сказала Мэри, — что люблю тебя.
Это тронуло Чака.
Внезапно в его мозгу зазвучали четкие мысли студняка:
— Поскольку пришло время признаний, предлагаю, чтобы твоя жена без утайки выложила, что там было с работой для Банни Хентмана. Миссис Риттерсдорф было так важно, чтобы ты нашел хорошо оплачиваемую работу…
— Позволь мне объяснить, — сказала Мэри.
— Конечно, — согласился студняк. — А я вмешаюсь, если вы что-то опустите.
— У меня был мимолетный роман с Банни Хентманом, Чак, — сказала Мэри. — Перед самым отлетом с Терры. И это все.
— Нет, — запротестовал студняк. — Это не все.
— Нужны подробности? — оскорбленно спросила она. — Точно сказать, когда и где…
— Нет, был еще один аспект вашего романа с Хентманом.
— Ладно. — Мэри покорно кивнула. — В эти четыре дня я сказала Банни, что ты захочешь меня убить, если тебе не удастся совершить самоубийство. Я предвидела это на основании своего профессионального опыта. — Она помолчала. — Не знаю, почему я сказала ему это. Может, просто боялась. Во всяком случае, мне нужно было кому-то открыться, а он как раз был рядом.
Так значит, это не Джоан. Чак почувствовал себя лучше. Он не мог винить Мэри за то, что она сделала. Просто чудо, что она не отправилась в полицию. Выходит, она не лгала, говоря, что любит его, и это выставляло ее в новом свете: она не воспользовалась случаем, чтобы в трудную минуту ранить его чувства.
— Может, на этом спутнике у нас родятся еще дети, — сказала Мэри. — Совсем как студняки… Мы прилетели сюда и будем постоянно увеличивать свою численность, пока не станем большинством. — Она мягко засмеялась и прижалась к Чаку впервые за несколько лет.
В небе проплывали огни альфанских кораблей, а они молчали, думая, как доставить с Терры своих детей. Чак подумал, что это будет трудно, может, даже сложнее всего, через что они прошли. Возможно, организация Хентмана сможет им помочь? Или студняк с его связями среди терран и не-терран. Вполне вероятно. А агент Хентмана в ЦРУ, его бывший начальник Джек Элвуд… Но ведь Элвуд сейчас сидит в тюрьме. Впрочем, Даже если ничего не получится, у них будут здесь другие дети. Правда, они не заменят утраченных, но это было бы хорошее знамение, слишком хорошее, чтобы его отвергать.
— Ты любишь меня? — спросила Мэри, приблизив губы к его уху.
— Да, — искренне ответил Чак, и тут же воскликнул: — Больно! — потому что она вдруг укусила его, чуть не отхватив мочку уха.
И это тоже выглядело знамением, хоть он и не мог сказать, добрым или дурным.
Примечания
1
Caritas — Любовь как христианская добродетель (в Новом Завете греческое слово «агапэ», греч. αγάπη, лат. caritas) — любовь без основания, причины, корысти, способная покрыть любые недостатки, проступки, преступления. Одна из трёх главных добродетелей христианства; вера, надежда, любовь, но любовь из них большая.
2
Idee fixe — устаревший медицинский термин, обозначавший одержимость человека навязчивой, маниакальной идеей. В современном словоупотреблении (иногда ироническом) - идея, всецело увлекшая, захватившая человека.
3
Ad Hoc — в данном случае (лат.).